Адекватный ответ

Виктор Андреевич Алехин

В отдел полиции по убийствам поступает информация о том, что на окраине городского парка ударом в затылок каким-то предметом убит молодой человек. По предварительной версии, пострадавший – студент. От прохожего мужчины удалось узнать, что недавно здесь проходил парень с толстыми губами. Было установлено, что убитый молодой человек был студентом второго курса технического университета. Студенты университета оказали немалую помощь в розыске. В итоге преступник был задержан.

Глава 5

На следующий день прямо с самого начала работы, Ирина Матвеевна, Кругликов и Цыплаков сидели в кабинете начальника. Полковник Миловидов как всегда был спокоен, уверен, и по жизнелюбивому выражению его лица, темно-серых глаз было видно, что он настроен самым оптимистическим образом в отношении тех задач, стоящих перед отделом, который он возглавлял. Крупнотелый, плечистый, в своей военной форме он выглядел каким-то еще неизвестным героем, который может преодолеть любые трудности, препятствия, если таковые встретятся на его пути. Он достал из верхнего ящика стола тетрадь с какими-то записями, раскрыл на нужном месте, что-то там прочитал быстро и отодвинул эту тетрадь на середину стола. И обвел строгим взглядом присутствующих.

— Руководство Управления по борьбе с преступностью поставило перед нами большую и нелегкую задачу. Кстати сказать, у нас не бывает легких задач, — сделал он маленькое, но красноречивое замечание. — Эти задачи вы знаете. Мы с вами о них уже говорили. В сущности, задача одна — раскрыть преступление. Нам всем было указано, чтобы преступление было раскрыто в самые кратчайшие сроки и во что бы то ни стало. Даже любой ценой, — сказал он явно для того, чтобы показать, что руководство само не знает и не понимает, что говорит. — Что значит во что бы то ни стало? И что значит любой ценой? — повторил он требование высокого руководства. — Руководство горит желанием как можно быстрее отчитаться перед еще более высоким руководством о том, что тяжкое преступление успешно раскрыто, — тихо сказал он и снова обвел своим взглядом подчиненных ему сотрудников отдела. — Но я, откровенно говоря, не понимаю, что значит раскрыть преступление во что бы то ни стало и любой ценой.

— Тут все ясно, Евгений Николаевич, — подала голос следователь Суворова. — Это значит, что мы должны как можно скорее, впопыхах, найти фальсифицированные улики, выдуманные, скороспелые, одним словом — псевдоулики. И на основании таких псевдоулик мы должны объявить обвиняемому, что он убил человека. Ведь так можно невинного ни в чем человека сделать виновным и отправить его на нары, за решетку. Подобное у нас можно сказать не так уж и редко бывает.

— Вы правильно сказали, Ирина Матвеевна. Руководство подгоняет нас, сказав, «быстрее, во что бы то ни стало»… Но мы, конечно, не пойдем по такому пути. Принцип «любой ценой» я отметаю. Мы работаем и будем работать, как говорят, не покладая рук и не жалея своих сил. Работать, конечно, надо, и мы все заинтересованы в том, чтобы поскорее раскрыть преступление. Но дело в том, что от нас многое, даже очень многое не зависит. И мы с этим ничего не можем сделать. Наше расследование будет объективным. Иным оно и быть не может. Улик у нас практически нет никаких. Что вы сделали за последние дни? — спросил полковник и, придвинув тетрадь к себе, прочитал в ней последние записи.

— Евгений Николаевич, — тихо, но не разочарованно сказала Ирина Матвеевна, — если говорить о серьезных уликах, при помощи которых мы можем объявить нашего предполагаемого преступника, у нас пока нет. Что у нас сейчас есть? Мы знаем, где работает наш так называемый «предполагаемый», знаем его фамилию, знаем, где он учился, в каком институте.

— Какой он институт окончил? — спросил полковник.

— Пединститут, физвос. Я беседовал с деканом факультета, — сказал опер Кругликов. — И с тренером, который готовил студентов по лыжам. Он хотел уже уходить домой, и я чудом его застал у декана.

— Ну, и что говорят о нем? — спросил полковник.

— Отзыв самого декана и тренера по лыжам не лестный. Одним словом, ничего хорошего не сказали. Правда, он увлекался спортом, особенно лыжами.

