Программа замещения

Валентина Красюкова (2024)

Можно ли вернуть людям умерших дорогих близких? В 2035 году это стало возможным, но не для всех. На западе России, в городе Н-ск, тестируется научная программа, которая может на определённое время вернуть умерших дорогих людей с помощью нейронного кодирования. Её участники «восстанавливают» своих родных благодаря уникальной технологии. Двое братьев-близнецов Смилянских, IT-инженеры, начинают борьбу против «Программы замещения», так как их близкие родственники (отец, сестра отца и жена одного из братьев), участвуя в эксперименте, «уходят» из социума, постепенно обрывая связи с живыми членами семьи и полностью погружаясь в свой нереальный мир. Все, кто подписал договор-соглашение, пытаются исправить ошибки прошлого, переписать его заново. Что происходит с людьми через год, в какие ситуации они попадают, превращаясь в биороботов, живущих в своей реальности, раскрывается на страницах романа.

Глава 3. Команда Смилянских

Пока младший Смилянский только собирался появиться на свет, старшенький уже оглашал криком родовой зал. Аккуратно промокнув теплой пеленкой, акушер уложила его на грудь маме. А ровно через десять минут у маминой груди лежало уже двое совершенно одинаковых бордовых орущих и сосущих малыша. Впоследствии Игорю казалось, что брат старше его на десять лет, а не на десять минут. С самого детства Егор опекал его, пытаясь усилить свое влияние. Он подталкивал его на полу, чтобы Игорь полз вместе с ним, показывал, как нужно крутить педали велосипеда и как вскарабкиваться на высокую ограду.

Игорь знал, что является отражением своего брата, а не наоборот. «Как Игорь похож на Егорку!» — всегда говорили в их окружении. А дома летело из разных углов: «Игорь! Поспеши! Догоняй братишку!», «Игореня! Садись за уроки, Егор уже делает!», «Игорь! Старайся, как твой брат, видишь, у него хорошо выходит!», «Игорек! Надо стремиться поступить в вуз, Егорша вон как из штанов выпрыгивает!» И он спешил, садился за уроки, старался и стремился.

Ему и самому нравилось находиться в тени своего брата, так было спокойней, комфортней и надежней. Никто не требовал от него смелых поступков, не ругал за ошибки, не осуждал за неправильное решение, не стыдил за допущенные промахи. Всегда труднее первопроходцу: на нем вся ответственность, к нему все претензии и нарекания. Ну а если повезет, и первый выиграет, добьется, достигнет, победит, значит, не только он, но и его команда чего-то стоят. Случайные люди не идут с лидерами. Игорь никогда не примерял на себя громкую славу или широкую известность. Он не завидовал брату, скорее, был благодарен ему, как благодарен путник тому, кто проложил удобную тропинку, кто прошел первым, ничего не страшась. Именно за это он любил и уважал Егора — за отвагу. Сам же был его командой, другом, помощником и братом, его отражением в зеркале.

Проявляя свои таланты еще во время учебы, после окончания университета они с Егором углубляли свои знания в языках программирования с помощью онлайн-курсов, часами сидели над новыми разработками. Егор генерировал идеи, обладая нестандартным мышлением, и вместе с братом они разрабатывали их, последовательно доводя до успешной реализации.

Старший вел их корабль в другие неизведанные дали, и младший брат без малейших колебаний садился к нему на судно, еще не зная, куда оно приплывет, но, бесконечно доверяя Егору и не боясь осуждений и поражений, греб с ним до конца.

И только, когда Игорь познакомился с Сандрой, понял, что теперь в его жизни появился другой важный для него человек, что он свободен в своем выборе и что он тоже может править лодкой. Он не является больше повторением брата, а значит, в состоянии покинуть зазеркалье. Он — мужчина влюбленный, счастливый и самодостаточный. Ему хватило двух встреч в парке с посещением аттракционов, двух вечеров в маленьком, уютном кафе «Ломбардина» и одной бурно-счастливой ночи в отеле «Ладога», чтобы предложить Сандре съехаться, в надежде остаться вместе навсегда.

Уже через неделю они просыпались вместе в небольшой, но уютной квартире, которую Игорь не так давно приобрел в ипотеку. Вскоре он позвонил старшему:

— Братуха! Я нашел ее!!! — кричал он в трубку Егору.

— Кого? — не понимая, но улавливая счастливые нотки в голосе Игоря, спрашивал брат. — К-кого ты нашел?

