Детсовет. Потустороннее в колледже

Вера Лондоковская (2024)

Много лет обитателей колледжа держат в страхе потусторонние силы. Их пугают привидения, на их глазах открываются порталы в неизвестность. Преподаватели ищут сильных экстрасенсов, а студенты забываются в любовных переживаниях. Прагматичный директор не верит в потустороннее. Но когда на территории колледжа, средь бела дня, загадочно исчезает ведущий преподаватель, даже ему становится не до шуток.

Глава 4

Детсовет

В актовом зале яблоку некуда было упасть — еще бы, первый Детсовет! Зал рассчитан всего на двести пятьдесят человек, разумеется, на посадочных местах вальяжно развалились старшекурсники. Младшим пришлось устраиваться стоя, в проходах, у окон.

На сцене в президиуме восседали: председатель Максим Семендяев, назначенный руководством колледжа, рядом с ним — его замы и другие ответственные, которых назначил уже он. Над сценой красовался баннер с надписью: «Главное — дети!»

Через толпу любопытствующих, толкавшихся в дверях, с трудом просочился кругленький лысенький преподаватель механики по фамилии Тырин. Со своей обычной лисьей улыбочкой он подошел к сцене, посмотрел снизу — вверх на президиум, на баннер.

— И кто тут у нас сегодня самый главный ребенок? Максим, ты, что ли?

— Выйдите, Сергей Николаевич, — на преподавателя смотрел совсем не тот обаятельный и свойский парень, весь вид Семендяева теперь был мрачным и строгим. — Здесь находятся только члены Детсовета и преподаватели, которых вызвали на заседание. А за неуважение к Детсовету вам объявляется замечание! — Максим ударил молоточком по специальной небольшой дощечке.

— У-ух, как тут все серьезно, — попытался отшутиться Тырин, но обычная лисья улыбочка все же сползла с его физиономии, и он удалился.

— Вы думаете, я слишком строг? — от Максима не укрылись смущенные взгляды заместителей. — Ничего страшного, лучше сразу поставить их на место.

Ответственные за сегодняшнее заседание из числа первокурсников тем временем закрыли дверь прямо перед носами любопытствующих и начали призывать присутствующих к тишине.

— Тишину поймали! — орали они. — Тишина!

В установившейся тишине один из дежурных подошел к сцене и отрапортовал:

— Уважаемые председатель и его заместители! Детсовет к открытию готов!

Максим заговорил в микрофон, не вставая со своего места:

— Уважаемые члены Детсовета! Первым делом хочу вас поздравить с таким знаменательным событием. — Зал взорвался аплодисментами, и дежурным вновь пришлось устанавливать тишину.

А Максим продолжал:

— Впервые в истории человечества, обучающиеся получили равные права с преподавателями, и это справедливое решение приняли структуры власти в нашей стране. Раз в месяц мы будем с вами собираться и разбирать провинившихся преподавателей и воспитателей. Отныне не только они будут делать нам замечания и выговоры, но и мы им, — припечатал председатель.

Теперь в зале царила такая тишина — муха пролетит, будет слышно. Студенты, которые даже во время концертов самодеятельности сидели в этом зале, уставившись в свои телефоны, теперь смотрели на сцену широко раскрытыми глазами.

— За первый проступок преподавателю будет вынесено замечание, — повысил голос Максим, — если он не сделает выводы и попадет к нам во второй раз — выговор, ну а на третий раз последует увольнение. Кстати, в трудовой кодекс уже внесена поправка, статья восемьдесят первая, пункт десятый: «За несоблюдение преподавательской этики». С такой записью в трудовой книжке ни в какое учебное заведение на работу уже не примут.

Чеканя каждое слово, председатель обвел хмурым взглядом зал и закончил свою речь словами:

— Таким образом, совсем скоро мы искореним преступное отношение к нам педагогов, в том числе грубость, повышение голоса и другое. От вас, от членов Детсовета, мы ждем регулярных донесений о проступках преподавателей. На основании ваших донесений мы будем составлять списки тех, кто подлежит вызову и разбирательству. Если есть вопросы, задавайте.

Из первых рядов поднялся старшина третьего курса судоводителей:

— У нас такой вопрос. Наказывать преподавателей мы можем только за плохое поведение? А как же насчет оценок? Ведь оценки часто занижают!

