Приключения моряка Паганеля

Владимир Гораль

Полярным летом 1980 года экипаж малого рыболовного траулера 1321 «Жуковск» из Мурманска умудряется попасть под арест за незаконный промысел в территориальных водах норвежского острова Медвежий. Советские рыбаки случайно или по чьему-то циничному сценарию оказываются в самой гуще необыкновенных и опасных приключений. В центре этих эпических событий юнга по прозвищу Паганель и его старший друг и наставник, настоящий морской волк, боцман Бронислав Друзь.

Глава 11. Таинственный остров

Заслушался я боцмана настолько, что даже подскочил от неожиданного звука, донесшегося сверху из нашей штурманской рубки. Звук этот был похож велосипедный тренькающий звонок, только гораздо резче и тревожнее…

— Это ещё что? — встрепенулся Бронислав Устиныч и по скобам, приваренным к металлу судовой надстройки, ловко и быстро забрался на левое боковое крыло капитанского мостика. Там он через открытую массивную металлическую дверь вошел в рубку.

Я не удержался от соблазна и последовал его примеру. Выражаясь литературно, в рубке царил таинственный полумрак. Неяркий свет исходил только от небольшой лампы, закреплённой над штурманским столом. Траулер наш, как я уже говорил, находился под скалистым навесом, внутри природной каменной ниши. Словно модель игрушечного кораблика, помещённая в полуоткрытую пасть каменного неведомого зверя. По этой причине в пределах нашего судна было достаточно темно. Наружный естественный свет, несмотря на молодой полярный день, не слишком сюда проникал. Недавно пронёсшийся жестокий шторм, буря Кашуту, разогнал облака и дал волю полярному солнышку. Однако меньше чем через сутки северные широты напомнили нам о том, что мы совсем даже не в акватории острова Лас-Палмас. Так что небо вновь заволокло привычной серой пеленой низких облаков.

Итак, в штурманской рубке что-то происходило.

Когда я перешагнул через комингс и вошел внутрь, резкое, бьющее по нервам треньканье внезапно прекратилось — это второй штурман Алексей Иваныч щелчком тумблера выключил звуковой сигнал донного эхолота, будто разом заткнул велосипедиста-невростеника…

Это был он, тот самый донник, с силуэтом фосфоресцирующей субмарины на скудно подсвеченной, застеклённой панели самописцев. Вспомнилось вдруг, что совсем недавно именно эта антикварная техника вдохновила краснолицего норвежского майора Свенсона на исполнение музыкальной увертюры о жёлтой подводной лодке…

— Ты прикинь, Устиныч! — с удивлением и тревогой заговорил вахтенный штурман Алексей Иваныч. — Решил я, как положено на стоянке, донник наш старенький погонять, самописцы там протестировать… ну и всё, как обычно… Включил.

«Ну, — думаю, — пусть пока попикает, постучит по дну, пока я на вахте».

Он у меня на вахте всегда включен, люблю этого старичка, нервы успокаивает своим БИП-БИП. Бибикает, как наш первый спутник. Ну а этот старикан вдруг взял и растрезвонился, как почтальон деревенский. Я с этим донником не первый год и ни разу такого перезвона не слышал. Когда под ним косяк рыбы проходит, он свое БИП-БИП учащает, и чем плотнее косяк, тем чаще. Но главное, ты глянь, боцман, что он своими самописцами накарябал да сколько туши извел!

Штурман и боцман с озадаченными лицами наклонились к озарённому зеленоватым свечением экрану. Я тоже привстал на цыпочки и через их спины полез глядеть на художества самописцев.

— Ты ещё на шею мне влезь, гусь лапчатый! — сварливо пробурчал второй помощник.

Тем не менее мне удалось разглядеть освещённый экран донника и бумажное рабочее поле для самописцев. Оно было сплошь покрыто чёрной лоснящейся тушью.

— Если это рыбный косяк, — усмехнулся второй помощник, — то не иначе рыбка нашла себе бочку величиной с пару-тройку траулеров нашего типа, упаковалась в неё и таким манером путешествует под морскими просторами.

— А что, под нашей шхерой действительно глубина больше двухсот метров? — с удивлением осведомился боцман.

— Такое бывает, — ответил штурман. — Остров этот древним, давным-давно потухшим вулканом образован. Где-то происходили расколы дна, взрывы при выходе раскалённой лавы в морскую воду, отсюда и резкие перепады глубин на береговом шельфе.

— Ну, что тут у вас опять за хрень? — раздался за нашими спинами знакомый недовольный голос.

Капитан Дураченко, выставив вперёд седую кудлатую бороду, тучный, раздражённый и одышливый, стоял совсем рядом.

Вахтенный штурман, указывая на экран эхолота, принялся рассказывать ему о происшедшем.

