1. книги
  2. Историческая фантастика
  3. Владимир Тимофеев

Три кварка (из 2012-го в 1982-й)

Владимир Тимофеев (2024)
Обложка книги

Андрей Фомин, бывший физик, теперь строитель, волею случая и неудачного научного «эксперимента» попадает из 2012-го в 1982-й, в самого себя, первокура-студента, только-только поступившего на Физтех. Нет, он не прогрессорствует, не изобретает гугл и фэйсбук, не рвётся в Генсеки, не двигает танки к Ла-Маншу, не водружает красное знамя над развалинами Пентагона. Он просто хочет вернуться. Ведь дома, в 2012-м, его ждут жена, дети, друзья, работа, размеренная, привычная жизнь. Однако вернуться сразу у него не выходит, и вот тут-то как раз всё и начинается…

Оглавление

Купить книгу

Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Три кварка (из 2012-го в 1982-й)» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Часть 1. Нарушение чётности. Глава 1

Из сообщения пресс-службы МЧС 29.08.2012г.

«Сегодня на северо-западе Москвы в районе 14:00 на участке городской электрической сети произошел резкий скачок напряжения с последующим отключением потребителей от межрайонной подстанции. В результате сбоя электроснабжения несколько жилых домов остались без света. Причины аварии выясняются. Возобновление подачи электроэнергии ожидается не позднее 20:00… В Национальном Исследовательском Центре «Курчатовский Институт» был прерван ряд важных научных экспериментов. Пострадал один человек. По факту произошедшего в Следственном Комитете рассматривается вопрос о возбуждении уголовного дела по статье… Все городские службы, наземный и подземный общественный транспорт функционируют в обычном режиме…»

* * *

Двадцать восьмого мы с Алексеем битый час обсуждали в конторе два извечных русских вопроса: кто виноват и что делать? За четыре последних года объем работ в нашей стройфирме сократился в несколько раз, и сейчас мы буквально домучивали последний объект. Заказчик, как водится, экономил — под завершение строительства денег всегда не хватает, а количество непредвиденных, наоборот, растёт буквально по экспоненте. Однако главное было не в этом, а в том, что новые заказы отсутствовали и ближайшая перспектива выглядела теперь весьма и весьма туманной.

Участие в бюджетных тендерах показало нашу полную несостоятельность на фоне толпы конкурентов, умудряющихся снижать начальную цену на двадцать-тридцать, а иногда и на все пятьдесят процентов. «Клуб самоубийц! — как в сердцах выразился один из коллег по несчастью. — Без аванса, ниже себестоимости, да ещё и с обеспечением. То ли больные на всю голову, то ли просто альтернативные».

Старые клиенты расставаться с деньгами тоже не слишком спешили, видимо, ожидая лучших времён и потому отказываясь от строительных планов.

Мне, как Главному инженеру, обиднее всего было то, что коллектив рабочих и ИТР1, с таким трудом выпестованный за предыдущие четырнадцать лет, прошедший огонь, воду и медные трубы, понемногу начинал рассыпаться. Те, кто слышал одни лишь красивые фразы о светлом будущем, постепенно переставали доверять руководству. Особенно после очередной, девятой или десятой по счету, задержки и так уже сокращённой зарплаты.

Увы, возразить Генеральному по существу было нечего — бо́льшую часть людей надо или увольнять, или отправлять в отпуск без содержания. Сами мы: директор, я и ещё два зама (один по безопасности, второй по финансам) — бонусов и зарплат не получали уже практически год и жили пока за счёт старых накоплений, которые (по крайней мере, в моем случае) начинали потихоньку заканчиваться. Причём рядовые сотрудники: и рабочие, и прорабы, и инженеры из ПТО2, и дамы из бухгалтерии — всё это видели и всё понимали. Другое дело, их накопления были поменьше. А ещё были семьи, дети, родители, и все они хотели не просто существовать, а существовать достойно. Поэтому время от времени кто-нибудь приносил в кадры бумагу с привычным «прошу уволить меня по собственному желанию». С каждым из них приходилось беседовать, выяснять причины, уговаривать остаться, ещё чуть-чуть потерпеть. Некоторые оставались. А некоторые лишь разводили руками, добавляя смущённо, что уходят не навсегда и что трудовую книжку хотели бы на время оставить: на рынке труда тоже ведь не мёдом намазано — в условиях кризиса хорошую работу хрен где найдёшь…

Короче, после разговора с директором домой я приехал с тяжёлым сердцем. Довольно поздно. Получив от жены законный втык: «Какого фига ты сидишь на своей дурацкой работе, если тебе ни черта там не платят!». Младшая дочь к этому моменту уже тихо посапывала в соседней комнате, готовясь к утреннему диверсионному рейду в детсад, а живущая отдельно старшая, так и не дождавшись меня, уехала к себе в Бескудниково.

Минут, наверное, двадцать мы с женой вяло переругивались на тему работы, денег и того, что я совсем не интересуюсь ни дочерьми, ни внучкой, которую Аня сегодня специально привозила к нам, чтобы дедушка порадовался её успехам («Танечка уже сидит и даже встаёт иногда»). А потом Жанна просто махнула рукой и ушла в спальню. Не забыв, впрочем, предупредить, что если я опять лягу не раньше двух, то будить меня завтра никто не будет…

Вздохнув и проводив взглядом жену, я прошёл в кухню, уселся за стол и тупо уставился в висящий на стене телевизор. Говорящая голова что-то бубнила с экрана, но смысл сказанного от меня ускользал, растворяясь в информационном пространстве. Часы над телевизором показывали половину двенадцатого, мыслей в голове не было, жизнь казалась пресной и скучной.

Когда же я в очередной раз встал, чтобы открыть, а потом вновь закрыть холодильник, соображая, что не стоит жрать на ночь, лежащий на тумбочке телефон неожиданно завибрировал и разразился противной трелью.

Звонил Владимир Иванович, наш зам по финансам.

— Андрей?… Как дела? Не разбудил? — была у него такая дежурная фраза в любое время дня и ночи.