Многие его поддержали, встал еще один курсант:

— В самом деле, вот станем мы их наказывать за неуважительное отношение, так они станут вести себя хорошо, а на оценках отыграются!

— Насколько я понял, такого права нам не давали, — начал Семендяев, но в этот момент его слегка толкнул сидевший справа Ланин, — но вот товарищи подсказывают, что на самом деле мы можем рассматривать любую несправедливость. Поэтому сделаем так: кто считает, что оценки ему ставят не заслуженные, пусть тоже доносит, и мы разберемся. Допустим, студент может доказать, что ответил на «четыре», а ему почему-то поставили «три», разумеется, такие действия преподавателя мы пресечем.

— Тогда еще вопрос, — не унимался активист, — как доказать Детсовету, что ты заслуживаешь «четверку»? Записывать на диктофон, приносить тетради?

— Ну вот вы сами и ответили на свой вопрос, конечно же, приносите любые доказательства, мы их все рассмотрим! — выкрутился председатель, избегая щекотливой и непонятной пока темы.

Подняла руку одна из девочек-логистов:

— Одна наша преподша сказала, что если ей сделают на Детсовете хоть одно замечание, то она уволится, и тогда мы не сможем закончить учебу — потому что некому будет вести пары. Скажите, возможно ли на самом деле такое, что все они разбегутся, и мы останемся без диплома?

Максим язвительно улыбнулся:

— Поверьте, она блефует. Если люди здесь работают, то явно какая-то причина для этого у них имеется. Самая первая причина — они больше ничего не умеют. С многолетним опытом работы в колледже их не возьмут в другие сферы. А деньги, как известно, нужны всем. Многие работают здесь по призванию и готовы будут пойти на что угодно, лишь бы продолжать выполнять свою «миссию». Напишите рапорт на эту преподшу, мы ее вызовем и спросим, по какому праву она вас запугивает.

Когда вопросы закончились, поднялся Ланин и объявил:

— Начинаем первое заседание Детсовета! Дежурные, пригласите нашего первого фигуранта — физрука Сидорова Павла Петровича!

По залу пронесся гул — уж с выходками физрука были знакомы все. И матерился он, и обзывался, это верно. Но зачеты ведь ставил, даже тем, кто пропускал пары — достаточно было купить новый мячик для спортзала. Так что отношение к нему студентов было не совсем однозначным. Многие пропускали мимо ушей его странные шутки, а кто-то просто посмеивался.

В актовый зал в сопровождении дежурных вошел среднего роста человек в спортивной форме, с лицом явно бойцовским — многочисленные шрамы и сломанный нос давали понять, что физрук занимается контактными видами спорта, в частности, боксом. Он выглядел монолитно, с движениями плавными, но полными силы — будь сейчас другой век, смело можно было бы сказать, что перед залом стоит воин.

— Сидоров Павел Петрович перед строем назвал одного из курсантов «самый русский», а другого «чудище татарское», — зачитал с листочка Ланин. — Объясните, пожалуйста, Детсовету, свои действия. Что за нацизм по отношению к учащимся?

Павел Петрович развел руками:

— Ну «самый русский» — это Дмитриев Иван, вы все его знаете. Лицо у него откровенно китайское, а фамилия и имя полностью русские. Я решил пошутить.

— С какой целью вы шутите на такие темы? Вы националист? Шовинист? Ксенофоб? Зачем такие шуточки при всей группе? Вы не подумали, что такими шутками привлекаете всеобщее внимание к национальности Дмитриева? Вам известно, что в современном мире есть такое понятие, как толерантность? — нахмурился председатель.

— Я не нацист и не шовинист, — ответил физрук, — просто это мой метод работы — отвлекать студентов шутками и анекдотами. Не все же время ходить с серьезными минами.

— То есть вы хотели, чтобы всем стало весело, особенно Дмитриеву. Он тоже смеялся со всеми?

— Нет, он не смеялся, — стушевался преподаватель, ведь до него в полной мере дошло, что Детсовет — не игра.

— Почему-то меня это не удивляет. Хафизова вы назвали «чудищем татарским» с этой же целью — развеселить студентов?

— Ну конечно, — физрук опять развел руками.

Максим посмотрел в притихший зал.

