Знаки иного мира. Русское спиритуалистическое движение второй половины XIX – начала XX века

Владислав Раздъяконов (2024)

Русский спиритуализм был заметным и уникальным религиозным движением на рубеже XIX–XX веков. Его адепты мыслили себя научным авангардом, стремящимся заглянуть туда, куда еще не могла или не смела заглянуть академическая наука. Они поставили перед собой цель, от достижения которой наука отказалась: доказать, что между земным и духовным мирами существует связь. Книга В. Раздъяконова исследует историю русского спиритуализма, помещая его в мировой контекст и в то же время рассматривая движение как целостный религиозный феномен отечественной культуры второй половины XIX — начала XX века. Автор вводит в научный оборот исторические материалы, позволяющие составить представление о повседневных спиритуалистических практиках, отношениях между разными группами и многообразии спиритуалистических учений. Владислав Раздъяконов — доктор философских наук, профессор кафедры истории религий Центра изучения религий РГГУ.

Введение

В настоящем исследовании спиритуализм рассматривается как религиозное движение, возникшее во второй половине XIX столетия и получившее распространение в странах Европы, США и России. Спиритуализм правильно характеризовать именно как движение, во-первых, потому, что с идеологической точки зрения взгляды спиритуалистов по религиозным вопросам сильно различались, а во-вторых, потому, что с социальной точки зрения спиритуализм существовал в виде разрозненных закрытых и полузакрытых религиозных объединений. Несмотря на широкое религиозное и социальное многообразие спиритуализма, по мере знакомства с текстами спиритуалистов можно, на мой взгляд, выделить три его ключевые идеи. Во-первых, спиритуалисты полагали, что человек переживает уничтожение его физического тела. Этот универсальный религиозный тезис был особенно важен для спиритуалистов, многие из которых стремились отстоять представление о бессмертии души в свете его материалистической критики. Во-вторых, они утверждали, что человек после смерти сохраняет способность к развитию, выступая в роли активного участника эволюционного процесса. В-третьих, они верили в то, что с умершими людьми можно вступить в коммуникацию, благодаря которой возможно нравственное и духовное совершенствование человека и человечества. Благодаря этим идеям спиритуализм сначала для его современников, а впоследствии и для академических исследователей стал распознаваемым религиозным движением второй половины XIX столетия.

Появившись в России в середине XIX века, спиритуализм сыграл существенную роль в истории русской культуры той эпохи. Настоящая книга является первым монографическим исследованием этого движения на отечественной почве, проясняющим его историю и ставящим вопрос о характере его отношений с другими значимыми религиозными движениями. Как смеет надеяться автор, книга сможет продемонстрировать читателю важность спиритуализма для русской культуры и будет способствовать лучшему осмыслению современной исторической наукой характерного для многих известных лиц той эпохи увлечения спиритуалистическими идеями и практиками. Ставя в фокус внимания религиоведческую специфику спиритуализма, автор исследования стремится раскрыть его типологическую вариативность на русской почве и многообразие спиритуалистических религиозно-философских представлений.

«Спиритуализм» и «спиритизм» как категории исследования

В современной академической историографии о спиритуализме как религиозном движении говорят две исследовательские традиции — англо-американская и континентальная. Эти традиции различно называют рассматриваемое в настоящей книге религиозное движение: англо-американская история религий использует для обозначения движения слово «спиритуализм»; континентальная история религий, в том числе подавляющее большинство русскоязычных исследований, предпочитает пользоваться словом «спиритизм». Историографическое различие оформилось во второй половине XIX столетия под влиянием разных факторов, прежде всего в связи с ориентацией академических исследований на разные спиритуалистические течения. Англо-американские исследователи были ориентированы на англо-американский спиритуализм, а континентальные — на отдельное, изначально по преимуществу французское течение спиритуализма, получившее широкое распространение в Европе под именем «спиритизм».

Для цели настоящего исследования представляется целесообразным следовать англо-американской историографической традиции. Категория «спиритуализм» будет использована для обозначения всего многообразия религиозных учений спиритуалистов, категория «спиритизм» — указывать на определенное течение внутри широкого спиритуалистического движения, восходящего к деятельности его основателя и автора неологизма «спиритизм» Ипполита Денизара Ривайля (псевдоним — Аллан Кардек). Выбор англо-американской традиции обусловлен, во-первых, требованием классификации религиозных учений: «спиритизм» как особого рода учение являлся одним из многих спиритуалистических учений. Использование понятия «спиритуализм» как видового понятия позволяет избежать ошибки смешения конкретного религиозно-философского учения и иных спиритуалистических учений. Кроме того, хотя по вопросу о самоназвании среди русских спиритуалистов не сложилось окончательного консенсуса, некоторые известные русские спиритуалисты — по ряду причин, обсуждающихся в первой части настоящего исследования, — предпочитали действовать под эгидой «спиритуализма».

Во-вторых, такой подход позволяет проблематизировать сложившееся в отечественной историографии отношение к «спиритизму» как лишенной философского измерения магической практике. С точки зрения истории философии религиозные идеи русского спиритуализма можно рассматривать в их сопоставлении с проблематикой философского спиритуализма. Известно, что русские спиритуалисты, прежде всего А. Н. Аксаков (через В. С. Соловьева) и П. А. Чистяков (через Л. М. Лопатина), стремились к сближению с традицией русской религиозной философии. Хотя в настоящей книге этот вопрос специально не проговаривается, — на мой взгляд, некоторые представители отечественного философского спиритуализма и некоторые спиритуалисты, верившие в возможность общения с духами, были наследниками общей христианской метафизической традиции, боровшейся во второй половине XIX столетия с материализмом и пантеизмом.

В-третьих, понятие «спиритуализм» позволяет указать на ограниченность характерной для отечественной историографии «позитивистской» и «материалистической» трактовки «спиритизма». К примеру, находясь под влиянием такой интерпретации, Н. А. Богомолов приходил к выводу о том, что

спиритизм был увлечением преимущественно московским, тогда как для Петербурга было гораздо более характерно желание подставить на место спиритизма, понимавшегося как позитивистский способ общения с потусторонним, какую-либо форму мистицизма, как собственно православного, так и иноконфессионального или вообще внеконфессионального^[2].

Вследствие этой «позитивистской» интерпретации в русской историографии сложилось мнение о спиритуализме как о движении, чьи участники стремились исключительно эмпирически доказать существование души и духов. В настоящем исследовании я стремлюсь показать, что такое «эмпирическое», «материалистическое» понимание спиритуализма, восходящее в американской историографии к работе Лоуренса Мура^[3], значительно упрощает позицию самих спиритуалистов, которые под влиянием внешних культурных факторов перешли к концу XIX столетия к идеалистическим трактовкам духовного общения. Многие русские спиритуалисты, в том числе и московские, считали себя мистиками и не согласились бы с подобным различением «мистицизма» и «спиритизма».

«Оккультизм» и «мистицизм» как категории исследования

В отечественной и зарубежной историографии «спиритуализм» часто подводят под категорию оккультизма, рассматривая его как одно из оккультных учений^[4]. Такое сближение обычно предполагает, что решающее влияние на формирование «спиритуализма» оказала наука и что, в принципе, спиритуализм может рассматриваться как разновидность «научной религии»^[5]. С теоретической точки зрения спиритуализм может быть подведен под некоторые общие определения оккультизма, например — Воутера Ханеграафа: «Все попытки эзотериков либо прийти к соглашению с расколдованным миром, либо попытки всех людей найти смысл в эзотеризме с точки зрения расколдованного секулярного мира»^[6]. Также спиритуализм можно признать оккультным учением, если определять оккультизм через понятие не признанной наукой «практики»^[7], поскольку спиритуалисты регулярно ставили вопрос о необходимости правильных условий для успешного духовного общения, предлагая различные руководства и правила организации сеансов.

В этой книге категории «спиритуализм» и «оккультизм» будут по преимуществу употребляться для обозначения двух различных религиозно-философских движений. К категории «оккультизм» — с теоретической точки зрения — будут отнесены учения, претендующие на выражение доктрины «оккультной философии», которая, согласно вере ее последователей, существовала в глубокой древности и сохранилась до наших дней. Подобного рода воззрения развивались в двух популярных оккультных течениях XIX столетия — мартинизме и теософии, с которыми спиритуалисты находились в сложных, зачастую конфликтных отношениях. Мне кажется правильным при изучении религиозного многообразия спиритуализма говорить об «оккультном спиритуализме», к которому нужно отнести спиритуалистов, интересовавшихся «оккультными науками» и «оккультной философией».

