В ответе за прошлое. Роман

Владимир Сивков

Блуждая бесцельно по просторам Интернета, можно наткнуться на ссылку «Взгляд в прошлое», и, если хватит духу, не откажите в просьбе Петру I в захвате крепости Выборг с использованием современного оружия, квадрокоптеров и современной тактики боя, привнесенных в 18 век российскими воинами, вырванных буквально за мгновение у смерти в ущельях Афганистана. Покажите современные Францию, Россию и задайте свои вопросы Наполеону, Сталину, Николаю II. И что скажет Петр I своему дальнему родственнику?

Глава 7

Получив просто уникальную возможность побывать в прошлом, я растерялся. Что теперь с этим делать? И как долго этой возможностью можно будет пользоваться и в каких пределах? Теперь можно не только перемещаться в прошлое, но и здесь путешествовать по всему миру, бесплатно и куда угодно. Эту перспективу, всплывшую в сознании, тут же захотелось проверить. Выбрал ссылку прошлого, Россию, свой же, 2013 год, лето и задумался. Куда? На дачу. У меня прошлым летом кто-то ягоды обобрал. Теперь надо попробовать поточнее вспомнить время, когда это произошло. Я аж заерзал от такой возможности.

— Лен, ты помнишь, когда у нас ягоды на даче собрали ворюги?! — крикнул я жене в соседнюю комнату.

— А чего ты вдруг вспомнил об этом? — спросила она, подходя ко мне.

— Ну как? Сейчас я могу узнать точно, кто это сделал, да еще записать их поганые рожи, а потом и разобраться с ними по полной.

— Ага, опоздал дружок, полгода уже прошло, ничего не докажешь.

— Ну, хоть узнаю кто. Так когда это было?

— Так день рождения сына справляли в субботу на даче, значит, перед этим днем и собрали весь наш урожай посреди недели.

— Тогда надо смотреть буквально четверг-пятницу. Да мы быстро же это узнаем. Найдем момент отсутствия ягод — и назад по времени отмотаем. — Я хохотнул от такого неожиданного момента.

Ввел дату начала июля, и мы уже на даче, жена охнула от неожиданности. Ее любимые грядки опять перед ней, хоть и на мониторе. Присмотревшись, убеждаемся, что ягоды на месте. Перескочили на пятницу после обеда — ягод уже нет, подчистую собрано, одни зеленцы висят. Меня опять обуяла волна злости, которую я испытал тогда, когда мы летом увидели этот дачный грабеж. Отматываю время назад, к утру, и наконец вижу толстые женские задницы и шустрые руки, которые ловко и быстро обшаривали кусты, сдирая большие сочные ягоды клубники. И облегчение. Я тогда до конца был уверен, что это соседки обихаживают мои грядки в наше отсутствие. Они живут там все время, поэтому и отношение мое к ним было довольно прохладным. А тут совершенно чужие тетки, я их никогда раньше нигде не видел, наверняка из ближайшей деревни.

— Вот заразы! — Это самое страшное ругательство моей жены. — Вот выйти и напинать по этим задницам.

— Ага, а потом приедешь — одни головешки от твоей дачи. Ладно, хоть не соседи, и то легче. Я все на них грешил, а теперь ясно кто. Хотя вообще не ясно, да и черт с ними. Ты посмотри, какой инструмент мы с тобой поимели. Чудо-машина времени, пусть только в прошлое, но все равно обалденно. — Мной опять овладел зуд нетерпения. — А теперь давай к Петру после Полтавской битвы — посмотрим, что они там делают.

— Ты что, я боюсь.

— Мы тока тихонько посмотрим, не будем выдавать своего присутствия, микрофон отключим на всякий случай в настройках.

Я мысленно пнул по самой толстой заднице, отключил микрофон и выскочил в настройки времени. Середина июля 1709 года. Наверное, уже отпраздновали победу, страсти улеглись, можно и на Петра глянуть.

Петр Первый стоял у окна. Комната была большая, светлая. Скорее всего, это был дом какого-нибудь богатого человека. На стенах висели картины в массивных рамах. Стоял огромный буфет с посудой за стеклянными дверцами. Посреди комнаты стол, с одного краю стояли столовые приборы с едой. Похоже, Петр только что отобедал и переваривал какую-нибудь очередную затею. Он стоял, молча постукивая чем-то по подоконнику. Крепкого телосложения государь внушает к себе уважение и поклонение, от которого человек не испытывает унижения. А, наоборот, почтение и безоговорочное подчинение. Поэтому государь всегда должен являть собой монументальность и мощь.

— Кто здесь? — внезапно резкий голос прервал мои рассуждения. — Это ты, вестник?

— Да, — ответил я.

Но он, не услышав ответа, опять уставился в окно и замер. И тут я вспомнил про выключенный микрофон, он меня не слышит, он почувствовал мое присутствие, он помнит меня. Я включил микрофон и, собравшись с духом, позвал.

— Петр Алексеевич, я здесь.

Он резко обернулся.

— Покажись! Я хочу разговаривать с тобой, видя тебя.

— Хорошо, только со мной тут еще жена.

— Жена? — Голос выдал его изумление. — У тебя еще есть жена?

— Конечно, я же человек, а не дух, как вы меня представляете.

— Ну, покажись. — В голосе уже звучали нотки нетерпения.

— Я боюсь, — прошептала мне жена.

— Я тоже, — так же тихо ответил я.

Немного поколебавшись, давлю на «Z». Петр непроизвольно отшатнулся назад, к окну.

— Здравствуйте, государь. — Я машинально встал и поклонился.

— Здравствуйте, — автоматом повторила жена.

— И вам здоровья, — после некоторой паузы произнес царь всея Руси.

Он сунул потухшую трубку в рот.

— Чудно, чудно… — Похоже, он тоже в сильнейшем волнении. — Красивая у тебя жена. А ведь действительно, мы одержали преславную викторию над Карлой, как ты и говорил, и даже стих читал. Но только как ты знал об этом? Это же колдовство, не иначе. Или какие другие чудеса, которые мне неведомы? Расскажи.

— Да с удовольствием. — Я немного начал приходить в себя. — Только вам, государь, надо перейти к нам, чтобы увидеть это колдовство, как вы говорите.

— Хм, а ты меня не околдуешь? У меня дел здесь еще невпроворот.

— Не бойтесь, здесь нет никакого колдовства. — С языка срывалась самая откровенная ложь. — Просто надо принять невиданное ранее как действительно существующее.

Хотел бы я сам принять это все как действительно существующее, но свои сомнения не стал откровенно выказывать, дабы не напугать Петра.

— Только прикажите не беспокоить вас, чтобы никто не вошел в комнату, а вы пройдете к нам, и мы вам покажем, как мы живем. Вы в любой момент можете вернуться к себе.

Петр, немного поколебавшись, подошел к двери, открыл и крикнул кому-то.

— Меня не беспокоить, я отдыхать буду, надо будет — сам позову.

Затем подошел к моему столу со своей стороны, пристально посмотрел мне в глаза и решительно шагнул к нам, на нашу территорию.

— Ну, давай, показывай, что у тебя такое интересное. Хороша твоя жена, как есть хороша! Как зовут?

— Елена, — чуть поклонившись, произнесла она.

— Е-ле-на, — протянул Петр. — Имя-то знатное, благородное. Чьих кровей будешь, Елена? Греческих, римских?

