Ванильный альбом. I

Владимир Мороз (2024)

«Ванильный альбом» — сборник рассказов разной тематики, навеянных жизнью, фантазией автора и подсказками сумасбродной музы. Что в них особенного? Пожалуй, то самое послевкусие, которое остается после прочтения. Некоторые рассказы оставляют после себя приятномягкий ванильный вкус, после других хочется залпом выпить бутылку водки. Говорить о чувстве равнодушия точно не придется. Человек без эмоций мало чем отличается от робота. Те же механические действия, то же безразличие на лице. Внутри всё ровно и спокойно, лишь вместо искусственного двигателя в ровном ритме стучит биологическое сердце. Человек же живой, наоборот, нуждается в душевных встрясках, как в хлебе, дающем силы, как в прохладной воде, утоляющей жажду в солнечный день. Это и есть сама жизнь во всем многообразии, от райских наслаждений до адских котлов.

Ангел

— Хватит чавкать! — раздраженно бросил седой Ангел, проходя мимо Смерти, которая с аппетитом пожирала очередную жертву.

— У тебя не спросила, — оторвалась та от еды, вытерев грязной рукой рот. — Не хочешь свежатинки? — Она ехидно улыбнулась.

— Нет, — буркнул Ангел, осматриваясь.

Поле боя, изрытое многочисленными воронками, ещё дымилось. Миллионы осколков, смешавшись с чёрной грязью, плотным ковром укрыли местность. Сломанные, выкорчеванные деревья тихонько стонали от боли и страха, медленно умирая. Огонь от сгоревших людей, техники, травы постепенно угасал, жертвенным дымом взмывая в небо. Пороховая гарь, витавшая в воздухе, оседала на истоптанную окровавленную землю, на погибших бойцов, чьи тела заполонили всё вокруг.

Ангел, не обращая внимания на перепачканные крылья, медленно пошёл дальше, с грустью останавливаясь возле каждого убитого, внимательно рассматривая изувеченные окровавленные трупы, застывшие глаза.

Он был невидим, и выжившие солдаты, которые, словно чёрные тени, бродили вокруг, не замечали его.

Подняв голову, Ангел бросил взгляд на затянутое небо. Именно туда улетали его товарищи, крича, будто раненые птицы, от боли за тех, кого не смогли защитить.

— Ничего, скоро им новых подопечных мамки родят. — Смерть почесала живот и подошла поближе.

— Этого не трожь. — Ангел сделал шаг в сторону лежавшего на спине мальчишки в пробитой пулями шинели.

Но Смерть оказалась проворнее, ловко опередив его и оттолкнув заплаканного маленького ангелочка, склонившегося над человеком.

— Мой, — с удовольствием сказала она, разрывая тоненькую ниточку, связывающую тело с душой. Затем, смачно затянувшись, словно макаронину, всосала в себя жизненную энергию умирающего солдата. Тот последний раз дернулся в агонии и застыл, устремив погасший взгляд в сторону таких же мёртвых товарищей. Лишь маленькая слезинка, оставив мокрый след на испачканной щеке, медленно скатилась на землю, растворившись в ней.

Смерть довольно облизнулась и подмигнула Ангелу — знай, мол, наших.

— Никак не нажрёшься, — брезгливо скривился тот, сделав шаг вперёд.

— Сам знаешь, что у меня бездонный живот. Да и кто, если не я? Червям плоть, мне остальное. Всё по-честному.

— Мальчишку могла бы и пожалеть.

— Вот ещё! — хмыкнула Смерть. — Молоденькие — они самые вкусные. Что со стариков взять? Души жесткие, пресные. Хуже только маньяки да тираны, вот где подошва, даже жевать противно. А вот эти, — она кивнула на убитых солдат, — самая вкуснятина. Прямо как молочные поросята. Поэтому и обожаю войны. Не всё же старперами и хомячками с собачками питаться.

— Ничего, рано или поздно люди поумнеют, — вздохнул Ангел.

— Господи, тысячу лет в обед, а всё такой же наивный дурачок! — рассмеялась Смерть, — с чего вдруг они должны поумнеть? Да скорее весь мир в труху превратят, чем думать научатся. Мы ж с тобой почти ровесники, почитай с самого сотворения соседствуем. И что? Хоть один денек на Земле без убийств обошелся? Нет! И ты сам это знаешь. Спросил бы лучше Творца: почему он бездействует, когда его дети убивают друг друга?