— А как человек, личность? — спросила Ирина Матвеевна.

— Очень злой.

— Прямо так и сказал?

— Да, прямо так было сказано.

— Кто сказал? Декан или тренер?

— И тот, и другой. И еще что? — интересовалась следователь.

— Мстительный, задиристый, драчливый. Тренеру не понравился его взгляд. Подозрительный какой-то, вроде подстерегающий. Агрессивный, вспыльчивый. Так декан сказал. Декан запомнил это, хотя этот человек окончил институт три года назад. Запоминающийся взгляд.

— Довольно характерные признаки, — сказал полковник Миловидов. — И такими признаками наделены довольно многие люди. Независимо от национальности, образования, вероисповедания и так далее. Об этом говорят психологи, психоаналитики, социологи, биологи и представители других наук. Спросите любого невропатолога — он вам то же самое скажет. Это генетические признаки, врожденные. Они не поддаются лечению. И сам человек как бы ни хотел от них избавиться, сделать это не в силах. Правильно подмечено в хорошей русской пословице: что сделано в гузне, не переделаешь в кузне. И, как говорит практическая жизнь, именно такие люди больше всего склонны к преступлениям. В том числе к тяжким преступлениям. И не только склонны, но и совершают их при стечении определенных обстоятельств. Как зовут нашего предполагаемого субъекта?

— Баклажанов Василий Омарович, — сказал Цыплаков.

— Так вот, этот Баклажанов Василий, как его отчество?

— Омарович, — повторил Цыплаков.

— Так вот, наш Омарович из этой категории людей. Он, как явствует из рассказа декана и тренера, тоже страдает многими генетическими изъянами, врожденными изъянами, от которых страдают нормальные люди. Откуда берутся все эти врожденные признаки? Как гласит наука, человек в процессе эволюции, длящейся не один миллион лет, вышел из животного мира. Дарвин говорил, что все мы произошли от обезьян, хотя верил в Бога. Богословы и просто верующие упрекали его в этом, мол, веришь в Бога, а сам несешь такую несусветную ересь. Ученый разводил руками и говорил в ответ, что обезьяны слишком похожи на людей, люди — на обезьян. Сейчас многие религиозные философы, служители церкви говорят, что, видимо, тело человека, его материальная оболочка есть действительно продукт длительной органической эволюции. Но разум дан человеку Богом, Творцом. И вот посмотрите на людей, генетически искореженных, изувеченных этой органической эволюцией. В них есть многие признаки животного царства: алчность, жестокость, злоба, мстительность и многое другое. Все это от животного мира, в том числе и от хищного. Из древних, очень древних эпох гены пришли через многочисленные поколения людей. И теперь от них передаются по наследству. Можно сказать, — продолжал развивать свои взгляды полковник, — что в результате длительной органической эволюции гены от животного мира дошли и до современных людей.

Еще древние ученые, философы утверждали, что в нашем человеке скрывается животное. Аристотель, например, утверждал, что человек — это животное, но животное политическое. Человек создал государство, правовые законы, которые, так или иначе, регламентируют отношения между людьми. В мире животных нет никаких правовых норм, нет законов, запрещающих что-то или разрешающих что-то. Если какая-то обезьяна украла у друзей-обезьян банан или какой-либо еще витамин, то она не будет отвечать ни перед кем. Ее судить никто не будет, и в тюрьму не посадят. А если медведь в лесу разорил пчелиное гнездо, его тоже никто судить не будет. Он в лесу полновластный хозяин, потому что здесь он — самый сильный зверь. Стихийно устанавливается закон сильного или самого сильного.

В обществе тоже возможно право сильного. Но здесь другое дело. Здесь оно ограничено правовыми нормами. А если дать волю всем негодяям, подонкам, отморозкам, то они установят такой закон сильного, какой не приснится львам, тиграм, медведям в самых красивых или страшных снах, — улыбнулся полковник. — И еще я хочу сказать, что, как показывает сама жизнь, у многих людей сидят в крови гены хищников, которые устанавливают свои законы в тайге, в саваннах, в океанах и морях и так далее. Вот и у этого Баклажанова Васи в крови сидят эти гены и руководят им. Каждый человек, хочет он или не хочет, подчиняется своим генам, подчиняется голосу природы, зову предков. Конечно, действие этого закона ограничено всевозможными нормами морали, запретами, уголовными законами. Но на нашего предполагаемого убийцу эти ограничения подействовали не в полной мере. Я считаю, что это он убил студента. Считаю пока интуитивно. И я убежден в этом. Он злой, хищный, мстительный. Когда такой человек убивает другого человека, он не понимает, что делает, но понимает, что им руководят стихийные законы природы, доставшиеся нам от мира животных. Но человек, каким бы он ни был, в таких случаях преследует свою цель, личную цель. В мире животных этого нет. Там нет никакого, даже слабенького разума.

