Дневник дзен-террориста 2004—2017. Лучшее

Валерий Михайлов

Дзен – это просветленное состояние сознания, способ его достижения, а также традиция его достижения. Дзен-терроризм – это попытка обрести дзен вне каких-либо традиций. «Дневник дзен-террориста» – это блог, посвященный дзен-терроризму, психологии, философии, юмору, житейским делам и многому другому. Книга содержит нецензурную брань.

2006 год

Захотел однажды Пятачок принять ислам…

ВСТРЕЧА С АВГУСТОМ К

— Как обычно? — спросил бармен, когда мы устроились у стойки.

— С учетом того, что нас двое, — ответил Август к.

С виртуозностью жонглера бармен извлек из-под прилавка потемневшую от времени амфору и два бокала.

— Что это? — спросил я, когда на дне бокалов появилась темная маслянистая жидкость.

— Тысячелетний коньяк, — ответил Август к.

Кроме коньяка на столе появились сигары.

— Как ты уже понял, — заговорщически подмигнув, произнес он, — мы живем в мире, в котором нет никакой истины, а есть только версии. Ты можешь выбрать одну из них, можешь две, а можешь сколько угодно. Дело не в этом, а в том, сможешь ли ты при этом действительно понять, что все происходящее — это всего лишь одна из версий происходящего, общее количество которых стремиться к бесконечности. И даже если ты попытаешься это понять, достаточно ли ты крепок, чтобы не сойти с ума? Хотя сумасшествие — это всего лишь положение точки сборки, такое же, как и здравый рассудок. И это тоже всего лишь версия. Согласись, это круче, чем любой лабиринт.

В любом случае, если ты не выйдешь за рамки ума, рано или поздно ты все равно окончательно запутаешься в лабиринте версий. И в лучшем случае ты примешь одну из них как незыблемую догму, пусть даже самую нелепую, потому что иначе ты просто перестанешь существовать. Но если ты сможешь преодолеть весь этот ментальный хлам…

Любое слово в продолжение этой фразы было бы ложью. Реальности нет. Есть только версии. Таково положение вещей. Хотя, никакого положения вещей нет и быть не может. Сама эта фраза: «положение вещей», — в корне ошибочна. У вещей нет, и не может быть никакого положения. Положение им придумываем мы сами, создавая вокруг них координатную сеть. Мы ловим вещи, как пауки мух, и поверь мне, вещи сопротивляются. А посему глупо искать некий смысл как в положении вещей, так и в самих вещах. У этого коньяка нет никакого смысла. Даже цвет, запах и вкус — это, скорее, свойства наших сенсоров, чем напитка, как такового. Поэтому пей, наслаждайся и перестань париться. Иначе мозги вскипят раньше, чем ты встанешь из-за стола.

Пока Август к делился со мной своей мудростью, бар начал наполняться публикой. За стойкой справа от нас расположились два единорога. За столиком в углу веселилась компания каких-то земноводных существ, предположительно, наших гостей с Сириуса. В другом конце зала трое юных кустов неторопливо пили хлорофилл из высоких стаканов.

И во всем этом бестиарии единственной бестией был я. Именно я не вписывался в картину обычных постояльцев бара, зашедших выпить пару-другую порций для поднятия настроения. Я вдруг понял, что на меня не показывают рогами, копытами, щупальцами, ростками, ложноножками и усами только лишь по причине хорошего воспитания завсегдатаев, которые делали вид, что не обращают внимания на диковинное существо, расположившееся рядом с Августом к.

— Не парься, — прошептал он мне на ухо, — я тебя пригласил сюда не для этого.

— А для чего? — спросил я, но ответа не последовало.

ЗАКОН ТОРЖЕСТВУЕТ

— Закон торжествует! — почтительно говорю я.

— Не верю! — возражаешь ты. — Посмотри вокруг! Разве ты не видишь расцвет преступности?! Полиция и спецслужбы во всем мире демонстрируют свое бессилие. Тюрьмы переполнены, а это настоящие криминальные университеты, единственные, кстати, из учебных заведений, гарантирующие своим выпускникам трудоустройство по специальности. Суды завалены делами. Законники только и делают, что усложняют и так уже невозможные для соблюдения кодексы. Карательная система обрушивается на головы невиновных… И ты говоришь…

— Да, — перебиваю я тебя, — Закон торжествует!

