1907

Бо Ларсон (2024)

Когда-то на этих мрачных улицах изуверствовал Джек Потрошитель… Настали новые времена, технический прогресс изменил жизнь людей, но вот пороки остались те же самые. И вновь на улицах Лондона льется кровь, вот только неведомый убийца-декадент по прозвищу «Садовник» убивает не проституток, а юных, чистых девушек. Впрочем, у каждой жертвы есть своя зловещая тайна, свой скелет в шкафу. Скотланд-Ярд, как обычно, бессилен, и остановить изувера может только один человек… Обложка: MidJourney

7

В полицейском участке силы оставили меня. Я опустился в кресло в кабинете Лестрейда и прикрыл глаза. Инспектор понимающе хмыкнул и отправился в морг, где патологоанатом Том проводил экспертизу тела.

Платок с надписью, письмо, цветы, книги, трупы в виде цветов, имена девушек, библиотека, в которой бывали девушки, пять постоянных посетителей… Гай Барлоу и Юджин Блащиковски имеют железное алиби — на момент убийства они находились за решеткой. «Выводы, выводы, Ватсон», — голос Шерлока. Но выводов у меня не было.

Может быть, я ошибся, и все эти ниточки, что тянутся к отделу французской поэзии Лондонской библиотеки — лишь моя фантазия? Может быть, Садовник никак не связан с книгами? Я достал письмо убийцы, перечитал.

Да, написавший это, определенно, является символистом. Между тем, в Англии это новомодное литературное течение не пользуется большой популярностью. Насколько я знаю, самые неистовые поклонники символизма — французы и русские. Напрямую связанное с декадансом, это направление тяготеет к депрессии, нигилизму и, в конечном итоге, к смерти. Я встречал одного поэта-символиста, так он по десять раз на дню грозился совершить самоубийство. Впрочем, он жив до сих пор и даже находится в добром здравии.

Я вынул из кармана платок, найденный на месте преступления. Шелковая, приятная ткань, строгие линии: платок скорее мужской, чем женский. Слово «ИРИС» вышито недавно, так как дырочки на месте проколов еще не закрылись полностью. Я понюхал платок. Что-то очень знакомое. Ах, да! Так пахнет и письмо Садовника. Чрезвычайно нежный, трудноуловимый и приятный запах.

Вернулся Лестрейд.

— Ирэн Вулф была изнасилована, доктор, — с порога сообщил он. — Девственная плева разорвана, внутри Том обнаружил семя.

Бедняжка! Ей пришлось пройти через все круги ада. Мои кулаки сжались в бессильной злобе.

— Нужно действовать, Лестрейд. Садовник готовит новый удар. Скорее всего, это будет девушка по имени Розамунд. Как вы думаете, сколько в Лондоне девушек семнадцати-восемнадцати лет по имени Розамунд?

— Вы шутите, доктор?

Я и сам не знал, шучу ли я.

— Инспектор, нам нужно срочно посетить одного француза.

8

Месье Доминик Леруа имел весьма примечательную внешность: необычайно правильные черты лица, тонкие усики над четко очерченными красными губами, аккуратная бородка-эспаньолка. Он был похож на господина с тех дамских картинок, что продают во многих лондонских лавках и на рынках. Возраст Леруа было затруднительно определить: ему можно было дать как двадцать лет, так и тридцать пять.

— Кто вы такие, господа? — спросил он с заметным французским акцентом.

— Доктор Ватсон, частный сыщик.

— Инспектор Лестрейд, Скотленд-Ярд.

Мы стояли посреди великолепно обставленной гостиной в отличном особнячке в районе Пимлико, который газеты называли «благородным районом, посвященным настоящим мужчинам, которые не настолько богаты, чтобы понежиться в собственном доме в Белгравии, но достаточно богаты, чтобы жить в частных домах». Судя по всему, семья Леруа была довольно состоятельной.

— Чем же я заслужил внимание полиции и частного сыщика? — недоуменно спросил Леруа.

— Месье, мы расследуем жестокое убийство двух девушек шестнадцати и семнадцати лет.

Француз удивленно приподнял брови.

— Но я-то здесь при чем?

— Терпение, месье, — попросил я. — Дело в том, что вы являетесь постоянным посетителем отдела французской поэзии Лондонской национальной библиотеки, а часть улик указывает, что убийца встретил девушек именно там.

— Боже мой, какая чушь! — взволнованно воскликнул француз. — Вы подозреваете меня на основании того, что я хожу в библиотеку?!

