Я – предатель?

Валерий Зараменских, 2024

Этот роман – фантасмагория. На его страницах присутствуют реальность и фантастика, прошедшее и настоящее, трагическое и смешное. Среди его героев есть известные исторические деятели и лица-ныне здравствующие. Главные герои романа-пенсионеры. В жизни каждого из них отразилась судьба страны, которую они строили… Оглядываясь на пройденный путь, они часто критикуют прошлое и настоящее. Они считают, что имеют на это полное право, как участники и свидетели. Особенно их оценки суровы и бескомпромиссны, когда они называют предателей Родины. Автор надеется, что кто-нибудь из прочитавших эту книгу, может спросить себя: «а я предатель?» Ведь в судьбоносное для страны время я занимал позицию пассивного наблюдателя и подумывал об отъезде за границу. Что я и сделал, но потом вернулся домой. Так кто я теперь? И как меня называть?

И с того времени он искал

удобного случая предать Его.

Евангелие от Матфеяглава 26

© Зараменских В., 2024

© «Издание книг ком», о-макет, 2024

Я дома

Ну вот я и дома, на родной земле, в родном городе. Что за город? Пока не скажу. Не могу, не имею права. Я давал подписку о неразглашении тайны. Кто я такой? Тоже пока секрет. Как говорят писатели в своих романах — об этом ниже. Почему они молчат? Или подписку кому-то давали? Просто хотят заинтриговать читателя: мол, пусть читает дальше. Тогда и узнает все тайны. Я тоже хочу, чтобы мой рассказ дочитали до конца. Может, кому-нибудь он покажется интересным. Так, о чем я? Да, ну вот я и дома.

Сколько лет и зим я не ходил по родной земле, не дышал родным воздухом? Сосчитать, конечно, можно, но я этого делать не буду. Это не интересует никого, да и мне не особо нужно. Мне сейчас хотелось бы узнать, почему я оказался дома? По чьей воле я сижу за столом и отмечаю свое возвращение? И почему я это делаю в одиночестве? А потому что я получил четкое указание: никаких контактов — и даже телефонных — до особых распоряжений. И сколько так это продлится? Мне сообщат. И что мне делать, оставшись в гордом одиночестве в своей квартире?

Конечно, поискать человека, с которым можно поговорить и даже выпить. Я всегда так делал за бугром, когда не было работы и заданий, после известной заварухи в стране. Только этот человек всегда выручал меня от грустных мыслей, от безделья. Вот и сейчас он сидит напротив с рюмкой в руке и даже готов произнести тост, чтобы успокоить меня. Я наполняю рюмку и поднимаюсь из-за стола, но вот обняться нам мешает зеркало, которое разделяет меня и «черного человека».

Мы спокойно выпиваем и закусываем. Я наливаю по второй и спрашиваю: за что пьем? И сам же отвечаю — конечно, за то, что мы оба дома, на родной земле. И чем больше я выпиваю, тем больше у меня портится настроение. Вижу по глазам моего партнера, что с ним происходит то же самое. Настроение, говоря по-русски, говенное. А чему радоваться? Помню, один поэт сказал, вернувшись из очередной зарубежной поездки: «радость прет, не уделить ли вам?». Но он почему-то вскоре застрелился. Думаю, не от избытка радости, что вернулся. И у меня нет радости от возвращения домой после долгосрочной зарубежной командировки. Ни грамма. Начну с того, что я вернулся домой из-за рубежа не по своей воле. Не планировал я это делать. Меня и еще нескольких человек посадили в самолет и отправили домой. Говоря языком дипломатов — был совершен обмен нелегалами между двумя странами, якобы уличенных в шпионаже. Это хорошо показано в известном фильме «Мертвый сезон». Я его смотрел много раз и знаю наизусть от первого кадра до последнего. Замечательная картина. Некоторые его сцены про меня. Ну вот я и проговорился. Теперь вам ясно, кто я и почему я ссылался на какую-то подписку о неразглашении. В фильме герой испытывал радость после возвращения домой. Еще бы не радоваться. Позади пытки и допросы. Со мною еще ничего подобного не происходило. Думаю, и с моими спутниками тоже. Так я могу судить из наших разговоров. Но то, что они не светились от радости, могу подтвердить. Почему? Потому что я и они возвращались в неизвестность. Мы не знали, что нас ждало! Какое у каждого из нас будущее? Будут ли нас ругать или хвалить, награждать или просто отправят на пенсию. Или, как говорят военные, выбросят из обоймы, на свалку, как отработанный материал.