— Закон не может торжествовать, — вновь возражаешь ты, — да и как он восторжествует, если вся огромная правоохранительная система живет и развивается за счет преступлений?! Разве пойдет она на то, чтобы стать ненужной или даже просто менее необходимой?

— Ты прав, — соглашаюсь я, — Закон не хочет уничтожать преступность. Закон торжествует!

— Вот именно, что не хочет, — подхватываешь ты, — ведь были примеры. Так маршал Жуков за несколько ночей покончил с бандитизмом в Одессе. А в 60-годы в СССР поместили всех «воров в законе» в общие зоны, перевели на хлеб и воду, заставили работать, и грызться между собой, истребляя друг друга. И если будет проведен массовый отстрел всех маститых бандитов и террористов, народ воспримет это на ура! Но Закон не борется с преступностью.

— Ты прав, — вновь соглашаюсь я, — закон не борется с преступностью. Он культивирует ее, как земледелец культивирует хлеб. Ибо, являясь пищей закона, преступность позволяет ему расти, развиваться и набирать силу. Закон торжествует!

— Закон не может торжествовать, — повторяешь ты, как заведенный, — для торжества закона необходимы более простые, выполнимые законы.

— Ты глупец! — устаю я от твоих возражений, — Закон торжествует! И если ты не можешь этого понять, вини свою слепоту. Закон торжествует, и я могу доказать тебе это, только сорвав повязку глупости с твоих глаз. Закон торжествует! Смотри!

Крик благоговейного удивления вырывается из твоих уст.

— Смотри, — перехожу я на крик. — Ты видишь лишь фрагмент Его Величества Закона, но и его достаточно, чтобы выйти за рамки твоего убогого понимания. Смотри внимательно. Те точки, что движутся среди Его великолепия — это мы, люди, жалкие рабы Закона. Мы — атомы, из которых он творит свою плоть. И что бы мы ни делали — Закон торжествует! Только глупец, считает, что Закон должен ему служить. Только ставя свое ничтожество во главу угла, он может говорить, что Закон плох. Закон торжествует! И он великолепен!

Закон сделал то, что до сих пор не удалось ни одному богу. Он перестал быть эгрегором, воплотившись в нашей реальности как некий организм, огромное живое существо, состоящее из нас, как мы состоим из клеток. И каждый из нас выполняет свою работу. Все вместе мы действуем, как отточенный механизм. Юристы плетут все усложняющуюся паутину кодексов, которая является нервной сетью Закона. Парламенты и правительства — это защитная система Закона. Тюрьмы, полиция, суд — его ненасытный желудок. Преступники — пища, а все остальные — среда обитания Закона. Закон эволюционирует, развивается, движется от простого к сложному… Закон торжествует. И он не просто живой, он разумный! И это научный факт.³

Но Закон торжествует и над наукой. Торжество Закона есть творчество!

Закон торжествует!

Закон торжествует над нами, когда мы вынуждены его соблюдать.

Когда мы его нарушаем, Закон торжествует над законностью.

Когда преступление раскрывается, и преступник отправляется на смерть или в тюрьму, Закон торжествует над преступностью.

Когда в тюрьму или на смерть отправляют невинного, Закон торжествует над справедливостью и виной.

Закон торжествует над всем. Он торжествует. А наши мораль, нравственность, жизнь или смерть, наука, бог, справедливость… не более чем пыль под ногами его Торжества.

Закон торжествует! Таков Закон!

И что бы ты ни делал, закон будет торжествовать над тобой!

ЦИРЦЕЯ. ПИРАМИДА ВЛАСТИ

Очевидно, что воздействие Цирцеи на игрока должно быть тем сильнее, чем выше его положение в социальной пирамиде или в пирамиде власти. Практически незаметное у основания пирамиды это воздействие должно буквально бросаться в глаза на уровне правящей верхушки. Проще говоря, верховная власть должна наиболее интенсивно подвергаться непосредственному давлению со стороны Цирцеи. Но мы этого не наблюдаем. Неужели власть сознательно «не замечает» оказываемого давления?