Почему я думаю, что студента убил именно этот самый Баклажанов, — презрительно поморщился Миловидов, когда произносил эту фамилию, — а никто другой. Наши сотрудники работали с председателями ТСЖ всего нашего микрорайона. Они внимательно просмотрели фотографии всех жильцов, в первую очередь, конечно, молодых людей мужского пола. Переворошили много бумаг. И что вы думаете? Только один молодой парень с толстыми губами нашелся. И кто он? Это Баклажанов Вася.

Девушка, на которой он женился, как выяснилось, тоже живет в этом микрорайоне. Мединститут, в котором она учится, тоже в нашем микрорайоне. Баклажанов переехал сюда и встретился с этой девушкой. А когда он узнал, что она понравилась еще одному парню, он его устранил. Убил его. В подсознании предполагаемого убийцы взыграли гены зверей, которые хорошо угнездились в его мозгу. Человек, у которого нет таких генов или они недостаточно сильные, ярко выраженные, никогда не убьет другого человека ради своей личной цели. И вообще, ни при каких условиях не совершит такого тяжкого преступления. Конечно, я не могу доказать своих предположений относительно убийства студента технического университета. У меня нет прямых доказательств. Нет веских доказательных улик.

— Евгений Николаевич, — подал голос опер Кругликов, — но ведь не все люди с толстыми губами злые, хищные, не все могут убить человека. Как вы думаете?

— Совершенно верно, не все, — согласился полковник без лишних прений. — Есть исключения практически из каждого закона. Здесь необходимо учитывать общее выражение, которое на всю жизнь припечатано на лице каждого человека, независимо от того мужчина или женщина этот человек. На лице каждого человека можно прочитать многое: злость, ненависть, агрессивность, мстительность и многие генетически предопределенные свойства. Такими же могут быть и люди с тонкими губами.

Один философ девятнадцатого века утверждал, что человек не рождается чистым листом бумаги. На этом листе природа уже кое-что написала. И написала довольно много. Можно встретить людей, на физиономии которых красноречиво выделяются очень хорошие, приятные для глаза свойства души, качества: доброжелательность, благоразумие, порядочность, гуманность, правдивость и прочие благонравные свойства. Но я все-таки убежден, что большинство людей с толстыми губами очень злые, коварные, недоброжелательные, агрессивные и даже беспощадные. И я убедился в этом на собственном жизненном опыте а также на опыте розыскной работы. Почему я зациклился на толстых губах? Да потому что у нас была, как вы знаете, информация о том, что на месте преступления видели молодого человека, у которого самым заметным отличительным признаком были толстые губы. Этот человек нашелся. Но мы только предполагаем, что он — убийца.

Наши сотрудники искали в ТСЖ документы парня с такими губами. И он оказался в этих делах. Я убежден, что именно он убил студента. Из-за ревности. Боялся, что тот уведет у него девушку. Сможем ли мы доказать, что он не предполагаемый, а реальный убийца студента или не сможем — вот главный вопрос.

— Евгений Николаевич, — слегка приподняла руку Ирина Матвеевна, — Федя Кругликов предлагает провести несанкционированный обыск в квартире, где сейчас живет мать и где сам Баклажанов жил до женитьбы.

— А что это нам даст? — посмотрел полковник на Кругликова.

— Мы можем найти обувь, в которой он был на месте преступления. И сравнить его следы с отпечатками, которые у нас есть.

— Скажу сразу, — перебил опера полковник, — наши люди уже обнаружили его следы около здания цветочной фирмы, где он сейчас работает, и сравнили их с отпечатками, обнаруженными вами на месте убийства студента. Сейчас он ходит в новых туфлях, а старые давно выбросил. Преступники не дураки. Они всеми силами оберегают свое собственное спокойствие.