— Я сказал — ее! — сделал ударение на последнем слове младший.

В мобильнике раздавалось радостное мычание, какие-то непонятные, но счастливые возгласы, чей-то гомон и гиканье полупьяных отдаленных голосов.

— То-то я тебя уже н-неделю не видел! Хорош, молодец! Работа, р-работа, — шутливо укорял он Игоря. — А как зовут т-твою работу? Ноги у нее к-красивые?

— Сандрой зовут! И ноги то, что надо! — не сдерживая радостного возбуждения, кричал Игорь по громкой связи.

— Когда д-дома объявишься? Родители заж-ждались уже!

— В субботу часиков в двенадцать подъедем! Чур, смотрины не устраивать! Просто знакомство! — звенел в мобильном голос брата.

— П-передам! — рассмеялся Егор. — Ждем тебя на даче в Шуйском! Рад за тебя, Иг-горюня! — и они оба одновременно отключили телефоны.

* * *

Игорь ушел с фирмы Левитина, где они с братом проработали несколько лет, неожиданно и стремительно.

В январе после сильных морозов и промозглой стужи зарядили дожди, и оттепель тут же изменила городской пейзаж — по улицам потекли реки нескончаемой талой воды, земля оголилась, показывая лоскутки зеленой травы и осеннего забытого мусора.

Выпивая утром свой крепкий, заваренный в турке кофе, он взглянул на смарт-часы и понял, что десять по Цельсию стоит со знаком минус. Укутав горло теплым синим шарфом и схватив на ходу зимнюю пуховую куртку, Игорь пробежал несколько шагов по вновь нападавшему сверкающему снегу и, чуть скользнув каблуком по запорошенному льду, упал спиной, подогнув ногу и крепко ударившись головой о темную твердую гладь.

Февраль он наблюдал из окон хирургического отделения городской больницы с оскольчатым переломом правой голени и сотрясением мозга. Голова гудела, зрение явно ухудшилось, и кость срасталась медленно. Он не паниковал, но понимал, что Левитин наймет нового сотрудника для проекта, над которым работал Игорь, и все его идеи и наработки плавно перейдут в чужие руки, чего бы ему не хотелось. Состояние «хочу, но не могу» выводило из себя обычно уравновешенного Игоря. Шеф считал, что ноу-хау, принадлежащее Смилянскому, является продуктом фирмы, а не отдельных работников.

В марте Игорь осторожно зашагал с палочкой по улицам, улыбаясь яркому холодному солнцу, уже будучи свободным от офисной работы. Это было его решение. И хотя головокружения еще долго преследовали его, в апреле он начал работать на удаленке. Май колыхался за окном белопенным цветением вишен, а лето для него пришло неожиданно и, казалось, навсегда.

Игорь почему-то очень хорошо запомнил этот августовский день: вязкую жару, наполненную запахом цветущих пионов, жужжащих над прожаренными кусками мяса ос, легкую суету женщин, приносящих из кухни салаты на плоских широких тарелках. Алина освобождала для них место на столе и что-то поддакивала маме. Отец колдовал над мангалом в саду: еще с прямой осанкой, красиво седеющими волосами, белыми на висках и чуть припорошенными снегом над высоким открытым лбом. И мама… Мама — живая, легкая, всегда улыбающаяся, то и дело перекидывалась звонкими словами, то с любимой невесткой, то с отцом, вовлекая его в разговор, то спрашивала о чем-то Егора, о чем-то вовсе несущественном, о чем он любил с удовольствием рассказывать.

И над всей этой суматохой, ничего не значащими, легкими, как крылья бабочки, разговорами, игрой в переглядки, веселым шушуканьем семьи Смилянских витало неуловимое приятное чувство единения, привязанности и дружелюбия.

Затем в саду у родителей появится Игорь, ведущий за руку немного стеснительную высокую сероглазую блондинку. «Это моя девушка!» — коротко представит он Сандру. И все еще больше засуетятся, отодвигая стулья, подсовывая ей разного рода закуски, пахнущее костром, красиво обжаренное мясо, нахваливая дымящиеся на столе блюда. И вот уже полилась над верандой веселая болтовня, защебетали высокие голоса женщин, загудели баритоны и басы мужчин, запыхтел старый, видавший виды самовар, зазвенели струны расстроенной шестиструнной гитары.

— Хорошая у тебя семья, Игорь, веселая, дружная, — скажет потом ему Сандра. — Мама — такая замечательная женщина. Улыбчивая.

