Там так холодно

Борис Петров (2025)

Рита попадает в психбольницу. Ее привозят после того, как она пытается сжечь свою квартиру. Зам. зав. отделения Максим Сергеевич хочет разобраться в причинах болезни, чтобы помочь пациентке. Повествование разделено на сцены из жизни больницы и семьи Максима Сергеевича, чередующиеся с записями аудиодневника, перепиской Риты с другом по переписке и его рассказами, которые он присылал ей вместо ответов или комментариев на ее проблемы.

Пятница, 18 ноября 2022 13:23

— Максим Сергеевич, вы заняты? — молодая врач осторожно вошла в кабинет, бесшумно прикрыв за собой дверь. Подслушать их никто бы не смог, но девушка с первых дней усвоила правила, что и у стен нет-нет, да вырастают уши.

— Отчетность, — с отвращением ответил Максим Сергеевич, не отрывая взгляда от экрана. Больные поели, кого положено укололи, остальные отдыхают. Есть несколько часов, чтобы возненавидеть человечество, верящее только документам и формулярам.

— Присаживайтесь, мне еще несколько минут надо пострадать.

Девушка хихикнула и села напротив, подперев голову руками, локтями придавливая журналы инструктажей. Она смотрела на него и улыбалась, следя за напряженным лицом. Если бы в кабинет вдруг вошла Альбина, она бы без подсказки решила, что они любовники. И, как всегда, ошиблась. Жена не раз пыталась уличить мужа в связях с медсестрами, ординаторами или пациентами, пока в один из скандалов в больнице ей не вправила мозги Марина Игоревна. Альбина успокоилась, прекратив ревновать мужа, но затаила обиду, что он оказался таким верным и правильным.

На самом деле Максим Сергеевич и Евгения Николаевна, которую он всегда называл по имени отчеству, не опускаясь до Женя или Женечка, любил свою подчиненную, как и всех остальных, но ее особенно. Девушка была замужем, Максим Сергеевич очень нравился ей и как мужчина, но дальше искренней дружбы и, пожалуй, братской любви, они не хотели двигаться. Да и сил на это не было, работа отнимала все, и часто хотелось просто попить кофе или чай, посидеть рядом и помолчать, понимая все без слов, чувствуя плечо друг друга. Максим Сергеевич умел дружить с женщинами, и они отвечали ему взаимностью, иногда обижаясь, что он не сделал шаг вперед, не завоевал или хотя бы очаровал, можно и без продолжения: приятная и ничего не значащая игра зависимых людей.

— Ты зря улыбаешься. Скоро сама будешь сидеть и заполнять отчеты, — он посмотрел в умные голубые глаза и улыбнулся в ответ. — Тогда уже я буду сидеть напротив и списывать твой список патологий.

— Я не против, — она погладила его пальцы. — Мне кажется что вы, Максим Сергеевич, слишком много на себя взяли. Мы все это видим и хотим помочь.

— И помогаете — главное работа, наши пациенты, а с этой гидрой я как-нибудь сам справлюсь, — он проверил документы и отправил отчет по системе. Сегодня искусственный мозг был к нему благосклонен, и отчет принял с первого клика. — Что случилось, Евгения Николаевна?

— Пришла мать Маргариты Смирновой. Она ждет заведующего для разговора. Со мной разговаривать отказалась: «Я с вами разговаривать не буду! У вас не тот уровень». Вот так, дословно. В первый раз таких людей вижу, хотя вы меня предупреждали, а я надеялась, что никогда не встречу. Знаете, она такая равнодушная и жестокая. Вот честно, прямо льется из нее это, как грязь. Я с трудом сдержалась, чтобы не ответить, все хотела спросить, почему она только сегодня пришла, ее же еще в выходные оповестили, передали все контакты. Я сама передала, по телефону она совсем другая, а в живую просто монстр!

— Как я и ожидал — типичная психопатка. Придется ей до лета сидеть, пока заведующего не назначат, — хмыкнул он.

— А почему вас не хотят назначить? Вы и так всю работу выполняете, пациенты вас любят, коллектив уважает и любит.

