Жара. Рассказы

Валерий Бронников

Герои рассказов из настоящего сборника обыкновенные сельские жители и не только сельские, но и коренные горожане, перебравшиеся жить в деревню, покинувшие по разным причинам город и ставшие обыкновенными сельскими жителями. Прототипы многих героев живут и ныне, не подозревая, что стали настоящими героями, о которых пишут книги.

Возвращение в прошлое

Семён прошёл мимо деревянной проходной и нырнул в видавшую виды дощатую дверь доперестроечного периода. По её внешнему облику видно, что последние двадцать лет она не ремонтировалась и не обновлялась. У проходной скучал охранник, ненавязчиво наблюдавший от скуки за прилетевшим людом. Объяснив ему, что нужен начальник аэропорта, Семён Разуваев прошёл после разрешения несколько десятков метров до перрона.

Семён стоял на перроне и не узнавал аэропорт, от которого веяло каким-то запустением, неухоженностью и тишиной. Кроме рейсового самолёта на перроне других воздушных судов не наблюдалось. Вернулся сюда он через много лет, и в памяти был тот, другой аэропорт, когда всё шумело, крутилось, суетились люди, копошился инженерно-технический персонал, чинно спешили к своим лайнерам пилоты, не торопясь, но и стараясь не опоздать к назначенному времени. Перрон всегда был завален какими-то мешками, ящиками, фермами и прочим грузом так, что самолёту и развернуться при желании негде. Груз не успевали убирать и отправлять далее по площадкам. Маленькие Ан-2 садились и снова взлетали, увозя в своём чреве тонну груза, иногда пассажиров и почту. Стоял неумолкающий шум моторов. Урчали двигатели, как на самолётах, так на машинах и механизмах, обслуживающих всю эту армаду лайнеров.

Сейчас на перроне пусто. Только вдалеке, где раньше располагались самолётные стоянки, стояли остовы от догнивающих самолётов. Разрушительные реформы не оставили ничего. Осталось только то, что невозможно или невыгодно унести или увезти. А то, что исчезало, мало что в последствии использовано по прямому назначению.

Пассажиры медленной вереницей тянулись со своими сумками и баулами к выходу с перрона. Ему бросилось в глаза, что многие тянули огромные клеёнчатые сумки, в которых раньше «челноки» перевозили шмотки из-за границы. На севере это явление раньше отсутствовало. В магазинах существовали стабильно пустые полки со скучающими продавцами. Веяние нового времени коснулось и Севера. На свободные рынки сбыта кинулись сотни мелких торговцев и предпринимателей, которых раньше называли просто и ясно — спекулянты. Формула этого явления проста, как Божий день: купить дешевле, продать дороже. Этим сейчас и занималась львиная доля значительно поредевшего за последние годы населения, оставшаяся без предприятий, работы и во многих случаях без средств к существованию. Негативного отношения к деятельности предпринимателей у населения не возникало, даже наоборот, появилась возможность купить всё, что захочется, были бы деньги. Люди просто работали и зарабатывали себе на жизнь на перепродаже товара и продовольствия. Совхозы и государственные предприятия исчезли. Чем ещё зарабатывать людям себе на жизнь? Тем и зарабатывали, что приспосабливались к новой жизни, кто как может.

Имелись попытки и раньше открывать свой бизнес, создавали кооперативы, но они просуществовали очень недолго и в самом зародыше задушены налогами и проверками. Дольше других продержались видеозалы, но и они со временем тоже исчезли под натиском давления сверху, как нёсшие чуждую для того времени идеологию, пропагандирующие якобы секс и насилие. А теперь эти «секс и насилие» транслируются круглые сутки по всем каналам телевидения. Западная культура упорно навязывается общественности, старикам, детям. Доминирует засилье экранных девиц, ведущих якобы самый правильный образ жизни, распущенных и вульгарных, не имеющих понятия о нравственности и морали. Отношение народа к этим проявлениям западной морали однозначное, но все вынуждены смотреть то, что показывают с обязательной демонстрацией курения и распития спиртных напитков, а потом разбрасыванием в разные стороны окурков и пустой тары — это в том, другом экранном мире, очевидно, считается высшим шиком.

От нахлынувших мыслей отвлёк вопрос:

— Семён, ты что ли?

Семён вглядывался в постаревшее лицо окликнувшего его человека. Он конечно же его узнал, но никак не мог привыкнуть к новому, ему непривычному облику. Семён знал его молодым, энергичным, требовательным, а сейчас на него смотрел пожилой человек с грузом за плечами от прожитых лет, но глаза те же самые, правда, потускневшие, но с живым блеском.

