После того… Роман-демотиватор

Брат Мурат

В основе сюжета романа-демотиватора «После того…» — таинственное исчезновение из городского музея чучела знатного сталевара Ломова, которое расследует капитан Пантелеймон Мымрик вместе со своими друзьями. Дело осложняется тем, что за наследием сталевара — за магическим ломом, с помощью которого можно управлять миром — охотятся расплодившиеся в городке черти, распоясавшиеся бандиты, врач местной писихушки, агент Аненербе и многие иные. За всеми этими событиями бесстрастно наблюдают высшие силы.

ГЛАВА 3

Колька Селезнев, только что закончивший шестой класс, слонялся с утра без дела. Его тощая, по-детски неуклюжая фигура маячила в разных уголках городка, так он полноценно тратил своё летнее время, свободное от учебы и внимания родителей. У него, как у других, не было бабушки в деревне, а родители купить путевку в летний лагерь не смогли. Колькина мать — Алиса Селезнева — получала мизерную зарплату, работая медсестрой в заводском фельдшерском пункте. А его вполне законный, хоть и гражданский, отец Валька Распутин, уж, полгода как сокращенный с завода, перебивался случайными заработками. Предоставленный саму себе, Колька Селезнев, в конце концов, приходил к реке и ожидал здесь своего закадычного друга Стаса Мымрика. Это было место их встречи, они вдоволь здесь купались и загорали…

Когда-то давно, зимой 1941 года, когда фашистская авиация разбомбила единственный в округе мост, по льду реки была проложена дорога, по которой в тыл вывозили раненых бойцов и эвакуированных жителей, а также вывозили заводское оборудование. Говорят, тогда под лед провалилась полуторка с чекистами, перевозившими какие-то ценности. После войны власти пытались отыскать затонувший грузовик — но без результата. Потом долго еще — вплоть до развала СССР — в том месте купаться было строго запрещено. Это уже потом все дно реки излазили черные копатели да нырятели, но, однако, ничего не нашли. Говорят, еще в 1950-е годы какая-то юродивая бабка несколько раз сбегала из местной психушки и прибегала на этот берег, плевалась в воду и называла это место чертовым омутом и бесовской ямой. Потом эту бабку не то перевезли куда, не то усыпили, чтобы она не будоражила умы местных жителей своей религиозной чертовщиной.

Колька Селезнев сидел на берегу протоки и кидал обломки кирпичей, наблюдая на расходившиеся по воде кругами и повторял слова из своей любимой сказки про дурачка Емелю:

— По щучьему велению, по моему хотению…

И вдруг, после очередного броска осколка кирпича, вода в протоке забурлила, словно откуда-то со дна вырвались клубы воздуха, и на поверхность всплыла огромная щука со старым, полусгнившим деревянным ящиком (длиной около полутора метров и толщиной примерно полтора десятка сантиметров) в пасти. Она подкинула ящик к берегу и, с силой ударив мощным хвостом по воде и окатив Кольку брызгами, исчезла обратно в пучине протоки.

— Ружье, наверно!.. — подумал обрадованный Колька. — А то и винтовка какая!.. Пацаны обзавидуются теперь!..

Колька мигом спрыгнул в воду и вытащил ящик на берег, после чего смыл с него ил. На заколоченной гвоздями крышке ящика была частично сохранившаяся, выполненная белой краской трафаретная надпись, которая, как смог разобрать Колька, гласила: «Соверше… о…ретно! Опасный груз! Не вскрывать! Соб… енность государства! Под охран… НКВД!» Под этой надписью той же белой краской от руки кистью было написано: «Ст… ший упол… че… й отдела секре… х ценно… и оккул… ых артефа… в майор НКВД Федор Куроч… ин».

Колька пнул ящик ногой, отчего тот рассыпался, и средь обломков ящика в остатках сгнившей мешковины показался — к глубочайшему Колькиному разочарованию — лом… Обыкновенный лом, а никакая не винтовка… Обычный лом, какой есть практически в каждом доме. У Колькиного отца в гараже два таких… Колька взял в руки лом и осмотрел его — так и есть! — обыкновенная говенная железяка, не имеющая никакой ценности. Правда, с каким-то странным значком…