— Сейчас уже не понять, за три века столько намешано, не разберешь, — ответил за нее я.

— За какие три века? — машинально спросил Петр.

— Как вам сказать попонятнее? С момента окончания вашего царствования.

Глаза у него расширились, и в них отразилось недоумение.

— Петр Алексеевич, дело в том, что мы с Еленой из будущего, а это наша машина времени. — Я указал на монитор. — Мы живем тоже на Руси, правда, сейчас мы называем свое государство Россией, и живем мы уже в двадцать первом веке, то есть через триста лет после вашего правления.

Царь смотрел на меня, и глаза его с каждой моей фразой расширялись и готовы были уже вылезти из орбит. Такого неподдельного удивления я не видел никогда.

Он ошалело помотал головой.

— Как двадцать первый век? Сейчас одна тысяча семьсот девятый год от Рождества Христова.

— Для вас в вашем времени — да, начало восемнадцатого века, а у нас здесь действительно начало двадцать первого. В это невозможно поверить, но вы и в свое время опережаете многие события, вы своими действиями опережаете свое время. Мы вам покажем такое, до чего наука в ваше время не могла даже додуматься. Вы готовы, Петр Алексеевич?

— Погоди, дай прийти в себя. — Он сунул погасшую трубку в рот, затянулся. — Черт, погасла. Сейчас велю разжечь.

— Зачем? Елена, подай спички государю. Хотя подожди, удивлять так удивлять. Принеси-ка лучше зажигалку.

Петр насторожился, жена вышла из комнаты.

— Тесно у тебя, вестник, заставлено все, потолок на голову давит.

— Тесно, Петр Алексеевич, тесно. — Вошедшая жена подала ему зажигалку. — Вот, пожалуйста.

Он взял в свои руки зажигалку и недоуменно посмотрел на меня.

— Что за штуковина? Как с нее огонь добыть?

— Очень просто: нажмите на эту кнопку — и появится огонь вот здесь, — ткнул я пальцем в сопло зажигалки.

Царь нажал осторожно на кнопку зажигалки, синий огонь вырвался из сопла. Он отпустил кнопку, огонь исчез.

— Колдовство, не иначе. А что горит?

— Газ.

— Не знаю сие. Занятная вещица.

Он с некоторой настороженностью поднес зажигалку к трубке и раскурил ее.

— Очень занятная вещица, — и осторожно положил на край стола.

Клубы дыма заволокли комнату, жена закашлялась, я тоже осторожно кашлянул.

— Что, табак не куришь? — Государь рассмеялся. — Вот дымом от тебя и буду защищаться. Чем еще удивишь? — Похоже, он взял себя в руки. — Показывай.

Хрущевские проектировщики явно не питали любви к советским строителям социализма, поэтому дома строили однообразно и экономно, чтобы человек всегда ощущал рамки светлого будущего. Я пригласил государя всея Руси пройти в большую комнату через кухню. Он вошел на кухню и недоуменно спросил:

— Это что за комнатенка?

— Это столовая современного россиянина.

Он громко расхохотался.

— У меня работные люди и то вольготнее дома имеют.

Он осторожно поворачивался вокруг своей оси, цепко оглядывая все своим взглядом.

— Я поясню, государь.

— Да уж.

— Вода сейчас поступает прямо в дом. — Открыв кран, указал на воду. — Огонь разводим на специальной газовой печи.

Я взял спички и зажег газ.

— Такого и во дворце у вас нет.

Петр протянул над огнем руку, удостоверяясь в увиденном.

— Чудно, ни дров, ни дыма. Чудно.

— А вот холодильный шкаф для хранения продуктов и зимой и летом. — Открываю холодильник и морозильную камеру.

Он сунул руку в морозильник и прислонил к стенке камеры, отдернул тут же приклеившуюся руку.

— А вот настоящий подарок для современных хозяек — стиральная машина: сама стирает, сама полощет, сама отжимает, — не давая опомниться государю, говорю я, открывая крышку Indesit.

Он присел на корточки, заглядывая вовнутрь машины, хмыкнул.

— Быть такого не может, покажь.

— Да запросто. Лен, покажи государю процесс стирки.

Жена принесла из ванной комнаты грязное белье, загрузила в машину, засыпала порошок, воткнула в розетку вилку, выбрала программу стирки и нажала на кнопку пуска. На передней панели вспыхнули яркие значки цифровой индикации. Петр смотрел как на чудо на все эти манипуляции и вздрогнул от ярких желтых цифр. Зашумела вода, заливающаяся в машину, и закрутился барабан с бельем.

— Машина сейчас будет греть воду сама и крутить туда-сюда белье в мыльном растворе, потом сама сольет воду и будет полоскать, затем бешено крутиться, отжимать воду, ну а женщины в это время ногти красят, сериалы смотрят, — пояснял я, внося сумятицу в голову царя.

Он завороженно смотрел на крутящийся барабан, как мы в свое время, когда впервые включили автоматическую стиральную машину.

— Чудная механика, чудная. И что, ты это купил все? И где? Дорого стоит?

— Да это все сейчас во всех магазинах продают. Дороговато, конечно, не всем по карману.

— А магазин — это что?

— По-вашему — очень большая лавка промышленных товаров, и лавок этих очень много по России. Наши современные купцы привозят товары, в основном из Китая, и продают.

— А что, все из-за границы привозят? В России не делают, не умеют?

— Да, в основном из-за границы. Пообленились нынче россияне.

— Почто так? Хорошо живут? — допытывался царь.

— Да нет. Дешевле из-за границы привести, чем у себя такое производство налаживать. Да и разучились уже. Наша экономика трещит по швам. Многое уже из-за границы везут. Или иностранцы у нас свое производство разворачивают, свои заводы строят.

— Так ведь хорошо. Стало быть, признали Россию-матушку, коль у нас заводы свои строят, не боятся.

— Это с какой стороны посмотреть, — протянул я. — В основном заводы по сборке готовых машин из их деталей, которые они привозят к нам. И в любой момент они могут остановить производство, если какой-нибудь кризис разразится, а людей — на улицу без выходного пособия.

— Что-то ты мудрено говоришь, я пока не пойму.

— Да мы и сами мало что понимаем. Крутят нами, как пешками, свои игры играют руководители.

— И кто сейчас в управлении? — Петр пытливо взглянул мне в глаза. — Свои, русские, иль иноземцы какие?

— Да вроде бы русские. За спину их не заглянешь, кто там на самом деле свои дела делает. Политика — дело темное и неблагодарное. Мы только после смерти своих правителей правду-то и узнаем, или что-то возле правды.

— Хех, согласен. А все-таки кто сейчас: Романовы, Нарышкины — кто?

— Эх, Петр Алексеевич. Пресеклась царствующая династия разом в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году, а расстрел царской семьи Романовых положил конец монархии российской.

— И кто это порешил семью царскую разом? — Петр сильно затянулся, заметно напрягшись.

— Новая власть. Власть рабочих и крестьян.

Петр переменился в лице. Оно приняло злобное выражение, несколько схожее с тем, что я видел в первых фильмах про Петра Первого.

— Как чернь подняла руку на царя, на ставленника Божьего? — Он не проговорил, он прохрипел с натугой. Лицо его побагровело, глаз задергался. — Вы что здесь, белены объелись? Супротив царя, супротив Бога пошли?!