— Можно найти орудие преступления, записную книжечку, которая была у студента. Преступник взял ее.

— Держать дома орудие преступление может только обитатель дурдома, потому что он многих вещей не видит и не понимает. Одним словом, ничего не соображает. Наш преступник предполагаемый не будет держать это орудие дома. Он его выбросил очень далеко. Что можно сказать о записной книжке? Представим, что мы нашли у него дома эту книжку. На допросе он спокойно скажет, что нашел ее недалеко от места убийства. Так что она не может служить серьезной уликой. Если бы мы доказали, что он взял эту книжку из кармана убитого студента, то, наверное, он сейчас уже сидел бы в тюрьме. Что нам надо делать сейчас? Точнее, что мы можем сделать, чтобы приблизить нашу цель? Главная цель известна. Надо раскрыть преступление и наказать виновного. Но у нас есть и ближайшая цель, можно сказать, самая ближайшая. Мы должны найти веские аргументы, которые позволят нам объявить Баклажанова подозреваемым в убийстве студента. И перешагнуть ее никак нельзя. Мы должны и обязаны делать все это по закону и по справедливости. Принцип «во что бы то ни стало» абсолютно здесь неприемлем. Можно наломать дров. Я думаю, — спокойно продолжал полковник, — нам сейчас необходимо установить за ним постоянное наблюдение. Мы знаем, что он работает в цветочной фирме, знаем, где его квартира, в которой он жил с матерью до женитьбы. Сейчас он живет у тестя — отца жены. А где работает мать предполагаемого преступника?

— Она работает кассиром в супермаркете, — доложил патологоанатом Цыплаков. — И у меня есть к вам вопрос.

— Какой?

— Мы пока еще точно не знаем, кто убил студента — Баклажанов или не Баклажанов. Не получится ли у нас так, что все наши старания через какой-то промежуток времени превратятся в пыль и прах? Мы ничего не знаем пока. И он у нас значится как предполагаемый убийца. Мы даже отдаленно не можем определить его как подозреваемого. Не идем ли мы в настоящий момент по неверному, по заведомо ложному пути?

Евгений Николаевич недолго помолчал, проводя ладонью по лбу, посмотрел в окно, потом посмотрел в тетрадь.

— Дело в том, что людям довольно часто приходится идти по ложному пути. Особенно это заметно в среде познания природы и общества. В истории науки это бывает довольно часто. Что говорят по этому поводу философы? Они говорят, что мы идем от незнания к более полному и точному знанию. Мы с вами тоже познаем мир, познаем общественные отношения в их самых разных проявлениях. Мы кое-что знаем о предполагаемом преступнике. Допустим, что мы идем по неверному, по ложному пути. Но мы постепенно углубляемся в мир тех общественных связей, которые необходимы для решения наших задач. И может оказаться, что преступник не предполагаемый Баклажанов, а кто-нибудь еще. Это дело времени. Путь этот нелегкий, тернистый, будут и разочарования, но это вполне естественно. Легких путей в наших делах нет, не было и не будет. Сколько надо переворочать, переискать породы, чтобы получить один грамм золота? Очень много. Многие тысячи, а может и миллионы тонн. Кстати, есть у Баклажанова отец или нет отца у него? — неожиданно спросил половник и посмотрел на присутствующих сотрудников отдела.

— Об этом пока мы не знаем, — сказала Ирина Матвеевна. — Но мы обязательно узнаем.

— Узнавайте! — сказал полковник.

Руку поднял Цыплаков, видимо, с намерением сказать что-то хорошее.

— Говори, Дмитрий Савельевич. Что у тебя?

— Хозяйка цветочной фирмы, где сейчас работает Баклажанов, согласилась как следует наблюдать за ним. Я сказал ей, что мы ее работника подозреваем в убийстве. Она сначала забеспокоилась, заволновалась, дескать, кого держит в своей фирме менеджером. И уже выразила готовность немедленно уволить его. Но я уговорил ее не торопиться. И попросил как следует пронаблюдать за ним, за его какими-то возможными связями, знакомствами, встречами и так далее. И сказал ей, что она поможет следствию до конца раскрыть преступление. Она согласилась.

— На нее можно положиться? — спросил Евгений Николаевич.