— Привет, Володь. Тебе-то чего не спится?

— Да тут такое дело, Андрюх… Помнишь, я тебе пересылал чертежи по Курчатнику.

Да, чертежи он мне действительно посылал. Правда, это было ещё весной. Мы тогда, помнится, весь март рассматривали один достаточно интересный проект, предполагающий реконструкцию парочки корпусов Курчатовского института. Но чересчур заниженная, на наш взгляд, сметная стоимость и дополнительные условия, включающие наличие специальных до́пусков, особый режим работы и нехилый откат посредникам, заставили отказаться от предложения. Хотя в случае некоторой оптимизации проекта, как прикидывали мы на пару с конструктором, и при сохранении общей цены овчинка стоила выделки. Но — но сложилось.

— Да, помню. Только с ценой там была какая-то хрень, ну и залоги ещё, аукцион…

— Нет-нет-нет, — остановил меня Владимир Иванович. — Торги у них уже все прошли. В апреле ещё. Так что сейчас всё нормально. Нас туда не на генподряд приглашают. Подряд они на себя завели, а теперь выяснили, что не справляются. Им же Чубайс в этот год почти миллиард на стройку пообещал. А тут, если не успеют до Нового года, все бабки на другие статьи перекинут. Короче, им надо срочно, причём, вообще без откатов.

— Володя! Цена! — запротестовал я. — Сделать мы сделаем, не вопрос. Но что потом? Опять в долги залезать?

— Блин, Андрей! — голос в трубке зазвучал раздражённо. — Ты же сам говорил, что если проект поменять, всё, что надо, срастётся. А они готовы. Мы можем и проект переделать, и белорусов туда запустить — без проблем. И даже хохлов с молдаванами. Главное, чтобы никаких индейцев.

— Да сколько у нас тех индейцев? Раз, два и обчёлся, — я тяжело вздохнул и продолжил. — Ну, хорошо, завтра давай всё обсудим.

— Андрей Николаевич! — тут, видимо, мой собеседник и впрямь рассердился. — Какие, к чертям, обсуждения?! Там только по монтажу за сотню с копейками, в два конца. А на будущий год им ещё пару ярдов подкидывают. Работы, блин, непочатый край, на несколько лет вперёд, живи да радуйся. Если конечно зайти по уму. Короче, нас ждут там завтра в одиннадцать. Так что давай где-нибудь без пятнадцати около проходной. О’кей? Да, и паспорт с собой не забудь — пропуска́ нам всем уже выписали.

— Ладно, — смирился я с неизбежным. — Только надо бы ещё Кацнельсона с собой прихватить, чтобы сразу на месте всё порешать. Ну, в смысле, по конструкциям и проекту в целом.

— Да, давай и его. Это правильно. Он, если что не так, мозги им засрёт капитально. Ну, в общем, ты понял. Всё, пока.

— Счастливо, до завтра, — нажал я кнопку отбоя.

«Фух, блин! Не было забот, купила баба порося. Но, с другой стороны, это уже кое-что. Проблемы существуют, а для чего нам голова? Правильно, чтобы есть. Ну, и чтоб думать, как водится. Иногда», — с этими мыслями я набрал номер Бориса Марковича. И хотя время было уже совсем позднее, Кацнельсон отозвался почти мгновенно. Как оказалось, он тоже не спал, так как только-только вернулся домой после встречи с прилетевшим из Штатов приятелем. А поскольку масса тела нашего конструктора позволяла ему безо всякого для себя ущерба зараз принимать на грудь не менее пятисот кубиков водно-спиртового раствора, постольку его отношение к жизни после такой встречи было исключительно позитивным. Словом, договорились мы быстро и обо всём…

* * *

На следующее утро настроение моё было если и не приподнятым, то уж, по крайней мере, не таким паршивым, как накануне.

На «Щукинскую» я прибыл в четверть одиннадцатого. Решительный, собранный, полностью готовый к предстоящему «бою» с Заказчиком. Выйдя из метро, покрутил головой и, сориентировавшись в пространстве, отправил своё бренное тело в правильном направлении, по улице Маршала Василевского.

Последний раз по этому маршруту мне доводилось идти лет двадцать назад. Цель, правда, в те годы была иная. Тогда, помнится, срочно потребовалось договориться с коллегами из ИАЭ3 по поводу распределения грантов. В те далёкие времена термин «грант» имел в научной среде смысл особый, почти сакральный, выстраданным постоянным безденежьем. Грант Сороса, грант РФФИ4, правительственный грант, ведомственный, стимулирующий — какие только словесные формы не принимала обыкновенная подачка с барского стола придуркам-учёным, от которых стремительно «реформирующейся» экономике не было никакой прибыли, а только расходы.

Договориться тогда удалось, хотя впоследствии это абсолютно ни на что не повлияло: нашим мнением распорядители фондов не заинтересовались.

Ну что ж, сейчас цель похожая, вот только договаривающиеся стороны совершенно другие. Более циничные, жёсткие, гораздо лучше понимающие изнанку жизни, чем те наивные ученые простаки, что верили в необходимость науки для «обновлённой» России…

Пройдя через парк и пару жилых кварталов, я очутился на площади Академика Курчатова, сплошь заставленной автомобилями всевозможных марок и комплектации. Хм, а интересно, была тут раньше парковка или… нет, не помню. Скорее всего, не было. Впрочем, это уже примета нового времени — заполнять любое свободное пространство стоянкой для железных коней наших, ха-ха, богатеющих граждан. Встречались, однако, и другие приметы. Приятные и не очень. Вот, скажем, к примеру… «В-з-з-з!» — летящий по примыкающей к площади улочке БМВ вдруг резко затормозил перед «зеброй», а его водитель, вместо привычной ругани, неожиданно махнул мне рукой, мол, проходи не стесняйся. Кивнув в ответ, я быстро прошёл по переходу, подумав, что всё же не зря на Западе, а теперь и у нас, так активно внедряют культуру вежливого вождения. Вроде фигня, а приятно. И мне, и тому мужику в иномарке.