— Успокойтесь, Петр Алексеевич, почти сто лет назад это было. Страшное было время, тяжелое для России. Но эхо того времени до сих пор тяготит государство, слишком громадную цену заплатила Россия и за недальновидную политику последнего царя, и за бунт народный, который подорвал надолго устои государства. Да что я говорю. Я могу фильмы показать, если время найдете. Сами все и увидите, как было на Руси после вашего правления.

Последнюю фразу надо было попридержать.

— После моего правления? — повысил голос царь, но, спохватившись, взял себя в руки. — Голова кругом идет, с ума бы не сойти. Все как во сне, бред, да и только. Правду говоришь, вестник?

— Правду, государь. Пойдемте, я кино вам покажу про нашу действительность, как мы сейчас живем.

— А где это, далеко? У меня дел по горло.

— Да нет, недалеко, в соседней комнате.

Он воззрился на меня.

— Опять штуковину покажешь заморскую?

— Да, телевизор называется. Своего рода окно в мир, в мир нашей действительности.

Мы прошли в соседнюю комнату, где сидел мой младший сын и резался в «Контр-страйк». Он был в наушниках и даже не обратил на нас никакого внимания, киберпространство полностью поглотило его.

— Это мой младшенький на своем компьютере в игрушку играет.

Петр впился взглядом в его монитор. На экране мордоворот, до зубов вооруженный различным оружием, которое моментально появлялось в его руках, от ножа до автомата, носился по этажам, поливая огнем появляющихся солдат.

— Это что за оружие у него? — ткнув пальцем в монитор, произнес пораженный Петр. — Или это выдумка какая?

Сын сдернул наушники, обалдело глянул на Петра.

— На Петра Первого похож. Вы кто?

— Да Петр Первый и есть, — расхохотался царь. — Смотри, знают меня. — Он горделиво взглянул на меня. — Знают и помнят. Стало быть, правильное дело на Руси делаю, правильное, что и сейчас помните. Так из чего стреляют-то?

— Да из «калаша», из М-16, из «Глока», — приходя в себя, пробормотал сын.

— Ты по-нормальному скажи, — сказал я, — даже я с трудом понимаю, о чем ты говоришь. — И, уже обращаясь к царю, поясняю: — Это новые виды современного оружия, но здесь у него мультик, я потом настоящее покажу. А вот наш телевизор.

Петр подошел к телевизору, осмотрел его со всех сторон.

— И что за ящик?

— Секунду.

Я взял пульт и включил первую программу — шел очередной бессчетный сериал.

— Вот кино про нашу жизнь показывают, как мы сейчас мордобою учимся, не выходя из квартиры.

На экране наши доблестные правоохранительные органы пресекали очередную банду под вой сирен, тормозов и грохот выстрелов.

— Это на чем они ездят, из чего стреляют? Так быстро бегают, дерутся, не успеваю понять ничего, мельтешит все перед глазами. Чудно все как.

— Почаще заходите — привыкнете, — пошутил я. — Можно по каналам пробежаться, посмотреть, как в других странах живут.

— Как это?

— Да запросто.

Я стал щелкать кнопками на пульте, выбирая канал с английским языком, немецким.

— И с ними говорить можно? — Петр вплотную приблизил к экрану свое лицо.

— Нет, только смотреть и слушать. Это только с моего компьютера можно.

— Чудно, просто диво невиданное.

— Да, наука и техника далеко шагнули с петровских времен. Есть интересные открытия и изобретения, от которых даже у нас дух захватывает.

— Это ж какие? — спросил царь, не отрываясь от телевизора.

— Ну, например, в космос летаем, на Луну, на Марс. Строение атомного ядра постигли.

— На Луну? Да быть такого не может. Да как вы по воздуху летаете? Как птицы, что ли? — Петр пристально посмотрел на меня, проверяя, правду говорю или лукавлю.

— Да лучше, чем птицы, быстрее, выше и дальше. До Европы от нас за три часа на самолете можно долететь.

— А что есть самолет?

— Машина такая с крыльями, по воздуху летает, — развел я руки в стороны, изображая самолет.

— И что, тоже машет, как птица? — Он вперился в меня своим пронзительным взглядом. — Покажь!

— Да пожалуйста. Ну-ка, сын, найди по интернету какой-нибудь самолет.

Сын ошарашенно смотрел на меня недоумевающим взглядом.

— Вы что дуньку тут передо мной разыгрываете? Так я и поверил, что это царь Петр Первый. Он давно уж умер, лет триста назад, если не больше.

— Простите его, Петр Алексеевич. Он ничего не знает, — поспешил опередить я гнев царя.

— Что я не знаю? — не унимался сын. — Что вы тут скрываете от меня?

— Погоди, потом все объясню. Ты самолет покажи нам какой-нибудь.

Он посмотрел на нас, хмыкнул.

— Да пожалуйста.

Клацнул клавишами — и на мониторе появился военный истребитель Су-27.

— А почему этот? — поинтересовался я.

— Потому что самый лучший истребитель наш. Тут и видео есть.

Он запустил ролик, где истребитель разгонялся по аэродрому и взмывал в небо, довольно показательный ролик.

— Вот, пожалуйста, Петр Алексеевич, это и есть самолет, военный, наш, российский.

Петр не проронил ни слова. Он завороженно смотрел на самолет, на фигуры, которые тот выписывал в небе. И уж совсем застыл от удивления, когда истребитель выпустил две ракеты, которые смачно разнесли какой-то каменный дом.

— Во моща, — удовлетворенно протянул сын. — Классный самолет, зверский. На таком бы погонять.

— А еще? — подал голос очнувшийся государь всея Руси. — Еще покажь.

— Покажи пассажирский какой-нибудь.

— «Боинг», что ли?

— Ну, хотя бы и «Боинг», самолет же.

Он пощелкал клавишами, и перед нами показался салон самолета, где в три ряда по три человека сидели пассажиры.

— Смотрите, Петр Алексеевич, это внутри самолета. Помещается человек сто пятьдесят, чуть больше, и за несколько часов долетают из Америки до Европы. Или за три часа от Москвы до Парижа.

— За три часа?! Сказки говоришь. В карете с четверкой лошадей туда ходу на месяц хватит, а ты — три часа.

— Так ведь по воздуху, почти тысяча верст в час. Только вздремнуть и успеваешь.

— А ты так летал? — саркастически поинтересовался Петр.

— Я про себя и говорю. Прошлой осенью летали из Москвы в Париж, в отпуск. Вон, смотрите, как взлетает самолет.

Большой пассажирский «Боинг» разогнался по взлетной полосе, оторвался от земли и, убрав шасси, взмыл в небо, набирая высоту.

— И почему он не падает, а летит? Что его двигает?

— Как вам попроще объяснить? Вот как из пушки взрывающийся порох выталкивает ядро, а сама пушка откатывается в другую сторону, так и здесь используется специальная большая пушка — турбина, из которой вылетает огонь, толкая турбину в другую сторону. Вот на таких двух или четырех турбинах и летит самолет.

— А если что сломается?

— Самолет упадет, и все разобьются.

— И что, падают эти самолеты?

— Бывает иногда. С лошадей тоже падают и тоже разбиваются насмерть.