— Можно, очень можно, — ответил утвердительно Цыплаков. — Она умная женщина, волевая, терпеливая, добросовестная.

— Как ее зовут? — спросила Ирина Матвеевна.

— Зинаида Артемовна. Она очень общительная, разговорчивая, но не болтливая. Лишнего не скажет.

— Это хорошо, — одобрил полковник инициативу патологоанатома. — Надо учитывать самые малейшие высказывания о нем, о его характере, образе жизни. И вот таким путем — к желаемым результатам. В науке иногда приходилось идти от заблуждения к истине. Вот и мы тоже будем, может быть, двигаться точно также: от заблуждения к истине. Нам известен мотив преступления. Это ревность. Иного мотива в данной ситуации нет и быть не может. Баклажанов живет очень близко от мединститута. Я, разумеется, не хочу сказать, что по этой единственной причине он познакомился со студенткой мединститута. Я, как и вы все, сидящие здесь, тоже когда-то был студентом. И я хорошо знаю, что молодые ребята ходят к девчонкам в основном в ближайшие по месту жительства институты. Скорее всего в ближайшие. Помню, ребята, уже окончившие вузы, ходили искать себе жен в строительный институт, потому что он был поблизости от их жилья. Двое моих знакомых женились на студентках строительного института. И наш предполагаемый убийца скорее всего обратил внимание на учебное заведение, находящееся поблизости от места его проживания. И еще я хочу вот что сказать. В нашем микрорайоне ни разу не появлялся молодой парень с толстыми губами. Я хожу часто пешком и приглядываюсь, ни одного такого не видел. Этот факт нельзя полностью игнорировать, отвергать, сбрасывать со счетов. Разумеется, мы не должны руководствоваться только этими соображениями. Мы должны расширять круг поисков, идти к желаемому результату. Желательно, конечно, привлечь к этому делу информаторов. Надо учитывать все мелочи, все нюансы в этой информации, которая у нас будет появляться в ходе наших поисков. Будем работать и все у нас получится. Кто желает поделиться своими соображениями о дальнейшей работе по расследованию преступления? — спросил полковник и обвел внимательным взглядом своих подчиненных. И почувствовал, что пока нет таких желаний, привычно сказал, — нет желающих. Тогда наше совещание закончено. Все свободны. Ирина Матвеевна, а вас я попрошу задержаться на некоторое время.

— Евгений, а зачем надо оставаться? — спросила Ирина Матвеевна, когда все вышли из комнаты.

— Ира, мне хочется побыть с тобой наедине, — со всей откровенностью, выразившейся во взгляде и в словах, сказал Миловидов.

— Но сейчас рабочее время. И у тебя, и у меня.

— Мое желание остаться с тобой наедине не зависит от того, какое это время — рабочее или нерабочее.

— Все ясно. Ты мне хочешь что-то сказать?

— Хочу спросить, Ира.

— А что хочешь спросить? — любопытный интерес сверкнул в глазах следователя.

— Ты не забыла, о чем мы недавно с тобой говорили?

— Нет, — улыбаясь, помахала головой Ирина Матвеевна.

— Ну, и что скажешь?

— Относительно чего? — вопросительно смотрела следователь на полковника. — Напомни, о чем мы с тобой говорили. А то вдруг я подумала не том, о чем ты думал.

— Что ты скажешь насчет романтического ужина?

Ирина Матвеевна поджала губы, взор ее потух, она опустила глаза. Она, конечно, прекрасно знала, зачем начальник хотел остаться с ней наедине. Такое предложение, которое он сделал несколько дней назад, невозможно забыть. Она помнила об этом и ожидала, что он снова заговорит об этом. И сейчас, когда он помнил о своем предложении, волна приятных и в то же время противоречивых чувств охватила все ее сердце и разум и в одно мгновение породила множество дополнительных сомнений, разрешить которые невозможно не только в одной беседе, но и вообще в целом. Отношения, которые постепенно сближали их, заставляли часто посматривать друг на друга с вожделениями, интимными желаниями, возникли не так давно. Ирина Матвеевна поняла, что начальник хочет за ней крепко поухаживать и осуществить какую-то заветную цель. И, поняв это, не подумала о начальнике ничего такого, что могло бы унизить его в ее глазах и мнении. Весь секрет заключался в том, что он ей тоже нравился.