Довольный собой, я обошёл площадь, оставив по левую руку памятник покойному академику. Окинул взглядом практически не изменившуюся с начала девяностых арку центрального входа. Добрёл до здания проходной. Перед стеклянными дверьми стоял наш прораб и внимательно рассматривал висящее на стене табло. То самое, что информировало прохожих об уровне радиационного фона. Поздоровавшись, Руслан тут же поинтересовался:

— Андрей Николаевич, а это не много?

Он указал на горящие зелёным цифры.

— Вообще, Руслан, это почти ничего. Обычный гранит в естественном состоянии излучает раза в четыре побольше.

— Да? А если, скажем, землетрясение, как в Японии? — не успокаивался прораб. — Тут же вроде на территории реакторы всякие.

— А вот если будет землетрясение, да ещё как в Японии, баллов на 8-10, то гражданам, погребённым под руинами соседних домов, будет плевать на радиацию, какого бы уровня она ни была.

— Тьфу на вас, Андрей Николаевич, с вашим чёрным юмором, — деланно возмутился Руслан. — Умеете же вы поднять настроение больным и убогим.

— Да разве же это юмор? Не-ет, одна правда жизни. Ты вон докторов попробуй о чём-нибудь поспрошать. Вот у кого и вправду чернуха. Весёлая, качественная.

Мы ещё немного посмеялись, а потом переключили внимание на внедорожник зама по экономике, маневрирующего по площади в поисках свободного места. В течение последующих десяти минут наша беседа сначала перетекла в обсуждение проблемы дорог и пробок, а потом плавно закруглилась на теме выгоды общественного транспорта. К тому моменту Владимир Иванович наконец-то припарковался и подошёл к нам. Ухватив последнюю фразу из разговора, он недовольно поморщился:

— Да я бы ни в жизнь по Москве на этом сарае не ездил, особенно в будни. Вот только, увы, встречают у нас по одёжке, — а затем, чуток помолчав, поинтересовался. — Кого ещё ждём? Кацнельсона?

— Считайте, уже дождались, — прозвучал за спинами голос появившегося словно бы из ниоткуда Бориса Марковича.

— Ну вот, слона-то мы и не приметили, — решил приколоться Руслан, взглянув на конструктора.

— Действительно. Мои сто двадцать кэгэ хрен кто заметит. А уж ежели я за дерево спрячусь, то и вообще не найдут, — Кацнельсон хмыкнул и небрежно протянул руку коллеге. — Русланий! Держи косточку!

— Шолом, Борис Маркович, — не остался в долгу Руслан, и спустя минуту-другую мы, пересмеиваясь, всей компанией вошли в здание проходной, пристроившись в небольшую очередь к бюро пропусков.

Минут через десять неожиданно выяснилось, что пропусков на всех не хватает. «Обиженными» оказались Борис Маркович и Руслан.

— Ну вот, всё как обычно. Кацнельсон, это понятно, вечно в списках не значится, а тебя-то, Русланчик, за что? — проворчал конструктор, правда, без злости, а, скорее, по старой привычке видеть во всем происки злобных антисемитов

— Ничего, сейчас всё решим, — Володя достал мобильник и поднёс его к уху. — Пётр Иванович? Добрый день, это Аксёнов. Мы уже тут, на проходной. Пропуска? Да, получили. Только на конструктора нашего и прораба не выписали. Что? Не успели? Я понял. Ждём.

Убрав телефон, замдиректора посмотрел на нас с задумчивым видом:

— Н-да, дело не быстрое. Короче, так, мужики. Сейчас сюда подойдёт один гражданин. Белканов Пётр Иванович. Он тут за главного. Будет нас тут курировать и продвигать. Борис Маркович, вы с ним, кстати, поаккуратнее, чтоб не обиделся, если что. Хотя мужик он вроде бы неплохой.

— Да ради бога. Поаккуратнее, так поаккуратнее. Ты только поясни, Володь, с проектировщиками мы как? Встречаемся? С ними-то что? Гнобить или пока не стоит? — спросил Кацнельсон.

— С проектировщиками можно по-взрослому. Но без фанатизма.

* * *

Будущий партнёр по бизнесу появился минут через пять. Пётр Иванович оказался высок, сухощав, но выглядел немножечко отстранённым. Представившись и поздоровавшись, он сообщил:

— С пропусками у нас вечно беда. Так что вы, Владимир Иванович, проходите с коллегой внутрь и двигайте прямо к ОКСу5. Где это, знаете? — получив подтверждение, он повернулся к Руслану и Кацнельсону. — А мы с вами выйдем сейчас на улицу и что-нибудь быстро придумаем.

Когда через некоторое время мы с Володей подошли к расположившемуся в окружении сосен четырёхэтажному зданию ОКСа, то увидели возле крыльца потрёпанный самурайский «паркетник» с тонированными задними стеклами. Опирающийся на капот Пётр Иванович курил и добродушно посмеивался, глядя на оживлённо размахивающего руками Бориса Марковича. Стоящий рядом Руслан тоже дымил сигаретой и усиленно протирал очки. Глаза у Руслана слезились, но не от дыма, как можно было предположить, а от плохо сдерживаемого смеха. Кацнельсон же тем временем продолжал говорить:

–…Так нас там чуть ли не час шмонали. Вохра с ружьями, собаки. Раздели, блин, до трусов. Зато когда обратно пошли, мастер из местных просто отвёл нас метров на триста от проходной, а там забора, ха-ха, вообще нету!..

Увидев нас, конструктор поднял вверх сжатый кулак и с чувством проговорил:

— Но пасаран! Вот это, я понимаю, страна! Если нельзя, но надо, то завсегда пожалуйста. Охрана, двойные ворота, колючая проволока, песочек — всё это нафиг никому не нужно. Вы только представьте себе, ну мыслимо ли это?! Просто сели в машину и спокойно заехали. Пропуск на машину есть? Есть. Груза нет? Нет. Всё в порядке, проезжай. А? Каково?