— Я, своей персоной.

— Ты как тут?

— Но ты же здесь? Вот и я здесь, — Семён рассмеялся.

— А ты всё такой же шутник. Я-то никуда не уезжал. Реформы, глобальное переселение — это всё не для меня.

— Разве реформы тебя не касаются?

— Реформы сами по себе, а я сам по себе. Мы существуем параллельно и друг другу не мешаем. Каждый идёт своим путём.

— Хорошо, что ты не растерял свой оптимизм. Работаешь?

— Пока работаю. Самолёты доживают свой век, и я вместе с ними. Чего приехал-то? Погостить?

— Только по гостям и разъезжать. По делу приехал. Двигатели нужны.

— Для АН-2?

— Для него.

Старшинов Володя, помолчав, сказал:

— Ты же знаешь, сколько лет прошло. Двигатели есть, но они все требуют ремонта.

— Мне сгодятся любые.

— Куда же ты их ставить будешь?

— Как куда? На самолёт. Ставим и летаем.

— Вы ребята самоубийцы.

— А куда денешься? Сейчас запчастей не найти, в том числе и двигателей. Ставим всё, что найдём.

— Как же вам разрешают?

— Запрещать некому. Лицензия для полётов есть. Проверяют только бумаги, а остальное никого не интересует. Так и летаем, на списанных двигателях. Числится на самолёте один, а на самом деле стоит другой. Если мне не изменяет память, здесь на складах было всего столько, что можно озолотиться.

— Ты правильно сказал: было. После работы старого директора и нового внешнего управляющего, человека далёкого от авиации, взятого неизвестно откуда, мало что осталось. Всё разворовано и растащено. Директора нажились и исчезли. Говорят, что всё сделано по закону.

— А как же, у них всё по закону. Только мы почему-то остаёмся в стороне от их законов. Нам ничего не остаётся. Летаем, на чём придётся.

— Законы написаны для тех, кто у руля. Они создают законы, они же и уничтожают предприятия одно за другим. За десять последних лет я не припомню случая, чтобы что-нибудь создавалось, если не считать коммерсантов, которые сами по себе возникают и исчезают, но некоторые, правда, остаются, ухватив удачу за хвост.

— Ты говори конкретно: поможешь или нет?

— Я-то чем тебе помогу? Работаю в организации, которая за пределами района. Оставшееся имущество числится в администрации. Оттуда надо и начинать.

— Но посмотреть-то можно на то, что осталось?

— Посмотреть можно, обратись в аэропорт.

Семён пошёл искать Генерального директора маленького и теперь уже почти никчемного аэропорта. Веяния нового времени всех мало-мальски действующих начальников сделали Генеральными. Народ к этому привык и не обращал внимания: пусть себе ходит и радуется, что он Генеральный во главе нищего предприятия. А предприятия эти продолжают разваливаться одно за другим.

Перед проходной он обратил внимание, что у котельной копошатся люди, идёт какое-то строительство, что очень непривычно для глаз. В последнее время такую картину можно наблюдать редко.

Погода стояла самая, что ни на есть, мартовская — лёгкий морозец с ярким солнцем, слепящим глаза светом, отражённым от искрящегося снега. Получалось, что Володя встретил пока только одного бывшего работника предприятия. Объединённый отряд в своё время насчитывал около тысячи человек. Нельзя пройти, чтобы не встретить по пути несколько десятков человек, а теперь словно всё вымерло. Так, наверно, после реформ и есть на самом деле, в прямом смысле этого слова.

Видневшееся здание бывшей столовой авиапредприятия имело жалкий вид: стояло с заколоченными окнами, неухоженное и заметённое снегом. Видно, что к нему никто не подходит, и оно стоит само по себе.

Семён приехал на машине. Приятно видеть, что появилось хоть что-то: появилась прекрасная зимняя дорога, по которой, говорят, можно ездить на машине теперь и летом. Дорога имелась и раньше, но по зимнику на отдельных участках приходилось объезжать каждую ёлку. За последние годы дорога выпрямлена, отсыпана и сдана в эксплуатацию для круглогодичного сообщения с областным центром.

— Здрасте! — мимо прошла краля, в которой Семён едва узнал девушку метеонаблюдателя, которая в его памяти когда-то была молодой и весёлой хохотушкой, а сейчас на него смотрела взрослая женщина. Одно почти не изменилось — её худоба, годы почти не изменили тоненькую фигуру.

