Ходила младёшенька по борочку

Вера Евгеньевна Мосова

Роман «Ходила младёшенька по борочку» продолжает повествование о большой и дружной семье Беловых, уже знакомой читателю по книге «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», и переносит нас в 80-е годы XIX века. Новые интриги и новые приключения ждут героев, особенно юную Любашу, на чью долю выпали непростые испытания. Вот уж, поистине, «не родись красивой»…

Глава 10

Маруся шла на речку бельё полоскать. Летнее утро, касаясь её лица солнечными лучами, нежно ласкало кожу. Легчайший ветерок навевал ароматы трав и полевых цветов. Она вдыхала этот воздух, напоённый запахами детства, и тихо радовалась новому дню. Тимофей с Никитой вызвались в помощники — они несли большую овальную решётку, держа её за ручки по бокам. Каждый хотел показать, что он сильнее и слегка приподымал свою сторону, чтобы большая нагрузка ложилась на него.

— Осторожно, сорванцы! — окликнула их Маруся. — Вы мне сейчас все рубахи в пыли изваляете!

Братья весело рассмеялись.

Маруся с Нюрочкой, шагавшие позади них, тоже улыбнулись. Дочка беспрестанно щебетала. Ей нравилось гостить у бабушки и деда, нравилось играть с братьями и сестрой, но она уже скучала по отцу и рвалась домой. Маруся отвечала ей, что в их новом доме идут работы, и жить там пока нет никакой возможности. Надо ещё немного подождать, скоро тятенька управится со всеми делами и сам за ними приедет. Да и бабушке Анфисе с внуками веселее, и помощь хоть какая-то. Вот уже и страда началась, мужики первый покос докашивают, и завтра они все вместе отправятся сено грести. Это очень весело — работать всей большой семьёй на покосе. И Маруся стала рассказывать, как они с сестрой Нюрой в детстве любили эту страдную пору. Как разбивали кошенину, как сгребали её в валки, как в минуты отдыха спасались от жары в тени деревьев, как пили студёную воду из родника и лакомились ягодками. Нюрочка с интересом слушала, ей тоже захотелось на покос.

Вдруг Марусю кто-то окликнул. Она обернулась и увидела Сану, который приближался к ним, смущённо улыбаясь.

— Здравствуй, Маруся! — выдохнул он, робея.

— Здравствуй, Сано, — ответила она, с первого взгляда приметив, как он изменился, и не в лучшую сторону. Лицо какое-то помятое, глаза потускнели.

Зато он смотрел на неё и не мог глаз оторвать. Хороша! И даже шрам на щеке — его вечный упрёк — стал почти незаметен. Спохватившись, что он слишком откровенно разглядывает бывшую жену, он сказал:

— Я это… я к сыновьям… поговорить бы.

— Зачем? — глаза Маруси сузились. — Кому это надо?

— Мне надо! — воскликнул Сано.

— А им оно надо? — Маруся смотрела на него, сурово сдвинув брови.

— Дак, отец я… всё-таки…

— У них есть отец! Он их вырастил, они его любят, а тебя совсем не знают. И зачем всё это? Запомни — все они твои племянники! И не вздумай к ним приближаться!

Это было сказано таким тоном, что Сано весь вдруг съёжился и послушно закивал. Почему-то не смел он перечить Марусе. Не получалось. Но она говорила об обоих мальцах, а не только о Тимоше, и это вселяло надежду, что Никата тоже его сын. Он так и знал! Он чувствовал!

— Я это, я хотел их к бабке с дедом сводить, — как бы оправдываясь, проговорил он, — негоже дедов своих не знать.

— Егор приедет и сводит! — отрезала она и, повернувшись, пошла дальше. Потом вдруг остановилась, подтолкнула дочку вперёд к сыновьям, а сама вернулась к нему и неожиданно мягко заговорила:

— Пойми, Сано, так лучше для них. Если они тебе дороги, не встревай, не ломай им жизнь. Может, потом, когда повзрослеют, они всё узнают, но не сейчас. Прошу тебя, ради их же блага.

Он смотрел в её глаза, полные мольбы и понимал, что выполнит всё, что она скажет. Не враг он своим детям. Не враг.