— Да, сильно! — кивнул Володя. — Мы думали, вы до обеда фиг с маслом управитесь.

Последующие несколько минут мы обсуждали особенности пропускных режимов на предприятиях, потом Белканов затушил сигарету и со словами «повеселились, и будет» повел нас на 3-й этаж в проектную группу.

Все принципиальные вопросы с проектом мы решили за час. Кацнельсону даже давить ни на кого не понадобилось. Руководителем группы оказалась дама бальзаковского возраста, а ГИПом6 — дед лет семидесяти. Поэтому на все предложения об изменении проектных решений они отвечали практически одинаково: «Господи, да делайте, что хотите, только дайте нам спокойно доработать, кому — до пенсии, а кому и, хм, до последнего вздоха». Выйдя обратно на улицу, Борис Маркович даже посетовал:

— Ну вот. И поругаться не дали, и со скандалом — пролёт. Что, блин, за день неудачный?! Пойдёмте хоть на объект поглядим, может хоть там какая-нибудь гадость найдётся. А то ведь неудобно совсем. Всё в ажуре и никаких приключений.

— Пойдёмте, — согласился сопровождающий. — Думаю, кое-что важное для себя вы обязательно обнаружите.

— Отлично! Ведите нас, таинственный незнакомец! — с пафосом процитировал конструктор О.Бендера.

Пётр Иванович в ответ загадочно улыбнулся и распахнул дверцу автомобиля…

* * *

Интересующий нас объект представлял собой дом старой постройки с двумя рядами высоких окон, одним входом и одной лестницей, ведущей на 2-й этаж и в подвал. Задача заключалась в том, чтобы перекрыть дополнительно 1-й этаж, добавить лестницы и выходы, усилить и облагородить стены, ну и ещё много чего, соответствующего современным нормам и правилам, а также представлениям заказчика о дизайне и архитектуре промышленных зданий.

Удачно, что неподалёку располагалась столовая — по уверениям господина Белканова, вполне приличная и с невысокими ценами.

Неудачно, что в здании работали, и не просто работали, а проводили разного рода эксперименты. Больше половины первого этажа занимала какая-то сложная установка в обрамлении труб, проводов, приборов непонятного назначения и ещё бог весть чего стального, керамического и пластикового. Людей возле этого чуда крутилось немного, но почти на всех были надеты халаты. Внешне обстановка живо напоминала картинки из старых советских фильмов о буднях науки.

— М-да. То-то я никак не врубался, нахрена делать под перекрытием такой суровый экран, — задумчиво пробормотал Борис Маркович.

— А если молоток или, скажем, доска сюда упадёт? Тут ничего не взорвётся? Или, может, трусы себе сразу свинцовые заказать? На всякий пожарный? — Руслан все-таки немного побаивался радиации и прочих высокотехнологичных пакостей, поэтому и шутил довольно своеобразно.

— Боишься, значит, уважаешь, — хлопнул его по плечу Кацнельсон. — Короче, будешь каптёрщиком.

— Это как?

— Сумки наши посторожишь, пока мы всё не осмотрим. Понял?

— Не, я лучше со всеми. Здоровье и так ни к черту, а у меня жена молодая.

— Радиации здесь нет, так что за мужество своё можете не волноваться, — успокоил Амирханова Пётр Иванович. — Но чтобы спокойно спать, вниз лучше ничего не ронять. На время работ эксперименты в лаборатории мы конечно же остановим. Однако и вы будьте поосторожнее — техника дорогая, так что… сами понимаете.

Мы, естественно, всё понимали, поэтому перестали хохмить и занялись делом. Осмотрели опорные конструкции, шурфы, обрезы фундаментов, забрались на кровлю, прошлись по второму этажу. Попутно Белканов объяснил, что раньше на этаже располагался архив, а, значит, дефицит нагрузок вполне достаточный и усиливать фундаменты не требуется, чем сразу пресек наши поползновения увеличить объёмы работ…

* * *

— Ну что? Вроде бы все, — подытожил «экскурсию» зам по финансам.

— Вроде да. Ага. Точно, — согласились с ним остальные.

Пётр Иванович усадил в своё авто Руслана и Кацнельсона и, в шутку пообещав сдать обоих охране как незаконно проникших на территорию диверсантов, укатил в сторону проходной. Володя проводил автомобиль взглядом, потом несколько раз сцепил-расцепил руки и поделился со мной «сокровенными» мыслями:

— Да. Петя, конечно, жук ещё тот. Ни словом ведь не обмолвился, что объект действующий. Но всё равно… надеюсь, прорвёмся. А? Как думаешь?

— Хм, не знаю, не знаю, тут надо всё хорошенько обдумать, — состорожничал я, хотя в принципе уже почти уверился в том, что проблем с технологией быть не должно. Но кое-какие сомнения ещё оставались. Смутило меня что-то минут двадцать назад, когда бродил по верхнему этажу. Какая-то маленькая деталь, несуразность, ощущение нелепости, чушь, но сознание она почему-то свербела и беспокоила. Достаточно сильно. Прямо как Гондурас — советского человека.

— Ладно. Я щас к Петру. Мне с ним ещё договор утрясать, а ты… Ты, кстати, как? Сразу в контору или меня дождёшься? — зам решил не давить, позволяя самостоятельно прийти к правильным выводам.

— Да нет. Поброжу тут ещё, подумаю. Прикину, как действовать.

— Ну, тогда бывай. В конторе тогда все обсудим.

* * *

Мы расстались. Володя пошёл по тротуару в направлении ОКСа, а я двинулся вдоль фасада, внимательно его разглядывая, интуитивно предполагая, что беспокоящая меня хрень находится где-то рядом.

