Смертельные чары

Владимир Колычев, 2013

Недалеко от элитного подмосковного поселка, в реке, был найден труп успешного бизнесмена Александра Голикова. Капитан Федор Старостин – местный участковый – провел предварительное расследование и пришел к выводу, что бизнесмена, скорее всего, убила его собственная жена Надежда. Капитан принял решение о заключении Надежды под стражу, но уже через несколько дней женщину пришлось отпустить, так как все подозрения относительно ее причастности к убийству рассеялись. В поселке были найдены тела еще двух мужчин, причем убиты они были тем же способом, что и Александр Голиков. Совершить эти преступления Надежда не могла – находилась под стражей. А значит, жестокий убийца – кто-то другой…

Глава 5

Палец уже устал давить на кнопку звонка, но никакой реакции. Неужели сбежала Голикова?

В принципе, ничего страшного в этом нет. Бегство — это признание своей вины. А поскольку прямых улик пока нет, то это неплохой повод прижать Голикову к стенке. Если, конечно, получится ее найти…

И все равно неприятно. Очень неприятно. Старостин должен был всего лишь присматривать за ней, а не охранять и тем более содержать под стражей, но уже кошки на душе заскребли…

— Подождите немного! — раздался вдруг в динамике знакомый голос.

— Надежда Максимовна! — на вздохе облегчения протянул Федор.

— Я сейчас, сейчас… Хотя нет, собака закрыта, можете сами зайти.

Голикова привела в действие замок, и калитка открылась. Дверь в дом тоже была открыта.

Надежда Максимовна спустилась к нему в банном халате и с тюрбаном на голове.

— Вы просто не вовремя пришли. В парилке у меня нет звонка, там ничего не слышно, — кокетливо улыбнулась она.

— Да? Ну, тогда с легким паром!

— Спасибо.

— В изоляторе даже душа нет, так что вы как раз вовремя…

— Вы пришли меня арестовывать? — ужаснулась Голикова.

— Ну, зачем же так жестоко? Сейчас вы во всем сознаетесь, и я отвезу вас в прокуратуру. Там вы напишете чистосердечное признание…

— А в чем признаваться? — спросила она, глядя на Федора вибрирующим от внутреннего напряжения взглядом.

— В убийстве вашего мужа… Кстати, его машина нашлась.

— Где?

— В трех километрах от места, где мы нашли труп вашего мужа. Кто-то загнал ее в лес. Вы сами как думаете, кто это мог быть?

— Ну, не я же! — дрожащим голосом ответила она.

— А вот я как раз считаю наоборот. Как вы думаете, почему?

— Ну, вам же нужно кого-то посадить!

— Надежда Максимовна, вас видели в воскресенье утром. В районе половины седьмого утра. Вы возвращались к себе домой. Пешком.

— Кто меня видел? — разволновалась Голикова.

— А разве мимо вас не проезжала «Хонда» серебристого цвета?

— «Хонда»?!. — Она нервно закусила губу.

— Надежда Максимовна, ну, вы же умный человек! Бесполезно отрицать очевидное. И бесполезно, и смешно. Не ставьте себя в неловкое положение…

— В половине седьмого?!. Ну, я проводила мужа до моста…

— Пешком?

— Зачем пешком? Он подвез меня, а обратно да, пешком…

— Но вы же расстались с ним на плохой ноте?

— Ну, я предприняла попытку помириться…

— Вы говорили, что ваш муж уехал в семь утра.

— Ошиблась… С каждым бывает…

— У вас на все найдется ответ, как я погляжу, — с недоброй иронией усмехнулся Старостин.

— Я говорю правду…

— Вы не правду говорите, вы выкручиваетесь.

— Нет, не выкручиваюсь, просто у вас нет доказательств, поэтому вы и злитесь… Возле машины меня кто-нибудь видел? — перешла вдруг в наступление Голикова.

— Никто не видел… — с осуждением посмотрел на нее Старостин.

— Если честно, я уже устала вам объяснять… Да, кстати, сегодня вечером ко мне подъедет один мой старый знакомый. Он известный адвокат. Я уже дала ему поручение, и он будет защищать меня. Вы не возражаете? — торжествующе спросила Надежда Максимовна.