— Так ведь один, а тут сразу полтораста душ. И летают, не боятся?

— Летают. За скорость надо платить.

— Велика же плата.

— А теперь, сын, покажи нам какой-нибудь военный корабль. Я думаю, Петр Алексеевич, вам будет очень интересно, как выполнялись ваши указы и в наше время.

Петр, сузив глаза, пристально посмотрел на меня.

— Очень интересно, — и уже обращаясь к моему сыну: — Покажь, что теперь на морях российских делается.

Сынуля набрал в поисковой строке «Яндекса» запрос «военный корабль», и тот вывалил ему несколько сотен страниц. Первым выскочил «атомный ракетный крейсер «Петр Великий».

— Ну надо же! — воскликнул я. — В самый раз. Вот его и покажи в первую очередь во всей красе.

Сын щелкнул на странице, появилась фотография с текстом. Перед нами предстал корабль, вид которого производил завораживающее впечатление.

— Вот, Петр Алексеевич, крейсер, названый в вашу честь, «Петр Великий».

Царь как будто не обратил внимания на концовку моей фразы, он буквально впился в изображение на мониторе.

— Странно, а где мачты у этого крейсера? Как он ходит? И как велик в размерах? Где пушки? — Он чуть ли не касался лбом монитора. — Слишком маленькая картинка, чтобы все рассмотреть.

— Сейчас, государь, я прочитаю, чем он напичкан, а потом еще картинки посмотрим, где он покрупнее выглядит.

Пока я читал текст под фотографией, Петр смотрел и смотрел, не отрываясь от крейсера. Начинка корабля своими возможностями удивила даже меня. Столь мощное вооружение поражало своими характеристиками, и казалось, что более могучего корабля не найти и уничтожить такого монстра практически невозможно. Петр оторвался от картинки, затянулся трубкой, выдохнул клуб дыма.

— Ничего не понял. Что за ракеты? Что за радары? И как это из пушки выстрелить сорок выстрелов в минуту? И пушек-то маловато. А попасть в мишень на расстоянии семи миль — тут уж перебор. Ее глазами-то не увидишь, чтобы попасть. Что-то темнишь, вестник, или недоговариваешь. Понял, что велик корабль, велик. Сто двадцать пять саженей, двенадцать этажей, весь из железа — даже представить не могу. Далеко ушли ваши корабелы, далеко. Ну а другие картинки его покажь, вьюноша, — обратился он к моему сыну.

Сын запустил слайд-шоу, и на мониторе появились впечатляющие фотографии крейсера с разных ракурсов. Останавливая некоторые, я давал пояснения, чтобы хоть как-то продемонстрировать Петру возможности корабля. Очень впечатлила его картинка с запуском ракеты, которую я как мог, на пальцах объяснил. А возможность поражать противника на расстоянии до пятисот миль с помощью ракет просто развеселила его.

— Ну, ты это врешь, быть такого не может.

— Да очень даже может. Эти ракеты среднего радиуса действия. Есть ракеты стратегического назначения. Вы бы в свое время могли обстреливать с помощью таких ракет Стокгольм, не выезжая из Москвы. Хотя для такого города хватило бы и одной ракеты. Король Карл потерял бы все свои войска от одного такого выстрела.

— Уж не в преисподнюю ли я попал? Это что за оружие такое дьявольское? Мы о таком и помышлять не смели. Это ж сколько людей убить можно, винных и невинных? А город? От него ничего же не останется. И для чего такая победа, если нельзя воспользоваться трофеями, товарами?

— И это еще полбеды, — мрачнея, добавил я. — На это место лет триста нельзя будет зайти. Все будет заражено радиацией.

— А это что еще за напасть?

— Радиоактивное излучение. Это как солнце излучает свет и тепло, так и эта местность триста лет будет излучать смерть на многие десятки километров.

— И вы до сих пор воюете? — изумился Петр. — За триста лет после нас… — здесь он поперхнулся, — вы еще не навоевались? Уж можно было все завоевать и перезавоевать. Только торговать и к друг другу в гости ездить, удивлять новинками, диковинными машинами, достижениями ученых мужей.

— Так ведь она, торговля, и есть источник всех войн. Войны за рынки сбыта. Ведь вы сами окно в Европу рубили не топором. Мечом.

— Какое окно? — машинально переспросил Петр.

— Это так называлось завоевание выхода в Балтийское море. И, стало быть, война, многочисленные жертвы, которые были принесены для осуществления вашей мечты. Об этом любой школьник у нас знает, правда, сын?

Тот переводил взгляд то на меня, то на Петра и улыбался такой улыбкой, которая однозначно указывала на то, что психотерапевт был бы сейчас кстати.

— Чего молчишь? Или ты не знаешь по истории про эти северные войны России со Швецией за выход к Балтийскому морю?

— Ну, проходили. Что из этого?

— Вот, — торжествующе посмотрел я на государя. — Петр Алексеевич, за триста лет после вашего правления все изучено и переучено. Написаны сотни книг про эти войны, десятки фильмов сняты на эту тему. Кстати, у меня даже сейчас такая книга есть, так и называется — «Петр Первый». Хотите, покажу?

— Показывай. — Он был явно нетерпелив.

Я вышел в другую комнату и принес книгу, перечитанную уже дважды. Он взял ее в руки.

— Говоришь, здесь про меня написано, что делал, о чем думал, как окно рубил? — Петр пронзительно посмотрел мне в глаза.

Отвести взгляд сейчас — значит, внести недоверие в его душу, но и выдержать такой напор бешеных глаз тяжело.

— Да, государь. Тем более что сама книга написана основываясь на многочисленных летописях из разных источников, которые в основном говорят одно и то же, различаясь только в мелких деталях, — как можно тверже говорю я. — Ну и написана она как художественная, рассчитана на широкий круг читателей, а не на историков.

Он полистал книгу.

— Очень мелко написано, да и толстая. Писатель приврал, наверное, с три короба для красоты изложения вперемежку с фактами. Откуда ему ведомо, о чем я думал? Да и кто может это знать, кроме меня самого?

— Я могу судить о точности исторических фактов, изложенных в этой книге, они достоверны.

— Что ж, посмотрим, если смогу все прочитать.

— Хм, Петр Алексеевич, — ухмыльнулся я, — а вот это вряд ли получится.

— Что? — Он изумленно приподнял брови.

— Вам не придется читать эту книгу, не положено. — Внутри у меня все напряглось.

— Как не положено? Ты что, мне перечить будешь? — Глаза буравили меня насквозь. — Ты супротив меня идешь? Меня, государя твоего?

— Петр Алексеевич, — как можно мягче, но настойчиво сказал я, — вам эту книгу читать нельзя, запрещено.

— Кем запрещено? — напыщенно и угрожающе произнес он.

— Кодексом вестника — нашим кодексом, — сориентировавшись выпалил я. — Кодекс вестника запрещает посвящать кого бы того ни было из прошлого в факты его личной биографии в будущем. Это закон.

— А что, если я велю позвать солдат? Они выбьют из тебя шомполами весь этот кодекс!

— Зовите, если сможете. Вы же у меня в гостях, а не у себя в штабе, — как можно спокойнее сказал я.

— Мишка! — Зычный голос Петра взвинтил атмосферу комнаты. — Подь сюда!