— Уважаемые члены Детсовета, выносите свои предложения — какого наказания заслуживает многоуважаемый преподаватель Сидоров. Только, пожалуйста, по очереди, не создавая шума.

Один за другим вставали студенты:

— Пусть он начнет шутить про себя самого, например, про свой возраст, про искривленный нос.

— Пусть извинится перед Дмитриевым и Хафизовым!

— Просто вынести замечание и проследить, сделает ли он выводы.

— Начинаем голосование! — объявил председатель. — Дежурные, подсчитывайте голоса!

Вскоре секретарь поднес Максиму листочек с количеством голосов.

— Итак, большинство голосов за то, что шутить вы, Павел Петрович, отныне будете над собой. Так что ждем на парах ваших юмористических рассказов, как вы остались с разбитым носом, как лишились обоняния, и как давно это было. — Максим ударил молоточком.

— Я могу идти? — Павел Петрович испытывал явное облегчение.

— Конечно. Дежурные, пригласите преподавателя географии Осипенко Таисию Петровну!

Перед залом предстала невысокая худая женщина в очках, с лицом, усыпанным веснушками.

— Итак, Таисия Петровна выгнала с пары студента Иванникова, что само по себе недопустимо, — начал зачитывать Ланин, — при этом она схватила его рюкзак и выбросила в коридор. Объясните Детсовету свои действия.

— Я вела урок, рассказывала ребятам про Мировой океан — из чего он состоит, сколько площади занимает. Студент Иванников в это время начал разговор с соседом по парте, причем в полный голос, как будто он не в колледже находится, а где-то на базаре. Я попросила прекратить разговор, но через минуту болтовня возобновилась. Я опять попросила замолчать, тогда Иванников разрезал канцелярским ножиком стул, на котором сидел, и начал вытаскивать из него поролон — прямо у меня на глазах.

— Не так было! — подпрыгнул со своего места Иванников. — Стул уже был разрезан, лучше надо следить за своим кабинетом! И ножика у меня не было, вы мне его сами дали, помните? Чтобы я аккуратно вырезал из другой тетрадки конспект и вклеил в новую! Да, есть у меня грех — в одной тетрадке все предметы подряд записывать, — добавил он под всеобщий смех.

— За всем не уследишь, может, и был разрезан, — пожала плечами преподавательница. — Однако, для чего было вытаскивать поролон? Я подумала, что он сейчас начнет кидаться кусками в других студентов, подобные случаи приходилось видеть. Конечно, я попросила нарушителя дисциплины выйти.

— А почему я должен выходить? — заорал Иванников. — Она рассказывает неинтересно, мне было скучно! Пусть заинтересует меня своим предметом, тогда и буду сидеть молча!

— Тишина в зале! — председатель стукнул молоточком. — Еще раз крикните с места, и я вас удалю. Рассказывайте дальше, Таисия Петровна.

— Иванников продолжал сидеть, не реагируя на просьбу выйти. Я стала сама не своя, меня трясло и колотило. Как так — я требую выйти, а он сидит, как ни в чем не бывало? Всю пару мне испортил! Все внимание на себя перетянул! Как мне учить других? Что они потом вспомнят на экзамене — как мы препирались с Иванниковым? В общем, я схватила его рюкзак и выбросила за дверь. Только так мне удалось добиться, чтобы он наконец вышел. Вот, собственно, и все.

В зале стояла гробовая тишина.

— Иванников полностью неправ, — Максим Семендяев озадаченно смотрел на Таисию Петровну. — Но вы, взрослый человек, почему так реагируете на выходки несмышленого мальчишки? Почему не можете установить порядок у себя в кабинете? Сдается мне — не ту профессию вы выбрали. Если из-за каждого так психовать, стоит ли работать в образовании? Что ж, давайте голосовать.

На это раз предложений было всего два:

— Замечание на первый раз.

— Извиниться перед Иванниковым.

Председатель ознакомился с цифрами и объявил:

— Большинство голосов за то, чтобы преподаватель извинился. Извинитесь, Таисия Петровна, и замечание вам не будет вынесено.

Таисия Петровна беспомощно посмотрела на президиум, оглядела зал.

— Извинитесь сейчас, при всех, — повторил председатель, — и можете идти.

