Принцип Касперского: телохранитель Интернета

Владислав Дорофеев, 2011

Почти 300 миллионов пользователей Интернета сегодня защищают свои компьютеры с помощью антивирусных продуктов и технологий «Лаборатории Касперского». 80 крупнейших мировых IТ-корпораций находятся под защитой бренда Kaspersky. Среди них – Microsoft, Intel, Safenet, Check Point, IBM/Lotus, Clearswift, D-Link, Juniper, LANDesk, Netasq, ZyXEL, Cisco, Aladdin, Novell, Linux и др. Таков итог более чем двадцатилетних усилий и целеустремленного труда команды единомышленников во главе с Евгением Касперским. В офисах его транснациональной корпорации со штаб-квартирой в Москве говорят на 18 языках мира. Представительства компании расположены в 29 странах. Самый известный в мире гражданин IT-России, профессиональный криптограф и шифровальщик, выпускник элитной разведшколы, путешественник, либерал, умелый лидер, ведущий мировой эксперт в области информационной безопасности и просто удачливый человек, Евгений Касперский всегда хотел быть лучшим в своем деле. Ему, команде и компании, носящей его имя, это удалось. Как? Об этом наша книга. Для широкого круга читателей.

Глава 1

Белые камушки цели

Евгений Валентинович Касперский родился в 1965 году в Новороссийске. Его отец, Валентин Евгеньевич, был профессиональным инженером, специалистом по конструированию и запуску цементных заводов. Он дал сыну имя в честь деда Евгения Александровича, бывшего до Октябрьского переворота 1917 года крепким российским землевладельцем в Тамбовской губернии (одном из центров крестьянского восстания против большевиков), оставшегося в живых после раскулачивания и репрессий и затем погибшего в боях под Ржевом в конце 1941 года. А отец выжил чудом. В дом попала бомба, и его вынесло взрывной волной через окно.

Мать, Светлана Ивановна, урожденная Бяхова, по образованию историк-архивист, дочь талантливого журналиста, выходца с русского Севера, объехавшего всю страну в поисках сюжетов и событий. Светлана Ивановна всю жизнь работала по специальности, классифицируя и описывая архивы, дослужилась до начальника отдела кадров архивного управления при Совете министров РСФСР.

Познакомились родители Евгения в Ашхабаде, куда молодой специалист Светлана Бяхова приехала по распределению. Там Валентин Касперский, будучи в служебной командировке, занимался наладкой очередного цементного предприятия. Они поженились, и супруг перевез жену в Новороссийск. Жить там некоторое время было весьма неплохо — Брежнев город любил и паек обеспечивал по высшей категории. А потом паек сняли. Стало плохо с едой, да что там, по-настоящему голодно. Чтобы добыть пропитание, приходилось выстаивать в огромных унизительных очередях. Вдобавок начались пылевые бури. Народ начал оттуда отъезжать. Не выдержали и Касперские, переехали в Подмосковье.

По рассказам матери, отец очень любил Евгения, но решения: что делать, как делать — чаще приходилось принимать ей. Светлана Ивановна: «Маленький был общительный, глазки были яркие, голубые, мальчик толстенький, кожа хорошая такая, розовенькая, еще на коляске, еще не ходил, а он со всеми пытался заговаривать, чтобы на него обратили внимание, на всех смотрел… А потом, уже когда стал немного старше, приходит ко мне подруга, с собакой, он к собаке подходит и говорит: “Я — Женя Касперский, а тебя как звать?” И ждет, когда она ему ответит. Каждая жизнь интересна ему была».

Говорит Евгений: «Однажды мне родители сдуру дали попробовать пива, мне было три-четыре года. Короче, я завелся на этот напиток со страшной силой. Я устраивал истерику, когда видел бочку с пивом: папа там, мама, — пива хочу, и все тут. Все вокруг веселились, а папе и маме становилось немножко стыдно за такое поведение маленького ребенка. Меня к врачу повели, врач сказал, что ребенку нужны дрожжи, ему почему-то хочется дрожжей. Замените квасом. Произошла подмена, которой я и не заметил. Это мне рассказывали, я, конечно, сам не помню. А вот как я просил у одной нашей знакомой пива, хотя это был квас, я уже помню.

Я пошел в школу с шести лет. Всегда был в среде людей старше на год, на полгода. Окружающие были сильнее, опытнее, мне приходилось за ними тянуться. Потом меня родители по ошибке запихнули в вечернюю математическую школу на год раньше, чем нужно. То есть мне постоянно приходилось делать усилия», — отвечает Евгений Касперский на вопрос: откуда в нем постоянное стремление развиваться.

