Крымская лихорадка

Виталий Ерёмин, 2006

Документально-художественный политический детектив. 1994-й год. Первым президентом Крыма становится бывший следователь прокуратуры Носков. Ярый сторонник возвращения полуострова в Россию. Но Москва не хочет раскрывать объятия родной Тавриде. Боится разрыва с Украиной. Зато служба безопасности Незалежной готовит Носкову одну ловушку за другой, пока не заманивает его в западню и не доводит конфликт с Россией до угрозы большой войны. Да, война могла разразиться еще тогда. Эти события просто не попали на страницы газет того времени. Но у крымского президента были еще два опасных врага. Два местных уголовника, которых он, будучи следователем, когда-то задержал за убийство. И вот они, самые большие местные «авторитеты», соревнуются друг с другом, кто первым уничтожит Носкова. Это был единственный случай, когда Большой криминал пытался войти в государственную власть путем убийства президента.

Глава 12

Диктор объявила, что произвел посадку самолет, прибывший из Вены. Кузьмин стоял в зале для VIP-персон и смотрел, как лайнер подруливает к аэропорту. Наконец, показались первые пассажиры. Но сына среди них не было. “А может, я не узнал Женьку?”, — подумал Кузьмин. Последний раз они виделись четыре года назад, когда первый секретарь Крымского обкома Кузьмин был с советской делегацией в Белграде.

Зуев вышел последним. Оглядел встречающих и начал лениво спускаться по трапу. Кузьмин пошел ему навстречу. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга.

— Черт возьми! — негромко воскликнул Кузьмин. Он был удивлен. Сын превратился в настоящего мужчину. Глаз не оторвать.

Зуев тоже любовался отцом. Надо же, из крестьян, а как чувствуется порода. Властное лицо, бело-серебристые волосы. Что значит, всю жизнь на руководящей работе. “Как же мне его называть?”

Кузьмин словно прочел мысли сына.

— Ты такой большой. Зови меня теперь отцом.

Они обнялись. Женька ощутил запах дорогого одеколона и вспомнил, что в детстве только мечтал обняться с родителем, ощутить запах его тела. А Кузьмин подумал о том, что сыновья, даже внебрачные, рано или поздно возвращаются к отцам.

Они вышли из аэровокзала и сели в черную “волгу”.

— Ты без телохранителя? — удивился Зуев.

Кузьмин усмехнулся.

— А кому я нужен?

— Тебе, наверно, по штату положено. Все-таки председатель Верховного Совета.

Кузьмин прокашлялся.

— Верховный Совет тоже скоро будет никому не нужен. Не власть и не должность сейчас главное, сын, а недвижимость и деньги.

— Значит, партийные деньги — не миф?

— Не миф. Но я к ним отношения не имею. Они — в руках тех, кто имел дело с зарубежными банковскими счетами. Но у нас с тобой, сын, не менее широкая перспектива. Леонид Макарович, как и Борис Николаевич, хочет показать Западу, что избавляется от излишков военной мощи. В металлолом идут ракеты, самолеты, танки. И под этот шумок некоторые адмиралы нашего доблестного флота хотели бы продать по сходным ценам топливо, суда, как списанные, так и действующие, оборудование, административные здания. Это добро все равно будет кому-нибудь продано. Но лучше, если купим мы с тобой и наши люди.

— О каких суммах может идти речь? — спросил Зуев.

— О миллионах.

— Рублей?

— Ну, что ты, сын! Естественно, долларов. Ты платишь за боевой корабль, как за металлолом и продаешь его за рубеж по мировой цене. Корабль, конечно, морально устаревший. Но какая-нибудь “держава” третьего мира с руками оторвет.

Зуев молчал. Если бы он получил подобное предложение раньше, он бы ликовал и потирал руками. Но сейчас он не чувствовал ничего, кроме скуки.

— Ты изменился, — с теплотой отметил Кузьмин. — Горжусь тобой. Ты воевал за правое дело. Что вытворяют со славянами эти американцы! Что вытворяют!

Зуев мрачно усмехнулся.