Я напрягся, страх сжал, как обручем, мою грудь. Зная о том, что государь иногда самолично расправу правил, я отошел от него подальше.

— Что пятишься? Сейчас узнаешь, как перечить царю. Мишка! Где тебя черти носят?

В комнату быстро вошла жена.

— Что случилось? Чего вы так кричите, Петр Алексеевич? Не хотите ли чаю с медом, с пряниками?

Петр набычился.

— Где Мишка?

— Ваш Мишка там, в прошлом, а мы здесь, в настоящем, — певучим голосом, которого я никогда за ней не замечал, протянула она. — Так будете чай?

— Э нет, никаких продуктов! — почти выкрикнул я, выйдя из оцепенения.

— Что, тоже кодекс запрещает? А как же хлеб-соль на Руси?

— Здесь другой момент, медицинский. Нельзя употреблять ни пищу, ни воду, ибо наша микрофлора может оказать губительное воздействие на субъекты из прошлого. Вы же не хотите подхватить что-нибудь этакое у нас и, возможно, умереть, не выполнив своего предназначения там, у себя, в своем времени?

— Нет, не хочу, — буркнул царь, отводя глаза в сторону.

— Мы сегодня победили страшные болезни прошлого, такие как чума, холера, оспа, но взамен приобрели не менее страшную болезнь СПИД и ряд еще вирусных заболеваний. Поэтому я думаю, только водку можно здесь опробовать. И то только для профилактики возможных вирусных инфекций, чтобы не занести с собой туда, к вам.

— Ну, давай тогда водки. А то у меня голова скоро взорвется от увиденного и услышанного.

Я немного задумался: «Если ему дать водки, последствия могут быть непредсказуемыми. Потом придется вызывать полицию, а вот лишних персонажей нам не надо».

— Извините, Петр Алексеевич, но, пожалуй, в другой раз. Дома спиртное не держим, да и настоящую надо найти, чтобы не напороться на паленку.

— Что, поддельная водка? Ну все как у нас, до сих пор не перевели жулье. У нас за это головы рубят, чтоб людей не травили.

— А у нас нельзя, смертную казнь в России отменили.

— Что за причуды?

— А вот так, гуманное отношение к человеку как к таковому.

— А какое отношение к тем, кто людей насмерть своей водкой опоил? И как вы их здесь наказываете — в кандалы и в острог?

— Почти. В колонию на перевоспитание, на срок в зависимости от тяжести содеянного.

— Людишек потравил — и еще срок даете? На что? На перевоспитание? — Петр захохотал. Потом резко оборвал смех. — Плаха и топор — вот и все воспитание. Глядя на таких, другие задумаются. Значит, не будешь меня угощать? Ладно, возьми свою книгу, кодекс так кодекс. — Он протянул мне книгу, но, когда я взял ее, выдернул обратно. — А может, для государя российского исключение сделаешь?

— Я где-то читал, что, зная заранее свою жизнь, жизни не получится, лишь ожидание очередного известного сюжета. А вы, Петр Алексеевич, и так впереди всех в тогдашней России как минимум на десяток шагов. Вы сделаете в точности так, как здесь написано. Вы и без книги знаете, что делать. Она вам не нужна.

Он протянул книгу мне.

— Я и не собирался читать сей труд. А ты впредь не искушай слабых духом. Любой хочет знать, что там впереди, и только сильный идет вперед и видит все сам. А теперь отпусти меня, дела ждут, государственные.

— Да пожалуйста, Петр Алексеевич. Да и сыну вестника пора тайну приоткрыть, он уж весь извелся.

— Да, пора бы кончить эту комедию, меня друзья ждут в «Скайпе», вон звонки за звонками идут.

— Ну так идем, проводим государя.

Мы прошли в мою комнату, монитор мирно спал, чернея потухшим экраном. Я тронул мышку, и появилась комната государева.

— Никого, — удовлетворенно заметил я.

— Пусть попробуют нарушить покой государя — вмиг розог попробуют.

— Смотри, сын. Видишь комнату?

— Ну, вижу.

— А теперь смотри в обморок не упади, опозоришь меня перед царем.

— Не упаду, не бойся. Чего ты такого можешь сделать? — насмешливо сказал он.

— Ну, тогда гляди. — И я нажал клавишу «Z».

Стенка исчезла, и мы оказались на границе комнаты, почти в ней.

— Супер! — ошарашенно протянул сын.

— Слава Богу! — еле заметно прошептал Петр. Он шагнул быстро в комнату. — Не желаешь теперь в гости ко мне?

— Спасибо, Петр Алексеевич. Но я думаю, вам нужно отдохнуть и прийти в себя от увиденного и услышанного.

— Да, ты прав, такое надо крепко обдумать. И вот еще что. Не подглядывай за мной больше. Как придешь, сразу дай мне знать. И день-два не приходи — дел полно.

— Хорошо. До свидания.

Жму на «пробел», Петр остался только в мониторе.

— Как ты это делаешь? — Сын удивленно смотрит на меня. — Это же фантастика, обалденная фантастика.

— Да, но не совсем. Это дикая реальность, от которой у меня у самого голова кругом идет, сам пока в прострации.

Я вышел со страницы Петра Первого.

— Одуреть можно! — Сын просто захлебывался от возбуждения. — Как ты это нашел? Это можно теперь куда угодно попасть, все посмотреть. И даже можно туда сходить, прямо из дома! Везде побывать. Теперь ты наконец можешь попасть на свое море. Да что там на море — искупаться в океане, пожить на острове. В Париж загрузиться, в Лувр твой, и прямо не сходя со своего места разглядывать любые картины. Да чё разглядывать? Взял быстренько снял и себе в квартиру повесил, смотри, наслаждайся мировым шедевром у себя дома. Никто не поймает. Слушай! А в банк можно загрузиться? Ха! Прям в хранилище! Хапнуть кучу бабла и смыться. Да это можно квартиру доверху деньгами набить и не работать, а только веселиться в пространстве между прошлым, настоящим и будущим. А в будущее ты не пробовал? Давай в трехтысячный год заглянем! Там, наверное, кругом киборги уже шляются, за человеками гоняются. Давай глянем!

— Остынь. Я не успеваю отследить твои восклицания. Я сам весь в эйфории, да ты тут еще огня добавляешь. Успокойся. Надо аккуратно к этому открытию подойти. Наверняка тут есть какие-то ограничения, вернее сказать, правила, которые надо еще узнать, изучить и пользоваться. Потащишь картину из Лувра, а вход домой закроется — и останешься в нашем добром настоящем, один на один с французским законодательством. И потом, что за манера — хапнуть бабла, да еще квартиру доверху набить им? Ты саму суть этого момента пойми. Мы можем, я думаю, наблюдать и быть непосредственными свидетелями очень важных исторических событий, открытий. Своими глазами видеть историю. Это поважнее, чем тырить картины по музеям и банки вскрывать. Хотя можно найти другой способ зарабатывания денег, пользуясь этим нашим открытием. Например, проследить, как пираты Карибского моря зарывают клад и достать оттуда их награбленные драгоценности. Правда, потом могут возникнуть проблемы с реализацией. Лучше брать деньгами в валюте той страны и того времени, куда будем заходить.

— Где, у кого? — Ехидство аж светилось в округлившихся глазах моего отпрыска.