Предчувствия не обманули. Искомое обнаружилось шагах в двадцати от входа. Стены здесь были выложены из окрашенного в пастельные тона кирпича. Причём, окрашенного не только снаружи, но и, как помнилось, изнутри. К тому же, без штукатурки. По словам Белканова, здание не ремонтировали уже лет тридцать, лишь иногда подновляли. Только чтобы лоск навести. Небольшие трещины вились по всему фасаду, но это были обычные усадочные трещины, а не те, расширяющиеся под простенками, от которых седеют головы у конструкторов. Однако тут, на уровне второго этажа, кое-что показалось странным и необычным.

Участок стены почти идеальной круглой формы диаметром метра два явно выделялся и цветом, и фактурой поверхности. Нет, это был тот же самый кирпич, но… словно бы новый, только пришедший с завода. Кроме того, создавалось ощущение, что блоки на границе участка кто-то аккуратно разрезал, а потом склеил. Сдвинув их на два пальца по вертикали, да ещё таким образом, что самые верхние ряды стали существенно тоньше, а самые нижние выглядели почти полуторными. Плюс весь фрагмент слегка выдавался наружу. Совсем чуть-чуть, на сантиметр, не больше. Конечно, можно было предположить, что раньше здесь наличествовало окно, которое потом благополучно заложили-заделали. Однако никаких следов ремонта не обнаруживалось. Ни трещин, ни сколов, ни следов раствора по краю, только причудливо вылепленные кирпичи.

Именно эта несуразность как раз и смутила меня двадцатью минутами ранее, на втором этаже, когда заглядывал в кабинет под номером 26. Глаз, правда, за эту фигню сразу не зацепился, но, видимо, подсознание как-то отреагировало и оставило зарубку на память. Кстати, внутри этот участок стены выделялся не слишком сильно. Видимо, из-за наличия шкафов и приборов. К тому же, в то время в комнате находился какой-то парень. Он сидел за столом и сосредоточенно всматривался в компьютерный монитор. Я же, боясь помешать, всего лишь окинул помещение взглядом и закрыл дверь. Передо мной в эту комнату заходил Кацнельсон и тоже ничего «интересного» не обнаружил, хотя нюх на всевозможные пакости и засады у него был просто феноменальный.

Решив обдумать это позднее, двинулся дальше. Высокие деревья, окружающие здание сзади и сбоку, частично закрывали обзор, но фасад сквозь кроны всё же просматривался. Стена как стена, несколько запылённая, немного обветрившаяся, шелушащаяся старой краской — ничего необычного. И, тем не менее, что-то было не так, и в итоге, ноги, словно бы сами собой, опять привели меня к странному кирпичному кругу.

* * *

«Опа! Вот так кунштюк, мать его за ногу!»

Ну да, стена в поле зрения присутствовала. Пыльная, ровная, одноцветная. А вот круг… его не было. Не было на стене круга! Только старая окрашенная в беж кирпичная кладка. И ваш покорный слуга перед ней. В ступоре. Стою дурак дураком, пытаюсь сообразить, в чём проблема.

Из состояния прострации меня вывел смутно знакомый голос:

— А скажи-ка, дорогой Андрей Николаевич, чего это ты пялишься на мои окна, как баран на ворота?

Я обернулся:

— Шура, мать твою через коромысло! Какими судьбами?!

— Какими-какими? Всё теми же. Я тут работаю, знаешь ли. Лабораторией потихоньку заведую, — знакомый широко улыбнулся и протянул руку.

Шурик, он же Александр Григорьевич Синицын — доктор физико-математических наук, лауреат Государственной премии, профессор, действительный член десятка научных обществ и автор неисчислимого множества статей-монографий — был моим старинным приятелем. Познакомились мы в 1982-м, когда поступали в один хитрый институт, расположенный в небольшом подмосковном городе. А потом три года учились в одной группе и жили в общежитии в соседних комнатах. На четвёртом курсе Шура перешёл на другой факультет, но связи с ним я не терял и, пока занимался наукой, регулярно консультировался у него по разным вопросам. Позже наши пути разошлись, и общались мы лишь на нечастых встречах выпускников. Последний раз это произошло пять лет назад, в институтском клубе.

— Слушай, ты же вроде строителем стал? — поинтересовался Шурик по окончании ритуала дружеских похлопываний по плечу. — Или опять, в науку решил вернуться?

— Да брось ты, какая наука? Забыл уже всё. А насчёт строительства ты угадал… Ломать сейчас будем твою закопырку, — указал я на здание за спиной.

— Да ты что?! — в притворном ужасе прикрыл лицо собеседник. — Ох, как не вовремя. Даже не представляю, куда мне теперь свои железяки девать?

— Куда, куда… Ваши здесь реконструкцию затевают, а мы, соответственно, исполнители. Точнее, подрядчики. Вот как-то так.

— Реконструкция, реновация, рекультивация… — досадливо пробурчал доктор наук. — Соседнюю лабораторию уже пятый год ремонтируют, а конца и края не видно. Все ноги переломаешь, пока до столовой дойдёшь, — он обречённо махнул рукой и вновь повернулся ко мне. — Ты, кстати, как? Никуда не торопишься? А то, если хочешь, зайдём, пообщаемся. Посмотришь, чем дышат сейчас российские нанотехнологи.

— Зайдём, Шура, конечно зайдём. Сто лет с тобой не общался…

* * *

Мы поднялись по лестнице на второй этаж, прошли по узкому коридору и очутились перед «той самой» комнатой. Друг приглашающее распахнул дверь и отшагнул в сторону: мол, заходи давай. Внутренне содрогнувшись, я вошёл в помещение и внимательно осмотрелся. Шкаф, этажерка с книгами и журналами, заваленный бумагами компьютерный стол, у ближней ножки которого притулился портфель. Знаменитый, «синицынский», вот уже тридцать лет являющийся своеобразным талисманом приятеля. Какие-то приборы и оборудование в дальнем углу, высокий офисный комод, на котором блестел хромированными боками пузатый электрочайник. Посреди кабинета, на широком лабораторном столе — уменьшенная копия той установки, что занимала первый этаж и на которую, по словам Белканова, нам настоятельно рекомендовали не ронять «гвозди и молотки». Парень, который сидел здесь двадцать с лишним минут назад, куда-то исчез. На наружной стене тоже ничего сверхъестественного не обнаруживалось, так что… «Ну да, паранойя в чистом виде. Пора бы тебе, Андрей Батькович, бросать это дело: искать в тёмной комнате чёрную кошку. Чтобы, типа, не загреметь ненароком под эти, как их там… во! под панфары…»

— Присаживайся, не стесняйся, — предложил вошедший следом Синицын. Добравшись до компьютерного стола, он склонился над монитором, подвигал мышкой и тихо пробормотал:

— Вот чёрт, опять Гена тест на «красном» режиме гонял. Ну, я ему устрою, злодею…

Заметив мой недоуменный взгляд, он нервно дёрнул плечом и коротко пояснил:

— Студенты тут подрабатывают-практикуются, даже на каникулы не уезжают.