— Нет, меня нельзя: не лоялен, дерзок, политически безграмотен. Моральные качества тоже не годятся, у заведующего должны быть скелеты в шкафу, чтобы он гнулся в нужную сторону.

— То есть потому, что вы хороший человек, вам нельзя быть руководителем? Надо типа нашей Ольги Васильевны, так что ли? — Евгения возмущенно вздернула веснушчатый нос. — Она же людей не любит, каменная и безразличная. Ей бы всех в овощей превратить!

— Ну-ну, не надо переходить на общественный нарратив. Никто и никого в овощей не превращает. Ольга Васильевна хороший врач, и она не всегда была такой. Она старше меня, и я помню, какой она была. Когда-то и тебе придется выстроить стену и запереться наглухо, как и всем нам. Иначе ты не выдержишь и попадешь в свое же отделение. Ольга Васильевна достаточно пострадала, чтобы так ужесточиться, и в чем-то она права, но не всегда, — он взял ее ладони и мягко сжал, смотря прямо в глаза.

— Вот только не говорите, что и вы заперлись в замке, — буркнула она, слегка покраснев. Если бы он сейчас ее поцеловал, она бы не была против.

— У меня скорее дамба, которая слегка подтекает, — пошутил он и встал, — надо поговорить с этой гражданкой.

— Курбатова Галина Алексеевна, — напомнила Евгения, поправляя на нем галстук.

Он сделал очень строгое лицо, как положено начальству, и они вышли.

— Кто вы? — высокая и болезненно худая женщина шестидесяти лет смерила Максима Сергеевича недовольным взглядом.

— Царев Максим Сергеевич. Я заместитель заведующего стационаром. Антонова Евгения Николаевна, лечащий врач вашей дочери Смирновой Маргариты Евгеньевны.

Женщина поморщилась, разглядывая их с ног до головы. Особенно ее лицо исказилось, когда он назвал фамилию ее дочери.

— Я уже сказала вашей девчонке, что буду разговаривать только с заведующим! — почти крикнула она на Максима Сергеевича.

— Тогда вам придется подождать. На данный момент я исполняю обязанности заведующего отделением, поэтому либо вы говорите со мной, либо запишитесь на прием к главврачу.

— Они послали меня сюда, — недовольно проворчала женщина. — И что натворила моя дочь? Почему ее заперли в психушку?

— Во-первых, давайте называть людей по именам, — он отодвинул стул и посадил Евгению Николаевну, покрасневшую от возмущения. Сев рядом, он долго смотрел на женщину, ожидая от нее ответа.

— Итак, Галина Алексеевна, что вы хотели узнать?

— Я бы хотела узнать, почему моя дочь Маргарита находится у вас. Будьте так любезны, — издевательским тоном ответила она, холодным взглядом смотря ему прямо в глаза. Евгению Николаевну она непросто игнорировала, а не видела, словно ее нет или она стул.

— Ваша дочь Маргарита Евгеньевна поступила к нам одиннадцатого ноября вечером в критическом состоянии. Она пережила сильный стресс. Ее состояние требовало незамедлительной помощи, а именно вывод из ступора и компенсацию состояния для выравнивания психического состояния. Я не стану грузить вас терминами, если захотите, то вы можете запросить выписку из ее карты, где все расписано, как положено. Но эта информация на данный момент недоступна, и у вас должно быть основание, чтобы ее получить. Главное, что вам надо знать, так это то, что Маргарита Евгеньевна находится в очень тяжелом состоянии, ей требуется долгое и сложное лечение. Пока посещать ее нельзя. К сожалению, мы вынуждены ограничить любые контакты до стабилизации состояния. Важным фактором разрешения посещений будет ее решение.

— Я ее мать! Я имею право навестить мою дочь! — она вскочила и уставилась сверху вниз горящими гневом глазами.

Максим Сергеевич жестом предложил ей сесть, Евгения Николаевна поставила стаканчик с водой перед ней и поспешно села на место. И вовремя, Галина Алексеевна бросила стаканчик в стену. О, что только в нее не бросали, молчаливая свидетельница людской слабости и не заметила.

