Эта, на секундочку, вечность

Виктория Топоногова (2024)

Журналистка Катя оказывается втянута в странную историю с перемещениями во времени и пытается в ней разобраться.Дело в том, что художница-фрилансер Тася покупает квартиру в провинциальном городке Соломенске и мистическим образом встречается со своей умершей прабабушкой. Оказывается, её семья скрывает немало тайн, а дед, северокорейский учёный-физик, эмигрировавший в США, написал книгу, в которой Тася находит некоторые подсказки… Удастся ли девушке разгадать загадки, оставленные вовсе не для неё? И сумеет ли она удержать возле себя человека, который ей помогает, но не способен принять свои чувства по отношению к ней?

Глава 3. Не требуйте. И не жалуйтесь

1

Когда я приехала с материалом в редакцию, Митя хитро посмотрел на меня и объявил:

— А ты вовремя, Кэтрин! Тут ещё интересное письмо пришло. Из Магадана. Поедешь?

— Не сегодня.

— Ну, тогда завтра?

— Завтра не могу, завтра я буду в Лондоне.

— Что-о?! — ой, как прикольно у Мити физиономия вытягивается от удивления. А вы думали, что лучше всех шутить умеете?

— Да, я в Соломенске с одним английским коммерсантом познакомилась, вот пригласил… Виза уже заказана, сегодня должны паспорт отдать. Как думаешь, если я про Биг-Бэн напишу, наши люди читать будут? Или лучше про Тауэр?

— Врё-ошь! — Митя так и сел с открытым ртом на подоконник. А там кактусы, между прочим… Какие-то умники утверждают, что они излучение от компьютера нейтрализуют, вот Алевтина Витальевна и культивирует… заодно с рыбками (которые, кажется, от нервов помогают).

И тут на моё плечо легла тяжёлая ладонь главного редактора.

— Катюша, я материал увижу до Лондона? Или ждать твоей депортации на Родину? — ловким движением эта же рука разворачивает меня и вытягивает из кабинета в коридор.

— Ну, давай, пока они в шоке.

— Что?

— Материал давай.

— А… вот, посмотрите… — я протягиваю ей итоги последних бессонных ночей.

— Угу, — редактор исчезает за дверью своего кабинета, а я остаюсь в коридоре.

Из-за двери доносится восторженно-возмущённое кудахтанье Мити:

— Ну ничего себе активистка! Этак она и до Америки доберётся!

— Все мы активисты, пока с дезактиваторами не столкнёмся…

— Но в Лондон! Это же невероятно!

Пускай, пускай… не буду мешать ему фантазировать, авось что-нибудь и материализуется.

2

За окном чирикают воробьи, сквозь завесу ветвей проглядывает ласковое солнышко. Бабье лето, самое настоящее.

Вдруг входная дверь распахнулась, и яркая девушка, стремительно вспоров пространство коридора, молниеносно исчезла в кабинете главного редактора. Чем-то она показалась мне похожей на… яхту: острым своим носиком, острыми носками туфель, острыми уголками воротничка на блузке… И всё клубилось за ней… распахнутый плащ хлопал далеко позади, как парус, волны волос, взрезанные прямым пробором, оплетали плечи, как пенные буруны огибают корпус корабля, а позади завивался в турбулентные потоки дразняще-манящий аромат дорогих духов. Мгновение, и в коридоре между хлопком входной двери и скрипом главредакторской остался только этот запах и эхо стука каблучков.

Я вошла в свой «Отдел культуры».

— Ребята, там это… кто-то… пришла.

— Судя по глубине твоего катарсиса, это Элла, — констатировал Митя.

— Элла? А кто это?

— Заврекламой.

— А как шла? — уточнила Алевтина Витальевна.

— В смысле?

— Ну, пулей летела или тучей плыла?

— Да уж скорее пулей.

— Хороший знак. Сто к одному, что денег нашла. Может, и зарплата перепадёт…

— Эх, загуляем! — подхватил Митя.

— Знаем мы, как ты гуляешь… Купишь себе сникерсов и пепси-колы… тоже мне, гулянка!

— А чем вам, собственно, сникерсы не нравятся? — удивился Митя.

В этот момент дверь распахнулась, и чудо по имени Элла ворвалось в кабинет, сразу же ставший тесным.

