Последний романтик

Владимир Челноков (2024)

Автобиографическая книга В.Б. Челнокова рассказывает о перипетиях на жизненном пути автора, его исканиях и становлении как выдающегося инженера, непосредственно участвовавшего в работе над магнитофонами серии «Романтик», бывшими очень популярными в свое время. Издание сопровождается фотографиями из личного архива автора, что позволяет глубже проникнуть в атмосферу того времени.

3. Первые шаги

Я выполнил негласное поручение Рубинчика — потерял год, но перевёлся в политехе с электротехнического на радиотехнический факультет. На приёме у ректора М. П. Тузова мне было поставлено условие: «Сначала переведёшься на вечернее отделение радиофака, один семестр будешь работать и учиться, сдашь зимнюю сессию на хорошо и отлично. Только тогда я подпишу приказ о твоём переводе на дневное отделение радиофака».

Я дал согласие и выполнил это условие.

В январе пришёл в деканат с заявлением о переводе. Два заместителя декана стали смеяться: «Ишь чего надумал! С нашего факультета на любой другой переводят без вопроса, а перевод на радиофак с других факультетов невозможен! Ты от службы в армии откосить хочешь?»

Дело в том, что отсрочку от армейской службы имели студенты, обучающиеся на дневных отделениях.

Я в подавленном состоянии вышел из деканата и решил посоветоваться с ребятами, с которыми учился на вечернем отделении — они работали лаборантами. Андрей Першин нахмурился и сказал: «Что ты их слушаешь? Иди и всё объясни декану. Он в деканате не сидит, у него кабинет на втором этаже». Деканом радиофака был профессор Дмитрий Васильевич Агеев. Он занимался проблемами помехоустойчивости радиосвязи. Агеев выслушал меня, взял документы и пошёл к ректору. Вскоре вернулся и сказал: «Мы с ректором не возражаем против перевода тебя на дневное отделение. Оформляйся».

Со следующего семестра я влился в дневное отделение, через пять лет защитил дипломный проект и получил квалификацию радиоинженера. В те времена распределение по месту работы проходило на 4 курсе. Ты получал тему дипломного проекта и твоего руководителя. На Мызе находился крупный научно-исследовательский институт — ГНИПИ, который выполнял функцию головного предприятия радиоизмерительной отрасли. Он работает и сейчас под названием ННИПИ (Нижегородский научно-исследовательский приборостроительный институт имени А. П. Горшкова). Задачей института было проведение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по проектированию и организации выпуска радиоизмерительной аппаратуры, а также курирование предприятий, занимавшихся развитием радиоизмерительной отрасли, которые были разбросаны по всей территории СССР.

Когда подошло время моего распределения на постоянную работу, заявки от завода им. Петровского в комиссию по распределению не поступило. Я попал в число десяти счастливчиков, заявленных ГНИПИ. Руководство института назначило меня техником в отдел источников питания, предназначенный для разработки блоков питания всех приборов, создаваемых институтом, а также этот отдел решал вопросы унификации лабораторных источников питания. Тему и руководителя дипломного проекта я получил в лаборатории, специализировавшейся на разработке блоков питания приборов, создаваемых специализированными отделами.