— Я… я была неправа, — чуть слышно лепетала Таисия Петровна, заливаясь слезами, — нельзя брать чужие вещи и швырять в коридор…

Неожиданно она рванулась к выходу, но путь ей преградили дежурные.

— Извинитесь, или мы сделаем вам сразу и замечание, и выговор, — крикнул председатель, — вам останется всего шаг до увольнения!

— Не трогайте меня! — с рыданиями крикнула Таисия Петровна, отбиваясь от дежурных. — Вы права не имеете!

Вырвавшись из актового зала, вся в слезах и в соплях, она оказалась в рекреации, где ее попытались обступить любопытные коллеги.

— Что случилось? Что тебе сказали? Ты куда?

Таисия Петровна, не отвечая на расспросы, понеслась в сторону отдела кадров — писать заявление на увольнение.

В актовом зале поднялся невообразимый шум, студенты яростно спорили, кто прав в этой ситуации, а кто виноват. Дежурным с трудом удалось всех утихомирить. Настал черед третьего фигуранта.

Вошла пышная дама в своем любимом сером костюме, окидывая зал взглядом, полным высокомерия.

— Читова Ксения Андреевна, — представилась она громким, неприятным визгливым голосом, из тех, что давит своим превосходством и отравляет атмосферу накопленным ядом, — слушаю вас.

Олег Ланин привстал, зачитывая:

— Ксения Андреевна позволила себе назвать студентов «баранами», а также известны случаи, когда она отзывалась о них со словечком «оно» вместо «он» или «она». Кроме того, в первый учебный день оскорбила всю группу выражением «надо вас почистить». Итак, поясните Детсовету, почему такое пренебрежительное отношение к студентам, почему вместо «он» — студент может оказаться «оно», и почему группу «надо почистить»?

— Ну, студентов, может, и не стоило называть «оно» и «баранами», — тягучим, как пластилин, голосом, заговорила Читова, — но насчет всего остального я права, группу давно пора почистить. Двоечники и прогульщики — это балласт, который тянет группу на дно, снижает нам показатели успеваемости. Если вы не знаете, то мы тоже отчитываемся на педсоветах и краснеем за таких вот студентов. Нам тоже по шапке дают за двоечников.

— Хорошо, — кивнул председатель, — ваша позиция понятна. Уважаемые члены Детсовета, выносите свои предложения.

От взгляда и голоса Читовой многие впали в ступор — ее боялись, как огня, — поэтому вынесли одно-единственное предложение:

— Сделать замечание и предложить подумать над своими словами.

— Единогласно — за вынесение замечания, — объявил председатель после подсчета голосов. — Ксения Андреевна, на первый раз вы получаете замечание и предложение подумать над своим поведением.

Максим занес молоточек, но ударить им не успел.

— А я не согласна! — менторским тоном заявила вдруг Читова. — Я против вынесения замечания! Права не имеете так поступать с ведущим преподавателем!

Она продолжала что-то говорить, но Максим раздраженно прервал:

— То есть вы не согласны с решением Детсовета?

— Ка-а-тегорически не согласна! — принципиально кивнула головой Читова, глядя на председателя. — Я законы знаю, и очень хорошо разбираюсь в методиках! И готова поспорить…

— Я не буду спорить, — прервал ее взбешенный Семендяев. — Я, как председатель, выношу предложение, предусмотренное в таких случаях — линчевать! Кто «за»?

Горящим от негодования и требующим справедливости взглядом Максим смотрел в зал на своих преданных курсантов. На самом деле никакого линчевания в правилах предусмотрено не было, и подобное предложение продиктовала ему дикая ярость и желание справедливо наказать.

Им также двигало желание создать прецедент, эдакий пример, что Детсовет — не шутка, и с ним придется считаться. Именно поэтому он только что самовольно ввел новое наказание — «линчевание».

Но люди в зале стали поднимать руки — сначала верные своему старшине курсанты-судоводители, потом учащиеся других специальностей, наконец весь зал застыл с решительно поднятыми руками.

— Единогласным решением Детсовета, Читова Ксения Андреевна приговаривается к линчеванию! — Максим грохнул молоточком и многообещающе посмотрел в глаза мерзкой бабе: — Это будет долго и больно!

Он что-то быстро шепнул Ланину, тот понимающе кивнул, как будто вспоминая что-то, и дальнейшее произошло молниеносно, как отрубание головы змее.