Когда солнце стало опускаться к озеру, закрашивая даль розоватой дымкой, прячась сначала в долговязых соснах, а потом и в зарослях черничника, изредка пробиваясь сквозь густые ветви, за семейным столом зажурчали истории, загудели воспоминания, и полились, как ручей, неспешные беседы.

Да, действительно, много дней прошло после того застолья… Там в этом обрывке августа, они все были на год моложе — мама была живая, отец оставался сильным и счастливым, Егор и Алина ожидали малыша, а Игорь нашел свою девушку.

Сандра, разомлев от гостеприимства, добродушия и участия, совсем успокоилась, рассказывала случаи из своей врачебной практики и напоследок, когда все засобирались на электричку, упомянула об эксперименте, который уже месяц проходил в области.

— Ученые, — рассказывала она, — разработали программу, которая может на определенное время вернуть людям умерших близких с помощью нейронного кодирования.

— Это как же? — удивленно подняла брови мама.

— Если вы соглашаетесь на участие в эксперименте, проходите подготовку, ваш мозг настраивается на тот объект, который вы хотите видеть рядом с собой, и, принимая медикаменты, у вас возникает устойчивая галлюцинация, вы можете не только узнавать его, но слышать и ощущать, как объект реального мира. Ученые полагают, что впоследствии они смогут лечить тяжелую депрессию, если причиной ее является смерть близких, а может, и еще ряд заболеваний.

— Как, говоришь, эксперимент называется? — спросил тогда отец.

— Программа замещения. Считается, что пациент за время этой «замены» свыкается с мыслью, что его близкого уже нет среди живых, и может более адекватно воспринимать потерю.

— Даже не знаю, что сказ-а-ать? — протянула мама. — Представить не могу, но пытаюсь понять людей, которые на это идут.

Она мельком оглянулась на папу, как бы оценивая свое самое дорогое, и, по-видимому, сразу отогнала плохие мысли.

Солнце совсем закатилось. Из темноты выступали рыжие стволы сосен. Два фонаря по краям участка рассеивали свой свет на выложенную камнями дорожку, на пышное цветение флоксов и кустарники малины.

Заскрипели, открываясь ворота, и толпа стала таять, исчезая за ними. Жаркий августовский день растворился в темноте ночи.

Но Игорь вновь и вновь мысленно возвращался туда, где все еще были счастливы.

* * *

Споткнувшись о высокий бордюр, он поднял глаза и сразу заметил человека, который придерживал шляпу, боясь, что порывы ветра сорвут ее с головы. Где-то он уже видел эти глаза. Он не мог понять, что в них притягивало взгляд, где он их уже видел? Пройдя еще несколько шагов, он остановился, как пригвожденный. Его пронзила одна мысль. Егор вспомнил, где встречал этот взгляд и почему он его так волнует. Несколько дней назад он заметил отца недалеко от их дома, проходящего мимо детской площадки, и быстро перешел на его сторону в надежде поговорить с ним, но разглядел эти пустые глаза и остановился. Взгляд их был направлен внутрь себя, они ничего не излучали, не отражали дневной свет, ничему не радовались, никуда не стремились. Они общались не с внешним миром, в котором находились, а заглядывали внутрь, как будто боялись расплескать что-то очень ценное, что принадлежит только им. Отец не заметил сына, даже глядя прямо на него. Он несся, часто перебирая ногами, по направлению к дому. Егор понял, он спешит к ней, к любимой «жене», которая ждет его в их квартире. Ведь реципиент может видеть свой галлюционный объект только в домашней обстановке и теряет его на открытых пространствах и вне привычных условий.

Еще он понимал, что теперь жизнь для отца существует только в четырех стенах, только с его Машенькой, и что его не интересует больше погода на улице, местные и мировые новости, знакомые и друзья с их посиделками. Ведь это отнимает у него время, которое он мог проводить со своей любимой. Отец боялся, что сроки подписанного им договора закончатся. Он должен был успеть не только насмотреться на нее, надышаться запахом ее кожи, наслушаться бархатистых ноток ее голоса, но и отдать то, что не успел при ее жизни, сказать, что не смог выговорить, когда она сидела напротив или стояла у окна, прижавшись к тяжелым шторам, и всматривалась в темноту, не появятся ли вдруг из-за угла ее мальчики.