Возможно, но этому есть и другое объяснение. Чем выше статус или уровень игры, тем меньше у игрока остается свободы. Так у находящегося у вершины пирамиды игрока фактически не остается ни сил, ни времени на что-либо кроме решения бесчисленного множества сиюминутных задач. Каждый шаг его подчинен Его Величеству Рейтингу или чаяниям толпы. Поэтому правительство только кажется правительством, тогда как на самом деле — это не более чем фасад, полностью зависящий от обывателя. Отсюда и крах всех революций. Правительство сменяет другое правительство. Фактически, революция — это аналог социальной менструации: море крови, а в результате все возвращается на круги своя.

Причина этого заключается в том, что Цирцея контролирует правительство опосредованно, воздействуя на основание пирамиды. При этом действуют законы, аналогичные законам физики: произведение силы воздействия на площадь сечения является общим для всех сечений пирамиды, и, оказывая незаметное для непосвященных воздействие на основание пирамиды, Цирцея получает довольно-таки значительные величины этого давления на вершине. При этом игроки не видят за этим давлением истинного лица Цирцеи, объясняя его социальными процессами. Так, лавируя среди волн ожидания масс, правители фактически следуют воле Цирцеи.

Отсюда видно, что межнациональная, межрасовая, межрелигиозная резня, антиеврейские истерики третьего рейха, и сталинские репрессии по своей сути были результатом давления снизу или потаканием воле народных масс. Вожди обязаны оправдывать ожидания масс, иначе они будут сброшены со своего пьедестала. Отсюда и любовь к Сталину «простых людей». Поистине гитлеры и сталины — это всегда проводники воли народа.

Благодаря давлению Цирцеи в пирамиде создается устойчивое равновесие, в основании которого лежит ложь, но из этого не следует, что нарушение равновесия ведет к правде. Нарушение равновесия ведет к новому равновесию, которое уже в свою очередь, основывается на лжи.

Поэтому Цирцея так боится не революции и войн, они ровным счетом ничего не меняют, а людей, способных покинуть игру. Поэтому Ошо и Тимоти Лири действительно намного более опасные люди, чем Гитлер, Бен Ладан и прочие слуги Цирцеи.

Политкорректность — это не чума. Это, скорее, социальный спид человечества, или даже нечто вроде врожденного уродства, как болезнь Дауна. Человечество вырождается, и там, где уже начали заправлять всем уроды и дегенераты, во главу угла поставлена политкорректность. А как иначе?..

Как обычно я лег на спину, расслабил тело, успокоил дыхание и пульс… дальше мне не потребовалось ничего делать. Это состояние накрыло меня само. Исчезло ощущение тела, мысли, чувства, реальность… исчезло все, что поддается описанию или определению. Вместо этого был безбрежный океан Откровения, в просторах которого парило мое сознание.

И узрел я:

Богиню и детей ее: Анархию и Хаос.

И узрел я:

Пирамиду и глаз в ней. И было открыто мне, что глаз в пирамиде — это символ векторности. И пока Пирамида смотрит вовне, она остается для себя незримой. И в этом безвыходность ее и выход.

И узрел я:

Планету счастливую, обновленную, освобожденную от людей. И запела от счастья душа моя.

И узрел я:

Для того чтобы контролировать ситуацию, Цирцея сама создала и возглавила своих врагов. Она сама ведет их на войну против себя. И если даже они одержат победу, во главе их по праву вновь будет она. Такова мудрость Цирцеи.

И узрел я:

Открывая на себя охоту, Великий Насмешник (Будда) придумал действительно стоящую шутку. Приняв обличие дичи, он сделал так, что мнящая себя охотниками дичь сама бросилась в его силки, до самого последнего момента не понимая, кто и на кого охотится в этом «лесу осознания». Для остальных, в чьих жилах не течет кровь Охотника или Воина предусмотрена роль декораций.

И узрел я:

Деревья — это речь Земли. Кто видел — знает: Через деревья Земля испускает что-то в Космос, а из бездонного космического пространства через деревья что-то возвращается на Землю. Так не прокляты ли планетой те, кто лишает ее голоса?