Категория «мистицизма» также неоднократно прилагалась исследователями к спиритуалистическому движению^[8]. Их мнение в этом вопросе представляется мне вполне здравым — спиритуализм можно определить как мистическое учение, утверждавшее возможность коммуникации с миром духов при помощи медиумов и автоматического письма, а также иными известными истории религии способами, например при помощи магнетического транса и сновидения. Сами спиритуалисты, в принципе, соглашались с таким определением, зачастую ставя под сомнение религиозный статус «спиритуализма»: «Можно сказать, что все нехристианские религии заключают в себе мистическое начало, но сказать, что мистицизм религиозен, нет никакой логической причины»^[9]. Подобное различение мистицизма и религии было вызвано желанием некоторых русских спиритуалистов подчеркнуть значение христианства как уникального религиозного учения. В настоящем исследовании «мистицизм», под которым понимается особый психологический опыт, интерпретируемый человеком как опыт его взаимодействия с недоступными научному познанию аспектами реальности и частями космоса^[10], рассматривается как значимая часть религии.

Академические исследования спиритуализма

С момента появления спиритуализма в 1848 году новое религиозное движение начало привлекать внимание различных академических исследователей. В большинстве случаев лица, не связанные со спиритуализмом, относились к нему критически, определяя его, с одной стороны, как «рецидив» и «пережиток» старых религиозных — «анимистических» — представлений, с другой — видя в нем явление патологии психики. Во многих сочинениях по антропологии, психологии и философии второй половины XIX столетия спиритуализм подводили под категорию «суеверия»^[11]. Представители естественных наук, которые сами не являлись спиритуалистами, стремились опровергнуть онтологические и эпистемологические претензии спиритуализма.

Первые значимые для современной историографии труды по истории и практике спиритуализма появляются в 1970-е годы — время, когда многие традиционные нарративы о прошлом, в том числе о конфликтных отношениях науки и религии, были поставлены под сомнение академическими исследователями^[12]. С тех пор спиритуализм как историко-культурный феномен неоднократно становился предметом изучения в зарубежной исследовательской литературе^[13]. Можно выделить два магистральных направления изучения спиритуализма как исторического феномена — универсалистское и историко-культурное.

Универсалистское направление изучает спиритуализм в широком контексте истории религиозных идей и практик и предполагает использование сравнительного метода. Сравнительной метод может использоваться в рамках междисциплинарного научно-исследовательского поля «possession studies» («исследования одержимости»), в фокусе внимания которого находится феномен «одержимости» в исторической, антропологической и психологической перспективах^[14]. Историко-культурное направление рассматривает спиритуализм в большинстве случаев как феномен европейской и американской культуры второй половины XIX — начала XX века^[15]. В настоящем исследовании принимаются во внимание следующие концептуальные подходы, сформировавшиеся в рамках историко-культурного направления исследований спиритуализма.

Спиритуализм и история христианства. В рамках этого подхода спиритуализм обычно рассматривается в связи с соотношением его доктрин и практик с христианскими учениями и практиками. Например, спиритуализм иногда определяют как феномен, свидетельствующий о либерализации христианства, и ставят его в один ряд с такими религиозными движениями, как унитаризм и универсализм^[16]. Многие спиритуалисты, о которых пойдет речь на страницах этой книги, сохраняли христианскую идентичность, вырабатывая оригинальный взгляд на соотношение христианства и спиритуализма, в том числе в контексте жесткой критики спиритуалистических практик и учений со стороны христианских церквей. Следует отдельно отметить сочинения, в которых некоторое внимание уделено теологической специфике учений различных направлений спиритуализма^[17]. Зарубежные исследователи, основываясь на доступных им материалах, стремятся определить логику развития национального спиритуалистического движения, его основные религиозные идеи и практики в христианском контексте^[18]. В отечественном контексте лишь недавно появились сочинения молодых исследователей, в которых спиритуализм рассматривается как самостоятельное религиозное движение^[19].

В рамках этого подхода спиритуализм может считаться феноменом модернизации европейской культуры, свидетельствующим о «кризисе викторианской веры»^[20]. В качестве причины «кризиса» указывают на распространение массового образования, утверждение новой газетной и журнальной медиакультуры, внедрение новых технологий и обретение наукой публичного экспертного статуса. Процесс модернизации обычно связывают с процессом секуляризации и, соответственно, определяют спиритуализм как одно из его амбивалентных проявлений, стремившихся обосновать религиозные убеждения при помощи научных методов. Как мне видится вследствие знакомства с материалами отечественного спиритуализма, интерес спиритуалистов к медиумизму имел двоякую природу: с одной стороны, он действительно был связан в некоторых случаях с сомнениями в реальности будущей жизни, с другой же — был продиктован духом эпохи, требовавшим проверять свидетельства, перед тем как признать их истинность^[21].

Спиритуализм и история эзотеризма. В современной академической историографии спиритуализм характеризуют как «оккультно-мистическое» знание и подводят его под категорию «оккультное учение»^[22]. Академические исследования эзотеризма составляют отдельную область научных исследований, в которой сделано немало открытий, углубляющих понимание культуры второй половины XIX — начала XX века^[23]. Единственное целостное исследование, посвященное оккультным учениям в России начала XX века, в том числе спиритуализму, имеет своей целью познакомить западного читателя с неизвестной ему тематикой и сосредоточено на описании внешних «культурных» форм спиритуализма^[24]. Этот подход представляется особенно важным ввиду сложности определения христианского спиритуализма как «пограничного» феномена, с одной стороны, опирающегося на идеи христианской теологии, с другой — находящегося в диалоге с эзотерическими учениями эпохи.

Спиритуализм и социальное изменение. Спиритуализм рассматривается как одно из реформационных движений, стремившихся во второй половине XIX века к переустройству социальной, экономической и политической составляющих европейской культуры. Среди таких социальных движений обычно указывают на социалистическое и, шире, коммунитарное движение за права женщин; аболиционизм и вегетарианство^[25]. В рамках этого подхода особо подчеркивается демократическая природа спиритуализма, обусловленная симпатией его ключевых авторитетов к идеям социального утопизма. Некоторые исследователи считают, что спиритуализм предоставлял альтернативную христианству сакральную санкцию требованиям социальной реформы. Другие исследователи, указывая на антропологию и теологию спиритуалистов, подмечают его консерватизм — спиритуализм давал возможность примирить различные противоположности, в том числе классовые противоречия, в рамках единой концепции духовной иерархии^[26]. Настоящее исследование призвано в первую очередь продемонстрировать консервативную тенденцию в русском спиритуализме^[27].

Спиритуализм и гендерные исследования. Спиритуалистические практики рассматриваются через призмы социальной и политической теории как средства конструирования женской идентичности в целом, в ее взаимосвязи с различными аспектами европейской культуры^[28]. Интерес исследователей обусловлен известным фактом — подавляющее большинство медиумов были женщинами, что, впрочем, в целом характерно для медиумических практик в большинстве культур^[29]. Спиритуализм может определяться как средство женской эмансипации и сопротивления ожиданиям общества в рамках широкого демократического движения, боровшегося с гендерной, социальной и расовой дискриминацией. Кроме того, исследуется конструирование спиритуалистами мужского авторитета, а также роль и значение мужчин-медиумов в формировании спиритуалистической повестки^[30]. Отдельного упоминания заслуживают редкие исследования, посвященные отечественным спиритуалисткам^[31], многие из которых имели высокий авторитет в отечественном спиритуалистическом движении.

Спиритуализм и история науки. Вопрос о соотношении научного и религиозного миросозерцаний стал в XIX веке предметом широкого публичного обсуждения, многие философы, теологи и ученые стремились доказать ошибочность популярного мнения об их принципиальной несовместимости. Спиритуалисты считали, что их исследования и практика являются средством разрешения этого, с их точки зрения, кажущегося конфликта науки и религии. В спиритуалистическом движении принимали участие знаменитые ученые, стремившиеся доказать существование человека после смерти физического тела. В зарубежной историографии представлены многочисленные исторические исследования, из которых имеет смысл указать лишь на известные монографии, затрагивающие теоретические и практические вопросы из истории физики, биологии и психологии^[32]. Отечественный материал также в той или иной степени был изучен отечественными и зарубежными учеными^[33]. В настоящем исследовании поднимается вопрос о содержании и историко-религиозной специфике отечественного спиритуалистического синтеза науки и религии, являющегося одной из попыток выработки цельного миросозерцания во второй половине XIX — начале XX века^[34].

Спиритуализм и история философии. Хотя с точки зрения истории философии спиритуализм вряд ли внес сколь-либо значимый вклад в ее проблематику, сами спиритуалисты апеллировали к сочинениям философов, признававших явления так называемого «животного магнетизма» и тем самым, по мнению спиритуалистов, легитимировавших их исследование. Среди философов ключевое значение для спиритуалистов имели Иммануил Кант (учение о «вещи в себе»), Артур Шопенгауэр (учение о воле) и Георг Гегель (учение об эволюции духа), чьи воззрения, будучи истолкованы спиритуалистами, оказали влияние на историософские концепции последних. В более позднее время спиритуалисты обращались к трудам представителей направления философии жизни, например к Анри Бергсону. Историко-философский контекст религиозного движения спиритуализма недостаточно разработан в зарубежной историографии, по-видимому из-за чрезмерного сближения философии и науки в рамках научно-исследовательских программ, которым симпатизировали сторонники защиты идеи индивидуального бессмертия. В отечественной историографии в целом сохраняется подобное отношение к изучению отношений между спиритуализмом и русской философией за важным исключением творческого наследия В. С. Соловьева^[35].