— Здравствуй, тебя и не узнать! — ответил Семён.

— Постарела?

— Нет, повзрослела. Пора уже и замуж.

— Спохватился! У меня внуки растут.

— А я бы на тебе женился, стала красавицей. Директор аэропорта существует? Где его найти?

— Пока самолёт здесь, и он здесь, ищи в кабинете.

Договориться с директором не составило труда, в сопровождающие ему дали всё того же Володю Старшинова.

Склады поразили своей неухоженностью и безнадзорностью. Видно, что новому хозяину нет никакого дела до оставшегося имущества, залитого водой от прогнившей крыши и, наверно, не было никакого дела до всей авиации. То, что имелось на складах, больше напоминало мусорную свалку. Новый хозяин в лице администрации совершенно некомпетентен в правилах хранения авиационных запасных частей, поэтому всё лежало навалом, без документов и, даже опытному специалисту трудно разобраться в этом нагромождении. Бывших директоров тоже мало волновало, что останется после них.

— Зря наверно я сюда приехал, — сказал Семён, — Жаль потраченного времени, бензина. У меня до сих пор перед глазами стройные ряды полок с новенькими запасными частями и агрегатами, от которых рябило в глазах. Столько всего пропало! Я никак не думал, что нечего будет купить.

— Ты спохватился! Всё более-менее ценное давно разворовано и растащено. От директоров запоров не существовало. Куда всё ушло — одному Богу известно! Осталось только то, что на самолёт ставить вредно и небезопасно, а что первой категории, на то нет документов и истекли сроки хранения.

— Пойдём отсюда, посмотрим двигатели, пару двигателей я всё же возьму, а потом отметим отвальное — не зря же я сюда ехал. К вечеру собери знакомых парней.

Заметно, что Семён сильно удручён увиденным.

Вечером Разуваев сидел в гараже в кругу бывших работников. Мужики помогли загрузить двигатели, за которые он заплатил районной администрации, на машину, пополнив, таким образом, местный бюджет, а теперь он выставил работникам аэропорта за оказанную помощь.

— Как же вы тут живёте? Кроме взлётной полосы ничего не осталось.

— Живут на Рублёвке, а мы существуем, переселиться тоже туда у нас маленько не хватает средств, — ответил охранник аэропорта, — Заработаем на переселение и тоже уедем.

— Представляю, сколько у вас не хватает с такой нищей жизнью. Самолёты-то хоть прилетают?

— Два рейса в неделю стабильно, летом почаще. Самолётов не осталось, да и возить уже некого, большинство «пассажиров» во время реформ отправились в последний путь в одну сторону. Те, кто ещё живые, предпочитают ездить на машинах. При наших заработках на авиабилет не заработать. Здесь, если так можно сказать, прошла война и всё выкосила, как людей, так и всю инфраструктуру, всё реформировано на сто процентов. Вот только для кого эти реформы, мы не знаем. Остались одни конторы, которые размножаются и висят, как ярмо, на бюджете. Вот бюджетных денег ни на что и не хватает! Представь, сколько надо бюджетных средств только на содержание всего аппарата чиновников! Есть даже такие чиновники, которые, имея шикарные машины и квартиры, умудряются получить статус малоимущих. Стыд, честь и совесть у этих людей отсутствуют, может, растеряли, а, может, никогда и не имелось, с рождения.

— Хватит о грустном, везде одно и то же. Мы ничего не исправим, а зря языком молоть тоже не хочется, — Семён наполнил стаканы, — Тост за нас, за тех, кто не бросил авиацию, остался нищенствовать, но продолжил дело Российских авиаторов!

— Правильно сказал, уточняю: за нищих авиаторов, — Володя поддержал тост, — Мы, все здесь сидящие, очень рады встретить коллегу из прошлой жизни живого и здорового, оставшегося верным своему делу, летающего на списанных двигателях, но не утратившего чувство юмора и оптимизма!

— Говорят, что нельзя побывать в прошлой или будущей жизни, но я сейчас вернулся в прошлое, туда, где мы все жили и работали одной семьёй. Завтра проснусь, и снова надо будет возвращаться в жизнь настоящую.

Сумерки сгустились. Короткий зимний день угасал. Неизвестно откуда взявшаяся муха билась об оконное стекло. Стаканы стояли наполненные для очередного тоста.

02.2010.