Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 6. Иррациональность. Часть 2

Валерий Алексеевич Антонов

Этот сборник не только обогащает наше понимание философии, но и предлагает свежий взгляд на старые вопросы, провоцируя размышления о будущем. Через призму этих идей исследуемая эпоха обретает новые очертания, открывая горизонты для дальнейших размышлений и дискуссий о природе бытия и его философских основах.

Переводчик Валерий Алексеевич Антонов

© Валерий Алексеевич Антонов, перевод, 2024

ISBN 978-5-0064-7888-6 (т. 2)

ISBN 978-5-0064-7824-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Данное собрание из 7 томов включает следующие тома: 1 том «Причинность и детерминизм», 2 том «Скептицизм и пессимизм», 3 том «Идентичность», 4 том «Вещь, объект», 5 том «Номинализм», 6 том «Иррациональность», 7 том «Материализм».

Мельхиор Паладьи (1859 — 1924)

Обоснование витализма

По моему мнению, витализм — это чисто фактический вопрос. Ибо если существует особый класс процессов, которые можно назвать жизненными и которые никогда не могут быть тождественны так называемым механическим, то есть физико-химическим процессам, то витализм — это незыблемая доктрина, установленная на все времена. Но если не существует особого класса процессов, которые должны рассматриваться как жизненные в отличие от механических, то от «витализма» следует отказаться раз и навсегда и никогда не принимать его во внимание в серьезных научных исследованиях и натурфилософских рассуждениях. Как бы ни была поразительна эта aut-aut [или-или — wp], все же трудно прийти к окончательному решению по отношению к ней по следующей причине, как я полагаю:

Существует группа жизненных фактов, в существовании которых никто не сомневается и которые имеют ярко выраженный жизненный характер, но которые, тем не менее, обычно воспринимаются как психические факты, так что на них нельзя ссылаться для оправдания витализма, поскольку они составляют саму основу современного психологизма. Если, однако, будет доказано, что это не психические, а витальные факты, то оправдание витализма будет поставлено под сомнение; но это, конечно, приведет психологизм во всей его современной форме в самый неловкий кризис.

Со времен Локка сенсорные восприятия рассматриваются как простые психические процессы или, как выражаются, элементарные психические функции. Но так ли это на самом деле? Для того чтобы решить этот очень важный принципиальный вопрос, давайте прежде всего разберемся, действительно ли сенсорные восприятия обладают тем характером простоты, который им приписывается. Ощущение обязательно имеет некоторую продолжительность во времени, каким бы коротким оно ни было, например, очень малой долей секунды. Но то, что происходит во времени, обязательно должно мыслиться как состоящее из временных отрезков. Таким образом, каждый сенсорный процесс, какой бы короткой ни была его продолжительность, мы должны рассматривать как состоящий из любого количества чрезвычайно малых временных сегментов. Поэтому не может быть никаких сомнений в том, что сам по себе процесс ощущения, как и все временные процессы вообще, не есть нечто простое, а, напротив, нечто бесконечно составное.

Чтобы спасти догму простоты сенсорного восприятия, Вундт требует, чтобы мы абстрагировались от его длительности. Мне, однако, кажется, что сенсорный процесс перестает быть сенсорным процессом, если мы абстрагируемся от его временного хода. Аналогично и с процессом движения: он также перестает быть движением, если мы абстрагируемся от его временного хода. Кстати, Вундт также признает, что временной поток относится к сущности ощущения: «Психические факты, — говорит он, — это события, а не объекты, они проходят, как и все события, во времени и ни в один последующий момент не являются теми же самыми, какими они были в предыдущий момент» (Grundriß der Psychologie, стр. 17). Поскольку ощущение — это событие и, как все события, протекает во времени, оно ни в один последующий момент не является таким же, каким было в предыдущий, т. е. складывается из бесконечного числа элементарных частей (дифференциалов ощущения).

Все эти дифференциалы процесса ощущения обязательно остаются для нас совершенно неизвестными, потому что наше сознание не в состоянии проникнуть в бесконечно малые отрезки времени. Другими словами: дифференциалы процесса ощущения никогда не могут попасть в сознание; все они являются процессами, чуждыми сознанию, т. е. не являются процессами психической природы. Ибо процессы, которые попадают в сознание, которые происходят внутри сознания, называются психическими. Таким образом, каждый процесс ощущения, если только принять во внимание дифференциалы, из которых он состоит, является непсихическим, или, как я добавлю в дальнейшем, витальным процессом. Только тот акт сознания, посредством которого происходит интеграция дифференциалов процесса ощущения, является психическим актом.