Следователю самой хотелось как можно чаще оставаться со своим начальником наедине. Но ей неприятно было от мысли, что это всего лишь банальные, кратковременные отношения, довольно часто возникающие между начальником и подчиненной по службе женщиной. Однако со временем, как потом поняла Ирина Матвеевна, чувства укреплялись, углублялись, не тускнели, что они не оборвутся и никогда не потускнеют. Она мельком взглянула на полковника и быстро опустила взор. И который раз в этот момент подумала, что Миловидов интересный, привлекательный, очень симпатичный мужчина. На его лице нет ни одного штриха, который был бы ей противен, неприятен и вызывал бы у нее плохие чувства. И по своим духовным качествам он импонировал ей. Умный, интеллектуально развитый, любит литературу и философию. С ним можно говорить очень интересно. Можно без конца слушать, когда он говорит с ней своим лирическим баритоном о каком-либо прочитанном романе, прочитанной повести или хорошем стихотворении в каком-либо журнале. Его можно заслушаться и забыть обо всем на свете.

— Я в принципе не против твоего желания устроить романтический ужин.

— Отлично! Прекрасно! — воскликнул полковник, отвел руки от стола и выпрямился. В его темно-серых глазах мелькнул яркий, какой-то огненный фейерверк радости и даже необыкновенного счастья. Такого счастья, которого он ожидал всю предшествующую сознательную жизнь. И сейчас ему показалось, что он дождался, наконец, этого долгожданного момента. — Мне бы хотелось устроить романтический ужин сегодня. Ты как думаешь, Ира? Что скажешь?

— Сегодня? — спросила Ирина Матвеевна.

— Да, сегодня.

— Где?

— В каком-нибудь хорошем ресторане я закажу столик на двоих, и мы там проведем время. Отдохнем от нашей следовательской волокиты, от всяких служебных проблем, отчетов, приказов. Нельзя же все время думать о работе, о своих служебных обязанностях, хотя это не получается. Но все же надо отвлекаться от всего этого, на какое-то время забыть о них.

Ирина Матвеевна пристально посмотрела на полковника.

— Евгений, какие у тебя отношения с женой? — спросила она таким серьезным тоном, который говорил о том, что этому вопросу она придает не просто важное, но первостепенное значение.

Евгений Николаевич склонил голову набок и скосил взгляд в угол комнаты.

— Отношения с женой у меня очень простые и очень прозрачные. Я — сам по себе, она — сама по себе. Я не спрашиваю, где она была, где задержалась до позднего времени, иногда до утра, а она у меня ничего не спрашивает, не придирается, не устраивает никаких сцен. Одним словом, у нас полная свобода и полная демократия.

— Евгений, ты меня удивляешь.

— Чем?

— Своими словами.

— Почему тебя это удивляет?

— Ну, как ты думаешь, почему?

— Я не знаю, Ира.

— Тогда я отвечу, если ты не знаешь.

— Отвечай. Я слушаю.

— Ответ сам собой напрашивается. Вы, видимо, долго отдалялись друг от друга, а сейчас стали совершенно чужими друг другу. И давно так случилось, что она не интересуется, где ты задерживаешься, а ты — где она задерживается?

— Понимаешь, Ира, это случилось как-то незаметно, непроизвольно, независимо от нашей воли и разума. И я даже не могу припомнить, когда именно это началось. Ну, примерно года два назад. Я ничего от тебя не стану скрывать. Мы с ней вели серьезные беседы о разводе. Развестись можно очень быстро. Это сейчас не проблема. Мы с женой говорили о сыне.

— Это правильно. Это очень хорошо, — с искренним удовлетворением отметила Ирина Матвеевна.

— О детях забывают только никудышные родители. О сыне мы пока говорили как-то вскользь, мимолетно, потому что не подошли к этому водовороту, который называется развод. Но в нашем разговоре выяснилось, что она проявляет большую заботу о сыне.

— Надо полагать, — сказала Ирина Матвеевна, что ты проявляешь о сыне не меньшую заботу.