Усевшись в потёртое кресло с колёсиками, я пододвинул его ближе к столу и задал Шуре простой и естественный вопрос (ага, как пройти в библиотеку?):

— Слушай, Александр Григорьевич, у вас тут на днях чертовщина какая-нибудь не случалась?

Шура удивлённо посмотрел на меня.

— Чертовщина? Хм? Ты знаешь, чертовщина у нас случается, когда финансирование открывают. Сначала деньги в размере икс, потом дельта икс, а в конце, вообще, «о» малое от икс. Где-то в процессе этот икс диссипирует, такие дела… А вообще, что это тебя на мистику потянуло?

— Да так. Вспомнилось кое-что.

— А-а, воспоминания. Ну, тогда может… чайку? Чтобы память, так сказать, освежить.

— Не скажу нет.

— Хорошая фраза, — засмеялся Шурик, включая чайник, — надо запомнить. Сам придумал?

— Нет, в фильме каком-то слыхал… Да, я же тебя спросить позабыл. Ты-то сам как? Чем сейчас занимаешься? Ты же раньше вроде как бы в ИТЭФ7 обитал.

— Ну да, обитал и сейчас, по мере возможности, обитаю. Просто, понимаешь, Курчатник с ИТЭФ структуры родственные. Тему там мою открыть не смогли, пришлось сюда перекинуть. Напрямую через НИЦ8 оказалось намного проще, — друг тяжело вздохнул. — Увы, сейчас надо всё к нанотехнологиям привязывать, иначе хрен денег получишь. Я, блин, четыре месяца переписывал эту заявочную тряхомудину, талмуд получился, мама не горюй. Если такой на голову упадёт, мало не покажется. Ты, Андрюх, даже не представляешь себе, какая там в этой заявке бредятина! А плановая цель так и вообще, полный абзац — что-то вроде продления жизни.

— И что, поверили в лабуду? — усомнился я.

— Хрен знает, поверили, не поверили. Тему открыли, остальное — без разницы.

— Понятненько. А, кстати, хочешь, я тебя сейчас удивлю?

— Чем?

— Насчёт портфеля твоего знаменитого.

— А что с ним такое? — насторожился собеседник…

* * *

Шурин знаменитый портфель был куплен в Канаде, в начале восьмидесятых, Григорием Григорьевичем Синицыным, крупным советским математиком, специалистом по конформным отображениям. Во время очередного симпозиума, в подарок сыну на день окончания школы.

Кожаное заморское чудо произвело на моего будущего друга совершенно неизгладимое впечатление. Первое время он не расставался с этим портфелем даже при посещении туалета. В общежитии Шура спал с портфелем под мышкой. На свидания с девушками портфель приходил вместе с Шурой. В течение последующих лет портфель трижды падал в воду вслед за своим хозяином, дважды лишался ручки, а один раз его большой накладной карман подвергся полной перепрошивке. В том смысле, что его, с помощью шила и сапожной иглы, ремонтировал кожевенных дел мастер, а не весёлый раздолбай-сисадмин с набором загрузочных дисков и флэшек. Со временем портфель постарел, поистёрся, однако владелец дорожил им по-прежнему, хотя и перестал таскать с собой постоянно.

— Видишь ли, Шур, в чём заковыка… Я тут совершенно случайно узнал, что таких портфелей, как у тебя, было пошито всего около сотни. Так что вещь это достаточно уникальная.

— Я в этом не сомневался, — отмахнулся с довольным видом приятель.

— Ты не дослушал. Оказывается, в каждом из них есть тайное отде…

Договорить мне не удалось, поскольку именно в это мгновение стоящий на офисном комоде чайник громко щёлкнул, извещая об окончании процесса кипения. Шурик наклонился под стол, выудил оттуда железную баночку с высокогорным цейлонским, потом встал и важно прошествовал к продолжающему булькать прибору. Минуты четыре приятель священнодействовал с заваркой, переливая её из одной ёмкости в другую и бормоча под нос что-то вроде «Сейчас мы тебя поженим. Та-ак, ещё разок. Во-о-от. Теперь хорошо», а затем выставил передо мной огромную кружку с дымящимся, источающим густой аромат напитком. Чуть погодя присовокупив к кружке сахарницу и вазу с печеньем. Свою, таких же солидных размеров посудину Синицын наполнил до самых краев и осторожно понёс её через весь кабинет, к компьютерному столу. Наблюдать за ним оказалось занятием интересным — прольёт или не прольёт этот чаефил хоть каплю? Или всё же доберётся без потерь до стола?

Добрался. Без потерь. Пришлось восхищаться.

— Ну, Шурик, ты прямо артист. Ни капли ведь не пролил.

— А то ж, — ухмыльнулся Синицын, устраиваясь перед монитором и опуская чашу рядом с клавиатурой на самопальную, вырезанную из гофрокартона подкладку. Типа, чтобы столешницу не попортить. — Любой экспериментатор, Андрей, это своего рода псих. Но псих, заметь, аккуратный.

— Хм, и над чем трудится сейчас аккуратный псих? — не мог не поинтересоваться я, помешивая ложечкой индийский… пардон, ланкийский напиток, разгоняя по кругу быстро растворяющиеся крупинки сахара.