В средней школе № 3 имени Гастелло в подмосковном поселке Хлебниково Евгений проучился до четвертого класса. Жила семья Касперских в бараке с провисшими потолками, построенном в тридцатые годы. В 1974 году барак сгорел.

Вот как о пожаре вспоминает Евгений: «Страшно не было. Это было больше удивление. Причем он горел, когда была температура за 40. Зима, февраль. Было здорово».

Касперским как погорельцам выдали квартиру в Долгопрудном. Окружение, в которое попала семья на новом месте, оказалось разнородным, поскольку поселились они не в академической части города (хотя там находится один из престижных институтов — МФТИ), а скорее в пролетарской.

Светлана Ивановна вспоминает, как после второго класса сын гостил у бабушки в Новороссийске. Бабушка уже не могла уделять много внимания внуку, так как часто болела. Так вот, в одно утро восьмилетний Женя просто встал пораньше, пошел и записался в городской пионерский лагерь: там их с утра чему-то учили, а после обеда отпускали по домам. Затем Евгений обедал и после обеда уходил в читальный зал.

Из новороссийских детских воспоминаний Евгения — «Пепси-кола»: именно в Новороссийске был построен первый в СССР завод по производству американского напитка. «У меня фотографии есть улицы, где я стою, улица Коммунистическая, дом 58. Перед уходом на пляж мне давали денежку, условный рубль, там чего-нибудь перекусить, и по дороге я выпивал из пивной поллитровой кружки пол-литра пепси-колы. Это был город пепси-колы. И поезд “Москва–Новороссийск”, вернее, “Новороссийск–Москва”, был одним из самых блатных, потому что проводницы в своем купе ящиками везли пепси-колу в Москву».

Мама Евгения утверждает, что в самом нежном возрасте ее сын был образцом идеального ребенка. Не было ни проблем занять его чем-то, ни особых капризов, только понимание и управляемость. Сложности, по ее словам, начались несколько позже.

Говорит Евгений: «В детстве очень хотелось денег, я почему-то их любил. Я был совсем маленьким пацаненком, нарыл какие-то белые камушки и думал: в школу пойду, буду камешки продавать. Потом мы играли на деньги во всякие трясучки-липучки — я выигрывал».

Светлана Ивановна вспоминает неудавшуюся порку сына: «Я была на работе, он ушел от бабушки, прихожу с работы, уже поздно, а он где-то гуляет. Является. Я его долго пытала и просила определить меру наказания. Ну, поставила вопрос: чего ты заслуживаешь за свое поведение? Он мне честно сказал: “Порки“. Я говорю: тогда ложись. Но не смогла, мне его жалко стало».

Однако словами, по выражению матери, «били сына нещадно»: «К какому-то съезду мы с ним написали соцобязательства: по поведению, по распорядку дня. Вот там какие-то были колебания, но неделю висело и выполнялось. Выполнял и отчитывался. Я в восемь утра уходила из дома, в восемь вечера приходила с работы, проверяла уроки и выслушивала отчет о прожитом дне».

По мнению Евгения, он был разболтанным мальчиком. Хотя и он вспоминает, что всегда был занят: то составлением кроссвордов, то «Монополией», вернее, аналогом этой игры, который он смастерил для себя по образцу оригинала. А увлекшись байдарками, самостоятельно делал их из брезента, шил рюкзаки и спальные мешки. Любил посещать и яхт-клуб, где их учили шлифовать, красить корпус, поднимать парус, давали даже поплавать под парусом.

Мама Евгения вспоминает: «Вообще-то в школьные годы я не помню его ничего не делающим. Он всегда был занят чем-то, не всегда полезным, но простого валяния на диване не было».

Уже в тот период оформилась склонность Евгения к лидерству: он всегда был инициатором походов и мероприятий, собирал вокруг себя сверстников. Светлана Ивановна вспоминает, как еще в период начальной школы сын принялся читать новую книжку пришедшим к нему в гости мальчишкам. Потом она на что-то отвлеклась, а когда вернулась в комнату, увидела Евгения на маленькой скамеечке продолжающим читать вслух мальчишкам, которые «залезли под стол и рубились в дурака».

По мнению матери, в таких ситуациях формировалось важнейшее свойство характера сына: «Он — вожак. Он прет и ведет. Он может чего-то не знать где-то… Но он все равно прет и ведет».