— Разумеется, Ира. Ты меня хорошо знаешь. Я сына очень люблю. Да и жена не чает в нем души. И мы понимаем, что для сына лучше, когда мать и отец живут вместе, под одной крышей и проявляют о нем большую обоюдную заботу. Но я думаю, что мы не сможем быть вместе. Не сможем жить под одной крышей. Ну и, видимо, приближается тот день, когда мы обсудим вопрос о том, как сделать так, чтобы наш развод не возымел на сына тяжелых моральных и прочих воздействий. Он должен чувствовать в равной степени любовь матери и любовь отца. А также и обоюдную о нем заботу. Это, как я думаю, можно сделать с наименьшими потерями для нашего сына. Он может приходить ко мне, когда ему захочется, пожить у меня, а когда захочет — с матерью.

— Правильно. Так делают умные родители. А ты знаешь, Евгений? Ты со мной предельно откровенен. Я тебе отплачу такой же чистой откровенностью.

— Давай, расплачивайся, — пошутил полковник.

— У меня точно такая же история получилась, как и у тебя. Мы разошлись с мужем. Но договорились при этом, чтобы наш развод не вызвал никаких издержек для дочери. Она ходит к отцу. Живет у него. Новая жена к ней относится прекрасно. Даже любит ее. Она недавно ездила с отцом в Крым. Там они отдыхали, купались в море, совершали прогулки на катере. Но в основном дочка живет со мной. Девочки всегда льнут к матери. Видимо, какой-то инстинкт проявляется. Твоя жена где работает?

— Она актриса. Работает в драматическом театре. А твой муж где работает?

— Тоже в театре. Он тоже актер.

— Ира, мы обо всем с тобой поговорим, о чем хотим поговорить. Все выясним. Давай вернемся к нашему вопросу. Как ты думаешь?

— К романтическому ужину?

— Совершенно верно.

— Я согласна.

— Сегодня?

— Да, но есть одно НО.

— Какое?

— В ресторане я не хочу

— А где хочешь?

— Надо подумать.

— А что тут можно придумать? — спросил полковник. — Почему ты не хочешь в ресторане?

— Евгений, я не хочу, чтобы нас со всех сторон окружали люди.

— Ну и пусть окружают.

— У меня другое мнение. Такой ужин, который предлагаешь ты, должен проходить в интимной обстановке. В романтической обстановке, — убежденно доказывала Ирина Матвеевна. — А в окружении большого количества людей — какой это романтический ужин? Какая тут возможна романтика? Никакой романтики. Да еще какие люди будут сидеть неподалеку от нас? Всякие есть люди в ресторанах. Есть, конечно, подлецы, негодяи, многие из которых знают, где мы работаем с тобой, чем занимаемся. А потом будут распространять по городу всякие сплетни о нас, небылицы. Давай еще что-нибудь придумаем.

— А что можно придумать, — задумался Евгений Николаевич. — А вообще, подожди. Я знаю один ресторан, в котором можно заказать отдельную комнату для романтического ужина.

— И в отдельной комнате тоже будут посторонние люди. Официанты, например, потом в коридорах будут ходить люди, разговаривать, кричать. Это все равно ресторан.

— Евгений, ты хочешь, чтобы романтический ужин был сегодня?

— Совершенно верно. Мы уже с тобой говорили об этом. Но все время почему-то откладываем то на завтра, то на послезавтра, то на неделю. Мне хочется побыть с тобой вдвоем, чтобы никто не мешал, чтобы никто на нас не пялил глаза. Я, конечно, с тобой согласен во всем. Но, а что делать?

— У меня есть предложение, — неожиданно начала Ирина Матвеевна.

— Какое?

— Только не подумай, что я греховодница, что я безнравственная женщина, невоспитанная.

— Ира, о чем ты говоришь? — обиженно сказал полковник. — Как я мог так о тебе подумать, если ты очень хорошо воспитана, если в нравственном отношении ты чиста, как ангел небесный? Я тебя прекрасно знаю. Не один месяц с тобой работаем. Так что, отбрось свои мысли и всякие ненужные никому предположения. Что ты предлагаешь?

— Я отправила дочку в село, к маме.

— На свежий воздух! — с восклицанием сказал Евгений Николаевич.

