Мужской взгляд. Дневник охотника за приключениями

Валерий Скляров

Я ненавижу эти тексты – они пафосные и наивные одновременно. На момент их появления я умел прыгать с парашютом, погружаться под воду, стрелять из всех видов оружия, руководить комбикормовой и мукомольной промышленностью, управлять яхтой и танком, не умел я только писать рассказы. Но, как видите, это меня не остановило. Правильнее было бы сжечь их и никому больше не показывать, как это сделал бы Николай Гоголь. Но дело в том, что Антона Чехова я люблю больше.

НА ОДИН РАЗ МЕНЬШЕ

Лето. Ночь. Международная трасса Калининград — Безледы. По обочине бодро шагает молодой человек в светлом костюмчике и замшевых туфлях.

От балкона любимой, с которого герою-любовнику пришлось спешно прыгать в два часа ночи, до порога собственного дома еще шагать. И шагать километров двадцать. Рейсовые автобусы давно не ходят. Попутные машины шарахаются от одинокого пешехода на темном шоссе. Так что левой, левой, раз-два-три.

Неожиданно начинает накрапывать крупный августовский дождь, и пешеход моментально промокает до самых костей, а пиджак и брюки становятся тяжелыми, склизкими и противно прилипают к разгоряченному телу.

Четыре часа, пять. Ночь тает и из иссиня-черной с желтыми вкраплениями звезд и редких фонарей становится сиреневой, а потом светло-серой.

Если на ходу оглянуться назад, то можно удивиться необыкновенному светопреставлению, которое всякий раз предупреждает о восходе солнца и всякий раз заставляет собой восхищаться.

Но наш продрогший герой смотрит на запад и только на запад. Впереди уже можно различить голубые силуэты штурмовых истребителей, дремлющих перед капонирами. А это значит, что до военного городка, где живет наш пешеход, — рукой подать.

Неожиданно тормозит и подруливает к обочине попутная машина с польскими номерами. Какой-то запоздавший контрабандист сжалился над пешеходом и решил его подвезти.

— Ну что, пан, от бабы идешь? — поляк, вероятно, полагает, что за проезд ему должны заплатить хотя бы интересным рассказом. Он бесперечь курит и смешно коверкает слова, всякий раз ставя ударения на первом слоге.

— Да, домой. Свидание закончилось раньше обычного, теперь пешком добираюсь, — добросовестно отрабатывает свой проезд молодой человек.

— Пан, наверное, еще студент?

— Уже нет. На флоте служу.

— Почему не по форме? — округляет водитель глаза и внимательно оглядывает промокший до нитки костюм.

— У меня увольнительная, понимаете? На выходные домой отпустили. На два дня. У девушки побывал, теперь надо родителей проведать.

— Понимаю, понимаю. Для девушки соббота, для мамы — неджеля, — усмехается поляк.

— И что девушка, все добже фчорай вышло? — задает контрабандист свой следующий вопрос, при этом делает такие глаза, что становится совершенно понятно, какие конкретно подробности вчерашнего свидания его интересуют.

После этого вопроса наш герой совсем теряется и начинает лопотать что-то совсем невразумительное, из чего можно только понять, что сегодня у него ничего не вышло, потому что в самый решительный момент пришлось спешно собирать разбросанные по комнате вещи и сигать с балкона второго этажа. Но это ничего страшного, потому что девушка никуда не денется, и есть еще день, и будет еще воскресный вечер, и все еще выйдет. Если не сегодня, то обязательно завтра! Вот! Завтра все выйдет! Даже несколько раз подряд!

Помолчали. Контрабандист достал из пачки мятую сигаретку, закурил, выпустил клуб серого дыма и как-то грустно и одновременно очень значительно промолвил:

— Завтра, завтра. Чтобы пан не сделал завтра, все равно это будет уже на один раз меньше…

Столько лет прошло, а все еще помню этого поляка, помню его помятый «Фиат», помню запах паршивых сигарет и эту его странную фразу.

Наверное, именно поэтому я никогда и ничего не откладываю на потом. Я твердо знаю, что если я сейчас чего-то не доделаю, не скажу, не прочувствую, не напишу, не спою, не полюблю, то завтра, завтра этого всего у меня будет ровно на один раз меньше…