Спиритуализм и история литературы. В рамках подхода рассматриваются литературные репрезентации спиритуализма и отношение к нему крупных писателей и поэтов второй половины XIX — начала XX века^[36]. В меньшей степени заслужил внимание исследователей специфический популярный литературный жанр оккультного романа, который использовали спиритуалисты и оккультисты, для того чтобы донести свои идеи до широкой публики^[37]. Исследователи, работающие с этим контекстом спиритуализма, также проблематизируют сложное отношение между фантастическим и научным, проведением границ между которыми были озабочены не только ученые, но и авторы художественных произведений^[38]. Основоположником современного изучения отечественного спиритуализма можно назвать Илью Юрьевича Виницкого, опубликовавшего статьи, в которых затрагиваются отдельные события из истории русского спиритуализма^[39]. Основной предмет монографического исследования И. Ю. Виницкого — репрезентации спиритуализма и, шире, «духа» в отечественной художественной литературе (В. А. Жуковский, Ф. М. Достоевский, Н. С. Лесков, Л. Н. Толстой и др.)^[40]; этому же предмету посвящены разрозненные публикации разных отечественных авторов, прежде всего об эпохе Серебряного века русской литературы^[41]. В сходном ключе с материалами спиритуалистов работал Александр Александрович Панченко, опубликовавший статьи об отношении спиритуализма к русской литературе и связанным с ней культурным процессам^[42].

Спиритуализм и история медиакультуры. Популярность спиритуализма была вызвана развитием медиакультуры и процессом «медиатизации» сверхъестественного. Спиритуализм определяется в рамках этого подхода как социокультурная практика, предназначавшаяся для развлечения публики. Исследователи обращают внимание на коммерческую сторону спиритуализма — например, анализируют деятельность медиумов, дававших сеансы за определенную плату, а также их соперничество с фокусниками за признание публики^[43]. В рамках этого подхода также может исследоваться перформативный аспект спиритуалистической практики: так, можно рассматривать частный спиритический сеанс, включающий в себя материализацию духов, как разновидность мистерии. Этот подход представляется важным для настоящего исследования, поскольку позволяет поставить вопрос о различиях между «религиозной» и «развлекательной» формами спиритуализма.

Источники по истории русского спиритуализма

Архивные источники по истории русского спиритуализма находятся в разных фондах отечественных и зарубежных архивов. Можно выделить следующие значимые архивные типы источников: переписка спиритуалистов; духовные дневники; записи автоматического письма; тетради спиритуалистов с сообщениями духов; систематическое изложение учения, полученного от духов; протоколы сеансов; автографы духов; спиритические и магнетические фотографии; спиритические «реликвии» (например, волосы и кусочки ткани материализовавшихся духов); одежда и иные предметы, использовавшиеся во время проведения спиритуалистических сеансов.

Основным архивом по истории русского спиритуализма можно признать фонд Александра Николаевича Аксакова в Рукописном отделе Пушкинского Дома Российской академии наук (Санкт-Петербург). В 2013–2015 годах благодаря посредничеству А. А. Панченко и любезному сотрудничеству директора и сотрудников рукописного отдела мной была подготовлена предварительная опись этого фонда. Поскольку фонд А. Н. Аксакова до настоящего времени не обработан архивистами, изученные материалы фонда в этом исследовании цитируются по составленной мной описи. Фонд представляет интерес для исследователей, интересующихся развитием русского спиритуализма во второй половине XIX века, поскольку бо́льшая часть материалов относится к этому времени. В фонде хранится обширная корреспонденция А. Н. Аксакова, в том числе его копировальные книги, позволяющие составить представление о многообразии отношений русских спиритуалистов как между собой, так и с их многочисленными зарубежными коллегами.

Наиболее значима из материалов фонда для настоящего исследования переписка А. Н. Аксакова с лидерами отечественного спиритуализма — А. М. Бутлеровым, Н. П. Вагнером, Н. А. Львовым, В. И. Прибытковым, В. И. Прибытковой, М. П. Сабуровой, П. А. Чистяковым и А. И. Бобровой. Материалы фонда позволили выявить стратегию спиритуалистов по преодолению ограничений духовной и светской цензуры во второй половине XIX века. Благодаря некоторым личным заметкам и документам А. Н. Аксакова можно реконструировать основные вехи его биографии, а также его взгляды по религиозному вопросу. Хранящийся в фонде спиритический дневник М. П. Сабуровой — единственный и уникальный источник по истории русского спиритуализма — помогает восстановить повседневный социальный контекст спиритуалистических практик^[44]. Некоторые материалы фонда не учтены в исследовании и могут представлять интерес для ученых, желающих развить и скорректировать заявленные в нем утверждения о природе и особенностях русского спиритуализма.

Не меньшим значением для настоящего исследования обладает фонд журнала «Ребус», хранящийся в научно-исследовательском отделе рукописей Российской государственной библиотеки (Москва). Он содержит материалы о деятельности русских спиритуалистов конца XIX — начала XX столетия. Бо́льшая их часть связана с московскими спиритуалистами Петром Александровичем Чистяковым и Александрой Ивановной Бобровой, в том числе среди этих документов — письма от отечественных и иностранных участников спиритуалистического движения. Важным для настоящего исследования сочинением следует признать «Учение духов» Московского спиритического кружка, представляющее характерный пример русского спиритуалистического учения, полученного при помощи автоматического письма. Особый интерес для историков религии представляет обнаруженный А. А. Маклаковой «эзотерический» устав, в котором оговорена руководящая роль духов в этом спиритуалистическом объединении^[45]. Кроме того, в фонде представлены результаты религиозной практики спиритуалистов — записи автоматического письма, а также многочисленные фотографии, сделанные в ходе исследования спиритуалистами медиумических явлений.

Личный фонд известного отечественного ученого-спиритуалиста Николая Петровича Вагнера хранится в Музее национальной письменности в Праге (Чехия). На момент моей работы в Праге в 2013 году фонд не был обработан, поэтому его материалы цитируются с указанием названий фонда и архивного дела. Здесь содержатся ценные источники для реконструкции биографии Н. П. Вагнера, включая его личные семейные письма, а также переписка с коллегами по научным вопросам^[46]. В фонде хранится также спиритуалистическая переписка, прежде всего письма А. Н. Аксакова, А. М. Бутлерова, И. Я. Бибинова, Е. Ф. Тыминской, а также ценные неопубликованные материалы исследований Н. П. Вагнера «Что такое спиритизм?», «Мое миросозерцание», «Как образуются привидения» и другие документы, в том числе проект книги, посвященной гипнотизму. Особый интерес представляют загробные послания от духа А. М. Бутлерова «Письма с того света», которые позволяют составить представление о характерных особенностях религиозного дискурса кружков, в которых принимал участие Н. П. Вагнер^[47].

Необходимо также указать на фотографический материал, хранящийся в Государственном музее истории религии (Санкт-Петербург)^[48]. Кроме того, в музее находятся разнородные и ценные в культурном отношении материалы, относящиеся к деятельности спиритуалистических объединений в 1920-е годы, прежде всего «Братства истинного служения» и «Единого Храма»^[49]. Эти музейные материалы не были использованы в настоящем исследовании, поскольку они выходят за границы положенных ему хронологических рамок.

Следует также отметить ценные для историка спиритуализма разрозненные материалы по истории русского спиритизма («французского» направления спиритуализма), которые хранятся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) и Российском государственном историческом архиве (РГИА); благодаря этим документам можно узнать о содержательной стороне сообщений русских последователей Аллана Кардека в 1860-е годы. Кроме того, в ГАРФ хранится единственная известная автору нарисованная спиритическая доска 1920-х годов. Упоминания заслуживает также фонд известного русского оккультиста И. Л. Смоленского, который находится в РГИА (Ф. 1057); он содержит ряд небезынтересных для историка спиритуализма материалов и авторских оценок деятельности участников движения. Необходимо указать на Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), в котором можно познакомиться, помимо переписки отечественных спиритуалисток Л. А. фон Нольде и Е. И. Молоховец, с уникальным документом «Субботы Стано», раскрывающим малоизученную область отечественного «салонного» спиритуализма.

Опубликованные сочинения русских спиритуалистов представляют значительный пласт литературы, которая будет цитироваться в исследовании по мере надобности. В большом количестве сохранились материалы сторонников экспериментального изучения медиумических явлений. Среди значимых сочинений можно указать на публикации А. Н. Аксакова^[50], А. М. Бутлерова^[51], Н. П. Вагнера^[52], М. М. Петрово-Соловово^[53], В. И. Прибыткова^[54], В. С. Акатова^[55].