О том периоде у Касперского сохранилось другое важное воспоминание: «Я иногда просто чувствую, что мне что-то нужно, и когда меня в четвертом классе распределили в группу немецкого языка, я плакал и просился в английскую. Почему, не знаю. Но это факт. Я считал, что мне нужно изучать английский».

В какой-то момент Светлана Ивановна поняла, что сын растет другим человеком, чем она. В пятом классе, прочитав «Старосветских помещиков» Гоголя, Евгений вдруг заплакал от жалости к героям. «Поскольку мне лично в школе вдалбливали, что это мещанство, то я о тонких струнах человеческой души, читая Гоголя, даже и не думала. И вдруг я, взрослая, уже его глазами посмотрела на эти вещи», — рассказывала мама. Так она впервые увидела, что сын думает и чувствует иначе, что у него иное мировосприятие.

В шестом классе мать Евгения обратила внимание, что у него падают «производственные показатели». Разумеется, она занималась сыном по мере возможности, но нужно учесть, что одна только дорога на работу в Москву и обратно отнимала у нее четыре часа. Однако с определенного момента стала пристальней присматриваться к сыну.

По словам Евгения: «Мама увидела, что я начинаю плохо учиться, стала интересоваться, что мне интересно. И вдруг обнаружила, что математика и физика. Начала мне подсовывать литературу, задачки, занималась со мной и как-то развивала мой интерес. В чем преуспела».

В шестом-восьмом классах Женя был постоянным корреспондентом математического журнала для школьников «Квант». «Очень часто становился призером, его имя регулярно публиковалось как успешно решившего задания журнала», — вспоминает мама героя, по мнению которой, именно аналитические способности сына, его умение мыслить логически предопредели его судьбу.

Евгений тогда уже ходил в вечернюю физико-математическую школу при МФТИ: «Когда мои одноклассники фарцовали в районе Красной площади, выменивали жвачку на значки комсомольские и пионерские, я им решал домашние задания за ту же самую жвачку. Уже было понятно, что мне это нравится. И когда была математика, физика, я там был звездой. Был однажды изгнан с урока физики за то, что своему соседу по парте объяснял, как теорему Пифагора доказать двадцатью разными способами. Когда меня выгоняли из класса, я гордо заявил учительнице: то, что вы преподаете, я знаю лучше вас. Во-первых, я был достаточно подкованным ребенком, а во-вторых, очень наглым. И тогда у меня произошло следующее событие. Я занял второе место на математической олимпиаде в Долгопрудном, при этом мама меня вытолкала с температурой, за что маме большое спасибо».

Светлана Ивановна отчетливо помнит этот переломный момент. Ей было жалко больного сына, но, видимо, интуитивно почувствовав судьбоносносность ситуации, она «подняла его с кровати, одела и сказала: вперед». Иначе, мол, подведет школу и товарищей.

До сих пор она переживает свое решение, внешне безжалостное и циничное по отношению к сыну, даже в лице меняется, вспоминая тот день: «Вот хирург, он добрый или он злой? Что такое добро? Когда ребенку ути-ути-ути, потакая всем его капризам и слабостям, или когда он знает от родителей и на примере родителей, куда идти, что делать, как преодолевать трудности?»

Скорее всего, это был поступок, определивший судьбу Евгения Касперского. Не случайно ведь и он помнит: «Я с температурой пошел на эту олимпиаду и занял там второе место. А потом мне пришло приглашение на собеседование в физмат-интернат. Вот оттуда все и началось. Там все и продолжилось. И вот тогда мне нужно было принять решение, потому что одновременно с увлечением математикой у меня было увлечение яхт-клубом, где я показывал неплохие результаты, и в десятку лучших в юношеских соревнованиях входил. И у меня был вопрос: либо я занимаюсь яхтами, либо я иду в физматшколу, потому что было очевидно, что эти два занятия никак не пересекаются. Либо одно, либо другое, совместить невозможно».

По словам Светланы Ивановны, одной из причин отправки сына в школу-интернат «была необходимость смены его информационно-интеллектуального окружения, создания соответствующей среды для обучения. Жалко, конечно, было и больно. Переживала, как же не переживала. Но, наверное, я прагматик. Я решила, что ему так лучше».