— Ни у одной расы нет такого раздрая, как у славян. Меня там уважали. Но знаешь, отец, мне всегда было стыдно, что я русский. Мы предали все, что могли: идею, армию, союзников, самих себя.

“Это у него пройдет, — думал Кузьмин. — Со всеми, кто вернулся с войны, бывает такое. Надо загрузить его делом, чтобы ему некогда было думать о чем-то другом”.

— Начнешь с малого. Отдохнешь пару деньков, придешь в себя, и поедешь в фирму “Интеро”. Осмотришь разделочный комплекс. Ну и, естественно, корабли, которые подлежат разделке. Может, какие-то можно продать целыми. Надеюсь, не все еще забыл, чему учили в мореходке.

— Я всегда хотел летать, — сказал Женька.

Кузьмин почувствовал удовлетворение. Теперь он знал, чем взять сына и заставить его работать.

— Я куплю тебе вертолет. Не списанный, а настоящий боевой вертолет. В детстве я так редко дарил тебе подарки.

Вечером Зуев вышел прогуляться, а если повезет, снять девку. Центральные улицы Симферополя были неузнаваемы. Яркие вывески на частных магазинах, красочная реклама. “Коммунисты были идиоты. Как можно было это запрещать? Это все равно, что не давать женщинам косметику”, — думал Зуев.

Он шел и присматривался, как одеты люди. Он не то, чтобы совсем одичал на войне, ибо война в Югославии была не совсем обычная: где бы ни шли боевые действия, отдыхала их армия в лучших гостиницах. Он просто отвык от всего русского.

На бульваре Ленина Зуев остановился перед вывеской “Фирма Венера. Массаж самых современных видов”. Это было как раз то, что ему нужно. Он открыл дверь, зазвенел колокольчик, перед ним стояла красивая молодая женщина и ощупывала его оценивающим взглядом.

— Это кооператив “Сосулька?”, — пошутил Зуев.

— У нас не кооператив, а фирма, — мягко поправила женщина.

— А вы кто?

— Диспетчер, заказы принимаю.

— Какие заказы?

— На массажи. Вы какой массаж предпочитаете?

— Традиционный. Я — сверху, она — подо мной, — с солдатским юмором ответил Зуев.

— У нас местные кадры и сезонные работницы. Выбирайте, — женщина протянула альбом с фотографиями.

— Что значит сезонные?

— Ну, как вам сказать. В общем, не профессионалки.

— Учителки, врачихи? И почем?

— 25 долларов в час. 100 — за ночь.

— А артистки есть?

— Есть, — послышался женский голос.

Из-за ширмы вышла Журавская. Она изменилась. Все потяжелело: фигура, лицо, даже взгляд. В ней вовсю играли мужские гормоны. Но она по-прежнему была дьявольски красива.

— Ритка!

— Женька!

Они обнялись. Зуев ощутил знакомый, почти забытый мускусный запах, с которым не могли справиться никакие духи.

— Ты изменился, — сказала Ритка, вглядываясь в Зуева. — А глаза все такие же детские. Макс знает, что ты вернулся?

— Откуда?

— Сейчас я его вызвоню.

Ритка бросилась к телефону.

Брагин появился через считанные минуты, словно стоял где-то рядом и ждал, что его позовут. Встреча старых друзей была сдержанной. Зуев сделал движение, хотел приобнять Максима, но тот оставался неподвижным. Пожали руки, похлопали друг друга по плечам, и только.

Восемь лет назад Брагин уже был мужик, а Зуев — так себе, парнишка. Теперь Женька тоже был мужик, и еще какой, со шрамом во всю щеку. А Максим начал лысеть, отрастил брюшко. Сравнение было не в его пользу.

— Где пропадал?

Зуев сделал неопределенный жест.

— Так, болтался.

— А конкретней?

Тон у Максима был, как у следователя. Зуеву это не понравилось, но он не подал виду. Ответил с терпеливой улыбкой:

— На Балканах отирался.

— В войнушку играл, что ли?

Зуев кивнул.

— И много навоевал?

— Я — за идею.

— А чего вернулся, если не секрет?

— Ну, сколько можно? Надо отдохнуть.

