Рубиновый маяк дракона

Валерия Шаталова (2024)

Давняя война с черными ведьмами расколола мир, превратила невинные души в жутких тварей, блуждающих в сером тумане. Тот, кто рискнёт отправиться в Мертвую Пустошь, поплатится самым ценным, и Озирис Морозный Иней — прямое тому подтверждение. Найдет ли он способ исправить ошибку молодости? Сможет ли побороть врага и вновь расправить крылья? Для широкого круга читателей.

3. Ярослав

Фитнес-клуб «Немезида». Калининград

— Эй, друг, — окликнул я проходящего мимо нескладного лысого мужичка. — Навесь-ка мне еще по пятерке!

Явный новичок провел рукой по голове, будто хотел пригладить несуществующие волосы, поднял железные блины и нацепил на штангу.

— Подстраховать?

— Думаешь, справишься? — ехидно усмехнулся я, прошелся по мужику надменно-оценивающим взглядом и на выдохе сделал жим вверх. Лысый обиженно пробурчал что-то невнятное и направился к стойке с гантелями.

Четвертый подход мне дался уже не так резво, мышцы приятно гудели от напряжения. На бицепсах вздулись вены, а футболка пропиталась потом. Закончив со штангой, я обошел ринг, расположенный в центре тренажерного зала.

«Живи, Тёмыч. Пока что. Но послезавтра тебя ждет потрясающий хук слева. Все, как ты любишь».

Я улыбнулся будущему сопернику и поспешил в раздевалку. Холодные струи душа бодрили, смывали усталость и запах тяжелого железа. В мысли уже пробралась длинноногая Аня, с которой сегодня намечался весьма интригующий вечер, обещающий плавно перетечь в не менее интересную ночь.

Но тут в груди резко защемило, и вовсе не от переизбытка романтических чувств. Я издал невнятный сдавленный звук, пошатнулся, уперся ладонью во влажный кафель. По воде на полу побежали алые разводы.

Придерживаясь за стену, едва передвигая ноги, я вышел из душевой кабины. Перед глазами плясал хоровод черных точек. Рваное дыхание со свистом вылетало из груди. В голове звенело. Нет, не так — стрекотало, щелкало, словно в раздевалке сновал рой стрекоз. Каждый шаг отдавался болью во всем теле.

— Эй, — окликнул я какого-то парня, но тот сделал вид, что не слышит, и скрылся за дверью сауны.

Стрекот нарастал. Воздух вокруг пошел рябью. Из соседней кабинки вышел мужчина средних лет.

— Друг, п-помоги, а… — давился я словами. — У меня, п-походу… давление…

Но мужчина, обтираясь полотенцем, прошел мимо.

«Какого черта?»

Сзади неожиданно повеяло зимним морозом. Что было совсем ненормально и неожиданно, но принесло толику облегчения… Ровно до тех пор, пока множество ледяных игл не впилось в спину. От резкой боли я выгнулся дугой и закричал. А в следующий миг меня вдруг подняло над полом, потянуло, словно рыбу, насаженную на невидимый гарпун. Ужас комом встал в горле, мешая дышать. Вместо крика из груди рвалось бессвязное мычание, смешиваясь со стрекотом тысячи невидимых стрекоз. И сквозь этот гул отчетливо прозвучала какая-то жуткая тарабарщина:

— Ipe novuum aspectuum…

По воздуху меня протащило мимо кабинки, где на полу скрючилось мое собственное тело: из носа и ушей стекали алые струйки крови, а по коже расползалась вязь черных, словно живых, татуировок. Они тонкими змейками шевелились и разрастались, стремительно обволакивая меня, пока все не померкло в этой жуткой тьме.

Академия стихий Мелессира Третьего. Рогрант. Владения магов

Пустую тишину огласил истошный нечеловеческий вопль. Я вздрогнул, распахнул глаза и сощурился, пытаясь сфокусировать взгляд. В голове гудело, спину болезненно жгло, будто я лежал на острых раскаленных углях. Казалось, даже кости мои — и те трещали. Проморгавшись, я наконец рассмотрел рельефный потолок, густо увитый узорчатой лепниной. Будто я находился не в фитнес-клубе, а в каком-нибудь Зимнем дворце.

«Не понял, а где душевая?»

Слева от меня что-то шевелилось. Я скосил глаза и заметил отползающую загорелую девицу с белыми волосами-дредами. Ее лицо было искажено ужасом, но смотрела она не на меня — а на свой огромный беременный живот. Так, словно видела его впервые. Придерживала его рукой и продолжала двигаться, отталкиваясь пятками, оставляя после себя мокрые следы. Девушка добралась до тонированной стеклянной стены, на которой блестели серебром какие-то иероглифы.

«Это определенно не мужская раздевалка», — пронеслась мысль и тут же потонула в новом женском крике.