Наибольший интерес для автора настоящего исследования представляют авторские сочинения русских спиритуалистов, в которых ими давались ответы на религиозные вопросы. Важным религиозно-философским трудом можно признать сочинение А. П. Болтина «Догматы Христовой церкви, изложенные согласно спиритическому учению»^[56], выражающее взгляды русских последователей учения Аллана Кардека. Также стоит отметить труды влиятельного среди русских спиритуалистов И. А. Карышева^[57], многочисленные брошюры Е. И. Молоховец^[58], а также материалы сообщений духов, полученных в Благовещенском спиритуалистическом кружке^[59].

Важное место в исследовании занимает и спиритуалистическая периодика. Из такого рода изданий особое значение имеют журналы «Ребус», «Спиритуалист», «Смелые мысли» и «Голос всеобщей любви». Публикуемые в этой периодике материалы проходили определенную цензуру со стороны редакций, определявших границы допустимого как в том, что касается науки, так и в том, что относится к ведению религии. Особое значение для изучения православно-спиритуалистического «синтеза» имеют многочисленные проповеди спиритуалистов, прежде всего относящиеся к деятельности Московского кружка спиритуалистов-догматиков^[60], а также иные материалы религиозного характера. Русская спиритуалистическая периодика представляет единственные доступные большие корпуса текстов, на основании которых можно судить о публичной репрезентации движения в конце XIX — начале XX века.

Типологии русского спиритуализма

С точки зрения истории религии русский спиритуализм демонстрирует большое разнообразие мнений по широкому спектру религиозных вопросов, которые будут подробно рассмотрены в третьей главе книги. Некоторые русские спиритуалисты считали, что в движении можно выделить три различных направления, или школы: французскую, английскую и русскую. Английская и французская школы противопоставлялись друг другу прежде всего по критерию признания доктрины перевоплощения. Французская школа, ассоциированная с учением Аллана Кардека, его признавала, в то время как английская — отвергала^[61]. Представление о существовании некоей «русской» школы было предложено известным русским астрологом В. Н. Запрягаевым, который полагал, что она отвергает закон перевоплощения и «вытекающий из него закон возмездия»^[62]. По всей видимости, руководителями Московского спиритического кружка вопрос внутренней типологии движения решался за счет постулирования трех школ — французской, англо-русской и американской^[63]. Подобное сближение русского и английского спиритуализмов было продиктовано симпатиями руководителей кружка к английскому спиритуализму и в общем и целом представляется достаточно произвольным. На мой взгляд, культурный тип русского спиритуализма преимущественно определяется религиозной средой его распространения, в связи с чем решающим фактором его религиозной специфики следует признать влияние православия.

Эвристически полезными для исследования движения являются две типологии, выделенные в соответствии с двумя критериями — отношение к научному исследованию медиумических явлений и отношение к христианству. Такие типологии уже использовались исследователями при анализе зарубежного материала; как представляется автору, они подчеркивают ценностные предпочтения разных спиритуалистов, находившихся между собой в значимых для понимания сущности движения противоречиях. В ряде известных автору случаев спиритуалисты могли принадлежать к обоим типам в рамках выделяемой типологии, поэтому эти типы следует рассматривать как идеальные.

По отношению к научному исследованию медиумических явлений русских спиритуалистов можно разделить на два типа — «коммуникативный» и «исследовательский». Такое деление восходит к различению, предложенному самими спиритуалистами, делившими свой лагерь на «верующих» и «ученых»^[64]:

Спрашивается теперь, какая цель медиумических сеансов? Всякий спирит, не задумавшись, ответит на это, что, во-первых, цель чисто научная: изучение темной еще области медиумизма и вообще психики; во-вторых, если проявляются испытанные, истинно добрые «духи», то для получения от них советов и наставлений^[65].

По мнению А. И. Бобровой, в спиритуализме можно выделить два течения — значительно преобладающее «моральное» и «научное»^[66]; иногда эти течения также называли, говоря о типах медиумических сеансов, «чисто спиритическим» и «экспериментально-научным»^[67].

Такое типологическое деление отражает важное различие в мотивациях спиритуалистов: одни стремились общаться с духами, другие — исследовать условия общения с ними. В спиритуалистической эпистемологии существовало напряжение между коммуникацией и познанием, вызванное к жизни конфликтом между потребностью в духовном утешении и постоянно проговариваемым критическим требованием верификации подлинности источника духовных сообщений. Сторонники духовной коммуникации и представители «экспериментального спиритуализма» могли полемизировать друг с другом: к примеру, М. К. Мекк замечал, что

для человечества вообще имеет большее значение не этическое учение спиритизма, ибо такого рода учение он может почерпнуть и в других источниках, но признание того факта, что со смертью наша жизнь не прекращается^[68].

Противоположной точки зрения придерживалась А. И. Боброва, связывавшая «угасание явлений» и «отсутствие» медиумов с уровнем развития общественной нравственности:

Если бы люди сосредоточили свое внимание не на поисках феноменов, а на тренировке, на культуре нравственной, и на подготовке себя к пониманию спиритических явлений, то они очень легко и сразу всего бы достигли^[69].

В то же время, как свидетельствует анализ исторических материалов, не всегда возможно отнести того или иного спиритуалиста либо к одному, либо к другому типу, некоторые спиритуалисты, например А. И. Боброва и П. А. Чистяков, успешно сочетали исследования интересовавших их феноменов и общение с обителями духовного мира.

«Исследовательский» тип спиритуализма можно определить как не признанную научным сообществом разновидность научной практики, ставящей своей целью изучение феноменов, способных, с точки зрения участников этой практики, доказать выживание или возможность выживания человеческой индивидуальности после физической и биологической смерти. Хотя в спиритуалистическом движении велись споры по поводу онтологического статуса духовного мира, многие спиритуалисты считали, что духовный мир является продолжением земного мира, находящимся на более высокой стадии эволюционного развития. Спиритуалисты были нацелены на познание законов этого более совершенного и развитого мира при помощи рациональных и научных средств, поэтому этот тип можно определить как «научную» разновидность естественной теологии. Распространение «исследовательского» типа было обусловлено кризисом «отвлеченной» философии середины XIX века и утверждением представления о науке как единственном легитимном средстве познания, в то время как его ближайшие корни уходят в романтическую натурфилософию, стремившуюся к созданию проекта «одухотворенной» науки. «Исследовательский» тип можно рассматривать в качестве побочного следствия развития наук, прежде всего как специфическое направление психологии, поставившее своей целью опытным или хотя бы умозрительным путем доказать возможное независимое от материального носителя существование человеческой психики.

«Коммуникативный» тип спиритуализма является разновидностью широко распространенной религиозной практики общения со сверхъестественными агентами. В XIX столетии этот тип служил средством разрешения сомнений при принятии решений, устанавливая незыблемый «духовный» авторитет. Представители «коммуникативного» типа искали в общении с духами духовного руководства, которое должно было помочь им преодолеть жизненные трудности, кроме того, они искали утешения и поддержки в ситуации переживания смерти близкого человека. Спиритуалисты этого типа также могли задаваться вопросами о природе коммуникации, однако в лучшем случае получали от духов общие ответы, оперировавшие популярными оккультными понятиями «флюида», «тока» и «эфира». Для лиц, ищущих общения с духами, большее значение имела духовно-нравственная и философская сторона спиритуализма, в то время как научная дисциплина воспринималась ими с изрядной долей скепсиса:

Аксаков, глубоко убежденный в существовании духов, увлекается, однако, научными теориями и хочет во что бы то ни стало приурочить явления под разные рубрики и термины. А разве можно привести в систему явления, не поддающиеся нашей земной науке^[70].

Представители коммуникативного типа спиритуализма представляют для исследования основной интерес, так как в конечном счете именно благодаря их деятельному участию возникали разнообразные спиритуалистические учения.

В Российской империи оба типа появились в 1850-е годы, однако судьба их сложилась различным образом. «Исследовательский» тип стал предметом активного общественного обсуждения в 1870-е годы, а с начала 1880-х благодаря журналу «Ребус» стал доминирующим в публичном пространстве. К началу XX века исследовательское течение в русском спиритуализме в общем и целом утратило свое культурное значение, прежде всего в связи со смертью его признанных лидеров и общим кризисом научных исследований медиумических явлений. Представители «коммуникативного» типа, напротив, ввиду цензуры длительное время существовали в своеобразном культурном «подполье», вследствие чего ценные для историка религии материалы и сведения сохранились лишь в архивных фондах. К концу XIX столетия именно этот тип получил развитие, в связи с чем Серебряный век русской культуры можно по праву назвать эпохой расцвета отечественного спиритуализма как религиозного движения.