Читова попыталась оказать сопротивление, но куда там, — через минуту ее уже связали по рукам и ногам, и одним движением стянули с нее юбку. Она осталась в своих красных туфлях на каблуках и в пиджаке, из-под которого выглядывали полные бедра в трусах и тонких колготках. После чего несколько дежурных взяли ее под руки, несколько — за ноги, и потащили извивающееся тело к выходу, чтобы пронести его вокруг колледжа.

Рот ей никто не затыкал, и Ксения Андреевна громко визжала, сыпала проклятиями и орала нечто бессвязное, впрочем, как она и привыкла. С самого детства она усвоила на подсознательном уровне — стоит ей завизжать, и родители бегут исполнять любой каприз дитяти, стоит заорать, и все окружающие, — хоть это муж, хоть суровый на вид начальник факультета, — начинают исполнять ее прихоти. Но на этот раз — впервые в жизни, — ни крики, ни вопли, ни визги, ни писки, — не помогали, хоть ты тресни.

Колледж стоял высоко, с двух сторон его окружал лес, полный птиц и мелких животных типа белок, а сразу после леса начинался высокий обрыв над морем, которое в часы прилива яростно шипело и плескалось синими волнами. Туда-то, в сторону леса, и направились курсанты со своим своеобразным, брыкающимся грузом.

Вахтерша и охранник смотрели им вслед буквально с отвисшими челюстями. Толпа студентов из актового зала, а за ними и любопытствующие, стоявшие под дверями, устремились на улицу. Из всех окон выглядывали сотрудники, привлеченные шумом и криками. Однако, за колледжем, на узкой тропинке между стенами и густым лесом, толпа начала рассеиваться, и здесь наслаждаться падением грозной преподавательницы могли не все.

Вседозволенность, азарт и гормоны в этот момент вскружили головы тем, кто ее нес. Спонтанно, в их головах созрел план иного наказания.

Дежурные, тащившие тяжелое визжащее тело, давно уже начали переглядываться: хоть тетка и отвратительная, но она же в одних трусах и тонких колготках! Ее упитанная часть тела, которую, по слухам, лижут подхалимы, так соблазнительно свисает, что в молодых брюках давно уже намечалась нешуточная буря.

— Пацаны, вон в тот сарай ненадолго, — указал старший из них, — как раз толпа отстала. Скажем, отлить заходили.

Ребята с легкостью снесли какую-то красную веревочку, натянутую между ветвей, даже не задумываясь, откуда она здесь взялась, и подошли к сараю. Положили связанное ревущее и стонущее тело, проворно начали расстегивать форменные ремни.

— А-а-а! — вдруг истошно заорал один из них.

Остальные подняли головы и на миг онемели. Среди деревьев с неподвижными лицами стояли двое мужчин в странной серой одежде. На одном из представших изваяний был длинный серый халат. Волнистые волосы до плеч. Другой был в серых брюках и серой рубашке необычного фасона и в серой кепке на голове. Но их же только что не было! Материализовались как из воздуха.

А что, если это те самые привидения, про которых они так много слышали, едва приступив к учебе?

— А-а-а! — заорали ребята и, забыв про Читову, со всех ног побежали мимо леса к крыльцу колледжа.

Чуть не налетели на толпу, стоявшую за углом. Впереди всех стоял, опираясь на палочку, пожилой преподаватель черчения Владимир Иосифович.

— А где ваша жертва? Вы что такие взъерошенные, как будто тигра встретили? Опозорить преподавателя оказалось так трудно? — в его голосе прозвучал сарказм.

— Там… там привидения! — выпалил один из курсантов, показывая пальцем в сторону леса.

— Ха-ха-ха, — зашумели стоявшие в толпе сотрудники, — обычных грибников испугались или кого вы там за привидения приняли. Привидений не бывает!

— Да дайте вы пройти! — протолкался Валерий Иванович. — Павел Петрович, Сергей Иванович, пойдемте со мной, надо же Читову поднять, привести в чувство. Разгильдяи бросили ее одну посреди леса!

— Да как им такое в голову пришло — стянуть юбку с ведущего преподавателя! — Сергей Иванович был возмущен до предела, но все же боялся распространяться дальше — как бы самому не влетело.