Незадавшийся отец согласно кивнул и спросил:

— Ты только скажи мне, Никита — тоже мой?

Маруся пожала плечами и пошла догонять детей. А что она могла ответить, если и сама не знала этого? А Сано так и остался стоять, глядя ей вслед. Она была всё та же, его Маруся, и, в то же время, совсем другая. И эта другая манила его к себе ещё сильнее. Он выполнит всё, о чём она просит. Он, конечно же, не пойдёт против неё. Это Сано сейчас отчётливо понял. Как можно ссориться с той, кого боготворишь?

Маруся полоскала бельё, а перед глазами стояло Саново лицо. Что-то, похожее на жалость, всколыхнулось в ней. Чего греха таить, сломала она жизнь парню, и чувство вины, с которым она много лет боролась, всколыхнулось вновь. Из рассказов матери и Тюши, она знала, что жизнь его с Танюшкой не очень ладится, как не ладится и с работой. Да и пьёт он постоянно — оттого и нелады. Интересно, а живи он с ней, с Марусей, так же пил бы? Она задумалась, вспоминая прошлое. А ведь он и раньше к бражке прикладывался. Ситуации, выходящие за рамки обычной жизни, всегда выбивали Сану из колеи. Когда Фрося оклеветала Марусю и та убежала из дома свекрови, он напился. И когда учинил расправу над ней, тоже был пьян. Эх, слаб человек! А ведь неплохой мужик-то был. Добрый, заботливый. Но до брата ему далеко. Только Егор дал ей почувствовать, какое оно, бабье счастье. Жизнь с ним была совсем иной, чем с Саном. Вот уж, воистину, за мужем, как за каменной стеной. А из Сана какая стена? Так, шаткий заборчик, который бабе самой и подпирать приходится.

А Сано тем временем домой вернулся. Во дворе его встретила жена:

— И где тебя носит, окаянного? У меня забот полон рот, а мужик шляется незнамо где.

Сано смотрел на Танюшку и невольно сравнивал её с той, что только что стояла перед ним. Сравнение было явно не в пользу жены.

— Ну, чего ты всё время ворчишь на меня? Слова доброго от тебя не дождёшься. У других жёны приветливые да ласковые, а ты вечно всем недовольна.

— Дак, у других и мужики другие, а с тобой любая ворчливой станет!

Сано аж дар речи потерял от такого обвинения. Выходит, что Маруся, живя с ним, стала бы точно такой же, как Танюха? Нет, с этим он не может согласиться! Маруся, она такая… Такая… В общем, совсем другая. Интересно, а каково же ей с Егором-то живётся? Он ведь даже не спросил про брата. А надо было. Злость на Егора давно прошла, на смену ей пришло сожаление, что они в раздоре. Родная кровь, как-никак. Сано сел на крыльцо и призадумался. А если Танюха права? И жёны становятся злобными только у худых мужиков? А у доброго мужа жена всегда ласкова да покладиста? Эти мысли были новы для него.

— Чего расселся? — вырвал его из раздумий голос жены. — Сидит опять, мечтает! У людей уже гребь поспела, а мы ещё косить не начинали!

— Ты же знаешь, что я три дня кряду бате косить помогал. Вот с отцовым покосом управимся, а потом уж за наш примемся. Не могу же я старикам своим не помочь.

— Вот так всегда — сначала другим, потом себе! — возмутилась Татьяна.

— Всё собачитесь? — послышался голос Николки, вышедшего из избы. В руках он держал котомку.

— А ты куда навострился? — удивилась сестра.

— Ухожу я от вас, надоели ваши вечные дрязги.

— Как уходишь? Куда? Изба-то у нас общая, она и твоя тоже.

— Дак, тут есть хозяин и без меня! — Николка искоса глянул на зятя. — А я уж как-нибудь сам!

— А люди-то чего скажут? — возмутилась Танюха. — Что выгнали мы тебя из собственного дома? Не срамил бы ты нас, Николка, перед людьми!

— А людям скажете, уехал, мол, Николка по свету счастья искать!

— Как уехал? Совсем? А работа как же? — недоумевала сестра. — Только в мастера выбился, модельщик, сказывают, из тебя хороший получился, деньги зарабатывать стал и вдруг…

— А деньги-то везде заробить можно! — с улыбкой отвечал Николай.

