Соавторы

Виктория Добрева (2024)

Пережив смерть любимой девушки и развод родителей, молодой писатель Паша оказывается в ловушке творческого кризиса. Чтобы не думать о проблемах, в свободное время он подрабатывает пешим курьером, а также посещает встречи писательского клуба при своём университете. Однажды Паше предлагают стать наставником начинающей писательницы Майи. Поначалу отношения Паши и Майи остаются строго деловыми, но чем дольше они работают над её рукописью, тем лучше Паша узнаёт свою подопечную. Его мучает лишь один вопрос: как, пройдя через столько тяжёлых испытаний, эта хрупкая девушка смогла сохранить в себе силу духа? Может, она поделится с ним секретом жизнелюбия? А может, именно она поможет ему вернуть вдохновение?

Глава 3

— Мне пора идти, — сказала Дарина, когда все фотографии с отдыха были просмотрены. — Нужно ещё подготовиться к завтрашней линейке. Тебе бы тоже не мешало прилично одеться, это всё-таки наше последнее Первое сентября. — И не дождавшись ответа Ланы, она встала со скамейки и направилась к своему дому.

Белокирпичный, с роскошным палисадником под окнами, дом семьи Краснопёровых располагался в начале улицы, возле перекрёстка. Беловы жили через четыре дома от них.

Бабушка Ланы рассказывала, что когда-то их дом считался самым красивым в Слёзино: сам он был выкрашен в глубокий зелёный цвет, окна обрамляли резные наличники, а со второго этажа можно было выйти на балкон. Это сейчас Краснопёровы построили на своём участке настоящий особняк, а раньше дом Беловых казался единственным жилым двухэтажным зданием в селе. Лишь немногие знали, что под крышей на самом деле находился не второй этаж, а всего-навсего чердак.

Хотя сегодня дом Беловых, как и его обитатели, не пользовался популярностью среди соседей, Лана ни за что бы не променяла его ни на какой другой. Этот дом после войны собственноручно построил её прадед, здесь выросла её бабушка и отец, которого она так рано потеряла. Со временем зелёная краска потрескалась, балкон обветшал, наличники и другие декоративные элементы потеряли былую привлекательность, но история этого дома и воспоминания, связанные с ним, по-прежнему оставались дороги Беловым.

***

В этот прекрасный субботний день Паша хотел лишь одного: сполна насладиться тишиной и спокойствием. Но этому, увы, не суждено было сбыться. До него то и дело долетали обрывки родительской ссоры, разразившейся за стенкой, а телефон разрывался от бесконечных сообщений Кристины с советами по наставничеству. Чтобы отвлечься, Паша всё же начал читать рукопись Майи, но спустя четверть часа в квартире послышался громкий хлопок входной двери. Паша покинул свою комнату, чтобы посмотреть, кто из родителей не выдержал первым и наконец сбежал. Выглянув в коридор, он обнаружил там поникшую Оксану Степановну. Не имея никакого желания пересекаться с ней, Паша сделал вид, что направлялся к Софе.

— Что там опять? — спросила она, увидев брата на пороге своей комнаты.

— Как обычно.

На самом деле, чем-то «обычным» ссоры родителей стали около трёх лет назад, но они так глубоко проникли в быт Рубцовых, что Софа уже и не помнила времена, когда мать не искала повода лишний раз упрекнуть в чём-нибудь отца. Паша, даже будучи старше, тоже с трудом мог припомнить, когда родители последний раз проявляли друг к другу нежность.

Оксана Степановна, которая поначалу искала поддержки в детях, когда-то жаловалась Паше на свою поломанную жизнь. Она рассказывала о том, как его бабушка, в юности не сумев женить на себе первого красавца на деревне и оставшись одна с дочкой, постоянно давила на Оксану, чтобы та не медлила с замужеством. Желая угодить матери, Оксана очаровала одного перспективного молодого человека в городе, куда приехала учиться, и вышла замуж в девятнадцать лет. Анатолий Андреевич не оправдал её ожиданий, и после свадьбы Рубцовы жили скромно. В то время как раз родился Паша. Бабушка постоянно критиковала Толю и Оксану за неумелый уход за ребёнком и чуть не забрала внука к себе на воспитание, но Анатолия Андреевича как нельзя вовремя перевели работать в другой город и повысили зарплату.