Второй вопрос, о котором среди спиритуалистов шли серьезные дискуссии, был об отношении спиритуализма к христианскому учению. Предлагаемая типология, в большей степени важная для истории религии, предлагает различать два типа русского спиритуализма — «универсалистский» и «христианский». Типы различаются прежде всего по отношению их представителей к христианской идентичности: если универсалисты предпочитали не называть себя христианами, то христианские спиритуалисты, напротив, стремились продемонстрировать, что они сохраняют христианские убеждения. Такое различение осознавалось самими русскими спиритуалистами:

Есть спириты-христиане, с разницами вероучений православного, протестантского, католического и других; и есть спириты-деисты с многочисленными оттенками рационализма^[71].

Представители «универсалистского» типа считали многие христианские обряды и догматы историческими «пережитками», которые можно отвергнуть и пересмотреть на современном этапе развития человечества. Их критика общехристианской догматики велась с рационалистических позиций — они ставили под сомнение божественную природу Христа, критиковали интервенционизм, отрицали или значительно переосмысляли догмат о Троице, склоняясь к унитаризму. Эти известные истории религии теологические взгляды генетически восходят к протестантским и некоторым предреформационным религиозным движениям. Хотя из известных мне представителей отечественного «универсалистского» спиритуализма, в отличие от, например, американского спиритуализма, никто не придерживался открыто антихристианских взглядов, критика христианства приводила «универсалистов» к религиозному универсализму, на основе которого происходило их сближение с оккультными движениями эпохи. Социальное кредо «универсалистского» типа было, на мой взгляд, хорошо сформулировано популярной американской спиритуалисткой Корой Ричмонд:

Спиритуализм не принадлежит какой-либо стране, нации или народу. Он принадлежит человечеству; он находится во владении мира душ^[72].

В его основе лежало представление о том, что

вопросы о жизни или смерти должны решаться не на основании буквы, которая изменчива и искажаема, а на основании откровений природы, которые незыблемы и вечны^[73].

С точки зрения «универсалистов», христианство в конечном счете должно было трансформироваться в новую универсальную мировую религию. В основание этой религии «универсалисты» могли закладывать этическую максиму о любви к ближнему, на основе которой предполагалось построение нового справедливого общества.

Представители «христианского» типа спиритуализма отдавали безусловный приоритет христианству среди других религий и обычно определяли спиритуализм как начало нового христианского откровения. Когда говорится о «христианском» типе, имеется в виду не его возможное соответствие учению и практике какой-либо христианской церкви, но лишь распространенное среди русских спиритуалистов представление о совместимости спиритуализма и христианства, а также тот факт, что сами спиритуалисты продолжали считать себя христианами. К примеру, русский писатель Николай Эдуардович Гейнце писал, что

спиритизм, по моему крайнему разумению, настолько тождественен с христианской религией, что по крайней мере я лично, единственно путем спиритизма, из неверующего сделался религиозным^[74].

Хорошо представляя, насколько антихристианские тенденции распространены в США и Европе, П. А. Чистяков отмечал:

Произошла очень курьезная и обидная история: в некоторых заграничных спиритических течениях замечается стремление отдалиться или даже совсем отрешиться от христианства. Странно это, если не сказать больше: что же такое представляет собою спиритизм, как не вновь даваемое Учение Христа?^[75]

«Христианский» тип, судя по имеющимся источникам, получил самое широкое распространение в Российской империи, в связи с чем религиоведческое исследование русского спиритуализма с необходимостью должно учитывать христианство и, у́же, православие как значимый фактор, определяющий его культурную специфику^[76].

Выделенные типы позволяют подчеркнуть характерные для русского спиритуализма второй половины XIX — начала XX века ценностные предпочтения. Появление спиритуализма совпало со временем пробуждения широкого общественного интереса к науке, когда последняя благодаря открытиям химии, биологии и астрономии стала восприниматься как универсальная отмычка от тайн Вселенной. В то же время спиритуализм получил импульс к развитию, когда, казалось бы, незыблемые научные утверждения, прежде всего утверждения физики, были поставлены в конце XIX столетия под сомнение. Коммуникативный и исследовательский типы позволяют судить о динамическом характере отношений между наукой и религией во второй половине XIX века. С одной стороны, мы видим попытки их примирения на основе объективного научного опыта, с другой — отрицание самой возможности соотнесения между собой опыта науки и религии. «Универсалистский» и «христианский» типы указывают на характерные процессы, происходившие с религией в это время, прежде всего ее антропологизацию, этизацию и сциентизацию, показывая, что спиритуализм фактически мог служить противоположным целям — он мог выступать в качестве основания и для модернистской реформы религии, и для сохранения религиозного status quo.

Периодизация русского спиритуализма

Историю спиритуализма в Российской империи можно разделить на два больших периода: первый период охватывает время с 1850-х до 1880-х годов, второй — с 1880-х до конца 1910-х. В основе предлагаемой периодизации лежит динамика отношения спиритуалистов к науке: если во время первого периода господствовала ее высокая эпистемологическая оценка, то второй период можно соотнести с ее кризисом, прежде всего как системы знания в области физики^[77]. В 1880-е годы начался поворот спиритуалистов к философской проблематике, зафиксировавший смещение их интереса с вопроса об объективном доказательстве медиумических явлений к вопросу о субъективной стороне психологического переживания. Если на первом этапе развития движения спиритуалисты занимали скорее эмпирическую позицию, настаивая на поиске объективных доказательств существования человеческой души, то на втором этапе они в большей степени предпринимали попытки философского обоснования мистического познания. Спиритуализм конца XIX — начала XX столетия может быть противопоставлен раннему «эмпирическому» спиритуализму как спиритуализм «трансцендентальный», или «сверхчувственный».

«Эмпирический» спиритуализм можно рассматривать как теологическую реакцию на вызов, который бросило теологии естествознание середины XIX столетия в лице некоторых своих апологетов^[78]. Ответ на этот вызов сводился к критике оправданности материалистических выводов из естественно-научного знания. Спиритуалисты-исследователи стремились продемонстрировать, что, исходя из тех или иных научных фактов и связанных с ними космологических выводов, не следует делать вывод о смертности человеческой души. Они включились в борьбу христиан и материалистов со своей — «экспериментальной» — стороны и поставили перед собой задачу доказать существование души или, по крайней мере, показать, что существование духовного мира может рассматриваться как научная гипотеза, объясняющая ряд естественных явлений. Кредо «эмпирического» спиритуализма сформулировал в одном из ранних проектов спиритуалистического журнала А. Н. Аксаков:

Материалистическое направление современной науки — неоспоримый и видный факт… Высшее домогательство науки, высшее для нее тожество — объяснить душу механически, то есть как отправление органического механицизма… Ввиду этого новейшие исследования в области «психизма» или «спиритизма», клонящиеся к тому, чтобы доказать механически (курсив мой. — В. Р.) самостоятельность начал душевных явлений; то есть действительное бытие души как существа реального, имеет громадное значение и подрывает современный материализм в самых основах его. Существование души является доказанным путем опытным, экспериментальным…^[79]

Представители «эмпирического» спиритуализма были убеждены, что лишь опытное изучение физических явлений способно дать знание о природе души, и потому наука становилась для них не только средством решения психофизической проблемы, но и должна была дать ответ на вопросы, на которые традиционно отвечала философия. Общественная полемика «ученых-спиритов» 1870–1890-х годов была прежде всего полемикой о научном методе и научном познании. В этом отношении именно такое — «экспериментальное» — понимание спиритуализма оставалось доминирующим в публичной спиритуалистической повестке последней трети XIX столетия. Оно настолько запомнилось русским спиритуалистам, что одна из ближайших сподвижниц В. П. Быкова Е. Ф. Сперанская характеризовала ранний этап развития спиритуализма в России как этап «экспериментальный»^[80]. Сторонники экспериментального изучения медиумических явлений считали, что историю спиритуализма можно разделить на два периода, рубежом для которых служили исследования Уильяма Крукса начала 1870-х годов: в то время как первый период «отличается ненаучностью своих изысканий и полным непониманием явлений», второй, напротив, ставит их изучение на подлинно научную основу^[81].

Последняя треть XIX столетия известна как время расцвета экспериментальной психологии и одновременно кризиса в физике. Этот кризис в значительной степени «психологизировал» науку, в философии начали доминировать субъективистские традиции, прежде всего неокантианство и второй психологический позитивизм. Определяющим философским авторитетом для русского спиритуализма начиная с 1880-х годов стал немецкий философ Карл Дюпрель, предложивший считать мистику легитимным предметом для научного исследования. В отличие от объективистски настроенных ученых, полагавших, что принцип интерсубъективности знания является ключевым признаком его научности, спиритуалисты конца XIX века начали считать непроверяемый субъективный духовный опыт легитимным средством познания природы. Подвергая сомнению возможность физического познания духовного мира, некоторые из них прямо говорили, что материя — благодаря открытию икс-лучей, радия и созданию теории атома — уже достаточно «спиритуализировалась»^[82] и, соответственно, необходимо уже переходить от поиска фактов и доказательств к строительству метафизических систем. Поскольку материализм как философская доктрина считался ими опровергнутым наукой, на рубеже XIX–XX столетий главным предметом философских размышлений спиритуалистов становится «духовная эволюция»^[83] и проблемы современного им общества, прежде всего социальная аномия и самоубийство.