Колька обеими руками раскрутил лом и выкинул его подальше в прибрежные кусты, после чего побрел домой: каникулы — каникулами, в обед по расписанию! Разочарованный Колька ушел с берега прочь и уже не видел того, как вода в протоке — в том самом месте, откуда всплыла щука с ящиком в зубах — булькнула еще раз, выплюнув на поверхность какой-то бумажный лист, пожелтевший от времени, который поплыл по течению вниз. Лишь пролетавшие над медленной рекой стрекозы могли с высоты своего стрекозиного полета увидать тот листок с изображением орла, сжимающего в своих когтистых лапах венок из дубовых листьев с многоизогнутум крестом в центре венка. А если бы те стрекозы умели еще и читать, то, наверняка, они прочли бы и напечатанный готическим германским шрифтом текст со странным словом Ahnenerbe…

****

Получив повестку, Варвара Петровна подчёркнуто громко запричитала. Она связала свой небольшой промысел — продажу самопальной водки — с появлением повестки, грозящей подорвать её небольшое благосостояние.

— Несчастная я женщина! — причитала пьяная Варвара, сидя на кухне, широко раздвинув ладные крутые бедра, хлопая по ним своими мягонькими ладошками, одновременно хладнокровно биясь головой об трубу отопления. Но Пантелеймона, как назло, не было дома и его сердце осталось нетронутым. Ментовская жена — Лизавета Мымрик, вернувшись с ночной смены в базарном ларьке, спала, как убитая непомерной жизнью лошадь. Мымрик-младший где-то слонялся без дела.

Гул доносился с пятого Варвариного этажа по стояку до подвала. На третьем этаже жили сумасшедшие Мосины — они могли подумать, что угодно. На втором обрадовались — решили, что идут ремонтные работы. На первом этаже никого не было — хозяин уж как полгода был не то в отъезде на заработках, не то в СИЗО… В подвале же произошло некоторое возмущение.

Местный воевода нечисти — подвальный бес Карл — в это неподходящее время принимал гостей: мелких бесов и бесенят подотчетного ему района: Ха-Топа, Ха-Пито, Ха-Пупо, Ха-Моно, Ха-Вишня… Средь них находился и Варварина отрада Ха-Куко — так себе бесишко. Сам же Карл, по собственной легенде, происходил из благородного рода замковых привидений. Но вся районная нечисть знала, что его произвели в бесы за то, что Карл в свою земную бытность, хотя это тоже вполне могло оказаться очередной ложью, преуспел в написании кляуз и доносов, благодаря которому сгинули многие несчастные людишки. Ха-Куко преданно делал вид, что верит россказням беса Карла, и даже сам придумал и распространял среди других бесов выдумку, будто высокая желчь Карла появилась в районе Бермудского треугольника от соития страха чёрных людей и жестокости работорговцев. Неуклюжая выдумка с человеческими грехами снискала у Карла симпатию.

Вообще-то, Ха-Куко слыл большим драчуном, довольно часто затевал драку с другими бесами, поэтому они его сторонились. Вроде бы был, на первый взгляд, спокойным, но, ни с того, ни с сего, из-за какой-либо мелочи, мог вспылить. У него был отломан один рог — награда за буйный нрав. Ко всему ещё, он был не столь волосат, вернее шерстист, как остальные бесы, и мог бы сойти по объему волосяного покрова за обычного уроженца южных регионов.

Сейчас бес Карл производил в учебно-показательных целях прилив желчи у валявшегося в подвале вечно пьяного сантехника Матроскина, которого погнала из хаты вон его родная жена. Матроскин сидел, бездумно вращая глазами, растопырив пальцы, будто приготовился вцепиться кому-то в горло.

За всем этим равнодушно наблюдая, поодаль лежал кот в клетчатых штанах с подтяжками — кот Васька был приёмным сыном сумасшедших Мосиных с третьего этажа. Васька любил сбегать от своих чудаковатых хозяев. Причем, сбегал непременно в подвал — понаблюдать за Карлом…

— Человек — есть паразит Земли! — важно сказал Карл, указав пальцем вверх, и в этот же самый момент вдруг раздался Варварин стук по трубе. Обычно бесы не обращали внимание на такие мелочи, но Карл подозрительно посмотрел на Ха-Куко, и в это время сантехник Матроскин вышел из анабиоза, в который ввел его Карл, и открыл глаза.

— Уаааа!.. — завопил Матроскин и кинул в Карла рабочим орудием труда сантехника — разводным газовым ключом. И, конечно же, промахнулся…

Тем временем Карл опять взял ситуация под контроль, и Матроскин снова захлопнул глаза и приумолк.