Похоже, она решила, что смогла загнать Федора в тупик… Что ж, у нее для этого есть все основания. Обыск в доме ничего не дал — ни следов крови, ни орудия убийства, ни ключей от машины мужа.

Она понимает, что ее обложили со всех сторон, но сдаваться не собирается. Знает, что есть у нее шансы выстоять против следствия в глухой защите.

— Ну, если у него это получится, пусть защищает, — пожал плечами Старостин.

— А вы в этом сомневаетесь?

— Время покажет…

— Зачем вам все это нужно?

— Что это?

— Вы же не следователь и даже не уголовный розыск. Вы, Федор Георгиевич, участковый, и это не ваше дело убийц искать. А вы словно с цепи сорвались.

— Почему не уголовный розыск? На своей территории я представляю все органы власти. Это и прокуратура, и следственный комитет, и уголовный розыск. Так что без обид.

— Да я не обижаюсь. Если бы я была в чем-то виновата, может, и обиделась, а так… — сбавляя обороты, проговорила она. — Кофе не желаете?

— Нет, спасибо.

— Федор Георгиевич! — возмущенно посмотрела на него Голикова. — Это невежливо с вашей стороны! Я же не в постель вас приглашаю!

Кокетничает Надежда Максимовна, флиртует. На все готова, чтобы заполучить Федора в союзники…

— Пойду я. — Старостин понял, что нужно уходить, пока туман очарования не затмил ему глаза и не опьянил разум. — Понимаю, что невежливо, но мне пора…

— Копать под меня пошли?

— Значит, до моста вас муж подвез? — неожиданно спросил Федор, чтобы сбить ее с толку.

И это ему удалось.

— До моста?!. Да я уже не помню… — смутилась она.

Старостин усмехнулся про себя. Значит, кто-то еще мог ее видеть воскресным утром на дороге в деревню, потому и растерялась она. Ведь он найдет еще одного свидетеля. Или даже не одного. Как потом объяснить, что Голиков ее только до моста подвез, если ее на полпути видели?..

— А вы постарайтесь вспомнить.

— Ну, мы сильно поругались… Я ничего не соображала, когда из машины вышла. Не помню, сколько шла…

— Ничего, я помогу вам вспомнить.

Старостин уже вышел во двор, когда в кармане зазвонил телефон.

— Федор Георгиевич, ты где? — взволнованным голосом спросил Снегов.

— У Голиковой. Уже ухожу.

— Не надо. Оставайся там, а я сейчас подъеду. И глаз с нее не спускай!

— Что-то нарыл?

— Готовь наручники!

— Даже так?

— Там все очень серьезно!

Старостин вернулся в дом. Надежда Максимовна сидела в кожаном кресле у холодного камина и жадно курила. Нога заброшена за ногу, пола халата съехала с бедра, обнажив красивую сильную ляжку.

— Решили вернуться? — спросила она, быстрым плавным движением возвращая полу на место.

— Да, присмотрю за вами. Вдруг вы сбежите?

— Не дождетесь.

Федор сел на диван и затих. А о чем говорить с Голиковой? Ведь она же все будет отрицать. И чистосердечное признание не даст, как ни уговаривай. Не хочет она в тюрьму, потому будет сопротивляться до последнего. Так что лучше не тратить попусту слова.

— Что-то задумали? — с подозрением посмотрела на него Надежда Максимовна.

— А вы чего-то боитесь?

— Конечно, боюсь. Я не убивала мужа… Честное слово, не убивала!

Он молча кивнул, как бы соглашаясь с ней.

— Почему вы не спрашиваете, кто все-таки мог его убить? — надрывно спросила она.

— Кто?

— Вам это не интересно! Вы думаете, что это я… А это не я… Но я не знаю, как вам это доказать. И даже не представляю, кто его мог убить… Нет, враги у него есть. Должны быть. В Москве у него могущественные конкуренты. Знаете, сколько желающих осваивать бюджетные деньги, о-о!.. Но почему его убили здесь? Почему не в Москве?

— Почему?

— Я не знаю… Может, следили за ним?

— А где его убили?

— Как где? Здесь его убили.

— Здесь, в этой комнате?