Фундаментальная ошибка современного психологизма, как он исходит от Локка, Беркли и Юма, состоит в том, что он смешивает витальное с психическим, и, следовательно, не позволяет возникнуть ни подлинной виталистической теории, ни подлинной психологии.

Психологизм, берущий начало от английских философов, упомянутых выше, рассматривает сенсорные восприятия как нечто совершенно известное. Однако сейчас мы ни с чем в мире не знакомы так хорошо, как с нашими ощущениями; но из этого вовсе не следует, что ощущения должны рассматриваться как нечто совершенно известное. В том, как ощущения «даются» нам, совершается чудо: нечто, остающееся совершенно неизвестным во всех своих элементарных составляющих, тем не менее предстает перед нами так, как если бы оно было нам полностью известно. Однако мы не должны позволять себе обманываться этой видимостью. Для наивного сознания ощущение может рассматриваться как нечто вполне знакомое, но для когнитивно-критической рефлексии процесс ощущения — это нечто совершенно загадочное, поскольку он никогда не может быть постигнут в своих элементарных составляющих, а только как целое через перцептивный акт нашего сознания. Поэтому мы должны отличать текучее, просто пассивно «переживаемое» ощущение от актов сознания, через которые оно постигается. Эти последние, а именно акты сознания, не имеют, как я уже объяснял в лекции о прерывности сознания, никакого текучего характера; ведь если бы они текли вместе с переживанием ощущения, мы должны были бы также осознавать элементы процесса ощущения, его дифференциалы. Наше сознание постигает процесс ощущения через мгновенные прерывистые акты, т. е. акты, попадающие в математические точки времени и следующие друг за другом через малые промежутки времени (малые доли секунды), так сказать, пульсирующие. Таким образом, мы установили строгое различие между жизненными процессами и психическими актами. Ощущения, как просто текучие переживания, есть не что иное, как витальные процессы, которые следует отличать от мгновенных и прерывистых психических актов, посредством которых они приходят в сознание. Витализм везде имеет дело с текучими процессами, тогда как психология — с мгновенными, прерывистыми актами. Все текучее должно быть прежде всего пережито, ибо если оно не пережито, то никакое знание о нем не может возникнуть; все пунктуальное, мгновенное, с другой стороны, должно быть прежде всего мысленно сделано, мысленно произведено, ибо если оно не сделано, то оно не может быть визуализировано, символизировано. Жизненное должно быть одухотворено, духовное должно быть одухотворено: таков, так сказать, круговой процесс нашей духовной жизни. Дальнейшее развитие этой идеи можно найти в моих «Лекциях по натурфилософии» (16-я и 17-я лекции).

В смысле изложенной выше точки зрения, психических «процессов» вообще не существует, а есть лишь психические «акты», которые по своей природе нереализуемы. Однако, поскольку вышеупомянутые английские философы не хотели принимать ничего, что не было бы описательным, они также сделали нечто описательное из психических актов, то есть перепутали их с жизненными процессами. В результате этой варварской двусмысленности биология и психология смешались и уже не могли быть разделены. Сенсуализм — это, по сути, смешение витального с психическим, древа познания с древом жизни. Следствием этой путаницы стало то, что человек поверил, будто можно «смотреть внутрь» на «психические процессы» и, следовательно, основывать «эмпирическую психологию» на «внутреннем восприятии» или «внутреннем наблюдении». Теперь, однако, мы можем иметь знание о наших психических актах, обращаясь к ним посредством высших психических актов, но не может быть и речи о «восприятии» и «наблюдении» психических актов в собственном смысле этих выражений, поскольку психические акты не визуализируются.

Если признать, что ощущения сами по себе, в отрыве от актов их восприятия, являются жизненными процессами, то виталистическая теория, кажется, прочно установлена раз и навсегда. Но теперь возникает сомнение, не тождественны ли эти «ощущения сами по себе» тем физико-химическим процессам, которые происходят в нервных волокнах и нервных клетках и являются объектом нервно-физиологических исследований и гипотез? Тогда мы не имели бы права называть их «жизненными процессами»; по крайней мере, механистически настроенные физиологи самым решительным образом отрицали бы это право. Поэтому необходимо доказать, что те элементарные процессы, из которых вытекают ощущения, имеют жизненную, а не механическую природу. В то же время мы понимаем, что тот, кто хочет помочь витализму одержать победу, должен вести борьбу на два фронта: с одной стороны, он должен пытаться утвердить витальное против психологов, а с другой — против механистов: двойная задача, которая настолько трудна, что никому еще не удалось ее решить. Психолог предпочитает понимать все явления как психические, механик, с другой стороны, как физико-химические. Для того чтобы витализм был хоть как-то признан, его необходимо провести между этими двумя страшными скалами современной мысли. Выше мы показали, что ощущения как таковые никогда не следует путать с психическими актами; теперь необходимо также показать, что эти ощущения как таковые не являются механическими процессами.