— Спрашивал, — Ангел остановился, — переживает сильно, но вмешиваться не будет. Говорит, нужно, чтобы дети своим умом, на собственных ошибках пришли к взаимной любви. Иначе не научатся различать, где добро, а где зло.

— Да у них память короче, чем у блондинок! За тысячи лет одни и те же цели — лишь лозунги и оружие разное. — Смерть перешла к очередному трупу и принялась жадно есть. — Людишки только во имя Творца миллионы жителей планеты укокошили, доказывая, что именно их Бог самый лучший и добрый. Всё время что-то у него выпрашивают, вымаливают, на чудо надеются, а сами задницу оторвать не могут и за ум взяться. Им и скрижали каменные с правилами дали — соблюдай только. Так нет же, на свой лад перетолковали, и давай верой меряться. А потом и про неё забыли, напридумывали себе новых идей. Теперь за них убивают.

— Я верю, что однажды ты по-настоящему останешься голодной, — мягко улыбнулся Ангел.

— Не дождёшься, романтик в перьях! Пока есть мир, обязана быть и я. Ты думаешь, мне раньше не хотелось быть такой же чистенькой и добренькой, как ты, со своими подчиненными? Тоже с удовольствием летала бы в облаках да пила нектар. Но если есть дом, обязательно должен быть тот, кто его убирает. Творец сам дал мне эту работу. Помню, как вначале меня воротило от вкуса крови, запаха сырого мяса. Прямо до тошноты. Потом понравилось, вошла во вкус и сейчас ты даже не представляешь, сколько удовольствия получаю. Это ты спасаешь их души, а я на другой стороне баррикад. Чем больше умрёт, тем мне вкуснее.

— А когда все исчезнут, что есть будешь?

— Ну, ты как первый раз замужем! — хохотнула Смерть, — пока существует планета, на ней всегда найдётся, чем поживиться. Сколько на наших глазах цивилизаций пропало? А ведь считали себя самыми умными, продвинутыми. И что? Пшик, и всё. Потом опять с пальмы слезут, колесо изобретут и хвастаются друг перед дружкой своими достижениями. И какой умник придумал называть этот вид «гомо сапиенс»? Что в них разумного? После очередной катастрофы следов и с огнем не сыщешь, будто и не было никого.

— Ты не права. Они дети своего времени. Рождаются, любят, живут. Медленно идут к свету, пробиваясь сквозь тьму.

— Да какой свет? Его и не видно! Кто несёт? Единицы! Остальные как рыбы, плывут по течению до самого моего прихода. Холодные, безвольные, злые, жадные.

— Ты просто не знаешь, что такое любовь и как она меняет всё живое.

— Это, что ли, твоя любовь? — Смерть кивнула в сторону склонившегося невдалеке солдата, рыдающего над погибшим другом. — Сейчас он ревёт, завтра кто-то другой над ним будет. Получается, любовь — это слёзы?

— Да, — кивнул Ангел, — и слёзы тоже. Они разные бывают, от горя или от счастья. Это эмоции неравнодушных. Во всей Вселенной нет ничего прекраснее любви. Она несёт тепло, счастье, радость, свет, спасая мир от хаоса, так милого тебе. Когда человечество это поймет, многое изменится, уж поверь.

Почувствовав еле бьющуюся жизнь около разорванного взрывами окопа, Ангел, стараясь не выдать своего волнения, медленно подошел поближе, остановился, разыскивая взглядом источник.

Смерть, бросив жевать, рванула в ту сторону, но Ангел, резко взмахнув крыльями, отбросил её назад. Затем подошел к увиденному телу и прикрыл его собой.

В это время лежащий в чёрной грязи маленький солдатик хрипло вздохнул и шевельнулся, приоткрыв глаза.

— Ещё один, — подошел к нему пожилой санитар в длинной перепачканной грязью и кровью шинели. Присев, он расстелил плащ-палатку, на которую уложил раненого товарища.

— Всё равно мой будет, — злобно фыркнула Смерть, — не сейчас, так в следующем бою. Вряд ли доживет до старости.

— А вот это мы ещё посмотрим. — Ангел продолжал укрывать солдатика крыльями не оставляя, пока того тащили в медсанбат. — Кто знает, — крикнул он Смерти, которая, махнув на него рукой, вернулась к прежнему занятию, громко чавкая, — может, в будущем этот мальчонка станет тем, кто закончит с войнами.

— Наивный дурак! — смачно рыгнула Смерть и потянулась к новой жертве.