Владлен Георгиевич слушал со всё возрастающим вниманием.

Наконец, воздев к падволоку указующий перст, он почти радостно объявил:

— А ведь это, господа-товарищи, — наша удача под нами проплыла и где-то рядом таинственно пристроилась…

— Да нет, Владлен Георгич, похоже, что объект этот подводный на выход из нашей шхеры в море проследовал, — заметил второй помощник.

— А ты что здесь забыл? — капитан посмотрел на меня через плечо и махнул рукой в сторону выхода. — Дуй к трапу, где положено вахту неси.

В его интонациях уже не было ни злости, ни раздражения. Я спустился вниз на своё вахтенное место. Через некоторое время ко мне вновь присоединился боцман.

— Так что это было? — нетерпеливо прервал я затянувшееся молчание.

— «Наутилуc!» — усмехнулся в седые усы Устиныч. — Ты что, Жюль Верна не читал? Роман «Таинственный остров» помнишь? Ну так вот, брат Паганель, тут у нас под Медвежьим крылом тоже своё приключение происходит, — Боцман пребольно хлопнул меня по плечу своей тяжелой лапой.

— Осталось только дождаться явления капитана Немо, — несколько раздосадованный боцманской лаской и неуместными шутками, заметил я.

Устиныч перестал улыбаться, посмотрел на меня с прищуром и заявил:

— А знаешь, парень, ты ведь и сам не понимаешь, что случайно попал сейчас в яблочко. — Я озадаченно уставился на него. — Больше скажу, — продолжил Друзь. — Сдаётся мне, что явление капитана Немо на этом таинственном острове уже состоялось…

Напрасно я пытался и дальше разговорить боцмана. Устиныч молчал. Его шутки о таинственном острове, Наутилусе и капитане Немо мне ничего особо не прояснили, да и вообще, показались пустым снисходительным трёпом…

— А что, эскимосы и урсусы нам больше без интереса? — перешёл на свой обычный говорок боцман.

При этом он сразу превратился в привычного, и более симпатичного мне Устиныча.

Отхлебнув из кружки свежезаваренного чаю, боцман продолжил прерванный рассказ:

— Помню, когда вернулись мы на судно, капитан наш махонький и дядя этот министерский решили провести общесудовое собрание. Ну, как и ожидалось от наших неизбалованных работяг, все предложения по поводу валютных выплат прошли на ура. Тем паче, что начальство в те годы, как правило, не делало предложений, от которых можно было отказаться.

Министерский дядя, довольный тем, что всё прошло гладко, тут же распорядился выдать экипажу валюту. Из расчета 2,5 доллара в день на десять дней стоянки. Выходила солидная сумма, 25 американских долларов на одну забубённую матросскую или мотористскую душу.

Впрочем, разный колониальный товар, вроде джинсов-техасов, штанов этих ковбойских, по которым тогдашний, да и нынешний советский молодняк с ума сходит, на этот четвертной можно было в местной лавке целых две пары купить. Я тогда пару таких синих техасов купил себе для работы. Они ведь чем хороши, сколько в них ни трудись на палубе, им сносу нет.

Правда, когда вернулись мы в Мурманск, то заведующий такелажным складом Вахтанг Шавлович, когда узрел меня в штанах этих, так прицепился хуже рыбы-прилипалы:

«Вах, — говорит, — Устиныч, дорогой, как брата прошу — продай мне этот „Ливайс“! Сын Георгий день и ночь клянчит, купи да купи! Заболел штанами парень! Я ему говорю, биджо¹⁵, парень! Ты своими портками отца с ума сведёшь».

Ну, я и отвечаю этому завскладом: «Ты чего, Вахтанг Шавлович? Эти портки мной второй месяц ношены-переношены, все сплошь в краске-сурике».

А Шавлович мне: «Ничего, брат боцман, не беспокойся. Я в скипидаре-растворителе эти джинсы отстираю, линялые, они даже моднее. Слушай, Устиныч, умоляю — продай за 100 рублей! А то умру от темперамента — на твоей совести будет, батоно¹⁶! Продай, уважаемый!»

Ну, я же не фарцовщик какой, не барыга… денег не взял, только на складе у Вахтанга дефицитными немецкими такелажными блоками разжился… так о чём это я? — боцман потряс стриженной седой головой, как бы ставя свои мысли на место. Мне показалось, что он сейчас не так уж и увлечён собственным повествованием. Скорее, его все ещё занимало недавнее странное происшествие с эхолотом, а именно — загадочные показания его самописцев.

— Ну, я и говорю, — продолжил через паузу боцман. — К вечеру получили мы от начальства паспорта советских моряков и на берег гренландского Готхоба по трапу сошли…

Примечания

15

Биджо (груз.) — парень.

16

Батоно (груз.) — уважаемый (обращение к мужчине).