— Да и для чего нам теперь куча денег? Мы и без денег можем попасть туда, куда захотим. Деньги нам нужны будут только на еду, на одежду. Впрочем, по твоей версии, можно одеваться прямо в магазине ночью, когда никого нет.

— Во-во! Давай для начала мне комп обновим, а то мой тормоз достал уже.

— Двухъядерник тебе уже мал? Хоть бы путное что делал, а то в игрушки только режешься. Да и вообще, дай отдохнуть. После беседы с царем мне надо нервы остудить, а еще лучше — сосуды расширить коньяком.

— Ну, погоди! — Андрей крепко вцепился в новую игрушку. — Давай зайдем куда-нибудь еще. Только посмотрим, никого звать не будем.

— Ха, звать. Я с Петром три дня по кругу ходил, пока он поверил мне. А уж он-то более-менее умный человек был… Хм, есть теперь уж.

— Ну, давай в твой Париж сходим, в Лувр, — канючил сын, зная, чем меня можно зацепить.

— Тебе же там неинтересно было, все скамеечки обсидел, пока по залам гуляли. Если уж в Париж, тогда в гости к Наполеону.

— И как ты с ним общаться будешь?

— Как общаться? Вот видишь, первый тормоз уже есть. Мы ничего не поймем, и нас там никто не поймет.

— А может, там встроенный переводчик с голоса есть? Такое дело — и без переводчика?

— Давай глянем в настройках.

Я вышел на главную страницу.

— Давай я, — сынуля оттеснил меня от компьютера, — я быстрее разберусь.

— Смотри, аккуратнее. — Я ревностно следил за его пальчиками, шаловливо бегающими по клавиатуре. — Не нажми чего-нибудь лишнего, а то попадем в преисподнюю к дьяволу. Наверняка без него здесь не обошлось.

— Не боись, все под контролем, не такое еще раскручивал.

— Включи автозапись действий, чтобы потом можно было мне использовать.

— Да включил уже. — Сын отмахнулся от меня. — Иди отдохни, я позову, как разберусь.

— Ладно, пожалуй, надо сосуды расширить, а то голова трещит — спасу нет.

Я вышел на кухню, накапал себе грамм двадцать коньяка, прошел в зал и устало опустился в кресло.

«Здесь полчаса назад стоял Петр Первый — царь, самодержец всея Руси. Нет, этого быть не может». Мелкими глоточками выпил коньяк, поставил рюмку на подлокотник и откинулся на спинку. «Этого быть не может!»

Очнулся оттого, что сын тряс меня и возбужденно шептал в самое ухо:

— Пап, папа, проснись скорей! Мамка ушла в магазин, а я залез в компьютерный магазин где-то в Штатах, там компов завались. Надо в ихнюю ночь залезть туда и выбрать себе круть. Я уже присмотрел себе комп и монитор, можешь себе выбрать, пока светло, Лехе подобрать тоже.

— В самих Штатах — это круто, поймают — и получат супероружие всех времен и народов. Лучше в своих магазинах брать.

— Зачем в своих? У них возьмем еще по ноутбуку Apple, самых новых, у нас которых еще нет, и их новейшие «айфоны». Ух ты, аж трясет всего.

— «Айфоны», говоришь? — Я проснулся. — Если по одному на нос, то можно попробовать. Мать ушла? Ладно, давай попробуем, только не из магазина, а со склада, там камер меньше натыкано, и найти их надо в первую очередь.

Я подошел к компьютеру, в мониторе на полке красовались системные блоки на любой цвет и вкус.

— На склад надо сразу идти, пока там светло, и выбирать. Договариваемся сразу: по одному — и уходим.

Потратив целый час на нелегкий выбор из всего имеющегося, сделали снимки мест, где все находится, камеры не нашли, настроили свой компьютер на их ночь. На всякий случай надели новогодние маски.

— Давай подплываем сначала к компьютерам. Открываешь, я выскакиваю, беру три штуки, затаскиваю, сразу захлопываемся, и без всяких воплей.

Нашли полку с системными блоками, сверились, и Андрей открыл переход. Я выскочил наружу, схватил первый, сунул в комнату, второй, третий, заскочил в комнату, Андрей закрыл переход. Сердце чуть не выпрыгнуло наружу, ноги, руки тряслись, как в лихорадке. Первое трансконтинентальное ограбление свершилось.

— Сидим минуток десять, ждем. Если вдруг скрытая камера, то сработает сигнализация или охранники всполошатся.

— Класс! А я пока коробку свою вскрою, теперь у меня самый крутой комп будет, «Линагу» в два счета пройду.

Он как ни в чем не бывало схватил коробку и утащил в зал.

— Там операционку накатывать надо сначала.

— Леха сделает, мы ему такие подарки накатим — ахнет.

— Ага, ахнет, потом он еще что-нибудь придумает, куда залезть. А мамка нам всем так накатит за такие похождения.

— А мы ей тоже новенький «айфончик» дадим.

— Ну да, чтоб тоже в доле была.

— Про мышки-то игровые забыли. — Андрей принес, болтая на кабеле, старую мышку.

— Ага, ты их там видел?

— Да я и не вспомнил про них, тут сразу такое навалилось, голова кругом идет. Что бы еще взять?

— Все, как наметили, возьмем — и ничего больше. Сейчас губищу раскатаете с Лехой, потом греха не оберешься. Пока вроде тихо, давай ноутбуков парочку берем — и за телефонами.

«Поплыли» к полке с ноутбуками, схватил два, и сразу захлопнулись.

— Давай к телефонам, я что-то заблудился уже, мандраж какой-то напал, да и мамка скоро придет, хай поднимет и прикроет нашу экспроприацию.

— Пап, пап, смотри! — Андрей аж захлебнулся от восторга. — Приставки новейшие, Nintendo, у нас таких еще нет в городе. Давай одну цапанем.

— Зачем тебе приставка? У тебя компьютер в десять раз лучше. — Меня уже просто тряс озноб. — Тебя сейчас с этого склада не вытащишь.

— Дак, если уж залезли, чё не брать, одну ведь только.

— А-а, где она? Открывай.

Андрей открыл переход, я схватил коробку и бросил на стол.

— К телефонам — и все, ничего больше.

— Да тут я, возле них уже, бери четыре, на всех нас.

Из последних сил хватаю четыре коробки телефонов и просто валюсь в комнату на пол.

— Все, никаких складов больше, и Лехе не говори, где взяли. И без меня никуда, понял?

— Понял. Офигеть, за пять минут набрали столько всего, что за пять лет не купить. Еще бы бабла хапнуть где-нибудь, и вам с мамкой можно не работать, да и я на работу не пойду.

— Вот так, да? Только из-за денег на работу ходят?

— А для чего еще? Вот ты встаешь в шесть, тащишься на автобусе сорок минут на другой конец города, делаешь то, от чего душу воротит, начальник-дебил над этой же душой стоит, работу требует, потом вечером опять сорок минут обратно, час у телевизора — и спать. День прошел, год прошел, жизнь прошла, до пенсии надо еще дожить. И это жизнь? Хапнем миллионов сто, квартиру получше и побольше купим, машину новую, шмоток всяких, дачу покрасивее — и живите, путешествуйте в свое удовольствие, наслаждайтесь жизнью, займитесь делом, хоть бесплатным, но чтобы душа пела. Мы же не государство грабить будем, найдем каких-нибудь бандюг и позаимствуем награбленно-наворованное.