— Человек — есть живой механизм для производства дерьма, — продолжил урок Карл.

Но тут опять послышался металлический гул стояка. Карл намекающе посмотрел на Ха-Куко.

— Это, по-моему, тебя… — сказал он ему строго, указав на трубу.

Ха-Куко, елейно потупившись рылом, откланялся и извернулся в квартире своей ласковой хозяюшки, дымным серным столбом встав перед Варварой… Сквозь пелену слёзной влаги она не сразу рассмотрела свою последнюю отраду, а рассмотрев, не промахнулась — она бросилась на шерстистую, костлявую бесовскую грудь с криком:

— Ой, посодют меня одинокую!.. — и, выдвинув нежнокожую челюсть, разъяснила: — Менты, волчары позорные, дело шьют!..

Ха-Пупо нахмурился — он прекрасно знал о том, что в милиции очень хорошо умели шить дела. Там с этим справлялись даже лучше, нежели с поиском и ловлей опасных преступников. Иногда даже казалось, что сотрудников органов специально готовят в швейном техникуме. Ну, по крайней мере, практику они в нем проходят точно…

****

Три неразлучных еще со школы подружки, полуграции Вера, Надя и Люба решили заняться бизнесом. Они целых два битых часа усиленно мозговали, отчего даже очень устали с непривычки, но они так и не могли решить, чем бы им заняться. И, в конце концов, за неимением других талантов, решили, все-таки, заняться проституцией. На волне подъема кооперативного движения подружки зарегистрировали швейный кооператив и заняли некую площадь в подвале дома по улице Космонавтов, причем, с отдельным входом, а на улице к стене над дверью прибили вывеску, которая гласила, что здесь находится мастерская по пошиву одежды «Сосёнка». Оборудовали помещение для утех кроватями, на всякий случай принесли откуда-то некое подобие швейных машинок, расставив их по столам, подобранным возле свалки у столовой, развесили ковры и разные цветастые плакаты да картины, которые они утащили из ленкомнаты завода и из раздевалки местной бани, накупили спиртных напитков, сами приготовили закусочки… И всё у них пошло, как по маслу… И клиенты пошли… (Была в «Сосёнке» и своя «Книга жалоб и предложений». Буквально за месяц работы заведения, «Книга» наполнилась такими отзывами, что, воспитанному в духе семейных ценностей человеку, было откровенно стыдно читать ее. Впрочем, многие мамоновцы из числа тех, у кого наблюдался недостаток денежных средств, дабы оплатить услуги граций, приходили в «Сосенку», как в библиотеку, с одной лишь целью — почитать ту «Книгу». Через некоторое время «Книга» исчезла, а затем на прилавки книжных магазинов вышел новый эротический бестселлер анонимного автора Х.Т., в котором многие без труда узнали действующих лиц заведения и их клиентов.)

Однако, не искушенным девушкам вначале пришлось работать в долг, потому что у большинства клиентов просто не было денег, а некоторые клиенты, вообще, напивались и начинали буянить и обзывать их всякими нехорошими словами. Тогда героини кооперативного движения обратились к культуристу и жесткому парню Дамбе Богдану Хутухтовичу, чемпиону Мамоновского района по боксу, отсидевшему три раза по пятнадцать суток. Богдан защищал девочек, выбивал долги и обламывал рога разбушевавшимся клиентам. Надо сказать, что он и сам был неравнодушен к противоположному полу и бухал, как настоящий мужик. Напиваясь, Богдан говорил, что в прошлой жизни он был хутухтой всея Монголии Джебцзюдамбой, и что он от него унаследовал страсть к бабам и кутежам. Но девочки на него нисколько не обижались, наоборот, старались всячески ублажать его. И жили они, как говорится, душа в душу — как одна большая семья. Шведская, причем…

Однажды, когда, все клиенты разошлись, а новых не ожидалось по причине сильных осадков в виде дождя, боясь промокнуть, девушки решили остаться и заночевать в борделе, как вдруг неожиданно в дверь кто-то назойливо позвонил.

— И кого это чёрт в такую погоду носит? — недовольно пробурчала Вера и пошла открывать.

Открыв дверь, в свете сверкнувшей молнии Вера увидела настоящего черта и завопила, сделав попытку сбежать. Но чёрт изловчился, закрыл её рот лапой, и занес обратно в помещение для увеселений. Увидав беса, сгребшего в охапку Веру, Надя и Люба схватили, что попало под руки, и приготовились обороняться.