Спиритуалистами конца XIX века познаваемость «того» мира средствами науки ставилась под вопрос — «телескопы» и «микроскопы» считались продолжением человека, усиливающим его зрительную способность, однако они не были способны изменить его ограниченную его собственным сознанием природу восприятия. Некоторые спиритуалисты продолжали возлагать надежды на фотографию как средство подтверждения существования «оболочки души», но к концу века столкнулись с критическими аргументами даже со стороны тех, кто признавал ее реальность, — от утверждения, что материализация имеет «посюстороннюю» природу, например: ее причиной является сознание и тело медиума, до утверждения о ее хотя и духовном, однако не человеческом происхождении. Поставив под сомнение возможность эмпирического доказательства бессмертия души, спиритуалисты стали настаивать на логической возможности существования духовного мира^[84]. Кредо «трансцендентального» спиритуализма сформулировал Дюпрель, сознательно привлекавший кантианскую философию для обоснования возможности существования «трансцендентального субъекта», находящегося на границе двух миров:

Мы тот мир тогда только можем узреть, когда заглянем внутрь себя… речь о том мире и об этом никак не может идти в смысле пространства, а только в смысле субъективного теоретического познавания… тот мир есть иначе созерцаемый здешний мир^[85].

Духи Московского спиритического кружка так писали о «невозможности описания» духовного мира:

Не следует от духов требовать точных описаний их бытия, которое есть интеллект и чувство, в гораздо большем объеме, чем этого достигли люди. И вообще трудно на язык людей переводить вещи, когда в сознании не имеется еще и представлений, соответствующих по вашей природе этим вещам^[86].

Стремясь познакомить «большую публику с философией вопроса»^[87], спиритуалисты конца XIX — начала XX века боролись за нее с представителями других популярных религиозных движений. Ключевую роль в медиатизации спиритуализма сыграло распространение оккультных и мистических учений и практик — мартинизма, теософии, парапсихологии, движения «Новое мышление» (П. Малфорд, А. Сеньо, Р. В. Трайн), каббалы и йоги. Хотя представители многих религиозно-философских учений были союзниками спиритуалистов в их борьбе с материализмом, они же одновременно могли проблематизировать утверждения спиритуалистических доктрин, в том числе тезис о возможности общения с умершими людьми. Одной из тенденций развития русского спиритуализма на протяжении второго периода стало его движение — по крайней мере, в публичном пространстве — от научной риторики к риторике религиозной.

Спиритуализм конца XIX — начала XX века, бо́льшая часть источников которого относится к времени после событий 1905 года, сформировался в условиях «медиавзрыва», который предопределил его нравственно-дидактический, социальный, религиозный и националистический характер. Цензура была одним из факторов, способствовавших распространению спиритуализма, а его медиатизация может считаться одной из причин его угасания как общественного движения. Общее медиаполе продемонстрировало разногласия в кружках по разным вопросам, что не могло способствовать идеологической консолидации спиритуализма^[88]. В то же время спиритуализм как религиозное движение конца XIX — начала XX века расширил свои идеологические границы, включив в них широкое поле оккультных наук и народных верований, о которых стала рассказывать русская спиритуалистическая пресса. На начало XX века приходится пик общественного интереса широкой публики и к спиритуализму, и к связанным с ним учениям и движениям.

Ослабление позиций движения в 1910-е годы было вызвано, с одной стороны, серьезными конфликтами среди его участников, с другой стороны — трудностями в отстаивании уникальной спиритуалистической повестки в кругу движений, ставивших своей первой целью саморазвитие человека. События Первой мировой войны (1914–1918), оказавшие существенное влияние на развитие русской культуры в целом, также сыграли значимую роль в ослаблении русского спиритуализма. После Октября 1917 года деятельность спиритуалистов с связи с изменением внутренней политики была исключена из публичного измерения, что в значительной степени затрудняет исследование этого периода. В то же время поздние судебные процессы над мистическими объединениями конца 1920-х — 1930-х годов свидетельствуют о том, что спиритуализм продолжал свое существование.

Концептуальные границы изучения русского спиритуализма

Русский спиритуализм представляет собой сложный историко-культурный феномен, изучение различных граней которого следует признать комплексной исследовательской задачей. В завершение этого небольшого введения я хотел бы сосредоточить внимание читателей на основных трудностях и проблемах, возникающих при изучении русского спиритуализма. Указание на эти трудности и проблемы позволяет предварительно очертить границы исследования и показать, в какую сторону стоит двигаться будущим исследователям, чтобы скорректировать полученные в нем результаты.

Во-первых, спиритуализм как религиозный феномен у́же спиритуализма как культурного феномена. У широкой публики спиритуализм ассоциировался со спиритуалистической практикой, хотя для самих спиритуалистов практика была только инструментом обретения правильного взгляда на устройство человека и Вселенной. Вследствие такой «практико-ориентированной» интерпретации спиритуализм воспринимался по преимуществу через призму его самой известной социальной формы — спиритического сеанса. Учитывая, что «спиритический сеанс» не всегда являлся религиозным событием и для многих участвующих был всего лишь средством развлечения, необходимо проводить различие между религиозно-мотивированным спиритуализмом и «спиритуализмом» иной природы, сопряженным с фокусничеством и иными формами городского досуга. Кроме того, спиритуализм можно изучать в рамках общей истории научных дисциплин XIX столетия как ключевой мотиватор маргинальной научно-исследовательской программы исследований «психизма». В этой книге предпринята попытка реконструкции истории спиритуализма как религиозного движения, в связи с чем не менее значимые его развлекательный и научный аспекты, важные для его культурной истории, будут рассмотрены в меньшей степени.

Во-вторых, отечественное спиритуалистическое движение никогда не имело единого организационного центра. Русские спиритуалисты предпринимали усилия по централизации движения, однако эти усилия компенсировались, с одной стороны, характерным для спиритуализма индивидуалистическим способом утверждения религиозного авторитета, с другой — его критическо-рационалистической идеологией, подвергавшей сомнению мнения авторитетов, в том числе и спиритуалистических. Усилия спиритуалистов увенчались в конечном счете созданием в начале XX столетия двух всероссийских объединений, конкурировавших между собой, но так и не добившихся серьезного социального успеха, — Русского спиритуалистического общества и Московского кружка спиритуалистов-догматиков. Основной структурной единицей спиритуалистического движения были малые религиозные группы, собиравшиеся вокруг религиозных авторитетов, имевших известность в пределах своего города и почти неизвестных за пределами их сообществ. Дискретное социальное устройство спиритуализма сильно затрудняет изучение социальных аспектов развития движения в России, побуждая исследователя ограничиваться по большому счету крупными и значимыми объединениями, претендовавшими на всероссийское значение. Кроме того, для некоторых спиритуалистов значимым оставался альтернативный тип авторитета — научный, — который подтверждался научными публикациями и исследованиями, нацеленными на изучение интересовавших спиритуалистов феноменов. Ввиду того, что некоторые спиритуалистические научные авторитеты были по своим убеждениям спиритуалистами, вокруг них также формировались спиритуалистические сообщества, и сами они выступали в качестве инициаторов создания спиритуалистических ассоциаций.

В-третьих, разные направления внутри русского спиритуализма обладали разной степенью доступа к средствам публичной трансляции их взглядов и, как следствие, с различной степенью полноты и достоверности представлены в изученной мной историографии. Незавидно сложилась историографическая судьба последователей Аллана Кардека, которые из-за критического отношения к нему значимых русских спиритуалистов оставались долгое время в медийной тени. В исследовании в большей степени представлены архивные материалы лиц, сочувствовавших английским и американским спиритуалистам (по преимуществу — материалы А. Н. Аксакова, П. А. Чистякова, М. П. Сабуровой, А. И. Бобровой), в то время как архивные документы «традиции» Кардека представлены эпизодически. При этом многочисленные свидетельства современников указывают, что учение Кардека было в России необычайно распространено, и в этом отношении нахождение архива его русских последователей могло бы составить отдельную страницу истории изучения русского спиритуализма.

В-четвертых, в ряды спиритуалистов в России могли записывать лиц, которые сами не считали себя спиритуалистами. Для того чтобы обрести репутацию «спирита», достаточно было интересоваться медиумическими явлениями, что, однако, нисколько не означало, что интересующийся является спиритуалистом. В свою очередь, сами спиритуалисты предпочитали «терпеть» исследователей медиумических явлений, даже если они не были спиритуалистами, поскольку считали их «союзниками» в борьбе с «материалистической угрозой». Как следствие, спиритуализм — со стороны внешнего наблюдателя — оказывался весьма широким движением, допускавшим в свои ряды лиц, скептически относившихся к духовной гипотезе. Действительно, судя по имеющимся материалам, спиритуалисты отличались высокой степенью толерантности к альтернативным трактовкам феноменов, в том числе и к разного рода разоблачениям, резко критикуя лишь тех, кто в принципе оказывался проводить опытное исследование. В фокусе настоящего труда по преимуществу находятся взгляды тех лиц, кто, судя по имеющимся источникам, действительно верил в существование духов и считал необходимым изучать процесс духовной коммуникации. При этом важно отметить, что такие ключевые для русского спиритуализма фигуры, как А. Н. Аксаков, не были чужды эпизодическим сомнениям в реальности духовного мира.