* * *

Игорь спешил домой, летя над тротуаром, на ходу плавно огибая рекламные вывески, встречных прохожих и велосипедистов, летящих навстречу ветру. В эти дни ничего не было для него приятней, чем подогревать ужин усталой после работы Сандре, кутать ее в теплый ворсистый плед, пить вместе чай и слушать ее утомленный низкий голос. Сумерки медленно проникали в их комнату, освещенную размытым тусклым светом, придавая всем предметам мягкие уютные очертания.

Сандра могла говорить о своей работе бесконечно. Как врач-травматолог, она сталкивалась с человеческими страданиями ежедневно: сегодня, например, прибыл пациент, который вдруг решил облокотиться на работающую бензопилу. А вчера вереница из машин скорой помощи привезла пострадавших в аварии с лобовым столкновением. Работая в стационаре, она привыкла, что сюда привозят людей не с порезами пальцев, а с серьезными ранами и увечьями, иногда до двадцати человек в сутки.

Сандра занималась врачебной практикой еще с четырех лет: всем своим Барби и Кенам она лечила отвалившиеся пластмассовые руки и ноги, последствия колдовства злого волшебника, с легкостью вставляла вывихнутые суставы, накладывала шины, пришивала конечности и лечила ушибы, которые постоянно случались у ее несчастливых игрушек. У родителей Сандры никогда не стоял вопрос, куда их чадо пойдет учиться. В школьном возрасте она приносила домой облезлых больных котов, хромых собак, птиц с перебитыми крыльями, в эту компанию попала и морская свинка с отгрызенным ухом, и безглазый кролик. В медицинском она выбрала травматологию и после занятий подрабатывала санитаркой в больнице.

— Ты не представляешь, Игорь, какой сегодня у нас в стационаре случай был! — обхватив ладонями большую чашку, медленно и громко отхлебывала она горячий ароматный чай. — Сегодня на дежурстве поступил пациент, который упал дома и сломал шейку бедра, — она подняла огромные, серые, как дымка осеннего тумана, глаза, и взглянула на Игоря. — Он пролежал один на полу четверо суток! Сын привез его в тяжелейшем состоянии и сразу в реанимационное.

— Спасли? — участливо спросил Игорь и поправил ей спустившийся со лба светлый локон.

— Конечно! У нас такие таланты в отделении трудятся! Ты бы видел, как был счастлив его сын! — она радостно вздохнула и, обняв Игоря, прибавила: — Как я люблю свою работу!

Сидя на подлокотнике дивана, Игорь любовался Сандрой. Какая она у него фантастическая: душевная, чуткая и красивая! Он гладил ее спутанные, влажные после душа волосы и улыбался блаженной улыбкой обладателя бесценного сокровища.

— Я давно хотела сказать тебе, что у меня есть одна мечта, — она прикрыла глаза, а потом вдруг распахнула их и направила на него свой загадочный взгляд. — Я хочу уехать по программе «Врачи без границ» куда-нибудь, где моя помощь будет очень нужна!

— Прекрасная мечта! Только в больнице разве ты не помогаешь людям? — удивился Игорь.

— Нет! Ты не понимаешь! Я хочу помогать тем, кто нуждается в помощи больше всего! Тем, кто пострадал от землетрясений, голода и других катастроф, у которых нет такого оборудования, как у нас, нет элементарных лекарств! Вчера я просматривала сайт организации и на одной из страниц увидела такую фотографию, Игорь! — при этом она закрыла лицо руками и замотала головой. — Там трехлетний мальчишка сидит в палатке на кушетке, — она от волнения сглотнула слюну. — Ему осколком снаряда оторвало правую руку, а левой он сжимает в своей ручонке шоколадку, которой его угощают врачи. А в глазах такая боль и радость, смешанные воедино, слезы счастья и муки боли.

— На Земле всегда что-то происходит. Нельзя помочь всем, пойми! Ты здесь тоже на своем месте! Твои пациенты в стационаре тоже люди! — пытался переубедить ее Игорь. Он сел с ней рядом на диван и положил свою руку на ее колено, чтобы чувствовать ее. — Ты нужна им!

— У нас есть и другие врачи. И на мое место тут же придут следующие! Но не все поедут на край земли, чтобы спасать детей от чумы или лечить пострадавших от голода, землетрясений и войн. У меня нет семьи. Я могу рисковать и хочу!

— А как же я? Я хочу иметь семью с тобой! Значит, ты согласна рисковать своей будущей семьей?

