ХЕРЪ. Триллер временных лет

Владимир Рышков

Профессор филологии в канун революции и его правнук в наши дни последовательно взламывают код русской орфографии и код природы. И оказывается, что самая точная формула, описывающая этот мир, одновременно и самая лживая. Именно так: чем точнее, тем лживей…

Глава четырнадцатая

Андрей подал Лизе лежавший сверх невзрачный с виду серого колера том.

— Вот, извольте. Сочинение графа Толстого Льва Николаевича.

Лиза приняла книгу, и хрестоматийнейшее, надёжно забитое в сознание русского читателя, даже едва грамотного, заглавие, проблёскивая истёртым золотом, сразу бросилось в глаза, зацепив их, словно соринкой, непривычным изображением: «Война и мiръ».

— «Война и мiръ», — медленно, будто впервые, прочла Лиза. — «И мiръ», — вновь повторила она, поражаясь вдруг вновь открывшемуся значению, будто та, кажущаяся, соринка растаяла, растеклась мягкой влагой, делавшей всё видимое более выпуклым и объёмным. Слово война понималось обычно, а «мiръ» осмысливался не только лишь отсутствием войны, но огромным, вселенским, всепобеждающим пространством.

Лиза молча взглянула на Андрея, словно бы ища у него ответа.

— Проходили уже на своём факе «Гражданский шрифт»?

Лиза отрицательно качнула головой.

— Я ухожу из университета, — сказала Лиза. — Вернее, перевожусь пока на заочный.

«Я тоже», — подумал Андрей. Эта мысль хоть и зрела в нём давно, однако сейчас, в эту минуту, она отчего-то превратилась в твёрдое решение. Видать, гравитация сшибла их обоих с накатанной орбиты, а может, напротив, вернула на истинную, но незнаемую ещё колею. Известно: направленное движение фотонов создаёт свет, а направленное движение судеб…

— Зачем? — спросил Андрей, хотя и знал, и предугадывал ответ и не хотел, конечно, его слышать.

Лизины глаза то голубели, то вновь отливали синевой, становились глубокими — как небо, когда на солнце набегает облачко.

— Затем, что всё случилось. Я ведь не скрывала. Теперь мне откроются контракты в Париже, Осло, Нью-Йорке. Ну, потому, понимаешь, чтоб подняться на высокий подиум, нужно прежде…

— Поскользнуться, — помог Андрей.

— Упасть, если хочешь пасть. — Лиза не приняла его эвфемизм. — Не суть как это назвать, важно, что я не могу тебе врать. Иначе то, что случилось сегодня, станет как бы неправильным, а что должно случиться, окажется правдой. А всё ведь наоборот. Хотя всё путано и странно.

— Война и мир. Сказано ведь. — Андрей вдруг ощутил иную гравитацию: тяжёлую, вяжущую, сковывающую.

–… «и мiръ», — повторила Лиза. Она всё ещё сидела в качалке под прадедовым пледом, хотя Андрею казалось, будто она уже уходит от него какими-то долгим сумеречным подиумом всё дальше, профессионально вздёргивая длинные юные ноги.

— Ладно, — Андрей соскользнул со стола и встал лицом к книжным стеллажам, — вернёмся к нашей филологии.