Вопросов много, а ответов нет. Так, одни предположения. И все из области фантастики. А ведь я уезжал в загранку из Советского Союза. Все помнят его эмблему на паспорте: молоткастый, серпастый, наводивший ужас на всякую мелкую «шелупонь», вроде датчан и шведов. И, пока я отсутствовал, эта громадина, этот колосс развалился. На части, на куски, как детское игрушечное сооружение из кубиков. Точнее, он не сам разрушился, его разрушила одна пьяная голова. Трезвая на такой поступок не решилась бы. Не зря говорят — пьяному море по колено. Развалить такую махину не удалось даже Гитлеру вместе со всей Европой. Силенок не хватило. А вот у пьяницы это получилось. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Этот лозунг выпивох наш пьяница хорошо помнил. Ради него он и решил рискнуть. И не прогадал. Потом обмывал свой успех целых десять лет, пока не окочурился. Страдая от безделья в загранке, я много раз задавал себе один и тот же вопрос: зачем алкоголику нужно было разрушать Советский союз? И слышал дружный хор голосов, доносившихся с Родины: он давно сгнил, он уже полутруп, его пора реанимировать и обновлять.

И все в таком духе. Я и те разведчики, работавшие за рубежом, даже об этом не догадывались, не знали, как серьезно больна страна. Мы усердно добывали секреты для укрепления ее мощи. И вдруг в один прекрасный день узнаем — нет больше огромной страны, исчезла она с карты мира. А расправилась с ней тройка государственных мужей — наш знакомый пьяница Ельцин, украинец Кравчук и белорус Шушкевич. Они потом утверждали, что приехали в Беловежскую пущу поохотиться на кабанов, но случайно застрелили СССР. Сколько перед этим было принято на грудь, они не помнили. Очевидно много, если не соображали, что делали. Протрезвев, они оправдывались, что это произошло случайно.

У них даже в мыслях этого не было. И планов они никаких не строили. Какая-то злая сила усадила их за стол и заставила подписать документ о прекращении существования Советского Союза. Зато потом они как радовались. Ведь каждый из них стал царем в своей республике. Эти герои очень похожи на трех пьяниц из известного фильма Гайдая, которые сговорились ограбить склад со спиртным.

Они осуществили свой замысел и уже обмыли свой успех, но на месте преступления их застукала бдительная сторожиха. Она скрутила эту троицу и отправила в отделение милиции. А вот охотникам в Беловежской пуще сказочно повезло. Им никто не помешал осуществить их коварный план. Главный сторож страны в это время безмятежно спал в Кремле и смотрел предновогодние сны, где он выступал в роли Деда Мороза. А ведь он мог с этими охотниками поступить так же, как сторожиха с пьяницами, и отправить их в места не столь отдаленные. Да, так, о чем я? А все о том же — я дома.

Радость, к сожалению, прошла быстро. Я перестал задавать себе вопросы, потому что не смог найти на них ответа. Эйфория от возвращения закончилась, как только опустела бутылка. Идти в магазин не хотелось. А потом я не смог нарушать запрета — никаких контактов даже с родственниками. А как они могли узнать о моем возвращении? Если они читали газеты, то увидели бы небольшую заметку ТАСС об обмене нелегалами-агентами между двумя странами. Ну и что из того? Там что, были названы фамилии? Страны? Но это ни о чем не говорит.

В общем, в магазин я не пошел, тупо смотрел в зеркало на своего двойника и задавал ему вопросы.

Это стало моей привычкой еще за бугром. Но там я боялся прослушки и поэтому старался говорить намеками и полуфразами. А сейчас, здесь, дома, я дал волю и словам и чувствам. Потом я вспомнил прилет в аэропорт. В иллюминаторе я увидел толпу людей с цветами. Они бежали вслед за трапом, который подъезжал к остановившемуся самолету.

Сердце даже екнуло — неужели это встречают нас?

Но сердце, как и двигатели самолета, постепенно сбавило обороты, когда я увидел, что цветы предназначались для тех спортсменов, которые летели вместе с нами. Мы покидали самолет последними, когда уже на поле никого не было, кроме небольшого автобуса и военного — кажется, майора внутренних войск. Он торопливо пересчитал и усадил нас в автобус. Он почему-то постоянно оглядывался по сторонам, как будто боялся, что сейчас нагрянут журналисты и засыпят нас вопросами. Вспоминая эту сцену, мне становилось горько и обидно. И за себя, и за тех, кто летел вместе со мною. Почему нас, как спортсменов, не встретить цветами? Нет, я не умаляю их заслуг на соревнованиях. Очевидно, они завоевали своим трудом цветы и медали. А мы — разведчики, бойцы невидимого фронта, не заслужили этого? Разве мы не рисковали здоровьем и даже жизнью, добывая бесценную информацию для Родины и укрепления ее могущества? Мы вместе работали на общую копилку. Только одни потом ездят на «лексусах» и «мерсах», а такие, как я, сидят в своих квартирах с отключенным телефоном. Справедливо? Так, о чем это я? Ну конечно, все о том же. Я дома. Я уже проговорился, что в загранке делал и как попал домой. Я уже смирился со своей участью. Значит, так кому-то нужно там наверху.

