Грешник. Я не знал о сыне

Валерия Даль (2024)

— Я беременна. Надеюсь, ты не отправишь меня на аборт, как пять лет назад? — говорю севшим голосом. — Тогда мы были слишком молоды, Лина. Не до детей было. — А сейчас до детей? — усмехаюсь невесело. — Сейчас я хочу детей, да… — сканирует изучающим взглядом. — Главное, чтобы ты опять не начала мне лгать, Лина, иначе… Я за себя не ручаюсь. — Я тебе не лгала! — бросаю возмущённо. — Ага, и аборт не делала? Осекаюсь. Отвожу взгляд. Он не знает, что у него есть четырехлетний сын, а если узнает… Я даже боюсь представить. — Лина?! — почти рычит. — Только не говори, что ты скрывала от меня моего ребенка, — цедит сквозь зубы угрожающим тоном. *** Читайте историю брата-близнеца в книге «Я тебе не изменял, любимая».

Глава 7

Близко, слишком близко. Кажется, он может услышать стук моего сердца, почувствовать, как зверь, мой страх. Я хотела не реагировать на него, но переоценила свои силы.

Дура, Лина, полная дура.

Все мое существо сопротивляется ему, но при этом и тянется. Казалось, все забыто и похоронено. Но нет, я всего лишь убедила себя в этом. И стоило Матвею снова появиться…

Как я ненавижу себя за свою слабость рядом с ним!

Матвей как-то слишком нежно берет меня за запястье, а второй рукой приподнимает мой подбородок. Его взгляд мне и пять лет назад было сложно выдерживать, а сейчас вообще невыносимо.

— Пульс учащенный, зрачки расширены, — говорит как врач, который проводит осмотр. — Знаешь, какой вывод напрашивается? — наклоняется к моему уху и произносит шепотом, от которого едва не падаю, как сломанная кукла: — Я тебя волную.

Молчать, надо молчать. Не опровергать его слова, но и не подтверждать. Мне его не переиграть. Он профессиональный игрок, и я сейчас не только о покере.

К щекам приливает кровь — ещё один мой промах, который точно не ускользнет от Матвея. Да, мой, хоть я этим и не управляю.

— Так и будешь молчать, ангелочек? — усмехается он. — Или потеря дара речи тоже один из симптомов?

— Что тебе от меня надо? — стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно, но не получается.

В голове с минуту репетировала этот вопрос, казалось, что справлюсь, но голосовые связки меня все же подвели.

Он не даст мне здесь спокойно работать, но я сама себе пообещала, что справлюсь. Надо лишь не реагировать, и вскоре Матвею надоест эта игра в “кошки-мышки”.

— Поужинаем сегодня? — совершенно буднично спрашивает он, и я даже рот приоткрываю от удивления.

Он меня бросает из стороны в сторону, чтобы дезориентировать. В одно мгновение он коварный змей-искуситель с одному ему известными планами, в другое — милый парень, который приглашает меня поужинать.

Какой он настоящий? Видела ли я вообще настоящего Матвея? Или для него вся жизнь — игра?

— Мне есть с кем ужинать, — я не лгу, просто опускаю детали.

Матвей смотрит, будто ищет подвох в моих словах. Нет, это не блеф.

— А тот, с кем ты узнаешь, знает о твоём прошлом? Знает, что лживая стерва с лицом ангела? — слова Матвея меня обжигают, как раскалённое масло.

Я начинаю задыхаться от боли, лёгкие горят, горло перехватывает спазм. Едва сдерживаюсь, чтобы не согнуться, как от удара под дых. Хотя его слова бьют сильнее, чем кулаки.

Но оправдываться мне не за что. И Матвей уже сделал выводы для себя, только мне непонятно, на чем он основывался. По себе людей судит? Или это какая-то извращённая логика?

— Обиделась? — Матвей наблюдает за моей реакцией. — Выражение лица у тебя, как у оскорбленной невинности.

Собираюсь с последними силами и, развернувшись, делаю шаг к двери. Хватит с меня! Пусть думает, что пожелает. Пять лет думал, и меня это как-то не трогало. Переживу и сейчас.

Но уйти мне Матвей не даёт. Обхватывает рукой и прижимает мою спину к своей груди. Замираю, даже не дышу.

Тело к телу… Его запах, его дыхание, его сердцебиение — я все чувствую.

— Я тебя не отпускал, — снова входит Матвей в образ змея-искусителя.

— А я не должна спрашивать твоего разрешения, — отвечаю, но выходит едва ли не жалобный скулеж.