— С отдыхом поможем, — сказала Ритка. — Хочешь лолитку?

Брагин холодно посмотрел на нее. Было видно, что это предложение ему совсем не понравилось. Но возражать он не стал.

Диспетчер привела Женьку в шикарно обставленную комнату, с широким ложем и через минуту ввела хрупкую, но удивительно ладно сложенную девчушку.

— Как тебя зовут? — спросил Зуев.

— Женя, — ответила девочка.

Она пришла в фирму «Венера» час назад. Журавская встретила ее с удивлением. Какой фиг ее принес, дуру такую? Лолитки чаще всего предпочитали зарабатывать самостоятельно, без посредников. Ритка отметила, как она одета и отчасти поняла, что ее привело. Прояви она любопытство и спроси фамилию, наверняка удивилась бы, как тесен мир. Сначала судьба свела с отцом, потом с матерью этой девчонки, а сейчас и с ней самой. Но Ритка не предлагала новеньким заполнять листок по учету кадров. Для нее достаточно было узнать адрес и домашний телефон. И потом, даже если девочка передумает и не придет, за ней придут и приведут, и никуда она уже не денется.

Ритка дала Жене немного денег и велела идти домой. И на этом ее первый рабочий день мог бы закончиться. Но неожиданно появился Брагин, у которого, как давно отметила Ритка, на всякий свежачок был почти звериный нюх. Брагин появился, и у него тут же залоснился глаз. «Ну, уж хренушки!» — подумала Ритка. Она велела Жене подождать в приемной, и когда та вышла, сказала сожителю:

— Максик, подбери губу. Такую неваляшку мы должны приберечь для особого случая. Даже не облизывайся, ты ее не получишь.

И Брагин, как ни странно, уступил.

…Женя стояла перед Зуевым, как невольница, а он сидел в кресле, как богдыхан. И ему казалось, что он не в Крыму, а где-нибудь в Загребе или Вуковаре, где его ребята вот так же вводили албанок или хорваток, и он выбирал, какая останется у него на ночь.

Хотя случалось, что ребята приводили и сербок, и черногорок, и македонок, никаких не наложниц, а местных женщин, которые считали за счастье отдаться доблестным защитникам сербов, и кого уже отверг его придирчивый босс Аркан.

Но в том-то и дело, что Женьке все надоело: и женщины-трофеи и женщины, считавшие себя подарками. Здесь, у себя дома, в Крыму, ему хотелось совсем другого.

— Между прочим, я тоже Женька, — назвал он себя, удивляясь совпадению имен. — Садись, тезка, пожуй.

— Спасибо.

Девочка села в кресло напротив, но к угощению не притронулась, вцепилась руками в колени, ее била мелкая дрожь.

— Говорят, ты еще девочка, это правда? — спросил Зуев.

— Да.

— Ты здесь по доброй воле?

— Да, я сама пришла.

— Интересно, зачем? Что тебя заставило?

Женя молча сглатывала слезы. Что заставило? Как это объяснить? Можно, конечно, сказать: мол, жрать нечего, одеваться не во что. Но это не оправдание и не вся правда. Причина была в окаянном времени и одиночестве. Девчонки из ее девятого класса давно уже нашли выход — обзавелись папиками, спонсорами. И теперь не давали ей прохода: а ты, что, лучше нас? Даже темную обещали устроить: будешь, как все! А бабушка надоела со своими нравоучениями: учись лучше, учись лучше! Зачем, если деньги идут к кому угодно, только не к образованным? Жене хотелось найти защиту. От всех и от всего: от одноклассниц, от бабушки, от одноклассников, от унизительной полунищенской жизни.

Женя достала сигарету и закурила.

— Надавать бы тебе по губам, — проворчал Зуев. — Интересно, кто твои родители? Куда они смотрят?

— Нет у меня родителей, — сказала девочка, шумно выдыхая дым.

— А куда девались?

— Отца убили. Мама поехала с подругой на заработки в Италию и пропала. Я и Артем, мы живем с бабушкой. Бабушке пенсию не платят. Нам элементарно нечего есть. Есть еще вопросы? — зло спросила Женя.