Если мы рассмотрим любой механический процесс, например, падение камня, то в качестве эпистемологической характеристики этого процесса мы обнаружим, что он может быть засвидетельствован любым числом наблюдателей. В случае научного наблюдения, сделанного кем-то, молчаливо предполагается, что любое число присутствующих может убедить себя в том, что факт имел место. Однако существуют процессы, у которых в лучшем случае может быть только один свидетель, но никогда — два или более, и наш сенсорный опыт относится к этому классу процессов. Если падение камня засвидетельствовано n наблюдателями, то каждый из них имеет опыт этого явления падения. Если мы теперь обозначим механический процесс падения через a, а n переживаний n наблюдателей через a1, a2, a3,… и т. д., то никто не сможет спутать эти n жизненных процессов, поскольку их число равно n, с единым механическим процессом a, к которому они все относятся. Если существует множество людей, которые могут наблюдать один и тот же процесс, то опыт этих людей обязательно должен отличаться от события, которое служит общей основой множества опытов. Естественные науки возможны только при условии, что многие люди могут воспринимать один и тот же процесс: таким образом, все естествознание покоится на различии между опытом и механическим процессом. Это различие состоит, как я уже говорил, в том, что жизненные процессы могут иметь только одного свидетеля, тогда как физико-химические процессы могут иметь любое число свидетелей.

Таким образом, мы стремились отличить витальный процесс от психического акта, с одной стороны, и от механического процесса — с другой. Витальные процессы, однако, имеют с психическими актами то общее, что у них может быть только один свидетель, а именно человек, через которого они переживаются или производятся; первые, однако, не имеют текучего характера, тогда как вторые имеют прерывистый, пунктуальный характер. Что касается механических процессов, то они могут иметь такой же текучий характер, как и жизненные процессы (как, например, процессы движения), но все же существенно отличаются от последних, поскольку в лучшем случае могут иметь только одного свидетеля. Существуют, однако, и такие жизненные процессы, которые никогда не могут прийти непосредственно в сознание, например, жизненные процессы отдельных клеток, из которых состоит наше тело, но я не могу углубляться в их рассмотрение из-за скудости отведенного нам времени. Я лишь хотел набросать философский метод, который приводит к обоснованию витализма и который я попытался объяснить более подробно в моих «Натурфилософских трудах», Берлин, 1908.

Дискуссия

Дриш согласен с утверждением докладчика, что витализм — это, прежде всего, вопрос факта. — Системы Палаги и Дриша слишком различны по своей структуре, чтобы делать подробное обсуждение целесообразным. — Концепция прерывности сознания в противоположность непрерывности чего-то неопределенного другого представляется особенно важной.

Профессор Киршман: Если существует только поток в механических и жизненных процессах, но не в психических, то как мы можем знать что-либо о потоке? Докладчик удалил непрерывность из сознания, тогда как непрерывность в сознании — это единственная непрерывность, которую мы знаем или которая существует.

Древс: Деятельность сознания не существует. Сознание — это ощущение, то есть состояние, аффект. Но вся психология господина Палагии основана на активности сознания.

Палагий (Клуж-Напока), заключительное слово: Я могу быть краток, поскольку серьезных возражений не прозвучало. Я должен только сказать профессору Древсу, что мои взгляды в некоторых отношениях ближе к взглядам Эдуарда фон Гартмана, чем может показаться на первый взгляд. — Я хотел бы подчеркнуть предыдущему оратору, что непрерывное известно или «дано» нам, но только как опыт, и что мы ни в коем случае не можем проникнуть в него с помощью актов сознания; оно всегда остается «иррациональным».

LITERATUR — Melchior Palágyi, Begründung des Vitalismus, Bericht über den III. Internationalen Kongress für Philosophie, hg. von Theodor Elsenhans, Heidelberg 1909.