— Да нет, что вы! — всколыхнулась Голикова.

— А где же?

— Где именно, не знаю, — отвела она в сторону глаза. — Но где-то здесь, в этих местах. Не в Москве, а здесь… И не застрелили, а ножом…

— А его должны были застрелить?

Старостин уже не всматривался ей в глаза: и так ясно, что ложь там и фальшь.

Голикова ударили не ножом, а заостренным предметом вроде стального прута диаметром около тридцати миллиметров. И вглубь этот предмет ушел сантиметров на двадцать… Знала Надежда Максимовна, чем убила своего мужа, а про нож сказала для отвода глаз. Она продолжала ломать комедию, но это жалкое зрелище Федору уже порядком надоело.

— Может, кофе приготовите? — спросил он.

— Вы хотите?

— И вам не помешает…

Так не могло продолжаться долго. Как ни хитрила Голикова, но все равно где-то она прокололась. Один прокол нашел сегодня сам Старостин, другой везет Снегов. И если дело действительно дойдет до наручников, ей надо бы подкрепиться. В изоляторе ведь кормят плохо…

— И вещи неплохо было бы собрать, — вслух подумал он.

— Вещи?!. Вы что, собираетесь меня арестовать? — ахнула Голикова.

— Все может быть. Сейчас подъедет следователь, у него какие-то улики против вас.

— Какие улики?

— Не знаю… — пожал плечами Федор, выразительно глядя на нее. — Пока есть время, можете перекусить. Ну, и вещи собрать бы не мешало…

— Вы что-то недоговариваете! — От сильного волнения лицо женщины покрылось красными пятнами. — Почему вы молчите?

— А о чем с вами говорить? Вы же все отрицаете.

— Но я не убивала Сашу! И если вдруг появятся доказательства моей вины, вы должны знать, что я ни в чем не виновата!

— А они появятся?

— Не знаю, — сказала она и отвела от него взгляд.

— Значит, появятся. — Старостин надолго замолчал. Ну, не верил он Голиковой.

Она угостила гостя кофе и бутербродами, поела и сама — безо всякого аппетита. И успела переодеться к тому времени, когда подъехал Снегов.

Судя по торжеству в его глазах, следователь привез настоящую бомбу.

— Надежда Максимовна, ну как же так! Вы же должны разбираться в компьютерах и знаете, что запись с жесткого диска удалить не так уж и просто. Вы удалили ее, а мы — восстановили! — ликующе сообщил он.

— Я вас не понимаю, — расстроенно пробормотала Голикова.

— Работало у вас видеонаблюдение, Надежда Максимовна. Просто вы запись удалили. И хорошо, что есть программы, которые восстанавливают запись… Мы восстановили ее. И ваш муж никуда не уезжал… Вы его вывезли! На лодке!

— И это есть на записи?

— А этого не может быть? — пристально посмотрел на нее Снегов.

— Ну-у…

— Вы правы, Надежда Максимовна. Камеры у вас на пристань не выходят. По идее, должны бы выходить, но нет ничего такого. Но есть запись, как ваш муж в спортивном костюме выходит за пределы двора. — Следователь достал из кармана записную книжку в затертом кожаном переплете, открыл нужную страницу. — Это произошло в ноль часов четырнадцать минут. В ноль часов тридцать шесть минут вслед за ним к пристани выходите вы. Ровно через десять минут вы бежите к дому, потом возвращаетесь на пристань. В час пятьдесят три минуты вы снова приходите домой. Вы нервничаете, Надежда Максимовна, вы суетитесь. В два часа шестнадцать минут вы уезжаете куда-то на машине своего мужа, возвращаетесь пешком, заходите во двор в шесть часов тридцать четыре минуты. Только затем до вас доходит, что нужно отключить видеозапись. Вы отключаете систему, потом удаляете запись…

— Я вам не верю! — Голикова остолбенело смотрела на Снегова. Она так вцепилась в подголовник дивана, что у нее побелели костяшки пальцев. Все, в западне она, выхода нет, но белого флага не видно.

— Вы ознакомитесь с записью. Обязательно ознакомитесь. Но не здесь, а у меня в кабинете. Собирайтесь, гражданка Голикова, вы задержаны по подозрению в убийстве.