А что я могу сделать, чтобы изменить ситуацию? Ровным счетом ничего. Я человек подневольный, подчиненный, как всякий солдат. Точнее, офицер армии бойцов «невидимого фронта». Красиво звучит! Я вспоминаю Есенина и его беседы с черным человеком. Поэт мог это делать, а почему я не могу? У меня потребность беседовать со своим двойником возникла, как я сказал, в загранке. А если быть точным, еще в школьные годы. Тогда по неосторожности из-за баловства получил сотрясение мозга на уроке физкультуры. Надо сказать, очень серьезное. Пришлось полежать в больнице. До этого я был спокойным, уравновешенным парнем. А тут стал нервным, вспыльчивым. Сон пропал. И вот тогда, еще в больнице, врач, божий одуванчик, научил меня лечить голову успокоительными текстами — набором слов и предупреждений. И повторять их надо было по несколько раз в день, как мантры.

И удивительное дело. Они стали помогать мне лучше таблеток и пилюль, но именно тогда я обнаружил, что у меня улучшилась память. Стихотворения, которые раньше я с трудом запоминал, теперь запечатлевались в голове после первого прочтения.

Но и это не все. Если я сидел на первой парте перед учительницей, я вдруг стал ловить обрывки мыслей. Фамилии, которые проносились у неё в голове.

Это было такое открытие, я даже обалдел. Неужели моя голова была способна улавливать чужие мысли?

Однажды, уловив фамилию Сидоров, я быстро чиркнул записку «Сидор, готовься, тебя скоро вызовут к доске». И я не ошибся. Так я стал героем и всезнающим в нашем классе. Когда я пытался на полном серьезе объяснить ребятам, как это у меня получается, надо мной просто смеялись. Чтобы не прослыть шарлатаном, я прекратил свои эксперименты с угадыванием фамилий или что-то в этом роде. Потом был университет, где я получил второе сотрясение мозга. Это произошло при уборке картофеля в подшефном колхозе. Машину перегрузили мешками, борта не выдерживали, и я получил сильнейший удар по голове. И опять больница, и опять таблетки, и я вновь вспомнил про мантры. Но тогда я не просто их повторял, а как бы беседовал с двойником.

И эти беседы. Эти повторы фраз и слов мне опять помогли выздороветь. Но, главное, ко мне вернулась эта способность улавливать чужие мысли. Неужели она — результат второго сотрясения мозга? Но все чаще от друзей я слышал — у тебя не все в порядке с головой. Это они говорили, когда я им озвучивал, что они думали в это время, глядя на красивые ножки проходящих студенток. А вот каким образом в моей голове появлялись их мысли, я не мог понять. И это меня и пугало, и озадачивало. А к чему я это все вспомнил, сидя дома и беседуя со своим двойником? Я досадовал, что эта удивительная способность не помогла мне избежать ситуации, в которой я находился. Почему я не оказался рядом с той головой, в которой появились мысли против меня? Из Управления по-прежнему нет звонков. Это удивляет и тревожит одновременно. Неужели моя дальнейшая судьба требует от руководства столько времени? А что я удивляюсь? Был бы я один, а то нас целая группа. И всех надо пристроить. Кого в ТАСС, кого в АПН или еще куда-нибудь… Да мало ли у нас контор, которые посылают сотрудников за рубеж поработать на пользу Родине? Есть, конечно, и другой вариант — пенсия. Вот этого, я уверен, боялся почти каждый из нашей группы. Но меня вопрос устройства беспокоил меньше всего. Может быть, потому что до пенсии было еще далеко. И я почему-то верил в свое удачное будущее. Интуиция, что ли, подсказывала, а она меня редко подводила. Это же с ума можно сойти от безызвестности. Я уже месяц в подвешенном состоянии. Ну ладно, было бы за что.

Но я не чувствую никакой вины за собой. Не знаю, что с другими из группы. Если я провинился, так вызовите, предъявите обвинения и объявите приговор. За месяц можно определиться с судьбой человека. Обо мне забыли, не поставили об этом в известность. Да, я продукт, жертва перестройки, начатой Горбачевым.