— А мы как же? А детей чем кормить? — робко молвила сестрица.

— А у детей батя есть? Есть! Вот пусть он их и кормит!

— Дак он же без работы теперь! — оправдывала мужа Татьяна.

— А без работы у нас сидят только лодыри да пьяницы! А кто работать хочет, тот всегда её найдёт! — сурово ответил Николай.

— Ты нам хоть денег-то оставь немного, — умоляюще проговорила сестра.

— Оставил на столе. Немного. Мне и самому они теперь понадобятся.

Сано не проронил ни слова. Видно, и впрямь, худой он муж, и отец плохой, коли своих детей прокормить не может. Стало стыдно, что Танюха выпрашивает деньги у брата.

— Ты хоть вернёшься домой-то? — спросила сестра.

— Не знаю. Разве что навестить. Но жить с вами я уже не стану, пора мне своей семьёй обзаводиться.

— Никак жениться надумал? — удивилась она.

— А уж это как повезёт! — улыбнулся Николай, направляясь к воротам.

— Погоди-ка! — крикнула вдогонку сестра и направилась следом, переходя почти на шёпот. — Уж, не к Любке ли ты решил податься? Чует моё сердце, что так оно и есть. Присушила-таки, цыганка чёртова! Отняла у меня брата!

— Ну что ты несёшь всякий вздор! — возмутился Сано. — Он мужик, ему давно пора жениться! И не тебе выбирать ему суженую! Сам справится!

— А ты, вообще, помалкивай! — повернулась она к мужу. — Сам до сих пор по этой дряни беловской сохнешь, хочешь, чтоб и брат мой так же маялся?

— Да кто сохнет? Это всё твои выдумки! — возмутился Сано, но жена словно не слышала его.

— К кому угодно сватайся, — снова оборотилась она к брату, — только не в эту семью!

Николай молча махнул рукой, отворил ворота и сказал:

— Прощевайте, покуда!

Он шёл по родному посёлку и думал о том, когда же вновь сюда вернётся. Непросто было заводскому парню решиться и вдруг сорваться с места. Его охватывала тревога перед неизвестностью, но так будет лучше всем. Пусть сестра живёт своей семьёй, а у него другая дорога. Устроилась же Любаша в чужом заводе и ничего, прекрасно живёт. И он сможет. А если повезёт, то он её отыщет и, может быть… Да что наперёд загадывать! Не спугнуть бы! Но прежде он должен зайти к другу. С Петькой они попрощались вчера, а вот к Василке он сейчас и направляется. Николку немного смущало то, что там он снова встретится с Лизаветой. Но не может же он уехать, не попрощавшись с другом.

Василий встретил его у ворот и очень удивился, узнав, что он уезжает. Ему всегда казалось, что Николка с Петькой крепко вросли в эту землю, и никакая сила не сможет сдёрнуть их с родных мест. Василко полюбопытствовал, почему друг выбрал именно Тагильский завод, в округе много и других мест. Можно податься в Кушвинский или Туринский, да и Лайские заводы рядом. На что друг не сумел найти ответа, лишь пожал плечами. Ну, не скажет же он, что родственница Василкова, Любушка, крепко запала ему в душу, потому и готов он жизнь свою круто поменять. Друзья прошли в садик, где Лизавета гуляла с сыном. Она обернулась к Николаю и ответила на его приветствие. Странное дело — он не лишился дара речи, как это всегда бывало, не отвёл в смущении глаза от её лица. Он даже участливо спросил о её здравии и спокойно выслушал ответ. Ему впервые было радостно видеть счастливое семейство друга, и от этого как-то сразу потеплело на душе. Не отказался он и от предложенного Лизанькой чая. Тут же, в саду, уже закипал самовар. Матрёна принесла вазочку с вареньем, колотый сахар, баранки и заварила ароматный чай. Николка и не заметил, как пролетело время, пока он наслаждался душевным теплом в семье своего друга. Почему-то представилось, как однажды приедет к нему в гости Василко со своей семьёй, а Николкина жена будет потчевать их чаем. И будет так же тепло и душевно в их доме, и все будут веселы и счастливы. А почему бы и нет?