Этот выбор стал еще одной знаковой ступенью в жизни Евгения. И это был последний раз, когда мать кардинально повлияла на выбор сына. Школа-интернат им. А. Н. Колмогорова при МГУ им. М. В. Ломоносова, в которой наш герой учился в 1980–1982 годах, представляла собой заведение, где жили и учились точным наукам одаренные дети, собранные на конкурсной основе по всему СССР. Его создал в 1963 году крупнейший российский математик Андрей Николаевич Колмогоров, автор фундаментальных работ практически во всех областях математики и классической механики, прикладных работ по геологии, биологии, генетике, металлургии и теории стрельбы. Благодаря его вычислениям советские зенитчики смогли отстоять московское и ленинградское небо во время войны.

Главная особенность школы — развитие творческого начала и углубленное изучение математики и физики. Интернат Евгений вспоминает как место, где прошли его «счастливые студенческие годы». «Это был восьмидесятый год. Как раз после Олимпиады. Помню новую мебель из Олимпийской деревни. Тогда я принимал решение, куда мне идти. И я пошел учить математику. У нас было шесть дней занятий. Но по субботам была дискотека, поэтому я если приезжал домой, то на день, на воскресенье. То есть дома не ночевал. И можно сказать, что я ушел из дома, и все. Больше уже не возвратился. И с мамой своей общался потом лишь периодически. Физматинтернат — одно из самых интереснейших мест, в которых я побывал в своем детстве и юности и вообще в жизни. Это, наверное, было самое счастливое время. Там было очень здорово. Шесть дней в неделю занятия. Контроль за детьми не очень большой. Но при этом дети учились, потому что выгоняли оттуда нещадно — и со слезами на глазах, поэтому в общем-то учились. Причем учились так искренне. Я уже тогда понимал, что лучше не будет ни-ког-да. Там был очень высокий общий интеллектуальный уровень — мозги “зашкаливало”. В интернате царила полная демократия. Все на равных. Так что вундеркиндом я себя не ощущал — там все были вундеркинды. Для полноты счастья не хватало лишь общества девочек, гормоны-то уже начали играть».

В интернате формируется костяк основателей будущей команды «Лаборатории Касперского» (история свершается незаметно): с Алексеем Де-Мондериком (или Графом), например, Касперский пил пиво на берегах речки Сетуни во время учебы в этом самом интернате (к слову, за распитие спиртных напитков, даже вне территории интерната, отчисляли). Учились они в разных классах, но подружились в читальном зале, на почве любви к книгам. Впоследствии они вместе будут писать коды и разрабатывать движки к антивирусам, затем станут совладельцами крупнейшей в мире антивирусной компании.

По сложившейся традиции, в том же самом интернате люди в форме присматривали будущие кадры для «оборонки». Они говорили и с Евгением Касперским, и тот начал думать, в каком же направлении развиваться дальше, в какой институт поступать. Выбор был между МФТИ, МГУ и школой КГБ.

Евгений всегда был политически апатичен, но когда стало ясно, что без комсомольского билета он не поступит ни в один институт, заявление в комсомол он написал. Мать Евгения рассчитывала, что сын выберет физический факультет университета или МИФИ. Однако мысль о МИФИ Евгений Касперский отбросил после того, как побывал в тамошнем общежитии и увидел гору пустых бутылок на балконе. Аналогичную картину он наблюдал и в МФТИ, и в МГУ. И хотя Евгений не ханжа и не прочь выпить с друзьями, но тогда ему хотелось жесткой дисциплины: чувствовал, что ему самому ее недостает.

Вот как он сам объясняет решение, которое особенно не понравилось его родственникам со стороны отца, еще помнившим времена репрессий: «Когда я заканчивал, вернее, в последний год интерната, я был раздолбаем страшным, но все-таки был ответственным мальчиком. Я понимал, что мне в дальнейшем предстоит какая-то жизнь и надо что-то для этого делать. Был баланс раздолбайства и чувства ответственности. Я понимал, что надо готовиться к тому, чтобы поступать куда-то. Не в том дело, что я армии боялся, я про армию даже не думал тогда, такого варианта вообще не было. То, что я должен куда-то поступить, — это было просто как аксиома. И я стал искать учебное заведение, куда мне хочется пойти учиться. Имелись варианты, но не так много. Я съездил на физтех, съездил в университет и понял, что там сопьюсь. Физтех мне не очень понравился, я приехал туда, попил пива с ребятами, я приехал в универ, попил там пива с ребятами, посмотрел и остановил свой выбор на высшей школе, потому что оттуда приезжало два кадровика (а из университета и физтеха раз в полгода какие-то ребята появлялись и говорили: приходите к нам, приходите к нам). А эти, военные, приезжали раз в неделю, два подполковника, один математик — веселый такой, задорный. Хороший. А другой — серьезный, он собирал анкеты, все проверял, что-то делал. Я посмотрел-посмотрел и решил, что для меня эта форма окажется самым оптимальным вариантом, чтобы дурь выбить из башки».