В-пятых, мы можем говорить о двух разных историях движения — истории внешней, конструируемой на основе реакций по отношению к движению со стороны широкой публики, прежде всего интеллигенции, и истории внутренней, конструируемой самими участниками движения. Внешняя история спиритуализма, например, основывается на материалах прессы, которая обсуждала приезды в Россию известных медиумов, а также судебные процессы, в которые они были вовлечены. Для самих спиритуалистов существовал пласт событий, о котором широкой публике было известно мало; к примеру, это были опыты спиритуалистов с их домашними медиумами или взаимодействие с зарубежными спиритуалистами. Кроме того, русские спиритуалисты, интересовавшиеся наукой, следили за новейшими открытиями в физике, биологии и психологии, которые могли трансформировать их собственный защитный пояс гипотез, построенных вокруг тезиса о «переживании индивидуальностью человеческого тела». Многие из влиятельных представителей движения (например, Н. А. Львов или М. П. Сабурова) были относительно малоизвестны, поскольку не публиковали отдельных сочинений. По отношению к этому обстоятельству в настоящем исследовании я стремлюсь реконструировать внутреннюю историю спиритуалистического движения, специально отмечая события, вызывавшие серьезный отклик среди русских спиритуалистов.

В-шестых, русский спиритуализм как феномен не идентичен спиритуализму Российской империи. В состав империи входили Финляндия и Польша, последняя благодаря деятельности В. А. Хлопицкого и Я. Ф. Гузика сыграла значимую роль в развитии русского спиритуализма; в Гельсингфорсе (Хельсинки) проводились значимые для истории русского спиритуализма опытные сеансы под руководством А. Н. Аксакова. Некоторые существенные для истории русского спиритуализма исследования медиумических явлений велись отечественными учеными за пределами Российской империи, например в Англии и Италии. В основание настоящего исследования положен языковой принцип, полагающий границу изучаемому феномену: по преимуществу в книге рассматриваются тексты, написанные на русском языке. При этом следует отметить важную роль в развитии русского спиритуализма французского языка: например, известная В. И. Крыжановская начинала свою карьеру с духовных сообщений по-французски. Хорошо известна и активная работа А. Н. Аксакова по популяризации спиритуализма в Германии. В фокусе настоящего исследования находится именно русский спиритуализм, в связи с чем вопрос о влиянии на него английского, американского, французского и немецкого спиритуализма будет рассматриваться лишь частично.

В-седьмых, к русскому спиритуализму, в принципе, можно отнести спиритуалистическую деятельность русских авторов, живших и работавших за рубежом. Прежде всего речь идет о русской диаспоре во Франции, которая сыграла важную роль в распространении спиритуалистических идей в России. Исследование истории русской диаспоры может представлять интерес для изучения спиритуалистических «левых» и рационалистических взглядов, которые русские спиритуалисты не могли открыто декларировать в отечественной печати. Например, можно упомянуть А. А. Болтину, вышедшую замуж за французского спиритуалиста-социалиста Валентина Турнье, и О. М. Безобразову, развивавшую собственную доктрину спиритуалистического феминизма^[89]. Не меньший интерес представляет судьба русских спиритуалистов в эмиграции после прихода к власти большевиков в 1917 году. В настоящем исследовании русская диаспора исключена из рассмотрения, прежде всего ввиду малодоступности источников.

Примечания

2

Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм: исследования и материалы. М.: Новое литературное обозрение, 1999. С. 9.

3

См.: Moore L. In Search of White Crows: Spiritualism, Parapsychology and American Culture. N. Y.: Oxford UP, 1977; Albanese C. On the Matter of Spirit: Andrew Jackson Davis and the Marriage of God and Nature // American Journal of Religion. 1992. Vol. LX. № 1. P. 3.

4

См.: Gutierrez C. Spiritualism // Partridge Ch. (ed.) The Occult World. London: Routledge, 2016. P. 197–206; Noakes R. J. Physics and Psychics: The Occult and the Sciences in Modern Britain. Cambridge, UK: Cambridge UP, 2019. P. 44.

5

Hanegraaff W. New Age Religion and Western Culture: Esotericism in the Mirror of Secular Thought. Leiden: Brill, 1996. P. 440–441.

6

Ibid. P. 422. См. больше об «оккультизме» в связи с историей развития науки: Носачев П. Г. Оккультизм и романтизм как две формы «секуляризованного эзотеризма» XIX — начала XX в. // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2015. № 4. С. 204–227.

7

Tiryakian E. Toward the Sociology of Esoteric Culture // American Journal of Sociology. 1972. Vol. 78. № 3. P. 498.

8

См.: Снегирев В. А. Спиритизм как религиозно-философская доктрина // Православный собеседник. 1871. Ч. 1. С. 15; Розенбах П. Я. Современный мистицизм: Крит. очерк. СПб.: К. Л. Риккер, 1891; Светлов П. Я. Мистицизм конца XIX века в его отношении к христианской религии и философии. СПб.: И. Л. Тузов, 1897; Таубе М. Ф. Современный спиритизм. Пг.: Отечеств. тип., 1909 (Обл.: Современный спиритизм и мистицизм).

9

Карышев И. А. Сущность жизни. СПб.: Паровая скоропеч. и литогр. «Надежда», 1897. С. XXI.

10

О формировании категории «мистицизм» в рассматриваемую эпоху в контексте истории эзотеризма см.: Носачев П. Г. Многообразие мистического: «мистика» и «мистицизм» в запад. эзотеризме конца XIX — начала XX века // Философия религии: Аналит. исслед. 2018. Т. 2. № 1. С. 5–29. Обзор различных концепций мистического опыта представлен в работе: Малевич Т. В. Теории мистического опыта: Историография и перспективы. М.: ИФРАН, 2014.

11

Генезис подобной категоризации, повлиявшей на понимание спиритуализма как практики, восходит к эпохе Просвещения, когда понятие «суеверие» наделялось значением «обрядоверия». См. больше: Смилянская Е. Б. Волшебники. Богохульники. Еретики: Нар. религиозность и «духов. преступления» в России XVIII в. М.: Индрик, 2003.

12

Одним из ранних значимых исследований можно признать до сих пор цитируемую работу Лоуренса Мура, в которой можно найти скромную библиографию публикаций о спиритуализме в 1960–1970-е годы, см.: Moore L. In Search of White Crows… P. 245.

13

См.: Bjorlong J. Consulting Spirits: A Bibliography. London: Greenwood Press, 1998.

14

В качестве примера нахождения места спиритуализма среди других историко-культурных форм «одержимости» можно указать на типологию этого явления Эндрю Доусона, в рамках которой спиритуализм определяется как статичная разновидность пограничной одержимости: Dawson A. (ed.) Summoning the Spirits: Possession and Invocation in Contemporary Religion. London; N. Y.: I. B. Taurus, 2011. P. 18. Пример использования сравнительного метода см.: Jordan P. Mediumship throughout History and around the Globe // Moreman Ch. (ed.) The Spiritualist Movement: Speaking with the Dead in America and around the World. Vol. 1. Westport, CT: Praeger, 2013. P. 3–18.

15

Разносторонний анализ спиритуализма как исторического феномена предпринят в специальных сб. ст.: Kontou T., Willburn S. (eds). The Ashgate Research Companion to Nineteenth Century Spiritualism and the Occult. Farnham, Sy: Ashgate Publishing Ltd, 2012; Moreman Ch. (ed.) The Spiritualist Movement: Speaking with the Dead in America and around the World. Vols. 1–3; Gutierrez C. (ed.) The Handbook of Spiritualism and Channeling. Leiden; Boston: Brill, 2015; см. также: Ferguson C. Recent Studies in Nineteenth-Century Spiritualism // Literature Compass. 2012. Vol. 9. № 6. P. 431–440. Говоря о «большинстве случаев», автор имеет в виду отдельные исследования, посвященные историко-культурной специфике спиритуализма за пределами Европы и США, прежде всего в Бразилии и Вьетнаме.

16

См.: Buescher J. The Other Side of Salvation: Spiritualism and the Nineteenth Century Religious Experience. Boston: Skinner House Books, 2004.