Но тут произошла вторая знаковая встреча. В отделе организовывалась лаборатория по разработке комплекса унифицированных лабораторных источников питания, размещаемых в стандартных корпусах. Главой этой лаборатории назначили Юрия Аркадьевича Басова. Именно он предложил структуру комплекса из шестнадцати приборов — «Брикет», настоял на организации специального конструкторского бюро для проектирования приборов комплекса в едином дизайне. Встал вопрос финансирования разработки и подготовки производства комплекса. Министерство сообщило, что на эти работы средства заложены, но будут выдаваться, если головные предприятия отраслей оборонной промышленности письменно подтвердят согласие заменить свои лабораторные источники питания блоками, входящими в комплекс «Брикет». Басову был нужен помощник, он сделал выбор в мою пользу и просил моего согласия на включение в штатное расписание его лаборатории. Я ответил: «Не исключено, что будет возражать руководитель лаборатории генераторов шума, который выдал мне задание на дипломный проект. А потом, на мне висит аморалка». Дело в том, что в студенческие годы я познакомился с первой Людмилой. Мы готовились заключить брачный союз, но меня раздражало её «всепрощенчество». Иногда я срывался, дело доходило до рукоприкладства, а она мне эти безобразные поступки прощала. Спустя некоторое время судьба свела меня с другой Людмилой (3–1). Что-то подсказало мне: «Вот это моя половинка». Чтобы удержать меня, первая Людмила написала про наши отношения в «Комсомольскую правду». Редакция переслала эту жалобу в комитет комсомола ГНИПИ. Надо сказать, что в то время комсомольская организация ГНИПИ пользовалась большим авторитетом. Из трёх тысяч сотрудников института тысячу составляли комсомольцы. И вот такая незадача — меня ещё до защиты дипломного проекта пригласили на проработку в комитет комсомола.

На его заседании секретарь комитета Рубцов предложил нам с первой Людмилой помириться. Я ответил отказом. Тогда был принят второй вариант — мне объявили строгий выговор без занесения в учётную карточку и обязали наладить комсомольскую работу в отделе — к ней у комитета были серьёзные претензии.

Басов на удивление спокойно отнёсся к моим словам. Он предложил мне тщательно подготовиться к защите дипломного проекта, учитывая, что председателем экзаменационной комиссии был директор ГНИПИ А. П. Горшков. А по второму вопросу он сказал, что никакой аморалки он в моём поступке не видит — «Человек — кузнец семейного счастья, семейных отношений!» К слову, мы живём со второй Людмилой почти шестьдесят лет в дружбе между собой и семьёй сына.

После защиты диплома я стал сотрудником лаборатории Басова. Он инициировал комсомольское собрание отдела, на котором меня по его предложению избрали секретарём первичной организации. Кстати, я его не подвёл — на следующий год вошёл в состав комитета комсомола института на должность заместителя секретаря — начальника штаба комсомольского прожектора.

Но главное — стал помощником Басова по продвижению комплекса «Брикет». Сначала мы выехали в командировку по маршруту Каунас — Вильнюс — Ленинград — Москва для получения согласительных писем по актуальности и целесообразности внедрения на предприятиях оборонной промышленности комплекса «Брикет». Задача усложнялась тем, что головные предприятия главков горой стояли за свои аналоги. В отдельных случаях приходилось прибегать к хитростям. Например, никак не удавалось склонить к подписанию нужного варианта письма руководство головного предприятия главка авиационной промышленности. Я узнал, что старшим инженером отдела питания на предприятии работает С. Додик, книга которого только что вышла из печати. Встретился с Семёном Давыдовичем, расхвалил его книгу. Сработало — он пошёл к начальству и под угрозой своего увольнения подписал нужный документ. Во-вторых, препятствием в нахождении предприятий послужило «Дело Пеньковского» — предателя, сообщавшего западным спецслужбам данные о системе нашей оборонной промышленности. В связи с этим оборонные предприятия стали срочно менять адресные данные.

Несмотря на эти трудности, мы представили в министерство объемистый пакет согласительных писем, на основании которого было открыто финансирование на разработку и подготовку промышленного выпуска комплекса «Брикет». Четыре прибора комплекса я разработал как главный конструктор.

Басов давно ушёл из жизни, но я до сих пор благодарен ему за уроки, позволившие найти честные и правильные решения в различных жизненных обстоятельствах. Он с пониманием отнёсся к моему решению о переводе на завод им. Петровского, хотя знал, что в головном институте у меня начала выстраиваться карьерная лестница и как опытного специалиста головного предприятия, и как активного общественника, включённого в кадровый резерв.