— К сожалению, пока посещения запрещены, — повторил он, выдерживая взгляд.

— Я требую поменять лечащего врача! Эта малолетка ничего не знает! — Галина Алексеевна ткнула пальцем в покрасневшую девушку, не удостоив ее и малой части гневного взгляда.

— У меня нет оснований менять лечащего врача для вашей дочери. Евгения Николаевна хороший специалист, и мы вместе определяем ход лечения Маргариты Евгеньевны. Я доверяю Евгении Николаевне и буду помогать при необходимости. Ваша дочь в надежных руках, в руках профессионального и отзывчивого врача, какой и нужен Маргарите Евгеньевне.

Когда рыбу бросают на песок, она пытается дышать, широко и конвульсивно открывая рот, и выглядит при этом гораздо эстетичнее, чем молчаливая маска древнего ревнивого божества, исказившая лицо Галины Алексеевны.

— Я этого так не оставлю, слышите меня? Через неделю я заберу дочь домой, а вы отправитесь в суд!

— Это исключено. Вы можете запросить через суд проведение медэкспертизы, но любая комиссия не разрешит вам забирать Маргариту Евгеньевну из стационара. Пожалуйста, поймите, что ваша дочь находится в очень сложном состоянии. Ее психическое здоровье сильно пострадало, и ей необходимо длительное и спокойное лечение. Все лечение пройдет по полису ОМС. Если у вас есть информация о ее полисе ДМС, то, пожалуйста, сообщите нам страховую компанию, чтобы мы смогли наладить с ними контакт.

— Я не знаю, что у нее там есть, — бросила она. — Спросите у нее сами. Что ж, она получила то, что хотела. Она никогда не слушалась мать, вот и попала в психушку.

— Вы слишком жестоки к ней, — возмутилась Евгения Николаевна. — Ваша дочь серьезно пострадала, и выяснять отношения, а тем более укорять ее нельзя! Этим вы только усугубите ее состояние.

— Это моя дочь, и я знаю, что для нее лучше. Уж не думаешь ли ты, недоросль, что я буду слушать мнение такого ничтожества, как ты? Увидимся в суде, — она направилась к двери и, задержавшись, бросила на Максима Сергеевича холодный взгляд. — Вы даже не знаете, с кем связались. У меня есть выход на Бастрыкина.

— До свидания, Галина Алексеевна. Если вы захотите узнать о состоянии вашей дочери, то прошу не стесняться, — Максим Сергеевич встал и сделал вежливый жест, приглашая к примирению, но Галина Алексеевна вышла, громко хлопнув дверью. — Они нам так скоро дверь сломают.

— Господи, как же она ее ненавидит, — Евгения закрыла лицо руками, но не заплакала, с трудом сдержавшись. — Я бы точно ушла из дома с такой матерью.

— Возможно, что наша Рита так и сделала. Это видно по Галине Алексеевне, она никак не может ей этого простить. Как Рита поела?

— С трудом, только суп. Марина Игоревна кормит ее с ложечки, как ребенка. Если давить, то ее рвет, пока задыхаться не начинает. Это не булимический синдром, похоже, но мне кажется, что не он. По-моему, она хочет что-то выплюнуть, вырвать из себя. Хорошо, что больше не пыталась рвать волосы и расцарапывать кожу. Марина Игоревна до мяса отстригла ногти и побрила с Мишей. Она его слушается, но не боится. Просто с ним как-то спокойнее, как и с вами. Она ждет вас, я видела по ее глазам, но говорить она не хочет. Я по ночам спать перестала, все о ней думаю и плачу.

— А вот это зря. Я тебе выпишу рецепт, сама за собой последи, чтобы не довести, хорошо?

— Не надо, я пока справляюсь. Честно-честно, — она с улыбкой посмотрела на него, такая маленькая и доверчивая, будто бы не было стольких лет учебы и трех лет самостоятельной практики после ординатуры.

— Хорошо, но я слежу за тобой, — он показал двумя пальцами на свои глаза и ткнул в нее пальцем, сделав очень строгое лицо.

— А я за вами, — Евгения повторила жест, встав к нему лицом к лицу. — Спасибо.