— Боюсь представить, как она сломала бы тебе жизнь, если бы мы тогда не переехали сюда! — говорила Оксана сыну, когда ещё не знала, что сама станет не лучше бабушки, которую Паша видел всего три раза при жизни и один на похоронах.

Бабушка умерла незадолго до того, как сказочная жизнь, которую годами выстраивали Рубцовы, рухнула. Тогда Оксане впервые показалось, что она скучала по матери, но она быстро вспомнила, что будь та жива, она не получила бы от неё ничего, кроме упрёков.

— Ты слышал, из-за чего они поругались? — спросила Софа. — Я просто в наушниках.

— Нет, я не вслушивался, — ответил Паша. — Что рисуешь?

— Ничего! — выпалила сестра и перевернула лист, едва Паша приблизился к её столу.

— Ты не покажешь мне? — удивился он.

Паша редко лез в дела Софы, но она ещё никогда не отказывалась показать ему свои рисунки.

— Я знаю, что тебе не понравится то, что ты увидишь. Мне самой не хотелось рисовать это, но я не могу избавиться от картинки в голове.

— Да ладно, я же не мама. Покажи! — Ему стало действительно интересно.

Софа перевернула лист. На рисунке была изображена беременная женщина, отдалённо напоминавшая Оксану Степановну, но более молодая, слегка кудрявая и будто бы добрая. Фон не был проработан, а вот одежде персонажа Софа уделила большое внимание, прорисовав все узоры на платье и не забыв про аксессуары. Паша узнал эту женщину, хотя сам видел её всего пару раз.

— Зачем ты её нарисовала? — постарался как можно мягче спросить он.

— Не зачем. Просто, — ответила Софа, которая так и знала, что пожалеет об этом рисунке.

— Нельзя, чтобы мама это увидела.

— Ты прав, — согласилась она и порвала лист на две части.

— Подожди!

Софа не стала ничего ждать и разорвала листки сначала на четыре, а затем на восемь частей.

— Можно было не так радикально от него избавиться, — медленно проговорил Паша, никогда прежде не видевший, как художница расправлялась с неудачными черновиками.

— Почему маме нельзя её видеть, а мне в школе можно? — неожиданно спросила Софа.

— Ты же знаешь, это одна из лучших школ города. Тебя и так перевели в другой класс после того инцидента.

— Да, но я всё равно вижу Ульяну Сергеевну в коридорах, в столовой, а недавно она заменяла нашу математичку!

— Она правда беременна? — спросил Паша, вспомнив самую броскую деталь уничтоженного рисунка.

— Не знаю. Мне просто так видится.

— Знаешь, было бы хорошо, если бы она действительно забеременела.

— Ничего хорошего, — сквозь зубы ответила сестра.

Несмотря на все разногласия с матерью, Софа презирала свою бывшую классную руководительницу не меньше, чем Оксана Степановна.

— Почему? Она бы вышла замуж, ушла в декрет, и вы бы перестали пересекаться.

— Тот, за кого она хочет выйти замуж, уже женат, — злобно сказала Софа.

Паша тяжело вздохнул, не зная, как ещё подбодрить сестру.

— Я видела папу возле школы на днях, — тихим голосом призналась Софа. — Но я ни на что не намекаю, — поспешила уточнить она.