Ну почему, почему все это происходит со мной? От собственного бессилия перед этим мужчиной мне становится и жаль себя, и я злюсь на себя.

Слабачка! Я просто слабачка!

Свободная рука Матвея скользит по моему бедру. Медленно, словно он хочет понять, изменилось ли что-нибудь в моем тебе. Я сжимаю зубы, чтобы не расплакаться.

Это невыносимо.

Это больно.

Это сводит меня с ума.

Рука поднимается выше и… ныряет в вырез моей блузки.

— Нет! — почти кричу и вырываюсь, отталкивая чуть расслабившегося Матвея.

Слезы все же текут по щекам. Неужели он не понимает, что просто издевается надо мной?

Хотя что ему… Разве ему есть до этого дело?

Матвей делает шаг ко мне, но в этот момент открывается дверь в кабинет. На пороге стоит Тимофей Олегович и, нахмурившись, оценивает обстановку.

Отвернувшись, вытираю щеки и, воспользовавшись моментом, всё-таки выскальзывают из кабинета. Я переоценила свои силы. Зря я надеялась, что Матвей не выкинет что-нибудь.

Заметив дверь с всем известным значком, быстро вхожу и закрываюсь. Пара минут передышки. Мне нужно совсем немного времени.

— Я должна это побороть, — говорю своему отражению в зеркале.

Это… Это не любовь. Это какая-то больная зависимость. Ведь любовь не должна приносить столько боли.

Привожу себя в более-менее нормальный вид и иду к своей непосредственной начальнице. Сейчас ещё с ней надо объясняться. Только я ещё не придумала причину, по которой так долго отсутствовала. Правду же не скажешь.

— Лина, а вот и вы, — Любовь Андреевна вешает трубку, когда я вхожу. — Вас просил зайти Тимофей Олегович.

Опять?

Неужели Матвей совсем рехнулся и думает, что я проглочу наживку во второй раз?

Хотя стоп! Тимофей Олегович же действительно вернулся. А я просто сбежала, даже не поздоровавшись с начальством.

— Зачем? — спрашиваю упавшим голосом.

— Вы думаете, я ему задавала этот вопрос? — с удивлением смотрит на меня Любовь Андреевна. — И вам советую не задавать, а просто слушать.

Дельный совет. И очень своевременный. Моя жизнь за последние сутки начала напоминать американские горки, а я к такому не готова.

Опять подхожу к кабинету генерального и, постучав, вхожу. Тимофей Олегович один — это радует. Но разговор нам сейчас предстоит не о работе — это уже минус.

— Ангелина Петровна, добрый день, — спокойно произносит шеф.

— З-здравствуйте, — киваю и занимаю стул напротив Тимофея Олеговича, чувствуя себя нашкодившей ученицей, которую вызвали к директору на ковер.

— Послушайте, я не буду ходить вокруг да около, сразу перейду к делу, — говорит он, но тон его не меняется. — Я не собираюсь вас ни в чем обвинять или предостерегать, однако мне бы очень не хотелось, чтобы офис превратился в драматический театр. И с Матвеем я уже об этом поговорил, хотя не знаю, насколько он прислушается к моим словам. Вы мне показались разумной женщиной, Ангелина Петровна. Что бы там ни было в прошлом, что бы ни происходило у вас с Матвеем сейчас, вы должны это решить вне стен офисного здания. Или могу выслушать ваши предложения.

Мои предложения? А какие у меня могут быть предложения?

Тимофей Олегович явно ждёт моего ответа, а я не имею ни малейшего представления, что ему сказать.

— Я думаю, мне лучше уволиться, — слова вырываются прежде, чем я успеваю их обдумать.

Не помог мне ни разговор с мамой, ни ее благословение — все смел ураган по имени Матвей. И в этот раз я не должна ему позволить оставить от моей жизни одни лишь щепки.

— Вы позволите кому-то управлять своей жизнью? — удивляется Тимофей Олегович. — Это ваше право.

— Нет, — я даже возмущаюсь. — Нет, все не так…

А как? Шеф прав, но я просто не хочу это признавать. И эта мысль меня злит.

— Идите работать, Ангелина Петровна, — вздыхает он.

Наверное, именно злость мне и помогла. И ведь правильные мысли крутятся в голове, но только тогда… когда Матвея нет рядом. Значит, надо просто держаться от него подальше.

Но это не получается сделать. Ведь если он чего-то хочет — он это получает. А сегодня Матвей твердо вознамерился поужинать со мной.