— Послушай, Игорь! Я никогда не смогу просто сидеть на месте, работать в городской больнице и вечерами смотреть сериалы или читать книги, развалившись вот в этом кресле! — при этом она приподнялась и снова бухнулась на мягкое сиденье так, что диванная подушка откинулась вместе с ней на пару сантиметров. — Если я не там и не с теми, кому нужна срочная, неотложная помощь, то я зря училась и напрасно живу!

Игорь смотрел, как оживилось лицо Сандры, она порозовела, густые брови задвигались, темно-синяя жилка посредине лба еще больше напряглась, а серые глаза стреляли молниями. Локоны подпрыгивали и метались в разные стороны, при этом она выглядела еще красивее, чем когда умиротворенно молчала, думая о чем-то своем.

— Наверное, я мог бы окончить курсы спасателей и летать с тобой в горячие точки… — размышлял он вслух. Потом, вздохнув, добавил. — Мой отец, брат и его жена живут в этом городе. Они нужны мне, как воздух, но и я им необходим. Ради тебя я на многое готов, Сандра, только оставить их здесь одних, особенно после всех событий, для меня нереально. Смерть мамы совсем подкосила отца. Ты же знаешь, он теперь в эту Программу нырнул — ПЗ. Игорь говорит, что батя другой стал… У Алинки глубокая депрессия после смерти дочки — не живет, а существует. Да и братишка хоть и кремень, но он там один пытается ситуацию разрулить, как может.

Он говорил, как бы оправдываясь перед ней, перед самим собой, перед их будущим.

Алина села на пол и, обняв его колени, положила на них свою голову. Светлые кудряшки рассыпались по его ногам.

— Ты прекрасный, ты просто замечательный! И все твои родные очень милые люди! Только я не смогу сидеть на месте! Передо мной всегда будут маячить глаза с тех страшных фотографий, глаза людей с болью и отчаянием, — она долго смотрела в свою кружку и затем вновь заговорила. — Я должна быть там, где они, Игорь. Прости, что не рассказала тебе об этом раньше, но я послала свое резюме еще полгода назад и сидела все это время онлайн на курсах английского. Я говорила с людьми, которые работали в организации «Врачи без границ» не один год. Они все говорят о бесценном опыте, который приобрели, о своем личностном росте, о том, сколько еще нужно помощи таким людям.

И чем больше Сандра говорила, чем убедительней она была, тем сильнее грустнел взгляд Игоря, тем ниже опускались его плечи.

За окном от резких порывов ветра осыпались темно-рыжие листья, иногда они били в стекло, в сквере рядом с их домом зажигались тусклые огни фонарей, напоминая, что закончился еще один день.

* * *

Офис экспериментальной научной Программы замещения вот уже больше года размещался на окраине города в бывшем здании инфекционной больницы на Ивинской 15. Здание добротно отремонтировали, придали ему современный вид, поделили помещение на восемь маленьких отделений и две больших секции. Вход в офис круглосуточно охранялся и был оборудован современной техникой и камерами наблюдения.

Летом две тысячи тридцать четвертого года рабочее бюро ПЗ посещали в основном только его сотрудники и изредка журналисты местных газет. И если Центр психологической помощи «Мы с тобой» постепенно к осени стал пополняться желающими принять участие в эксперименте по медицинским показаниям, то к весне в офис Программы потекли реки желающих подписать договор из любопытства, просто проявляющих интерес граждан.

Мужчина лет сорока сидел в небольшой приемной, увешанной черно-белыми фотографиями. На некоторых из них изображались красивые женские руки, обвивающие мускулистые плечи мужчины, на других — верхняя часть мужского бедра с японскими иероглифами и женские руки, водившие по ним пальцами с изящным маникюром, на третьих — женская грудь в мужских ладонях. Здесь были все части человеческого тела в двух гендерных ипостасях, все, кроме головы.

Когда прогудела кнопка вызова, мужчина резко поднялся и решительно открыл дверь, за которой тут же исчез.

В небольшой очень светлой комнате находилось два сотрудника в сине-голубой форме, сидящих за мониторами компьютеров. Кресло для посетителя располагалось на приличном расстоянии от стола, за которым сидел, судя по выставленному бейджику, В. В. Верницкий, младший научный сотрудник, жестом пригласивший пациента сесть. И так как все данные уже были внесены, сотрудник задал ему вопрос совершенно бесстрастным, ровным голосом:

— С какой целью вы решили участвовать в Программе?