В итоге выбор был сделан: Евгений принял приглашение вербовщиков, офицеров-математиков, поступать в «Высшую краснознаменную ордена Октябрьской революции школу КГБ СССР имени Феликса Эдмундовича Дзержинского» (сейчас Академия ФСБ России). Там, на «Четвертом факультете» (ныне — Институт криптографии, связи и информатики ФСБ РФ (ИКСИ)), его научили «вкалывать по полной программе».

Касперский: «Сначала — полуказарма, общага, но без свободного выхода. Но это было на первом курсе только, потом уже делай все, что хочешь, живи где хочешь».

Даже после сильной подготовки по математике высшая алгебра и криптография давались Евгению нелегко, он и сам признает, что поначалу «не потянул». Однако довольно скоро понял: «Самое сложное в криптографии — придумать алгоритм, а затем доказать, что он не поддается взлому. Людей, которые умеют это делать, не так много в мире.

Я знаю случаи, когда люди сходили с ума в попытках понять азы криптографии. Но чтобы получить нормального криптографа, нужно обучить сотню лоботрясов. Я оказался лоботрясом по большому счету. Потому что учился я хорошо, по некоторым предметам — очень хорошо, по программированию мне просто автоматом ставили. Любил я это дело. Я думаю, это одна из сильнейших математических школ России, а может быть, и мира. У нас там были преподаватели военные, самого высокого уровня, с публикациями и с международным признанием, и из универа, московского универа, с мехмата преподаватели. И дрючили нас как следует. Мотивация была очень простая — не сдал экзамен, тебя тут же: сапоги — и в армию. Автоматом. Было так: если ты там полгода отучился, то полтора года дослуживаешь. Год — год дослуживаешь, 4 года — полгода дослуживаешь. Нормально. Мозги прочистил, очень хорошо. В большом напряжении был, спать иногда приходилось мало. Отучился, домой вернулся — забылся. Очнулся — в метро, и в 8.40 нужно быть на построении на плацу. Тогда развилась способность работать много, тяжело. Именно добиваться результата, скорее всего, это все-таки ВШ (школа КГБ. — Авт.). Конечно, и мама, и интернат, но в основном ВШ: работать, работать и работать. А на старших курсах уже я влюбился в ЭВМ».

Там же и тогда же он выучил английский, который теперь стал его основным языком. И не только потому, что даже в центральной московской штаб-квартире «Лаборатории Касперского» английский является рабочим языком: основатель компании большую часть времени мотается по свету, где, соответственно, общается со своими подчиненными по-английски.

«Английский я учил по “Пинк Флойд” и битлам. Просто брал текст, брал уши, брал перевод, писал переводы и просто запоминал тексты и переводы. А “Стенку” “Пинк Флойд”, два диска, слушал в карауле, на боевом дежурстве».

Надо сказать, что занятия математикой и криптографией научили Евгения многому. И рациональному осмыслению страстей: любви и страха. Обязательное качество успешного бизнесмена — уметь справиться со страстями, если они мешают достижению результата.

Вот как Касперский вспоминает свою первую любовную историю: «Даже первая любовь не была потрясением. Когда я понял, что она абсолютная дура, я заставил себя ее разлюбить».

А мама вспоминает: «Однажды Женька шел с сыном моей соседки и на них напали, и он сумел при помощи слов проблему решить, то есть у них не отняли сумки и не поколотили. Ему уже было лет 18–19. Он умел конфликтные ситуации гасить».

В 1987 году Евгений окончил школу КГБ где помимо математики и криптографии изучал компьютерные технологии, и получил специальность инженера-математика. Еще до окончания учебы умер его отец, который к тому моменту несколько лет жил отдельно.

На время окончания учебы приходится встреча Евгения с его первой женой Натальей Ивановной Штуцер. После получения в 1987 году лейтенантских погон Евгений Касперский женился. Дом, куда он пришел жить после свадьбы, собрал под своей крышей три поколения. Там жили и родители Натальи, и ее бабушка.