— Но это неправда! — шагнув к дивану на подкашивающихся ногах, она обессиленно села.

— Что неправда? То, что я вам сказал?

— Нет, то, что вы сказали, это правда… — низко опустив голову, пробормотала Надежда Максимовна.

Старостин одобрительно глянул на Снегова. Хоть и неказистый он на вид, если не сказать больше, но работу свою знает. Все-таки смог дожать упрямую вдову.

— Но я не убивала мужа… Он приехал ко мне, мы расставили все точки над «i», потом расслабились, немного выпили… Думаю, подробности вас не интересуют, — не поднимая головы, вздохнула она.

— Сейчас нет, но, в общем, да, — сухо произнес Снегов.

Его интересовали любые подробности, в том числе интимные, но сейчас он вникать в них не собирался. Ему надо было увозить задержанную, он торопился, но Голикова не спешила протягивать руки под стальные браслеты. Она все еще надеялась на снисхождение.

— Саша потом оделся, сказал, что хочет прогуляться, — продолжала она. — На речку, сказал, хочет посмотреть. Ну, я тоже решила пройтись. Выхожу на пристань, а он там лежит…

— Мертвый? — спросил Старостин.

Он поможет доставить Голикову в район, но ведь на допрос его не позовут, а ему интересно все знать.

— Мертвый… — кивнула она. — Я не знаю, кто его убил!

— Чем его убили?

— Не знаю…

— Что, из шеи ничего не торчало?

— Нет. Кровь вытекала… Из раны вытекала…

— Куда?

— В воду. Прямо в воду. Он на пристани лежал, голова к воде свисала…

— Что, и на доски ничего не попало?

Эксперт обследовал пристань, но следов крови там не обнаружил — Старостин хорошо это помнил.

— Почему не попало? Попало… Но я все вымыла… Там у нас пластиковые доски, они легко оттираются…

— И в лодке вы убрались?

— Да, и в лодке убралась… Сначала отвезла труп… Ну, как будто он сам упал и уплыл…

— Лучше бы вы его закопали, — скривил губы Федор.

— Да, было бы лучше… Э-э, не надо меня провоцировать! — спохватилась Голикова, потом вдруг вздохнула: — Я понимаю, надо было вызвать милицию.

— Так в чем же дело?

— А вы бы решили, что это я его убила… Да, вы правы, надо было выводить видеокамеру к реке, я сама как-то об этом подумала… Забор поставила, а камеру не вывела… Надо было выводить, — казалось, она вот-вот расплачется, — тогда видно было бы, кто убил Сашу.

— Вы знали, что видеокамеры там нет? — спросил, а вернее, уточнил Снегов.

— Да, знала… Поэтому даже не стала запись смотреть… Решила, что надо избавиться от трупа…

— Может, потому вы и убили мужа на пристани, что там нет камеры?

— Не убивала я Сашу!.. Я была уверена, что вы не поверите мне!

— Ну, почему не поверим? — покачал головой Старостин. — Если бы вы вызвали милицию, если бы не выкручивались, то, может, и поверили бы…

— Может! Может, и поверили бы! А может, и нет!

— Но вы же выкручивались. Заметали следы, врали нам…

— Я не хочу в тюрьму! — заистерила женщина.

Сейчас ей было все равно, что подумают о ней мужчины. Впечатление на них приятно производить на воле, с видами на приятное будущее, а когда тюрьма впереди маячит, тут не до позерства…

— Закон суров, но он — закон, — развел руками Старостин.

— Закон суров! — задыхаясь от бессилия, простонала Голикова. — Закон суров к тем, кто не виноват! Я буду сидеть, а тот, кто убил моего мужа, будет гулять на свободе! Скажите, где справедливость?

— Справедливость — понятие относительное.

— Справедливость должна быть справедливой. Только так и должно быть! Федор Георгиевич, ну, вы же справедливый человек. Я знаю, ваша сестра мне говорила, что вас все здесь любят и уважают, потому что вы строгий, но справедливый. Докажите, что это так! Найдите убийцу!

Старостин многозначительно посмотрел на Снегова, тот сразу все понял и согласно кивнул. Все, пора прекращать этот балаган…