— Есть. Кто отца-то убил?

— Какие-то отморозки.

— Ну и что? Их нашли?

Ни бабушка, ни мать не посвящали Женю в подробности, а сама она не интересовалась.

— Кажется, нашли.

Зуев поднялся с кресла и заходил по комнате. Его вдруг охватило волнение. Даже дышать стало тяжело. Он открыл окно. В комнату ворвались звуки ночного города: звуки машин, голоса людей, музыка.

— Не надо меня жалеть, — неожиданно попросила Женя. — Я нормально отношусь к своему позору. Я даже рада.

Зуев обернулся к ней:

— Чему рада?

— Ну, что это будете вы.

— В смысле, первым?

— Да.

— Я тебе нравлюсь?

Девочка пожала плечами.

— Вы лучше этого, Максима Петровича.

— Он к тебе лез?

— Не успел.

«Ага, вот она чему рада!» — подумал Зуев. Он взял у Жени сигарету и притушил в пепельнице. Потом сел в кресло, и некоторое время смотрел на нее в упор. Девочка — загляденье, можно смотреть не отрываясь. И будет еще лучше, когда подрастет. И характер чувствуется. Надо же, добровольно пойти в бордель, чтобы помочь близким. А может, она пришла сюда, чтобы встретиться с ним? Точно так же, как он пришел, чтобы встретиться с ней? Зуев верил в то, что все случайности не случайны.

— Я тоже рос без отца.

Он мог бы добавить, что и с матерью жил недолго. Мать, работавшая вместе с Федором Федоровичем, вышла замуж за другого партработника и уехала с ним в Тюменскую область. А он остался в Симферополе с бабушкой.

Зуев решительно поднялся и взял Женю за локоть.

— Пойдем отсюда.

— Куда? — удивилась девочка.

— К тебе домой.

— Зачем? Я не могу домой. Мне сказали, что мой рабочий день до утра.

— Не волнуйся, я скажу кому надо, и к тебе не будет никаких претензий. Тебя оставят в покое.

Они шли по ночному Симферополю. Зуев держал Женю за руку. Ладошка у нее была маленькая, крепкая и, как ни странно, сухая.

— Ты меня не боишься? — спросил Зуев.

Женя посмотрела на него снизу вверх. В ее глазах было что-то такое, что заставило его дрогнуть. Она ничего не ответила, только легонько сжала его руку. “Черт возьми, — подумал Зуев. — Черт возьми, как хорошо!”

Он привел девочку к дому, дал ей пятьсот долларов и сказал:

— Это на первое время. Где твои окна?

Женя показала.

— А телефон?

Женя назвала номер.

— Как зовут твою бабушку?

— Клавдия Ивановна.

Из подъезда выбежал Артем. У него был взъерошенный вид. Он готов был броситься на Зуева. Но, подойдя поближе и вглядевшись в лицо мужчины, Артем почувствовал себя щенком и сник.

— Я тебя искал, — тихо сказал он Жене. — Клавдия Ивановна плачет. Куда ты пропала?

Зуев побыл бы еще с Женей, но он торопился, у отца было назначено важное совещание. Кузьмин собрал на даче самых близких друзей. Приехали мэр Симферополя Правдюк, министр внутренних дел генерал Валебный, какой-то контр-адмирал.

Когда-то очень давно отец поспособствовал майору Валебному поступить в Высшую школу милиции, платил ему стипендию фактически из своего кармана, потом помогал продвигаться по служебной лестнице. Майор стал заместителем министра внутренних дел Крыма. В этом качестве восемь лет назад помогал прятать Зуева и Брагина от неугомонного Носкова. Потом, когда следователь все же достал их в песках Туркмении, нажал на судью и тот, изменив меру пресечения, освободил Зуева из следственного изолятора под подписку о невыезде. Потом помог Зуеву выехать из страны по туристической путевке в Югославию.

Специалист по обнаружению подслушивающих устройств на всякий случай проверил комнату и доложил Кузьмину, что все чисто. Но осторожный старик все же предложил гостям сесть в саду. В руках у него была газета с неутешительными результатами опроса общественного мнения. Хотя Кузьмин и без социологов знал, что шансов у него мало. Слишком сильна у людей антипатия к советской власти, которую он олицетворял.