— Как ты собираешься их искать?

— Так у них самые крутые тачки, дома большие, в ресторанах деньги прожигают.

— Любой успешный бизнесмен может себе все это позволить, еще яхты трехэтажные и виллы у океана.

***

На следующий день, придя с работы и чуть открыв дверь квартиры, услышал вопли Андрея:

–…достала эта мышка тормозная! Вадик, ты где мышку покупал? Я уже скорость максимальную поставил, сам успеваю среагировать, а мышка еле тянется.

«В „Линагу“ режется, опять меня с этой мышкой доставать будет».

— Пап! Ну давай уже купим мне мышку нормальную, все обходят меня. Комп нормальный стал, а этот тормоз все портит. Давай еще раз на складик этот заглянем, возьмем мышку, коврик — и все.

— У нас в городе мышки перевелись?

— Ты знаешь, сколько мышка у Вадика стоит? Полторы штуки, и коврик семьсот.

— Это что за цены такие? А коврик позолоченный, что ли?

— Так это специальные геймерские мышки и коврики, время отклика минимальное, скорости суперские, как раз для скоростных игр. Тебе самому понравится.

— Мне уже ваши цены не нравятся.

— Так я к чему клоню: давай позаимствуем денежку у богатеньких бондиков — и закроем финансовый вопрос навсегда.

— Неизвестно, кто кого потом закроет. Единственное, что пока мне кажется, надо деньги брать «свежие», чтобы их можно было пользовать пару десятков лет без замены на новые, что может быть затруднительным делом. Как доказать их происхождение налоговикам?

— В дальние времена возьмем свежие, как ты говоришь.

— Сколько это окно просуществует, неизвестно.

— Тогда набрать золото и валюту — эти товары уж на все времена.

— Ну уж нет, никакого золота. Валюта еще куда ни шло, товар долгого пользования, впрочем, если пока дают ей пользоваться. В путешествии по Европе при прыжке через комп пойдет хорошее количество, там покупать товар, здесь в обход таможни пользовать. Так ты придумал, как искать «мешки» денежные?

— В кино видел, как в «Брате» главного по рынку хлопнули. Так, может, покрутиться сверху над рынком каким-нибудь московским, найти главного собирателя мзды с продавцов и к нему домой, в закрома, наведаться? Думаю, там много чего можно найти, и без счета.

— Или по Рублевке прошвырнуться по подвалам, правда, можно и честного богатея обидеть. Ну, давай по рынку побродим, там надежнее нечестного хапугу найдем.

«Покрутившись» над рынком около получаса, обратили внимание на двух крепких ребятишек, которые методично обходили каждую точку в торговом ряду. Подходили к продавцу, тот отдавал им деньги, те делали пометку в какой-то записной книжке, уходили и шли к следующему. Происходило это действие без каких-либо слов, тихо, спокойно. Можно было подумать, что это сбор оплаты за место, что в некоторой степени логично. Обустройство торговых палаток, мест торговли, охрана рынка денег стоит. Но все это можно делать безналично, без привлечения дополнительных сотрудников, хотящих некоторую оплату за такую работу. И наличные деньги в этом случае — это средства мимо кассы, мимо налоговой инспекции.

— Давай-ка проследим за этой парочкой свысока, куда они эти денежки понесут и кому.

Довольно просто было наблюдать за ними свысока из потустороннего пространства. Чуть прокрутили время вперед и встретили их на последней точке длиннющего ряда с разбухшей кожаной ручной сумочкой. Они сели в поджидающую их машину и поехали в администрацию рынка, вошли в здание, прошли по первому этажу, позвонили в одну из комнат. Открыл степенный кавказец.

— Как дела, все нормально?

— Мишаня снова артачится, не выторговывает он оплату.

— Пусть другое место ищет, подешевле, где-нибудь в Серпухове или Орехово-Зуеве. Завтра, если проштрафится, ко мне его тащите, а точку сегодня до конца дня закрыть. У меня полно желающих на его место.

— Похоже, что мы на правильном пути, — вполголоса сказал я, — теперь надо посмотреть, как кавказский дяденька считает денежки и кому переправляет, а может, сам отвозит.

Ребятишки выложили пачку разношерстных купюр на стол. Кавказец отобрал по две тыщи из пачки, отдал ребятишкам.

— Можно на обед, потом снова за работу. Я в шесть выезжаю. Чтобы вся сумма была уже у меня.

— Мы тоже поужинаем, проскочим в ваши шесть часов и глянем, куда денежки поедут мимо кассы, — подытожил я.

Но отлучиться не удалось. На пороге у кавказца возникли другие крепкие парнишки, они выложили пачку денег на стол, ухватили свой заработок и молча удалились.

— Конвейер, не иначе. Идет торговля на рынке у кого-то или нет, а здесь поднос денег стабильный. Так, я ужинаю, а ты поглядывай, если хочешь провести операцию по отъему денег, доселе неизвестную Остапу Ибрагимовичу.

— Это еще кто? — не отрываясь от монитора, прыснул Андрей.

— Остап Бендер. Вы в своих «Линагах» классику напрочь позабыли, думать разучитесь.

— Как раз наоборот, знаешь, как соображалка шлифуется, реакция на кончиках пальцев тренируется.

— Да, да, твои игрушечные способности потом бы как-нибудь к практике прикрутить.

(И еще как прикрутил впоследствии, проходя службу в части спецназа морской пехоты, отражая в составе роты атаки противника на их военный пункт особого назначения. Многие ребята роты играли на гражданке в «Контр-страйк» и, полностью используя приемы игры, смогли быстро захватить командный пункт полка противника вместе с начальником штаба. За что получили прозвище «Дикие отморозки». )

Наскоро перекусив, подхожу к Андрею.

— Еще три парочки приходили, деньги принесли.

— Понятно, идем к их вечеру.

Минут за десять до конца рабочего дня кавказец открыл шкаф, где стоял большой баул, поставил его на стол, похлопал по боку и глубоко вздохнул. Подошел к зарешеченному окну, посмотрел на пустеющие ряды торговых лавок — рынок закрывался. Обернулся на звонок в дверь, подошел, глянул в глазок и открыл.

— Забирай, мне сегодня еще по делам, деньги сам отвезешь. Передашь Вахтангу: недобор пятнадцать тысяч, пятеро взяли выходной, трое на больничном и трое призадумались, будем разбираться с ними.

Вошел прямо-таки верзила, взял баул, прикинул вес содержимого.

— Не беспокойся, сделаем.

Мы отследили, как верзила влез в черный квадратный «Мерседес».

— Поехали, теперь они привезут нас, скорее всего, к папе всего этого конвейерного хозяйства. Сколько же денег в этом бауле? Наверняка у них и своя торговля здесь хорошо налажена, мзду собирают, деньги сумками кому-то в карман сыплются. Вот и поглядим, каково хранилище денег. Думаю, сейфом тут не обойдется. Комната-сейф, не иначе.

— Чего гадать, — здраво рассудил Андрей, — щас все покажут.