И узрел я:

Любое единственное объяснение фрагментарно, следовательно, ложно.

И узрел я:

Ответ никогда не бывает один, что бы ты об этом ни думал!

И узрел я:

Предмет поклонения. Разный и всегда одинаковый. Принимающий различные формы и лишенный форм. Женская туфелька, подвязка, трусики, грудь… Вседержитель на Небесах… Сила, Власть, Справедливость, Истина… Красота… В любом обличии он всегда остается самим собой. Такова его природа. Правота, Обещание… — его инструмент. Выискивать в душах самое сокровенное и принимать его облик — таково его свойство. «Поклонись мне, — приказывает он, — благоговей, молись на меня, и я позволю владеть собой, позволю услышать мой глас, увидеть мой облик, наделю тебя тем, чего жаждешь ты». Но все, что он может дать, есть не более чем сон, подобный опиумному экстазу. И как опиум превращает он тебя в своего раба. И чему бы ты ни поклонялся, ты поклоняешься лишь ему, всегда только ему. Таков Закон бытия. «И что же делать мне?» — спросишь ты. Но я промолчу, так как у меня нет ответа…

И узрел я:

Не с законами природы мы имеем дело, а всего лишь с нашим пониманием их, которое равносильно пониманию живописи слепцами.

И узрел, и узрел я, узрел я…

Я парил на крыльях свободного сознания за пределами добра и зла, за пределами пространства и времени, за пределами мудрости, и антипода ее: интеллекта.

«Господь тебя любит!» — читал я на воротах Освенцима.

— Не плащ, женщина не Плащ!⁴ — пела Арефьева, а звезды отплясывали под эту песню канкан.

— Остерегайся дешевых китайских подделок, — сказал Лао-Цзы, имея в виду Конфуция.

— ОМ — поперхнулся Будда, и все приняли этот звук за очередную истину.

— Бесплатная медицина, сынок, это когда твое здоровье ничего не стоит — объяснял Айболит Кощею Бессмертному…

И узрел я:

Изрекающего Слово, но его рот был зашит, а руки закованы в цепи.

И понял тогда я, но что я понял, сам предмет понимания, как всегда, ускользнул от моего понимания…

Такова природа вещей.

Или того, что стоит за ними.

Такова Пирамида, способная окинуть взглядом весь мир, но только не саму себя.

Такова…

Примечания

3

В книге «Паутина жизни» Фритьоф Капра пишет (цитирую с сокращениями): Новая концепция разума была разработана, независимо друг от друга, Грегори Бэйтсоном и Умберто Матураной в 60-е годы. Бэйтсон сформулировал ряд критериев, которым удовлетворяет система, обладающая разумом. Любая система, отвечающая этим критериям, способна развивать процессы, которые мы ассоциируем с разумом, — обучение, память, принятие решений и т. п. По Бэйтсону, разум — это необходимое и неизбежное следствие определенной сложности, возникающей задолго до того, как в организме формируется мозг и центральная нервная система. Он также подчеркивал, что разум свойствен не только индивидуальным организмам, но также социальным и экологическим системам. По совпадению — или по интуиции? — Матурана одновременно бился над двумя вопросами, которые, как ему казалось, толкают его в противоположных направлениях: «Какова природа жизни?» и «В чем суть обучения?». В конце концов, он обнаружил, что ответ на первый вопрос — автопоэз — обеспечивает ему теоретическую основу для ответа на второй. Результатом явилась системная теория обучения, разработанная Матураной и Варелой; иногда ее называют теорией Сантьяго. Главное положение теории Сантьяго, как и теории Бэйтсона, — тождество обучения (процесса познания) с процессом жизни. Это положение радикально расширяет традиционную концепцию разума. По теории Сантьяго, для существования разума мозг отнюдь не необходим. Таким образом, новое понимание обучения, или процесса познания, гораздо шире, чем понятие мышления. В него входят восприятие, эмоции и деятельность — весь процесс Жизни. В мире людей обучение также включает язык, понятийное мышление и все другие атрибуты человеческого сознания. Общее понятие, однако, гораздо шире и может даже не включать мышление.

4

В оригинале: «Не плач, женщина, не плач».