— Я хочу увидеть своего умершего отца, — тут же, не задумываясь, ответил пациент.

— Вы предупреждены, что Программа экспериментальная? — скорее утверждая, чем спрашивая, сказал сотрудник. При этом он не удосужился выглянуть из-за монитора.

— Да, конечно.

— Минимальный срок — шесть месяцев. Не будет ли это для Вас большой психологической нагрузкой? — снова спросил голос медным тоном.

— Не думаю. Но я знаю, что вправе прервать эксперимент в любое время.

За монитором послышались невнятные звуки — то ли хмыканье, то ли покашливание.

— Но тогда Вы лишаетесь всех льгот, распространяющихся на участников Программы.

— Да, я предупрежден, — также спокойно отвечал мужчина.

— Как давно Ваш отец покинул этот мир?

— Больше трех лет. А точнее, в декабре две тысячи тридцать второго.

— Вы знаете, что в подготовительной части Программы Вам нужно воспроизвести в памяти облик Вашего отца, его голос, прикосновения, жесты, манеры? Вы уверены, что после такого длительного срока Вы в состоянии все вспомнить? — голос за компьютером приобрел окраску. — Это самый большой срок, после которого человек в нашей лаборатории пытался восстановить образ во всех подробностях. Вы согласны попробовать?

— Да. Я очень хочу этого.

— Тогда поставьте здесь еще одну подпись и проходите в эту комнату, — научный сотрудник, наконец, вынырнул из-за компьютера, одной рукой указывая, в какую дверь реципиенту надо пройти, а другой — протягивая бумаги.

Когда мужчина смело вошел в следующую комнату, он услышал за собой скептическое:

— Ну что, ассистент, давай попробуем?

* * *

Вскоре Егор позвонил брату и, обменявшись обычными фразами, сообщил, что съезжает. Его квартира находилась в десяти минутах ходьбы от родительской, и переехать обратно не составляло большого труда. Фирма «Домбровский и K°» по перевозке мебели вынесла весь запечатанный в коробки скарб. Двое рабочих сделали две поездки на лифте и, загрузив вещи, отвезли их на соседнюю улицу.

Через два часа все уже стояло на своих местах, и квартира Егора и Алины начала приобретать жилые очертания.

Когда выносили вещи сына, Семеныч только выглянул из своей комнаты, бросил равнодушный взгляд на двух рабочих со слоганом фирмы на спине «Легко и быстро!» и, открыв пошире свою дверь, крикнул в коридор:

— Смотри, Машенька, сын твой съезжает! Нечего им со стариками жить! У них и свое жилье имеется!

Младший из рабочих приветливо взглянул на старика и заглянул внутрь комнаты, чтобы попрощаться. Свет огромной оранжевой лампы у кресла хорошо освещал помещение, в котором, кроме Семеныча, никого не было.

— До… свидания, — произнес рабочий, чуть помявшись, снял кепку и перевел удивленный взгляд на пожилого хозяина. На маленьком столике у дивана стоял заварной чайник, дымящий тонкой струйкой. Над чашкой поднимался пар, и в комнате пахло чабрецом и липой. Хозяин указав на вторую чашку вежливо спросил:

— Может, чаю с нами, старика?.. — он тут же осекся, заметив испуганный взгляд парня. Опустив глаза, Семеныч махнул рукой и добавил: — Чаевничаем понемногу.

Но входная дверь уже хлопнула, и через секунду тихо загудел лифт. Семеныч, громко шлепая домашними тапочками, прошел на кухню, протянул руку к нижней полке, на которой лежала пачка распечатанного печенья, и зычно закричал в пустоту:

— Да иду я, иду-у, Машенька!

* * *

Алина вошла в свою просторную, обставленную в стиле современного минимализма квартиру и тут же нырнула в детскую. Она очень боялась, что малышка здесь «не приживется», хотя перенесла сюда все детские вещи заранее, пока Егор был на работе, разложила пеленальный столик, поставила на место отсос для сцеживания грудного молока, детские «причиндалы» и придвинула кроватку к небольшому диванчику у стены с розовыми слонами. Зная о переезде, она кодовым словом, известным только ей, отключила Программу. Делать это можно было только в исключительных случаях — так стояло в договоре.

«Ведь Егор еще не знает, что наша малышка теперь со мной. Сегодня же скажу», — думала Алина.