Смуглянка согнулась пополам, обхватывая живот. Замолчала она так же резко, как и вскрикнула, словно у нее случился болевой спазм.

«Схватки, что ли?»

Выдохнув, она оттолкнулась ногами еще раз и смогла дотянуться до стены. Новые серебристые символы будто сорвались с кончиков ее пальцев и вплелись в стекло. А потом… Она просто сунула в стену руку.

«В смысле?!»

Я снова заморгал, силясь прогнать бред. Тем временем расплывчатые тени с той стороны стены схватили девушку за руку и вытянули на другую сторону.

— Она рожает! Целителя! Позовите целителя! — раздались за преградой встревоженные возгласы.

«Врача, быть может? Скорую… Доктора… Какого, к чертям, целителя?!»

— Я что-то сделала не так, я что-то сделала не так, я что-то… — откуда-то сзади донеслись до меня заунывные причитания.

— Тащите сюда дроу Наала, пусть снимет шваххов купол.

За тонированной стеной кто-то отдавал странные распоряжения. Там определенно была какая-то суматоха, мелькали тени, вскрикивала рожающая девица. Голоса доносились будто из жестяного ведра, то ли с эхом, то ли со скрежетом.

— Инквизы на подходе, магистр, — доложил кто-то.

— Инкви-и-и-зы, — снова простонали сзади так удрученно, будто наступил конец света.

Я с трудом повернул гудящую голову, в шее что-то щелкнуло, пронзая болью. Когда же мне наконец удалось перевалиться на другой бок, я увидел рядом еще одну девушку. Она явно пребывала в истерике: зареванная, с покрасневшим носом и в дурацком старомодном платье, под стать которому она навертела свои черные волосы в бабкин пучок. Мелькнула мысль, что я оказался в театре, но за спиной девушки располагался ряд учебных парт, разрезанный все той же тонированной стеной, будто кто-то накрыл кусок помещения огромным стеклянным стаканом.

— Что за…? — на выдохе прохрипел я и закашлялся. — Где я?

Девица вздрогнула от неожиданности, вытаращила на меня свои зеленые глазищи.

— Дроу?

— Чего? — не понял я.

Она шустро вскочила на четвереньки, доползла до меня и схватила за руку.

— Ты живой!

Руку тут же прошило болью, и я от души ругнулся. Но девица не переставала меня трясти.

— Выпусти! Выпусти меня отсюда!

— Да отвали уже, сил нет, — простонал я, отдергивая руку.

— Не можешь, да? — Истеричка шумно шмыгнула носом и зло добавила: — Вот и сдохнем, значит, вместе. Инквизы и тебя не пощадят.

— Инквизы?

— Пыта-а-а-ть буду-у-ут, — заревела в голос девица.

Абсурд, казалось бы, достиг своего апогея. Я резко сел, отчего все вдруг покачнулась, закружилось. Голова взорвалась фейерверком боли, а тело ломило так, будто его всю ночь пинали. Я потрогал лоб, но повышенной температуры вроде бы не ощущалось.

«А какие там симптомы у белой горячки?»

С очередным стоном я помотал головой и сосредоточился на более важных вопросах.

«Что это вообще за место? Театр? Универ? Не понимаю. И тело… Я видел собственное тело в душевой. У меня глюки или что?»

Я снова бросил взгляд на исписанные мерцающими символами стены.

«Все-таки театр. Ага, иммерсивный, со спецэффектами. А уползшая беременная девица? Актриса? Такое вообще возможно сыграть?»

Мысли опять вернулись в душевую:

«Но я-то не играл. Я видел… себя… А если я умер? Если это ад?»

Я повернулся к истеричке и переспросил:

— Пытать будут, говоришь?

Девушка в ответ громко всхлипнула и кивнула.

— В котлах варить, что ли? — Я перебирал в уме все, что знал о загробной жизни. — Черти?

Истеричка неожиданно подавилась всхлипом.

— Правильно! Чертить! — Она вскочила, схватила с ближайшей парты гусиное перо.

«Может, все-таки перфоманс какой? Пьеса средневековая…»

Девушка подбежала к дымчатой стене, где проступали контуры окна, и принялась царапать знаки.

Я со стоном поднялся и, пошатываясь, встал за ее спиной. Голова кружилась. Телу, казалось, было еще хуже. Тряхнул перед глазами рукой — пальцы двоились и были такими загорелыми, будто я только что вернулся с египетских пляжей.

— Решила вычислить площадь усеченного конуса? — оценил я сложные художества.

Девушка испуганно вздрогнула.

— Твой голос… Он другой.

Она хотела добавить что-то еще, но стекло в местах, где были написаны символы, начало странными клоками стекать-сползать на пол, открывая распахнутое окно. Я оторопело уставился на средневековые каменные постройки снаружи и деревья, отливающие пурпурно-лиловой листвой. Декорации были такими масштабными, что… будто и не декорации вовсе.

— Да что за хрень?!