— Привет, трудяги! Танцуйте, у нас купили две полосы!

— Да ну! — воскликнула Алевтина Витальевна, — Элли, неужели дорожка из жёлтого кирпича привела тебя к спонсорам?

— Эх, куда только не приводила меня эта дорожка! Ну да, есть ещё в России добрые богатые люди.

— Удивительное сочетание, крайне редко встречающееся в природе! — подхватил Митя.

— А ты всё хохмишь? Ну-ну! — она щёлкнула его по носу. — Когда делом-то заниматься будешь?

— А я занимаюсь. Вот, новые кадры воспитываю, — он кивнул на меня.

— Да ты что? — она оглядела меня с ног до головы. — А куда старые складывать будем?

— Это ты кого сейчас имела в виду? — встревожено спросила Алевтина Витальевна.

— А не знаю, ещё не придумала…

— Так у нас старых-то и нет, — заявил Митя, — Алевтина Витальевна больше двадцати пяти себе никогда не даст, а я так вообще ещё маленький.

— Ты-то? Да уж, больше, чем на среднюю группу детского сада, не тянешь.

В кабинет заглянула главный редактор:

— Кончайте языки друг о друга оттачивать! Катя, хороший материал, дадим в следующий номер.

3

Через неделю мы сидели нашей маленькой дружной компанией и праздновали получение зарплаты.

— Ну, за рост тиража! — провозгласил Митя, держа стакан с пепси-колой.

— За рост тиража! — подхватили мы, поднимая чашки с кофе.

Я любовно поглядывала на номер с моим материалом о Соломенске. Как-никак, собственный репортаж из командировки, статья на целую полосу, с фотографиями…

— Эх, повезло тебе, Китти, ты свободная, творческая личность, — сказал вдруг Митя.

— А ты что, не творческая?

— Не, я так, журналюга заказная.

— Да ладно…

— Нет, я же циник. Вот сейчас ваяю статью о лекарстве, про которое даже отдалённого понятия не имею. Мне сказали — написать, я и пишу. А вдруг оно не лечит? Вдруг это всё лажа, заколачивание бабок, разводилово? А люди прочитают и поверят мне? Я же этого лекарства вообще не видел ни разу, и знать не могу, работает оно или нет! И даже пробовать не собираюсь!

— Не бери в голову, — сказала Алевтина Витальевна.

— Я и не беру. Я же циник. Но! Я знаю, что кто-нибудь этим лекарством точно вылечится. Или потому, что оно лечит, или просто на самовнушении. А кто-то всё равно умрёт, даже если это не подделка. Ну, если время его придёт…

— Эка завернул!

— Кстати, мне тут фильм с Джеки Чаном дали посмотреть… «Пьяный мастер» называется. Это стиль кун-фу такой… Там Джеки Чан в пьяном виде всех негодяев мочит… Прико-ольно-о… Хотите глянуть?

— Да чего ж мы там не видели? — спрашивает Алевтина Витальевна, — Я буквально вчера с этим самым пьяным мастером общалась, на тему протечки… Это ж любимый стиль наших сантехников!

— Да, вас не удивишь, как я посмотрю… А вот скажите, трудно романы писать?

Алевтина Витальевна смотрит на него, как на приставучего мадагаскарского таракана, но это на Митю никак не действует.

— А правда, дайте почитать что-нибудь своё.

— Действительно интересно, или так, поржать чтобы?

— Ну что ж вы так плохо о нас думаете?

— Не о вас, а о тебе конкретно, лоботряс ты эдакий.

— Вот вы меня оскорбляете, — деланно надулся Митя, — и думаете, что мне это безразлично…

— Да нет, тебе не безразлично. Тебе на это просто наплевать.

— Эх… угадали, — он хлопает себя по колену, — Ну ладно, дайте почитать что-нибудь, скучно же!

И тут Алевтину Витальевну внезапно прорывает:

— Да вы знаете вообще, как пишется роман?!

— Ну, понеслось… — тихо присвистнул Митя.