Гости расселись вокруг стола. Зуев подумал и расположился, как переводчик, чуть позади отца.

— Читали? — спросил Кузьмин, бросая газету на стол.

— Не берите в голову, Федор Федорович, — сказал Правдюк, молодой, грузный брюнет. — Разве можно верить желтой прессе?

— Да нет, — вздохнул Кузьмин. — Надо смотреть правде в глаза. Народ сегодня не за нас.

— Не годится нам, старой гвардии, уступать авантюристам. Народ нам этого не простит, — сказал густым голосом человек в мундире.

Это был контр-адмирал Рыбаков.

Все, кроме Зуева, знали, что в руках Рыбакова, который занимается конверсией, сосредоточены огромные денежные средства, которые он может бросить в топку избирательной кампании, а может отстегнуть только какую-то малость. Все зависит от Кузьмина. От его способности противостоять Носкову.

— Может, сделать ставку на кого-то другого? — спросил Кузьмин. — Я чувствую, мне надо уйти в тень, пока демократы не обосрутся с головы до ног. Потом мое время может и вернуться, хотя не уверен.

Заговорил Правдюк:

— Федор Федорыч, что вы такое говорите? На кого мы еще поставим? По-моему, не все так плохо. Военные пенсионеры в основной массе за вас. Невоенные пенсионеры — тоже. Что для них главное? Чтобы не упал прожиточный минимум. Да, он потихоньку падает. Но при Носкове просто обрушится. И все это понимают. А пенсионеры — это четверть населения и самый активный электорат.

Кузьмин ответил:

— Вот эту четверть голосов я и наберу. В лучшем случае. А в худшем — пунктов на 8 меньше, то есть процентов 17. Потому что старики думают сейчас не о желудке, не о хлебе насущном, а о том, как бы Крыму поскорее вернуться в Россию. А об этом как раз громче всех кричит Носков. Лозунг немедленного выхода из состава Украины — у него. Полный блеф, абсолютная демагогия, а поди ты — действует!

— Эти выборы — вообще авантюра, — вступил в разговор генерал Валебный. — Закон о президентстве противоречит как конституции Крыма, так и Украины. Киев в любой момент может его аннулировать. Но попробуй сказать это народу — тухлыми помидорами закидают.

— Ты предлагаешь вообще не участвовать в выборах? — спросил Правдюк.

Валебный пожал плечами.

— Я просто констатирую юридический факт. Сдаваться нельзя. Только я не очень понимаю: почему мы должны бороться по всем правилам? По-моему, для того, чтобы не дать Носкову пройти, все средства хороши.

Собеседники переглянулись.

— У тебя есть конкретное предложение? — спросил Правдюк.

— У меня есть оперативная информация, — ответил генерал. — Ребята из Безпеки ведут Носкова. Делают это очень осторожно. Он все-таки в таких играх не дилетант. Наверно, ждут момента, когда Носков сделает какое-нибудь неверное движение.

— Почему “наверное”? Какая у них задача? Нельзя узнать подробнее? — спросил контр-адмирал Рыбаков.

Валебный молча развел руками.

— Нам нужно создавать свою спецслужбу, — решительно произнес контр-адмирал. — У меня на примете десятки толковейших профессионалов из армейской и флотской разведки и контрразведки. Люди отказались принимать украинскую присягу и остались не у дел, без гроша в кармане. Они землю рыть будут.

После этих слов все обратили свои взгляды на Зуева, и Женьке стало ясно, что отец уже вел о нем разговор с этими людьми.

— Эту службу должен возглавить человек с реальным опытом участия в боевых действиях, — подчеркнул контр-адмирал, обращаясь к Зуеву. — Сразу оговорюсь, от вас потребуется только общее руководство. Свою голову вы подставлять не будете.

Зуев оглядел присутствующих. Как все прошедшие войну, он слегка презирал тех, кто не слышал свиста пуль и разрыва снарядов. Он не знал, что сказать. Ему надо было посоветоваться с отцом.