— Незачем критиковать Детсовет, — и в самом деле, не замедлил одернуть его начальник факультета, — не нашего ума дело.

Мужчины убежали, а Владимир Иосифович внимательно слушал сбивчивые рассказы ребят о привидениях.

— А вы далеко вообще забрели? К сараю не ходили, красную ленточку не оборвали случайно?

— Была там какая-то веревочка, вроде красная, — почесал затылок один из дежурных. — А что?

— Да творилась когда-то знатная чертовщина в колледже. Тогдашний директор даже экстрасенсов вызывал. Те приехали, что-то там сделали возле сарая, натянули красную ленточку и сказали, ни в коем случае ее не обрывать, иначе портал откроется.

— Вы шутите, Владимир Иосифович? — сдавленным голосом спросил подошедший Максим. — Какой еще портал?

— У меня же папа учился в этом колледже, — вдруг вспомнила Алина Благодурова, — он мне рассказывал про привидения, которые то в общаге появлялись, то в учебном корпусе. И еще где-то на территории есть портал. Кто в него попадал, пропадал бесследно.

— Так я про это и говорю, — повернулся к ней пожилой преподаватель черчения. — Привидения — они другие, полупрозрачные или прозрачные, и встречали их внутри здания. А через портал, который в лесочке за зданием, приходили пришельцы. Вот их, скорее всего, ребята и увидели.

У ребят невольно мороз побежал по коже.

— А что за пришельцы, Владимир Иосифович? — заинтересовался Максим.

Но тут прибежали взмыленные мужчины во главе с Валерием Ивановичем.

— Читовой нигде нет! — с отчаянием кричали они. — Все обошли, никаких следов!

— Да скрылась она от позора такого, — предположила вахтерша Майя Михайловна. — Надо посмотреть, машина ее на месте? Может, она давно уехала.

— Ага, связанная!

— А вы, ребята, так не шутите, — не удержалась Майя Михайловна и погрозила пальцем курсантам, — не ровен час — возмездие прилетит за такое надругательство над преподавателем! Эх вы, разве можно до крайностей доходить?

— Так, вы почему свой пост покинули? — прикрикнул на нее Валерий Иванович. — Идите на вахту! Вас забыли спросить!

Кто-то из ребят сбегал на парковку, но машина Ксении Андреевны стояла с закрытыми дверьми, а ее самой поблизости не было.

Валерий Иванович с ужасом смотрел по сторонам:

— Что делать, что делать? Полицию вызывать? А, может, она с обрыва в море упала?

— Да что вы, с того места до обрыва далековато!

— Короче, остаемся до наступления темноты, прочесываем лес и всю территорию, — распорядился начальник факультета.

Инна Геннадьевна с Надеждой Викторовной пили чай в уютной гостиной Риммы Павловны и делились событиями прошедшего дня.

— Привидения? Пришельцы? — с сомнением переспросила Римма Павловна. Она, как человек прагматичный, не очень-то в это верила.

— Да, ребята говорят, странные такие фигуры, — подтвердила Инна Геннадьевна. — Представьте, лес, деревья, никого нет, и тут прямо из воздуха, появляются два человека. С виду молодые, полностью в сером. Один в брюках и рубашке, а второй в длинном халате. И волосы волнистые до плеч.

Римма Павловна при этих словах вдруг вскрикнула и схватилась за сердце. Перепуганные женщины кинулись к ней:

— Бабушка, тебе что, плохо? — кричала Надя.

— Может, скорую вызвать? Садитесь, садитесь! Что с вами? — волновалась Инна.

Римма Павловна схватилась за подлокотники и опустилась в кресло.

— Ничего-ничего, девочки, со мной все хорошо. Просто я знаю… знала когда-то этих людей. Может быть, они на том месте погибли, — голос ее задрожал, — и их даже не удосужились похоронить, и неприкаянные души до сих пор бродят…

Обе женщины непонимающе смотрели на нее. Неужели Римме Павловне так плохо, что она бредит?

— Вы думаете, я говорю бред? — виновато смотрела на них старушка. — Я просто сама ничего не понимаю. Я вам обязательно все расскажу, только не сейчас, хорошо?

— Хорошо, Римма Павловна, — сказала Инна Геннадьевна, — только вы обязательно нам расскажите, вместе же проще будет разобраться.

— Да-да.