Через час наш «Мерседес» вырвался на простор пригородного шоссе и еще минут через пятнадцать подкатил к замку. Открылась пасть ворот, и машина въехала на просторную стоянку, где стояли гораздо более респектабельные «Вольво», «Ауди» и даже степенный «Кадиллак». Верзила вылез с баулом, вошел через боковой вход в здание. Мы поспешили за ним, чтобы не потеряться в хитросплетениях коридоров и комнат замка. Баул уже стоял на столе в невзрачном помещении, и шустрые руки «кассира» выкладывали наличность на стол. Пачки уже были сформированы и перехвачены резинками. «Кассир» рассортировал пачки по купюрам, быстро пересчитал, сверил с записью в сопроводительном листке и занес данные в компьютер. Буднично, деловито, быстро.

— Ничего не создано, ничего не построено, а деньги — вот они и даже не пахнут.

— Ну да, знаешь, как они воняют, особенно когда новые, — возразил Андрей, завороженно глядя на шустрые руки «кассира». — Но лучше этого запаха нет, наверное, во всем свете. Они сразу воспроизводят запах всего: машин, квартир, дач и моря в теплых странах.

«Кассир» тем временем выпроводил верзилу и стал упаковывать пачки в большие полиэтиленовые пакеты, подписывая черным маркером сумму содержимого.

— Кстати, очень удобно: и видно, что лежит и сколько, и влага не попадет. Не думаю, чтобы они везли это в банк и клали на счета, хотя, может, и заблуждаюсь. Такую массу надо охранять, и очень тщательно, и от чужих, и от своих. Итого в бауле триста семьдесят пять тысяч рублей. Вроде и баул большой, а сумма не ахти. Ну, пачки соток, пятисоток, тысяч объем и набрали. Теперь ответственный момент, он складывает пакеты в полиэтиленовый мешок и несет в хранилище.

«Кассир» подхватил мешок, подошел к массивной железной двери и поиграл пальчиком, набирая код. Там что-то брякнуло, и дверь приоткрылась. Он вошел в хранилище, мы просочились следом за ним. Увиденное там просто повергло в шок.

— Ни хрена себе, — сказал как можно мягче я.

— Офигеть! — восторженно воскликнул сын. — Это мы удачно зашли.

Вдоль стен стояли стеллажи с полками, на которых, плотно прижатые друг к другу, теснились мешки с денежной массой, рассортированные по цветам и картинкам.

— Очень удобно, гляди. Не надо копаться в мешках, можно брать сразу самое необходимое, даже примерно прикидывая сумму в пакете.

«Кассир» подошел к столу, положил свой мешок, взял со стеллажа незаполненный мешок с тысячными купюрами, сложил туда вновь принесенные пакеты и заклеил полный мешок скотчем. Поставил его на стеллаж с тысячным цветом. То же самое он проделал с остальными пакетами из мешка. Пополнились стеллажи с пятисотками, сотенными и пятидесятками. Оглядев все стеллажи, он вышел из хранилища, свет погас.

— Темно. Ты камеру видел? — спросил я озадаченно Андрея.

— Не-а, я на мешки смотрел и «тащился».

— На первый раз простительно, любой нормальный человек поехал бы рассудком, глядя на такое. Ладно, отмотаем на пять минут назад, и давай все тщательно проверим, нам светиться никак нельзя.

Мы отмотали время на пять минут назад и перезашли в хранилище вслед за «кассиром». Буквально по сантиметру обшарили все стенки, потолок и внутреннюю часть двери хранилища. Обследовали внешние стороны трех больших сейфов. Камер не было.

— Напрасно. Доверяй, но проверяй. Я бы вывел камеру из хранилища себе в спальню на монитор и еще писал бы на отдельный жесткий диск. Перед таким количеством денег вряд ли кто устоит, слишком велик соблазн взять хоть крошечку якобы незаметно. Ладно, сейчас в полной темноте покрутимся в хранилище. У камер есть инфракрасная подсветка для съемки в темноте, вот ее и видно на смартфон.

В темноте камеры тоже не обнаружили.

— Ладно, последний штрих для безопасности: наденем мамкины колготки на головы, чтоб, даже будучи заснятыми, оказались бы инкогнито. Интересно, что в сейфах лежит? Скорее всего, валюта, золотишко, может, камушки. Валюту бы тоже прибрать, чтоб больше не искать нигде. Придется ждать, когда валюту принесут, хотя, когда Петр Первый хотел от меня досками отгородиться, у него ничего не получилось. Я видел его все равно хорошо и даже разговаривал с ним. Давай опять откатимся назад и, пока «кассир» будет возиться с мешками, заглянем в сейфы.

Снова перезашли в хранилище, направились сразу к сейфам и буквально через мгновение уж могли осматривать пачки долларов, евро в одном сейфе, золото в слитках во втором, украшения в коробках и футлярах и еще разные бумаги в третьем.

— Богатенький «буратинка», просто Рокфеллер рыночный. Ну что ж, начнем экспроприацию ночью, их ночью. Щас найду колготки, и до мамки еще успеем обогатиться и спрятать, чтобы не знала.

Я взял в шкафу на полке у жены новые темные колготы, отрезал ноги.

— Надевай. Ты за пультом, я в хранилище.

Наметили время входа их прошлой ночью, отсмотрели вперед и назад по десять минут времени от точки входа. В хранилище никто не входил.

— Ну, с Богом. Открывай.

Я с фонариком соскочил на пол хранилища сразу у стеллажа с тысячными купюрами. Осторожно раздвигая задние мешки на стеллаже на самой нижней полке, стал доставать по одному через несколько мешков, чтобы было не сразу заметно, и кидать их в комнату. Мешки были довольно увесистыми, и можно было предположить, что там по несколько миллионов. Затем подошел к стеллажу с пятисотками и также набрал с десяток. Обливаясь по́том от страха, заскочил в комнату.

— Закрывайся — и давай к сейфу с валютой.

Мы вплотную приблизились к валютному сейфу и протиснулись в его пространство.

— Открывай.

Уже не выходя из своей комнаты, достал с полок сейфа по десять пачек по двести и сто евро, а также по десять пачек по сто и пятьдесят долларов.

— Все, уходим домой.

Руки тряслись, как после самой тяжелой работы.

— Для таких дел надо иметь просто железные нервы и стальное сердце. Даже зная, что никто не поймает, страху натерпелся. Такое занятие не по мне. Лучше работать за зарплату, дольше проживешь.

— Ладно тебе! — Сын восторженно обнимал пачки валюты. — Три минуты страха — и теперь вся жизнь без работы. Только надо было бы еще чуток набрать, с Лехой поделиться.

— Ты сначала это пересчитай, уже тебе мало.

— А денег никогда много не бывает, странная это материя, уж очень летучая.

— Скоро мать придет, давай эту материю нам под диван затолкаем, в антресоли к моим деталям, валюту — в мой стол под столешницу. Там она никогда не лазит, и ты теперь не лазь, строго через меня и только рубли. Не надо особо сорить деньгами. Пока с нашими зарплатами на наших работах это будет слишком заметно. Продадим эту квартиру, купим в приличном доме с консьержкой, с внутренней парковкой, вот тогда и можно шик показывать, там это нормально.

— А мне на мышку с ковриком-то дай сейчас, завтра слетаю в магазин, куплю.

— Надо ближнее место хранения наличности организовать для текущих трат, чтоб мать не заподозрила. И ты попридержи свои желания, а то она дознание учинит и хай поднимет. Тихонько, осторожно введем ее в суть уже произошедшего, а там посмотрим.