Пока я пялился на пейзаж, истеричка шустро вылезла наружу и засеменила по карнизу.

— Ну знаешь, дамочка, я как бы тоже к пыткам страстью не пылаю.

Болезненно кряхтя и матерясь, я перевалился через подоконник, как мешок с… м-м-м… ну не важно, и ринулся за ней, придерживаясь за стену из серого камня. По широкому карнизу второго этажа мы добежали до угла здания. Затем девушка спрыгнула на выступающий козырек, опустилась на четвереньки с намерением свеситься ногами вниз. В длинной юбке все это делать было, судя по всему, крайне неудобно.

— Подожди. — Я ее опередил, первым оказался на земле. Тут же подхватил висящую девушку под задницу и аккуратно поставил на землю.

Она густо покраснела и открыла рот, собираясь что-то сказать, но потом словно передумала. Рванула от меня со всех ног.

— Да подожди ты! Черт!

Я, конечно, увязался следом. Про себя решил, что зеленоглазая истеричка определенно что-то знает об этом месте. И раз убегает от пыток и каких-то там «инкви́зов», значит, нам точно по пути.

Мы петляли между хозяйственными постройками, пересекли выложенную допотопной брусчаткой площадь и оказались возле кованых ворот.

— Эй, постой! — поравнялся я с девицей. — Куда бежим-то?

— Подальше от инквизов. Бабушка Лорен всегда говорила, что главное правило выживания — предусмотрительность. Вот я и предусмотрела путь экстренного побега. Я так надеялась, что до этого не дойдет! Но появился ты и все разрушил!

Она затормозила и зло ткнула в меня пальцем.

— Ты мне жизнь сломал, шваххов дроу!

Она снова ринулась вперед, тараторя между всхлипами про запрещенные заклятия, души, инквизов, чтоб им пусто было! Она говорила, ускоряясь и пропуская целые куски слов.

— Господи, да о чем ты вообще? Психичка ненормальная! Какие души? Какое проклятие?

— Которое ты притащил в академию! — выкрикнула она. — Ты теперь неправильный! И прокля́тое тело твоей дроу до обмена не было беременным. Ты же видел, живот вырос за считанные минуты.

— Не видел. И так не бывает.

— Вот именно!

Она остановилась перевести дух и согнулась. Похоже, от бега у нее закололо в боку. Я все больше убеждался, что мадам немного того. Однако все равно попытался выудить у нее хоть какую-то информацию:

— Инквизы — это те, кто пытает тут? Звучит похоже на инквизиторов, а они тоже зайками-кисками не были.

— Да.

— За грехи при жизни? За то, что плохо себя вели? Делали ужасные вещи?

— Конечно, ужасные! — воскликнула она со злостью.

— А полиция здесь есть? И здесь — это вообще где? А я…

Но девушка не дослушала — снова побежала.

— Да подожди ты!

На бегу я крутил головой, и меня одолевали сомнения. Обстановка вокруг казалась неподходящей для ада. Малоэтажные постройки больше походили на европейскую деревню. Правда, удивительно лиловые кроны деревьев отдавали ванильным флером сказочности, но встречалась и обычная зеленая растительность. Да и люди на улицах выглядели спокойными, занятыми своими хлопотами.

«У нас в российской глубинке народ в гораздо худших условиях живет, чем в местном аду. Так все же, может, это не ад? Тогда что?»

Задумавшись, я перешел с бега на шаг, поймал любопытный взгляд дородной бабы, держащей за ноги двух трепыхающихся…

«Ну да, точно, куры!»

Птицы возмущенно кудахтали и сопротивлялись произволу, и вся эта картина навевала ощущение обычной деревенской жизни. Казалось, если у этой толстухи и есть в доме котлы, то они явно предназначались для наваристой куриной лапши…

— Стоять! — громогласно раздалось впереди. — Именем закона великого Рогранта, прославленного града магов стихий и…

Баба выронила кур и шустро юркнула в дом, плотно затворив за собой дверь. Деревня вообще вся как-то резко опустела. Я осторожно выглянул из-за угла дома и, в который раз за сегодня, офигел.

Высокий худой мужчина в помпезном голубом камзоле и накрахмаленных белых перчатках картинно взмахивал рукой и вещал про какой-то Рогрант.

«Если здесь и ставят пьесу — то этот точно играет Арамиса!»

Его темные волосы были собраны на затылке в аккуратный хвост, а на лице красовались подкрученные кверху усы и короткая, но идеально подстриженная бородка, будто этот пафосный хлыщ сюда прибыл прямиком из местного барбершопа.

Второй рукой он держал конец веревки, переливающейся серебряными нитями и зелеными всполохами. Рядом, устремив обреченный взгляд в небо, прямо в грязной луже стояла на коленях та самая истеричка. Сверкающая веревка смыкалась удавкой на ее шее, и с каждым словом лощеного хмыря петля затягивалась все сильнее.