— Я не говорил, что подозреваю вас, месье Леруа, мы прорабатываем основную нашу версию.

«И единственную», — подумал я.

— Я не совершал на территории Англии никаких преступлений, — горячо заявил француз, от волнения его акцент усилился и в речи начали появляться ошибки. — Я есть законопослушный гражданин.

— Месье, это лишь стандартная проверка, аналогичную работу мы проводим со всеми остальными постоянными посетителями отдела библиотеки.

Эти слова, казалось, успокоили Леруа.

— Что ж, я вас понимаю, — кивнул он. — Я готов ответить на ваши вопросы.

— Спасибо, месье.

— Давайте присядем, — он кивнул на кресла у большого камина.

Присев, Леруа взял коробочку с гавайскими сигарами, предложил нам, но и я, и Лестрейд вежливо отказались. Француз закурил.

— Итак, я слушаю вас.

— Месье, когда вы в последний раз посещали Лондонскую библиотеку?

— На прошлой неделе. Если быть точнее, во вторник.

— Вы видели там эту девушку?

Я показал французу фотографию Ирэн.

Леруа внимательно и даже как будто, оценивающе, посмотрел снимок.

— Нет, эту девушку я не видел, но точно помню, что в зале было две девушки. Они пришли вместе.

— Можете их описать?

— Я не разглядывал их, господа, — Леруа скривился. — Помню, что одна девушка, милая невысокая блондинка, была в пышной лиловой юбке, в коротком пальто-пелерине то ли бежевого, то ли коричневого цвета; с блондинкой была рыжеволосая, очень живая юная леди, на которой было надето это ужасное полосатое пальто в русском стиле, что, к моему стыду, делает мой бывший соотечественник Поль Пуаре¹. Да, на рыжеволосой девушке была розовая шляпка.

Если бы Леруа был в эту минуту немного внимательнее, он заметил бы, что его слова произвели на меня весьма сильное впечатление, так как в одной из описанных им девушек я узнал собственную дочь, Аделаиду Ватсон. Бросив быстрый взгляд на инспектора, я понял по его изменившемуся лицу, что вторая описанная девушка — Барбара Лестрейд.

— Вы говорили с ними?

— Разумеется, нет, сэр.

— Что же, с библиотекой мы закончили. Следующий вопрос: чем вы занимались вчера вечером примерно с 18.00 и до полуночи?

Леруа побледнел.

— Я бы не назвал этот вопрос деликатным, сэр, — сказал он сердито. — Вы лезете в мою частную жизнь.

— Это наша работа, — буркнул Лестрейд.

— Таковы правила расследования, месье, — я развел руками. — Мы обязаны спрашивать об этом.

— Ну, хорошо, — нехотя заговорил Леруа. — Вчера весь день я провел в бильярдном клубе «Гриндер» на Госсет-стрит, что могут подтвердить, как сотрудники сего заведения, так и его многочисленные гости.

— Отлично, месье, — сказал я. — Да, нельзя ли попросить у вас стакан воды — в горле пересохло от всех этих вопросов.

Леруа подозрительно посмотрел на меня, взял со столика колокольчик и позвонил. В гостиной появилась коренастая женщина в опрятном переднике и в чепце.

— Вы что-то хотели, месье?

— Аглая, принесите доктору Ватсону стакан грушевого сока.

Женщина ушла в кухню, вернулась со стаканом, наполненным светло-янтарной жидкостью.

— Прошу вас, сэр.

Я не без удовольствия отпил половину сока, а затем, охнув, уронил стакан на себя. На твидовом пиджаке тут же расплылось пятно.

— Дайте носовой платок, месье! — воскликнул я.

Леруа сунул руку в карман, но тут же, словно вспомнив что-то, выдернул ее.

— Какая досада, сэр, платка у меня нет! Аглая, принесите доктору полотенце. И, господа, допрос закончен?

— Это был вовсе не допрос, месье, мы просто поговорили, — сказал я.

— В любом случае, сейчас я бы желал остаться один, — безапелляционным тоном заявил француз. — С минуту на минуту ко мне должна приехать невеста.

— Скользкий тип, — сказал Лестрейд, когда мы очутились на улице.

— Инспектор, могу я попросить вас отправиться в клуб «Гриндер» и проверить алиби Леруа?

— Сделаем, сэр, — буркнул старый служака.

— А я тем временем посещу еще одного библиофила из отдела французской поэзии.

Примечания

1

Поль Пуаре (1879-1944 гг.) — знаменитый французский модельер, законодатель европейской моды начала XX в.