Муж должен был рассчитаться с фирмой грузчиков и вернуться домой. Алина заметила, как руки ее мелко дрожат, но принимать вместе антидепрессанты и серебряную капсулу было нельзя, иначе могут быть непредсказуемые последствия, о чем предупредил ее доктор Крещенский.

Ожидая мужа в тишине пустой детской комнаты, она почувствовала, как снова подбирается к ней серая, склизкая, похожая на питона сущность. «Она снова собирается наполнить меня своей тягучей тьмой, — подумала Алина. — Скорей бы Егор вернулся».

Тут же в коридоре раздался знакомый звук открывающейся двери, похожий на глубокий вздох старика.

Ключи звякнули о дно металлической коробки.

— Алина! Где ты там? — привычно спросил Егор.

Алина поспешила к нему, натягивая на ходу радостную улыбку.

— Да здесь я, зде-есь! — ответила она спокойным, как ей казалось, голосом.

Егор обнял жену и поцеловал в губы:

— Что-то случилось? — спросил он, внимательно всматриваясь в ее глаза.

— Да. То есть… нет, — замотала она головой и, подумав, добавила: — Нам нужно поговорить.

Она провела его в просторную столовую, где на стеклянном столе стояла бутылка с коньяком и рюмка, тут же желтел апельсиновый сок в высоком графине и стакан для Алины.

— Мне кажется, синеглазка, ты стала лучше себя чувствовать, — улыбнулся Егор жене. — Только сегодня ты какая-то растерянная.

— Егор, я правда лучше себя чувствую. Но это не из-за новых таблеток, — она помедлила и, набрав воздух, выдохнула со словами: — Я в Программе замещения уже третий день.

Их глаза встретились. Взгляды на долю секунды скрестились, как шпаги.

«Как я сразу не догадался, что она может на это пойти!»

«Да. Решилась. Попробуй запретить! Тебе это не удастся!» — разговаривали между собой их глаза.

«Как можно было принять такое решение одной?»

«А что ты мог сказать, кроме «нет»?» — буравили друг друга зрачки.

«Надо пробовать другие медикаменты! Не сдаваться!»

«Все мои пробы пока заканчивались провалом. Сколько можно?» — сообщала она глазами. Затем голубые наполнились слезами, а карие смягчились.

Егор притянул Алину и крепко прижал к себе, так крепко, что ее хрупкий позвоночник слегка хрустнул. Она ойкнула: «Осторожно!», и обвила руками его шею.

— Мне это очень нужно сейчас, Горша! Ты знаешь, я все испробовала. И ничего. Сама я с этим не справлюсь! Я не такая сильная, как ты! — слезы тонкими струйками текли по ее красивому, исхудалому лицу.

— Алиша! Мне тоже б-больно! Наш первый реб-бенок, которого мы так долго ж-ждали… — он запнулся. — Наша д-девочка умерла такой к-крохотной… — снова прервался, почувствовав, как в горле запершило и стало сдавливать где-то в районе кадыка.

— Ждали мы вместе, но носила ее я!!! Я чувствовала ее, как часть себя, у меня колотилось ее сердце, я рожала ее! — слезы внезапно прекратились, и Алина, осев всем телом на пол, вдруг завыла, раскачиваясь из стороны в сторону.

Егор бросился к жене, покрывая быстрыми, короткими поцелуями ее голову и мокрое лицо, что-то говорил, неразборчиво, отчаянно, яростно и обреченно. За окном, как будто услышав Алину, подвывал осенний ветер, толкаясь в стекла окон, посвистывая между рамами, прорываясь внутрь.

Через некоторое время в столовой зажегся голубой свет над большим столом, заиграла переливами хрустальная сахарница, зазвенели чайные ложки в сервизных чашках, и потянулись друг к другу руки — крепкие мужские и изящные женские.

* * *

Филипп всегда звонил другу перед походом на фитнес, еще раз обговорить время, узнать, как там его «ничего», и перекинуться «двумя словами» по работе. В этот раз мобильный звонил долго, затем громко щелкнул, и друг появился на экране со всклокоченной челкой.

— Чего тебе надобно, с-сстарче? — зевая, спросил он Филю и заморгал близорукими глазами.

— Ну, ты здоро-ов дрыхнуть! — подколол в ответ Филипп и весело продолжил: — Ладно. Как там с переездом? Удалось? — и, не дожидаясь ответа, предложил. — Идем после работы «отожмем» или?.. — так называли оба свои занятия в фитнес-студии.