— Ну-у, как тебе сказать, чтобы покороче и поточнее… В общем, пытаюсь обнаружить свободные кварки.

— Ого. «Три кварка для мастера Марка»?

— Вот именно, друг мой. Вот и-мен-но…

* * *

Присказка про три кварка прилипла к Шуре давно. По окончании аспирантуры он шесть или семь лет проработал за рубежом, где в совершенстве овладел английским и прочитал в подлиннике «Поминки по Финнегану» Джейми Джойса. Чем зацепила его эта книга, сказать не могу, лично я не смог одолеть даже «Улисса». Но, тем не менее, факт остаётся фактом: Шурик вступил в клуб почитателей Джойса и постоянно принимал участие в разборах словесных ребусов покойного писателя, как по сети, так и вживую. Возможно, именно тогда он и проникся идеей поиска свободных кварков, существование которых никоим образом не противоречило современной теории, но практически на их поиск банально не хватало энергии. Ведь те короткодействующие силы, что удерживали протоны и нейтроны в атомном ядре, являлись на самом деле лишь слабым подобием настоящего «сильного взаимодействия», соединяющего кварки в элементарных частицах.

Однако мой друг был не просто талантлив — он был изобретателен и упорен. Раз задача не решается в лоб, значит, надо искать обходные пути. И потому «здрасьте, пожалуйста»: доктор наук и лауреат Александр Григорьевич Синицын с удовольствием излагает бывшему коллеге и несостоявшемуся учёному Андрею Николаевичу Фомину основные тезисы своих изысканий. Прихлёбывая чай, размахивая ложкой подобно дирижёру-любителю, рисуя в воздухе сказочные картины квантовой хромодинамики:

— Если ты помнишь, Андрей, кварковая модель строения адронов в настоящий момент предполагает наличие шести типов фундаментальных частиц, отличающихся определёнными квантовыми числами. То бишь, барионным и электрическим зарядами, спином, изотопическим спином, а также странностью, очарованием, красотой и истинностью. Каждое такое число — это так называемый «аромат», присущий каждому типу и отличающий его от соседа. Помимо этого, согласно зарядовому сопряжению, существуют также и антикварки. Пары кварк-антикварк образуют короткоживущие мезоны, а кварковые тройки — гораздо более устойчивые барионы. Что это такое, думаю, тебе объяснять не нужно.

С последним утверждением я был не вполне согласен, но кое-что все-таки помнил и, зная, что каждый лектор обожает вовремя заданные вопросы, попытался заполнить «случайно» образовавшуюся паузу:

— А как же тогда быть с принципом запрета Паули? Ведь три одинаковых кварка не могут находиться вместе в одном состоянии?

— Правильно. Но кто сказал, что кварки с одинаковым квантовым числом одинаковы? Цвет — вот что держит их привязанными друг к другу. Три цвета, три отличия, которые связывают воедино всё во Вселенной и одновременно являются настоящим проклятием для тех кварков, что хотят получить свою маленькую, но очень фундаментальную свободу.

Шурик на секунду прервался, чтобы перевести дух, и у меня опять получилось вклиниться в монолог:

— Ну да, эффект антиэкранирования вроде бы не предполагает видимого распада адронов на свободные кварки.

— Ты абсолютно прав. Асимптотическая свобода, нелинейное глюонное поле, этот «светящийся свет» моментально подбирает любому освободившемуся кварку антисобрата или парочку разноцветников, и чем дальше частицы друг от друга, тем сильнее их взаимное притяжение. При тех энергиях, что доступны здесь на Земле, мы можем лишь наблюдать итоги встреч и расставаний самых «ароматных» частиц во Вселенной. Однако их самих — увы, это нам пока не доступно.

— Но как же ты тогда собираешься их обнаружить?

— О, вот тут начинается самое интересное. В момент так называемого «большого взрыва» все фундаментальные частицы имели совершенно безумные, немыслимые скорости-энергии. По мере расширения и остывания нашей Вселенной сильно замедлившиеся кварки уже могли соединяться и образовывать пары-мезоны и троицы-барионы. Те мезоны конечно уже распались, а вот многие барионы до сих пор составляют бо́льшую часть природного вещества. Загвоздка же состоит в том, что по принятой сегодня теории не все кварки смогли найти себе достойную пару или двух подходящих собутыльников, поэтому они вынуждены вечно скитаться по пространству и времени. Причём, по самым скромным оценкам, их концентрация во Вселенной ничуть не уступает таковой, скажем, у золота или, например, платины.

Шура задумался, а затем решительно махнул рукой в опасной близости от своей чашки:

— Чёрт возьми, но почему же их до сих пор так никто и не обнаружил!? Ведь частица с дробным электрическим зарядом не может остаться не замеченной! Да и вероятность встречи двух или нескольких реликтовых кварков тоже не такая, блин, маленькая величина.

— Действительно. Странно, что их до сих пор не нашли.

— Странно, говоришь? Хм, по этому поводу, мой дорогой Андрей Николаевич, я тебе вот что скажу. Мы не можем их обнаружить по одной простой причине: свободные кварки вовсе не являются абсолютно свободными. Их обязательно должна окружать некая грань, некая область сингулярности, за которую не может проникнуть ни одна глюонная пара. А какие области сингулярности существуют в нашем мире? — мой друг артистично изобразил руками сжимающийся шар и вопросительно посмотрел на меня.

Подвести его было бы непростительно:

— Неужели… чёрные дыры?

— В самую точку. Только конечно не те чёрные астрообъекты, о которых пишут фантасты, а «кажущиеся черные дыры» — области времени и пространства, которые поглощают любое излучение, но не скрывают навечно информацию о поглощённой массе. Поверь, Андрей, вакуум может спонтанно создавать такие чудеса, какие мы даже представить не можем. А наличие свободного кварка легко определяется за счет излучения одного из элементов в паре кварк-антикварк, ну или одного из двуцветных глюонов. Поскольку второй элемент при определённых условиях имеет возможность проникнуть за горизонт событий сингулярной области и как бы исчезнуть для наблюдателя. И вот здесь я как раз и пытаюсь удовлетворить своё любопытство, создавая эти самые условия и становясь таким наблюдателем.

