Наследник жестокого бывшего

Вивиан Фокс (2024)

— Мне нужны деньги, — произношу дрожащим голосом. Это так унизительно! Так… мерзко! Просить мужчину, с которым у меня, в сущности, не было даже отношений. Но я готова умолять его, потому что других вариантов у меня нет. — На что ты готова ради этих денег?– На все.– Ну раз на все… С этого момента ты будешь делать все, что я скажу. Без пререканий и лишних разговоров. Мне плевать на твои чувства и желания. Ты по первому же звонку должна быть там, где я скажу. И делать будешь то, что я прикажу. Это ясно?– Да, — отвечаю шепотом. Юдин облизывает губы и кивает на свою ширинку. — Начинай отрабатывать. Время пошло.

Глава 4

Тоня

В следующий раз я прихожу в себя, когда кто-то аккуратно сжимает мое плечо. Открываю глаза и смотрю на женщину в голубом костюме. На ее груди болтается бейджик, но я не могу прочитать, что на нем написано.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает она.

Я моргаю и прислушиваюсь к своему организму.

— Немного болит голова, — отвечаю хрипло. — А так неплохо.

— Ну вот и отлично.

— А где я?

— В больнице. Пятая городская. Меня зовут Зоя Анатольевна, и я ваш лечащий врач. Хорошая новость в том, что у вас легкая форма сотрясения. Есть шишка на голове вот тут. — Она легонько касается прохладными пальцами моей головы, и я тоже притрагиваюсь к этому месту, нащупывая шишку. — Но, к счастью, никакого кровоизлияния или других тяжелых последствий. Легкое растяжение кисти. — Я смотрю на перебинтованную руку. — Вам повезло.

— А мой сын? — вдруг вспоминаю я про Максима.

— Не знаю, — она пожимает плечами. — Он тоже здесь? Сколько ему?

— Два года.

— Значит, если он здесь, то в детском отделении.

— Мне надо к нему, — сажусь на кровати.

— Куда? — хмурится Зоя Анатольевна. — Вам нужно лежать. К тому же, сейчас три часа утра. Если ваш сын и здесь, то наверняка спит.

— Пустите, мне нужно к сыну.

— Девушка…

— Нет! — отрезаю и слезаю с кровати. — Мне нужно к сыну.

Встаю, покачнувшись, и врач поддерживает меня под локоть.

— Спасибо, — отзываюсь с теплотой в голосе и бреду на выход из палаты.

— Повидаетесь с сыном и сразу же возвращайтесь в палату.

— Хорошо. — На выходе останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к врачу. — Зоя Анатольевна, а мою сумку не приносили?

— Спросите у медсестры на посту.

— Спасибо, — благодарю еще раз и плетусь к сестринскому посту.

— О, а что это мы встали? — полная медсестра поднимает голову от журнала, который заполняла.

— Здравствуйте, я… — указываю рукой на палату, но понимаю, что не посмотрела ее номер.

— Из двенадцатой, — подсказывает она.

— Да. Мне нужно к сыну. Он в детском отделении.

— К какому сыну? Тебе нужно отдыхать, — строго говорит она, но я вижу, что она женщина добрая. Даже строгие нотки у нее какие-то мягкие.

— Меня Зоя Анатольевна отпустила. — Медсестра недоверчиво осматривает меня.

— Только быстро туда и назад.

— Скажите, а вам не приносили сумку? Дамскую, коричневую такую.

— Тебя на скорой с сумкой привезли. Имя?

— Тоня. Антонина Семенова. Егоровна, — добавляю отчество.

Тогда медсестра лезет под стол и достает оттуда мою сумку. Изрядно потрепанную и порванную в двух местах. Открывает и копается в ней.

— Что вы ищете?

— Документ. Не могу же я отдать сумку первой встречной.

— Паспорт во внутреннем разделительном карманчике на молнии.

Открыв молнию, она достает мой паспорт в зеленой обложке, открывает, сравнивает меня с фотографией и, вернув его на место, отдает сумку.

— Спасибо.

— Ты бы в туалет заглянула, — кивает она на длинный коридор. — Причесаться, умыться. Сестрички привели в порядок как могли.

— Спасибо. Но я сначала к сыну.

— Ну давай. Только недолго, — строго добавляет она. — Детское на третьем этаже. Там сегодня Маргарита Борисовна дежурит. Скажи, что я просила пропустить к ребенку.

— А вас как зовут?

— Скажешь, Леля просила пропустить. Она отведет тебя.

— Спасибо большое, — складываю ладони вместе, будто собираюсь молиться на эту святую женщину.

— Иди уже, — бурчит она и снова утыкается в журнал.

Кивнув, я покидаю отделение. Осознав, что не знаю, на каком этаже сама нахожусь, мечусь по лестничной клетке, выискивая цифры, а потом вижу проход к лифтам. Над старой, выкрашенной в зеленый кабине висит металлическая табличка с цифрой один. То есть, я в самом низу.