— О!.. Здравствуйте, милые девушки наилегчайшего поведения! — сказал, как можно ласковее, чёрт. — Не бойтесь меня, я вам не причиню никакого вреда, более того, обещаю покровительство, ибо у нас с вами одно общее дело. А зовут меня Ха-Топа.

— Ты нас не съешь? — спросила Надя, дрожа от одного вида ласкового оскала Ха-Топа.

— Я милых, красивых дам не ем, — сказал гордо Ха-Топа, — я ими предпочитаю пользоваться! И притом за солидное вознаграждение!

— А не хотите у нас заказать костюмчик? — игриво поинтересовалась Люба. — Троечка бы вам очень пошла…

— Что ж… Троечка — так троечка… — ответил, смеясь, Ха-Топа. — Я и троих осилю…

****

Как известно, Луна обращена к своему сюзерену всегда одной и той же стороной. Десятки тысяч астрономов, как профессиональных, так и любителей, каждую ночь нацеливают на луну свои телескопы. Кто это проделывает исключительно из любопытства, а кто и ради познаний. Как бы там ни было, но этой ночью мамоновский астроном-любитель Сидор Чекушкин, глядючи на небесное светило в свой самодельный телескопишко, зафиксировал на темной стороне Луны слабую вспышку странного света. Как ему удалось заглянуть на обратную сторону земного сателлита — доподлинно не известно, однако, Сидор Чекушкин тут же написал письмо, в котором он подробно описал увиденное, и, как только открылось почтовое отделение Мамоново, отправил то письмо по трем адресам — в Российскую Академию Наук, в NASA и в Спортлото.

Уже через пять минут после того, как Сидор Чекушкин скинул на почте письма в ящик для сбора эпистолярной макулатуры, по Мамоново поползли разные слухи. Уфологи, радостно потирали руки, утверждая, что, наконец-то, прилетели инопланетяне и научат землян таким высоким технологиям, как, например, излечение рака и иных смертельных заболеваний, создание альтернативных источников энергии, преодоление пространства без временных затрат, а также, как догнать и перегнать Америку, гнать самогон из воздуха, и решат извечные два российских вопроса — что делать и кто виноват.

Третий извечный российский вопрос — кому на Руси жить хорошо — населению Мамоново, впрочем, как и населению всей страны, был понятен и без всяких там инопланетян, а потому мамоновцы всячески стимулировали своих чад хорошо учиться в школе, дабы поступить в институт, после окончания коего устроится чиновником или пойти в депутаты. На худший случай — устроиться на работу «в офис». В маргинальной же среде Мамоново существовала альтернативная версия того, кому на Руси жить хорошо, от того выходцы из той среды стремились исключительно в рэкетиры и проститутки.

Сторонники Теории Мирового Заговора, столь любимые главврачом местной психиатрической больницы, заговорили о том, что Рокфеллер Ротшильдов, войдя в сговор с масонами, сионистами и ниндзя из клана Тамплиеров, произвел на Луне испытание нового барротермонаномакроядерного оружия с целью поработить всю Землю.

Бабки же на мамоновском базаре, подозрительно оглядываясь и крестясь, зашептались о скором пришествии на землю Дьявола, о скором Конце Света, после чего потянулись в мамоновскую церковь святого Владимира Самозванного, дабы поставить свечки во спасение своих душ и банковских сбережений.

Жизнь, с ее всевозможным, втекающими и вытекающими парадоксами и хитросплетениями, неспешно текла, а Сидор Чекушкин, который был не только астрономом-любителем, но и дворником мамоновского ЖЭУ-5, терпеливо мёл и мёл двор. А двор нуждался в том, чтобы его мели, дабы постоянно поддерживалась видимость чистоты. И он чувствовал свою нужность, временами. И в такие минуты, не очень любивший людей, Чекушкин от доброты душевной подкармливал голубей, называя их божьими птицы, с чем категорически не соглашался несмышленый Стас, сынок Пантелеймона, который утверждал, что голубь — это птица мира.

— Дурик!.. — беззлобно, с чувством собственного превосходства, спорил Чекушкин. — Человек не может жить в мире, ибо он, как животное — кто победил тот и прав!

— Мы за мир во всем мире! — отвечал гордо заученной в школе фразой Стасик.

— Лицемер и ханжа растёт… — недовольно бурчал Чекушкин и жалел мальчика, который совершенно ещё не знал оборотную сторону жизни.