— А любопытство ты, понятное дело, удовлетворяешь за счёт государства? Как все истинные ученые?

Шурик скромно промолчал и с достоинством сложил на груди руки.

Я фыркнул и покачал головой:

— Да, серьёзно тут всё у тебя, не по-детски. Так, значит, у этой твоей установки с первого этажа главная задача состоит в том, чтобы формировать внутри себя некие «чёрные дыры»?

— Ну, не совсем так, — погрустнел остепенённый лауреат. — В принципе, это три обычных линейных ускорителя, синхронизированные особым образом. Сам понимаешь, размер имеет значение, и для настоящего эксперимента надо бы что-то типа «большого адронного коллайдера». Я, кстати, недавно обсуждал свой вопрос с ребятами в ЦЕРНе9, но там планы на годы вперёд, и мы по важности где-то в самом конце списка. А та бандура внизу… так, больше для оправдания затрат. Чтобы отработать методику, мне хватит и этой модели, — Шура указал на лабораторный стол. — Она, между прочим, действующая. Сейчас я тебе всё покажу.

Пригладив свои растрёпанные волосы, он достал из кармана флэшку, вставил её в компьютер и произвёл какие-то манипуляции с клавиатурой и мышью. Модель отозвалась негромким гудением. Глядя на мигающий красным светодиод, я слегка отодвинулся от стола.

— Слушай, а это вообще безопасно?

— Абсолютно. Вот смотри, там трансформатор, мощность у него небольшая. Насос, разгонные трубки, электромагниты, на фланце обыкновенная пузырьковая камера. Студенты мне эту хреновину собирали, ничего сложного. На слабом токе разгоняем газовую смесь и… Раз! — в попытке наглядно продемонстрировать, что и как, Шурик взмахнул рукой, задев рукавом свою чашку-миску.

Чашка перевернулась, горячий чай выплеснулся на клавиатуру…

* * *

Всё, что произошло дальше, запечатлелось в мозгу, как кадры замедленной киносъёмки:

…растерянный Шурик приподнимается со стула…

…ошмётки трансформаторных пластин пролетают над моей головой…

…дым от электрического щитка облачком поднимается к потолку…

…призрачный конус бледно-фиолетового сияния с вершиной на торце установки…

…расширяется в мою сторону…

…охватывает голову…

…в глазах вспыхивает яркая, почти нестерпимая радуга…

…сознание пытается удержать обрывок какой-то мысли…

…Мать! Мать! М…

* * *

— Докладывай, капитан. Только коротко и по существу.

— Есть, товарищ полковник. Разре…

— Без вводных.

— Понял… Итак, время события установлено с точностью до секунды. Внезапный скачок напряжения в электросети Института произошёл в 13:58:44. Запись в журнале имеется. Основные элементы защиты сработали штатно. Вся сеть переведена в автономный режим, реакторы не пострадали. В двух корпусах выведены из строя кабельные вводы, работы по их восстановлению ведутся, причины выясняются. Кроме того, служба радиационного контроля зафиксировала кратковременный и достаточно мощный импульс жёсткого электромагнитного излучения. К сожалению, или, хм, к счастью, он был настолько кратким, что по совокупности на радиационную обстановку не повлиял.

— А почему к сожалению?

— Источник обнаружить не удалось. Время формирования импульса совпало с моментом скачка напряжения. А вот до он произошёл или после, выяснить не смогли.

— Диверсия? Или попытка теракта?

— Такие версии пока не рассматриваются.

— Хорошо… Что с пострадавшими?

— Пострадал один человек, некий Фомин Андрей Николаевич, 47 лет. Вошёл на территорию института в 11:07 по приглашению компании «СтройКИТинвест». В момент происшествия находился в кабинете заведующего лабораторией №34 Синицына Александра Григорьевича. Во время опроса завлаб пребывал в шоковом состоянии, но все необходимые пояснения дал. В кабинете у него была установлена действующая модель экспериментального технического устройства СФН-12б. Скорее всего, в момент перегрузки автоматы в щитке не сработали как надо, ну и… В общем, модель полностью уничтожена. Характер разрушений частично взрывной, частично по механическим причинам, частично по причине пожара.

— Хм, а этот, как его… Фомин. Он как? Живой?

— Никаких ран или иных следов физического воздействия медики не обнаружили, однако пострадавший находился в бессознательном состоянии и его на «скорой» перевезли в Склифосовского.

— А что он делал в кабинете заведующего лабораторией?

— Пострадавший является Главным инженером строительной компании «Макстрой», выигравшей тендер на производство работ в здании лаборатории. К тому же, они с завлабом оказались… э-э… старыми знакомыми и, видимо, решили пообщаться… в неформальной, так сказать, обстановке.

— М-да. Проблема. Ну что ж. Будем проверять. И завлаба, и компанию эту строительную.

— В полном объёме?

— В том, что касается нашей епархии. И, кстати… Посторонним про импульс говорить запрещаю. Всех владеющих информацией — предупредить о неразглашении, под роспись. Паника нам не нужна. Тебе все понятно?

— Так точно. Разрешите идти?

— Иди.

— Есть.

Оглавление

Купить книгу

Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Три кварка (из 2012-го в 1982-й)» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Инженерно-технические работники.

2

Производственно-технический отдел.

3

Институт Атомной Энергии им.И.В.Курчатова.

4

Российский фонд фундаментальных исследований.

5

Отдел капитального строительства.

6

Главный инженер проекта.

7

Институт Теоретической и Экспериментальной Физики.

8

Имеется в виду «Национальный Исследовательский Центр «Курчатовский Институт».

9

ЦЕРН (CERN) — Европейская организация по ядерным исследованиям.

Вам также может быть интересно

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я