В глубине души Софа до сих пор чувствовала вину за то, что отношения в их семье так ухудшились, ведь это на родительском собрании её класса Анатолий Андреевич познакомился с молодой Ульяной Сергеевной. Из-за её плохих оценок отца чаще вызывали в школу, пока мать разбиралась с проблемами, свалившимися на Рубцовых после смерти бабушки. И это Софа первой узнала об изменах отца. Ей казалось, она могла поступить по-другому, хотя она до сих пор не понимала, что именно следовало сделать. Больше всего её раздражало, что родители предпочли замалчивать эту ситуацию и делать вид, будто ничего не произошло, а в другой класс Софу перевели из-за якобы неподходящего ей математического уклона. Хотя за последнее дочке стоило поблагодарить родителей, ведь особыми способностями к математике она действительно не обладала. Она была не единственной новенькой в классе — так она подружилась с Элей. Но даже лучшая подруга не до конца знала, почему Софа так часто напрашивалась на ночёвку.

— И правильно, — ответил Паша. — Никаких намёков, особенно при маме.

— Долго мы будем продолжать вот так молчать и прятаться по комнатам, когда они ругаются?

— Пока не будет возможности съехать.

— Ты-то съедешь! — воскликнула Софа. — Лучше бы они тогда развелись.

— Не говори так. Знаешь, сколько детей травмировал развод родителей?

— А меня больше травмирует их совместная жизнь! — ещё громче сказала София, встав со стула.

Паша редко видел сестру в плохом настроении. Обычно она держала свои переживания при себе, в крайнем случае выражая их через рисунки.

— Я понимаю… — начал он, но Софа не позволила ему договорить:

— Нет, ты не понимаешь! Ты сидишь в своём университете, уходишь постоянно на эту свою работу и не видишь большую часть происходящего!

— Я не просто сбегаю из дома, ясно? Я учусь и работаю, чтобы выбраться из всего этого, — под «всем этим» Паша явно подразумевал семью.

— Обещай, что ты не бросишь меня, когда окончишь университет, — попросила Софа, прекратив метаться по комнате и остановившись напротив брата.

— Обещаю.

— Нет, лучше пообещай, что заберёшь меня. Я хочу уехать!

— Хорошо. Но сначала мне нужно доучиться, ладно? — Паша посмотрел сестре в глаза, надеясь увидеть в них хоть каплю снисхождения.

— Ладно.

— Вот и всё. Не забудь потом убрать куда-нибудь остатки рисунка, — напомнил он, указав на стол.

— Их надо сжечь, — усмехнулась Софа.

— Только не вместе с квартирой! — пошутил Паша и вышел из комнаты.

Софа была не единственной, кто ощущал вину за происходившее в семье. Иногда Паше казалось, что три года назад наступил как раз тот момент, когда ему пора было начать брать ответственность за сестру. Он уже мог ходить на её родительские собрания, и мама даже несколько раз просила его об этом, но новоиспечённый студент предпочитал проводить время в компании новых друзей. Правда, в отличие от сестры Паша не тратил энергию на пустые сожаления и старался использовать каждую возможность, которая приблизила бы его к цели, а именно — отъезду.

С каждым годом атмосфера в доме Рубцовых становилась всё более невыносимой: родители всё чаще ругались из-за мелочей, мать вела себя истерично, плакала и била посуду, отец не выдерживал и уходил из дома, дочь редко получала оценки выше тройки и частенько «сбегала» на ночёвку к подруге, а сын избегал общения почти со всеми вышеперечисленными, полностью погрузившись в работу и учёбу. Раньше писательский клуб спасал Пашу так же, как Софу её рисование, однако уже около года он застрял в творческом кризисе. Теперь Паша уделял всё своё внимание мыслям о переезде, и самым сложным, конечно, было увезти с собой и юную художницу, которая точно пропадёт без него с такими родственниками.

Чтобы больше не думать о сегодняшней ссоре родителей и о том, что сказала Софа, Паша снова погрузился в текст, который прислала Майя. Читать о любви семнадцатилетней Ланы Беловой к родному селу представлялось гораздо более приятным занятием, нежели обдумывать собственные семейные неудачи. За это Паша и любил литературу — за возможность прожить другую, не похожу на реальную, жизнь. Пусть даже всего лишь на бумаге.