— Воздух там, конечно, отменный. Что и говорить. Машенька так рада, что она сейчас в деревне у бабушки. Там есть небольшой садик, растут яблоки, сливы — все хорошее, свежее, безо всяких химических прелестей. Все свое, проверенное, чистое. Ешь яблоко и наслаждаешься. Зелени очень много. Всякие травы, цветы, птичек много, собака, кошечка. Пусть ребенок посмотрит на природу, неиспорченную пока людьми, нашей цивилизацией. Я подумала и решила отправить ее в деревню. В этом году пораньше отправила. И маме с внучкой веселей. В городе, конечно, нет такой природы, как в деревне, нет такой экологии.

Я живу в двенадцатиэтажном доме, на девятом этаже. Смотришь вниз — все люди кажутся смешными карликами, машины кажутся божьими коровками. А машин ужасно сколько во дворе паркуется. Вся грязь, которая от них исходит, поднимается вверх, порой просто дышать нечем. Во дворе нет ни одной птички, нет даже воробьев, синичек, галок, голубей. Ни одного муравья не найдешь днем с огнем, ни одной божьей коровки, ни одной бабочки не увидишь, которая летала бы, порхала бы по цветкам. Но какая же без всего этого природа? Нет ее.

Стоят кругом серые кирпичные башни высоченные, посмотришь на них снизу, с асфальта, и думаешь: ну какая же возможна в них жизнь, какое получишь удовлетворение? Конечно, квартиры хорошие, благоустроенные, но одна квартира не может дать такой полноты жизни, в которой нуждается каждый человек.

Вчера дочка звонит мне вечером и радуется, что в деревне такие красивые бабочки летают, сидят на стеблях травинок, на цветочках, а одна бабочка села к ней на плечо. А еще одна бабочка села на красный бантик. Подумала, наверное, что это яркий цветок, — тихо, задумчиво рассуждала Ирина Матвеевна, забыв о романтическом ужине. — А природа есть только в деревне.

Я недавно читала один толстый журнал. Там приводятся слова одного видного российского деятеля девятнадцатого века. Этот деятель говорил, что без села нет России. Я полностью согласна с ним.

— Умные люди и сейчас говорят точно так же, — сказал полковник, терпеливо ожидая, когда закончит говорить Ирина Матвеевна.

— Евгений, ты, наверное, недоволен тем, что я много говорю. И чуть не забыла о романтическом ужине.

— Ира, ты очень хорошо говорила, правильно все говорила. Я полностью согласен с тобой. Конечно, человеку нужна природа. Природа не испорченная, не исковерканная цивилизацией и техникой. К этим вопросам надо подходить разумно, осторожно. Вот в чем весь секрет. Ну, а сейчас пора перейти к нашему. Что ты предлагаешь, Ира?

— Евгений, мы будем пить чай или кофе. По выбору. Ты согласен? — склонив голову набок, Ирина Матвеевна с хитренькой улыбкой наблюдала за своим начальником.

— Ира, на твое усмотрение, — спокойно ответил полковник. — Как ты скажешь, так и будет. Я готов пить самую обыкновенную воду, лишь бы сидеть с тобой, разговаривать, смотреть на тебя. Так что, проблем нет никаких.

— Евгений, я живу на девятом этаже. Тебе хочется подниматься на такую высоту?

— Ира, о чем ты говоришь? — удивлялся Евгений Николаевич. — Я хоть на сотый, на тысячный этаж поднимусь, лишь бы ты была там, на этом этаже. Хоть под облака, за облака, лишь бы видеть тебя.

— Ну, хорошо. Во сколько ты поднимешься ко мне?

— Во сколько ты скажешь.

— В шесть часов не рано?

— Нисколько. Хорошее время, — согласился начальник.

— И еще вот что, Евгений, — сказала Ирина Матвеевна. — Многие мужчины, когда приходят к женщине домой, приносят колбасу, всякое питье, конфеты, шоколад и все прочее. Ты приходишь с пустыми руками. У меня все есть. И не ужинай, — улыбалась следователь. — Я тебя покормлю. Проголодайся как следует. Договорились?

— Конечно, договорились, — не верил полковник, что Ирина Матвеевна разрешила ему придти к ней домой.

— Знаешь, где я живу?

— Ира, конечно, знаю. Ты сейчас идешь сразу домой?

— Да, домой.

— Я тебя подвезу на своем мерседесе. Подожди немного, я схожу быстренько за ним. Он сейчас в гараже.

Конец ознакомительного фрагмента.