— П-пока не знаю, дружище! Тут у м-меня с Алинкой неладно. Пос-смотрим, как будет. Я уже в-встаю. Молодец, что раз-збудил! На работе договорим! — бросил он коротко.

— Мне передали, что ты с шефом поругался? Опять правду-матку рубил?! — успел вставить пару слов Филипп. — А промолчать слабо было?

— Слаб-бо! Сказал же: на работе договорим! — недовольно заворчал Егор и отключился.

* * *

Игорь брел по улице, не замечая никого и лишь боковым зрением отслеживая проезжающий транспорт. Сентябрь слепил утренним, умытым дождями солнцем, раскрашивал дворы яркими красками цветущих астр, слегка касался желтизной листьев.

Он неделю не видел отца и хотел сам убедиться в том, что рассказал ему брат. Папа подписал договор на продление Программы еще на три месяца и надеялся, в случае ее удачного исхода, остаться в ней и дальше. Игоря тоже пугала эта болезненная зависимость отца — постоянно видеть перед собой фантом матери.

Но мысли возвращали его к вчерашнему разговору с Сандрой. Она отчетливо дала понять, что никакого будущего у них быть не может. Игорь не раз произносил слова любви со времени знакомства с Сандрой и никогда не ожидал услышать их от нее. Он с первого раза понял, что в их случае она — сторона, которая принимает любовь, а он — которая отдает, и что по-другому не будет. Он ничего не ждал от нее, ему нравилось дарить ей моменты счастья, как драгоценные подарки, и видеть, как она проникается его безусловной любовью, его трепетным отношением к ней.

Дом, в котором прошло их с Егоршей детство, снова окружали строительные леса.

Он открыл подъезд, приложив ключ-чип к электронному замку, дверь заурчала, издала клацающий звук и распахнулась перед ним. Пахло свежей краской, перила блестели новизной, и дневной свет проникал через огромные полукруглые окна старой постройки. Каждые десять лет здание ремонтировали, придавая старому строению поверхностную новизну. Из квартиры на верхнем этаже как всегда гремела музыка.

Игорь позвонил в дверь, но никто не ответил даже после третьего и четвертого звонка. Решив вновь воспользоваться своим ключом, он полез в карман плаща, но тут же услышал в подъезде спешащие, шаркающие шаги. Задыхаясь и откашливаясь, на площадке появился отец, обеспокоенно вглядываясь в человека, стоявшего напротив его двери, и, узнав сына, беззлобно проворчал:

— Ты уже звонил? — не здороваясь, спросил он, держа в руках небольшую плетеную сумку, из которой торчал багет в похрустывающем прозрачном пакете.

— Привет, батя! Звонил, и не один раз. Решил, что ты заснул, — ответил улыбкой Игорь.

— Так я и знал! — недовольно выпалил отец. — Мать же разбудишь! У нее целый день голова раскалывалась. Я ей обезболивающее дал. Только сейчас уснула, — продолжал бухтеть отец громко и раздраженно, открывая ключом дверь. — Мог бы и позвонить перед приходом!

Они вместе вошли в полутемный широкий коридор с треугольным зеркалом и огромным, без дверей шкафом, служившим гардеробом. На видном месте красовалось мамино демисезонное синее пальто, купленное родителями три года назад в одном из магазинов Вероны. Игорь перевел взгляд на отца и потом снова на пальто. Семеныч виновато посмотрел в сторону сына:

— Да она на улицу не выходит. Дома сидит. Это так, на всякий случай висит, — и, не дожидаясь ответного взгляда Игоря, заглянул в комнату.

— Спит, — удовлетворенно махнул он рукой и, пряча глаза, последовал на кухню. — Ты голодный? — послышался оттуда его голос. — А то я тут вчера борщ сварил, Маша просила. Правда теперь есть не хочет, за целый день только яйцо всмятку и съела, — укоризненно добавил он.

— Нет. Спасибо, — оторопело ответил Игорь. — Я поел дома.

Чего он никак не мог ожидать, так это такой сцены. Оба сына Семеныча в какой-то мере привыкли за год к общению отца с несуществующей женой, их матерью. Но раньше отец не выставлял напоказ отношения со своим фантомом, как бы оглядываясь на сыновей, понимая в душе их чувства — чувства ребят, внезапно потерявших мать.

Теперь же он никого не стеснялся и ничего не боялся: ни укоров, ни обвинений в сумасшествии, как бы желая убедить всех членов семьи в том, что с ним все в порядке.