Захожу в лифт и, нажав на тройку, глубоко дышу, стараясь утихомирить колотящееся сердце. Не могу быть спокойной, пока не узнаю, что с моим сыном.

— Это еще что за привидение? — слышу голос за спиной, как только захожу в детское отделение. — Женщина, вы заблудились?

Оборачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с худощавой женщиной в белом халате.

— Вы Маргарита Борисовна?

— Ну я, — тянет она неохотно, рассматривая меня.

— Меня Леля прислала. Сказала, что вы поможете увидеться с сыном.

— С каким еще сыном? — хмурится женщина.

— Мы с сыном сегодня попали в аварию. Его привезли сюда.

— А, мальчишка лет двух? Блондинчик такой?

— Да.

— Идем. Только я не пущу вас к нему. Все вопросы только с врачом. Сначала поговорите с ним, а потом уже к ребенку.

— А можно я сначала посмотрю на Максима?

— Боюсь, что нет. Он в реанимации.

Я чувствую, как на меня накатывает волна слабости, и ноги подкашиваются. Мне даже приходится ухватиться рукой за стену, чтобы не упасть.

— Ну что вы, — медсестра тут же хватает меня за локоть. — Он жив, а это главное. И вам сильно повезло, — тише добавляет она, — что на смене был Сергей Андреевич. Он врач от Бога. Ну пойдемте уже.

Мы с медсестрой идем по коридору, пока не доходим до кабинета врача. Она оставляет меня стоять в коридоре, а сама стучит в кабинет и приоткрывает дверь.

— Сергей Андреевич, тут мама того мальчика, который в аварию попал.

— Хорошо, иду, — раздается оттуда голос, после чего медсестра отходит в сторону, пропуская мужчину средних лет в зеленом медицинском костюме. — Здравствуйте. О, вы тоже пострадали, — он внимательно осматривает мое лицо. — Вас нужно осмотреть.

— Я… меня уже осмотрели. Скажите, что с моим сыном. Прошу вас.

— Как зовут мальчика?

— Максим.

— Максим, похоже, пострадал больше вас. От удара стекло в машине лопнуло и врезалось ему в руку. Рассекло кожу. Пришлось делать операцию, сшивать сухожилия, вены, артерии. Он потерял много крови. Сейчас он в реанимации на аппарате. — Я снова хватаюсь за стенку, потому что перед глазами темнеет, когда я живо представляю себе, через что прошел мой сын. — Он выжил, а это главное. Сейчас в идеале сделать бы ему переливание крови. Но у вашего сына очень редкая группа, четвертая отрицательная. Мы запросили такую в банке крови, но не знаем, когда она будет. У вас какая группа?

— Вторая положительная.

— Значит, у его отца по логике должна быть четвертая отрицательная. Позвоните ему, чтобы приехал сдал.

— Хорошо, — бормочу я, даже не представляя, как уговорить Юдина сдать кровь и не раскрыть, что у нас с ним есть сын. — А могу я увидеть Максима?

— Пойдемте. Но только на минутку. По-хорошему в реанимацию я вообще не должен вас пускать.

— На минутку, — киваю я и следую за врачом по коридору.

После того, как повидалась с сыном и порыдала, целуя его крохотную ручку, я беру такси и еду к Святославу Михайловичу. Если надо будет, буду ползать за ним на коленях, умоляя сдать кровь. Сделаю что угодно, только бы он согласился.

Но прежде, чем попасть в дом, мне приходится уговаривать охранников впустить меня. Они долго не соглашаются, но потом созваниваются с хозяином, и тот позволяет мне войти.

Я поднимаюсь по ступенькам так быстро, как только могу. Вхожу в дом и уже хочу пойти в спальню Юдина, как его голос останавливает меня с вершины лестницы.

— Ты время видела?

Поднимаю голову и смотрю на то, как Святослав Михайлович вальяжно спускается сверху, одетый в одни только пижамные штаны. В другое время я бы любовалась его красотой, но сейчас я слишком взволнована тем, что сыну нужна помощь.

— Святослав Михайлович, у вас же четвертая отрицательная группа крови?

Он слегка хмурится. Уверена, мой вопрос застал его врасплох.

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— Я вас умоляю, — складываю ладони в молебном жесте, — Сдайте кровь. Давайте поедем в пятую городскую, чтобы вы сдали кровь.

Он криво усмехается и смотрит на меня так, будто я с луны свалилась.

— Сначала деньги, теперь кровь. Что следующее, Антонина? Почка? Душа?

— Прошу вас. Умоляю. Я сделаю что угодно, — всхлипываю я.

— Нет, — отрезает он и разворачивается, чтобы снова подняться наверх, а я понимаю, что должна привести аргумент, который не позволит ему отказаться.

— Это для нашего с вами сына! — выпаливаю, и он застывает. Мышцы его спины напрягаются и каменеют, а потом Юдин медленно оборачивается лицом ко мне.

Вот теперь я вижу настоящую ярость в глазах Святослава Михайловича.