— Вы же даже не представляете, что это такое на самом деле! Это когда вся твоя жизнь, каждое дыхание, водоворотом на бумагу затягивается. И не хочешь писать о себе, а пишешь, пишешь… Всё о себе пишешь… и всё для себя. Кто для читателя пишет, тот не писатель. Только тот по-настоящему писатель, кто сам в себе, как хирург, копается, и так, дурак, радуется, когда вот сердце собственное у него на ладони бьётся, или ещё что-нибудь барахтается напоказ… Читателю — что? Он прочитал, и дальше пошёл… или в метро поехал… А ты стоишь весь наизнанку, и долго ещё в себя обратно всё складываешь… А там уже и фантазии понаприлипло, как ракушек на корабль во время дальнего плавания, и ещё чего-то. И обратно-то всё это уже — не помещается… И надо опять доставать, изучать, рассматривать… в общем, новый роман писать.

И только я, широко открыв глаза, начинаю понимать, что передо мной, возможно, новое и пока неоценённое явление в русской литературе, как Митя берёт меня за руку и как бы невзначай произносит:

— Да, Катарина, хотел тебя предупредить, что окружающие всех великих и прочих писателей тоже «прилипают» и «затягиваются»…

Надо сказать, Митя всё ещё не оставил затеи подобрать мне подходящее звучание моего имени, и периодически зовёт меня то Китти (спасибо Толстому), то просто Кот… Сейчас, надо думать, новый этап. Катарина. В целом неплохо. Шекспир, однако…

— Эх, дети, дети… — покачала головой Алевтина Витальевна.

— Видела, как она на тебя посмотрела? — нарочито громко шепнул Митя, — уже запомнила твоё выражение лица, причёску, свитер… а я, пожалуй, отойду, а то тоже в «историю» влипну… — он демонстративно отодвинулся и продолжал, — А как ты думаешь, кем она нас видит? Братом и сестрой? Друзьями? А может, любовниками?

— Идиот! — сказала я и села за свой стол.

— И тут оскорбления…

Повисло молчание, прерываемое только шелестом клавиш под пальцами Алевтины Витальевны.

— Алевтина Витальевна, — Митя никак не мог успокоиться, — А вот когда вы живых людей в романах описываете, не боитесь, что они узнают себя и претензии предъявят?

— Не боюсь. Я проверяла.

— И что?

— Не узнают.

— Нет, ну вы точно гений!

— Иди пиши про лекарства… Да, и название напомни, чтобы я случайно не купила.

4

На следующий день Митя прибежал с новой идеей. Чувствуется, что она, эта идея, грызла его всю ночь, и теперь ему не терпелось поделиться своим мазохистским счастьем с нами.

Он рассказывал увлечённо, в лицах, стараясь произвести впечатление на публику. Из «публики» — одна я.

Алевтина Витальевна терпела наш трёп какое-то время, но потом не выдержала.

— Слушайте, локализуйтесь уже куда-нибудь, оставьте меня, наконец, в покое! — патетически воскликнула она.

И тут Митя безо всякого предупреждения, не включив даже поворотника какого-нибудь, развернулся к ней и заложил новый вираж беседы:

— А вот вы знаете, например, что именно те, кто постоянно требует оставить их в покое, потом жалуются, что они никому не нужны? — вкрадчиво произносит он тоном проповедника-фанатика, и глаза его фосфоресцируют от зеленоватой подсветки аквариума.

— О, какие глубины мысли! — Алевтина Витальевна посмотрела на него поверх очков, а поэтому весьма исподлобья. Типа, и не таких видывали.

— Да ладно, простая статистика… — отмахнулся Митя, и добавил после паузы, — А вот какие практические выводы из этого следуют…

— Что, много выводов? — усмехнулась она.

— Да, целых два!

— И какие же?

Надо полагать, Митя почувствовал, что наконец-то завладел всей аудиторией, хитро прищурился, сделал вид, что отвлекся на барбусов, но следил за нами краем глаза. А мы — за ним.

— Первый вывод — не требуйте. И второй — не жалуйтесь.

— Гениально! — Алевтина Витальевна поднимает глаза к потолку, — Повесим этот лозунг над окошком кассы.

— Ну что вы сразу всё на деньги переводите? Это, может быть, вообще универсальные понятия, причём связанные между собой сильнее, чем это кажется на первый взгляд.

— Тебе бы в политики…

— Нет, там сразу убьют.

— А тут?

— А тут ещё помучают немного…