17

См.: Caroll B. Spiritualism in Antebellum America. Bloomington; Indianapolis: Indiana UP, 1997; Albanese C. A Republic of Mind and Spirit: A Cultural History of American Metaphysical Religion. New Haven; London: Yale UP, 2007; Gutierrez C. Plato’s Ghost: Spiritualism in the American Renaissance. Oxford: Oxford UP, 2009; McGarry M. Ghosts of Futures Past: Spiritualism and the Cultural Politics of Nineteenth-Century America. Berkeley: Univ. of California Press, 2012; Sharp L. L. Secular Spirituality: Reincarnation and Spiritism in Nineteenth-Century France. Lanham, MD.: Lexington Books, 2006; Monroe J. W. Laboratories of Faith: Mesmerism, Spiritism, and Occultism in Modern France. Ithaca, NY; London: Cornell UP, 2008.

18

См.: Byrne G. Modern Spiritualism and the Church of England, 1850–1939. Woodbridge, Suff.: Boydell Press, 2010.

19

См. специальный номер по теме «Христианский спиритуализм эпохи модерна в России»: Религиоведческие исследования. 2019. № 2.

20

См. дискуссию о категории «кризис викторианской веры»: Helmstadter R. J., Lightman B. V. (eds). Victorian Faith in Crisis: Essays on Continuity and Change in Nineteenth-Century Religious Belief. Stanford: Stanford UP, 1991.

21

Вопрос о применимости категорий «кризис веры» и «кризис свидетельства» затрагивается в ст.: Lamont P. Spiritualism and a Mid-Victorian Crisis of Evidence // The Historical Journal. 2004. Vol. 47. № 4. P. 898. См. также: Отрицая спиритуализм: Сомнения в существовании духов. мира (публ. источников с коммент. В. С. Раздъяконова) // Религиоведческие исследования. 2019. № 2. С. 116–126.

22

См.: Gutierrez C. Spiritualism // The Occult World. P. 197–206; Ханеграаф В. Я. Западный эзотеризм: Путеводитель для запутавшихся. М.: Центр кн. Рудомино, 2016. С. 50.

23

Хороший обзор концепций и методов исследований западного эзотеризма представлен в кн.: Носачев П. Г. «Отреченное знание»: Изучение маргин. религиозности в XX и нач. XXI века: Ист. — аналит. исслед. М.: Новое литературное обозрение, 2023. См. также: Hanegraaff W. Esotericism and the Academy: Rejected Knowledge in Western Culture. Cambridge, UK: Cambridge UP, 2012; Asprem E. The Problem of Disenchantment: Scientific Naturalism and Esoteric Discourse, 1900–1939. Leiden: Brill, 2014; Josephson-Storm J. The Myth of Disenchantment: Magic, Modernity and the Birth of Human Sciences. Chicago: Chicago UP, 2017.

24

См.: Mannherz J. Modern Occultism in Late Imperial Russia. DeKalb, IL: Northern Illinois UP, 2012. Следует также указать на работу М. Карлсон о русской теософии: Carlson M. No religion higher than truth: A History of theosophical Movement in Russia, 1875–1922. Princeton: Princeton University Press, 1993.

25

См.: Barrow L. Independent Spirits: Spiritualism and the English Plebeians, 1850–1910. London: Routledge, 1986; Morita S. Unseen (and Unappreciated) Matters: Understanding the Reformative Nature of 19th-Century Spiritualism // American Studies. 1999. Vol. 40. № 3. P. 99–125.

26

См.: Caroll B. Spiritualism in Antebellum America…

27

См.: Раздъяконов В. С. Революция духов для духовного братства: Соц. идеалы рус. спиритуализма // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2020. № 4. С. 318–342.

28

См.: Braude А. Radical Spirits. Spiritualism and Women’s Rights in Nineteenth-Century America. 2^nd ed. Bloomington; Indianapolis: Indiana UP, 2001; Dixon J. Divine Feminine: Theosophy and Feminism in England. Baltimore, MD: Johns Hopkins UP, 2001; Owen А. The Darkened Room: Women, Power, and Spiritualism in Late Victorian England. Chicago: Univ. of Chicago Press, 2004; Trompe M. Altered States: Sex, Nation, Drugs, and Self-Transformation in Victorian Spiritualism. Albany, NY: State Univ. of New York Press, 2006; Kontou T. Spiritualism and Women’s Writing: From the Fin-de-Siècle to Neo-Victorian. Basingstoke, Hempshire: Palgrave Macmillan, 2009; Galvan J. The Sympathetic Medium: Feminine Channeling, the Occult and Communication Technologies, 1859–1919. Ithaca, NY: Cornell UP, 2010; Lowry E. Spiritual (R)evolution and the Turning of Tables: Abolition, Feminism, and the Rhetoric of Social Reform in the Antebellum Public Sphere // Journal for the Study of Radicalism. 2015. Vol. 9. № 2. P. 1–16.

29

См.: Boddy J. Spirit Possession Revisited: Beyond Instrumentality // Annual Review of Anthropology. 1994. Vol. 23. P. 415.

30

См.: Caroll B. Spiritualism in Antebellum America…; Cox R. Body and Soul: A Sympathetic History of American Spiritualism. London: Univ. of Virginia Press, 2003.

31

См.: Московчук Л. С. Спиритуалистический феминизм Ольги Безобразовой // Парадигма: Филос. — культуролог. альм. 2020. № 33. С. 64–71; Безобразова О. М. К вопросу о легитимности женского правительства: Матриархат // Там же. 2019. № 30. С. 162–175; Раздъяконов В. С. Между молотом и любовью: Жен. спиритуализм в России конца XIX — начала XX столетия // Религиоведческие исследования. 2020. № 1. С. 56–72; Маннхерц Ю. Русский спиритуализм и его безмолвные медиумы / Пер. с англ. К. Бутузовой // Новое литературное обозрение. 2023. № 180. С. 135–151.

32

См.: Moore L. In Search of White Crows…; Oppenheim J. The Other World: Spiritualism and Psychical Research in England, 1850–1914. Cambridge, UK: Cambridge UP, 1988; Lachapelle S. Investigating the Supernatural: From Spiritism and Occultism to Psychical Research and Metapsychics in France, 1853–1931. Baltimore: Johns Hopkins UP, 2011; Wolffram H. The Stepchildren of Science: Psychical Research and Parapsychology in Germany, c. 1870–1939. Amsterdam; N. Y.: Radopi, 2009 (The Wellcome Series in the History of Medicine. Bd. 88); Noakes R. J. Physics and Psychics…

33

См.: Гордин М. Охота на призраков: Дмитрий Иванович Менделеев и спиритизм // Исторические записки. 2007. Вып. 10. С. 251–289; Халтурин Ю. Л. Русские позитивисты за медиумическим столом, или Об относительности понятия «псевдонаука» // Эпистемология & философия науки = Epistemology & Philosophy of Science. 2009. Т. XXII. № 4. С. 171–183; Gordin M. Seeing is Believing: Professor Vagner’s Wonderful World // Histories of Scientific Observation. Chicago: Univ. of Chicago Press, 2011. P. 135–155; Mannherz J. Knots in the Fourth Dimension: Mathematics, Spiritualism and Society in Post-Reform Russia // Cultural and Social History. 2011. Vol. 8. № 1. P. 31–49; Zorya E. Chemists and Spirits: The Scientific Investigation of Spiritualism in Late Imperial Russia (1875–1883): M. A. Thesis in Religious Studies. Univ. of Amsterdam, 2016; Китсинг И. В. Естественнонаучная критика спиритизма и мистики в России второй половины XIX века: Дис.… канд. филос. наук / Науч. рук. М. М. Шахнович. СПб., 2017.

34

См.: Раздъяконов В. С. Христианский спиритизм Н. П. Вагнера и рациональная религия А. Н. Аксакова между «наукой» и «религией» // Вестник ПСТГУ. Сер. I: Богословие. Философия. 2013. № 4. С. 55–72; Он же. «Наука» и «религия» в эпистемологии отечественных спиритуалистов: Трансформация классической науки в конце XIX столетия // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2015. № 4. С. 175–203.

35

См.: Козырев А. П. Мистика в цепях разума: Автоматические записи Вл. Соловьева // Литература и религиозно-философская мысль конца XIX — первой трети XX века: К 165-летию Вл. Соловьева / Отв. ред. и сост. Е. А. Тахо-Годи. М.: Водолей, 2018. С. 59–79; Кравченко В. В. Мистицизм в русской философской мысли XIX — начала XX веков. М.: Издатцентр, 1997.

36

См.: Porter K. H. Through a Glass Darkly: Spiritualism in the Browning Circle. N. Y.: Octagon Books, 1972; Kerr H. Mediums, Spirit Rappers and Roaring Radicals: Spiritualism in American Literature, 1850–1900. Urbana: Univ. of Illinois Press, 1972; Bennett B. Transatlantic Spiritualism and Nineteenth-Century American Literature. N. Y.: Palgrave Macmillan, 2007.

37

См.: Раздъяконов В. С. Литературное творчество В. И. Крыжановской как феномен популярного оккультизма конца XIX — начала XX века // Studia Religiosa Rossica. 2023. № 1. С. 35–51.

38

См.: Раздъяконов В. С. Марсианская утопия в русском спиритуализме конца XIX — начала XX в. // Фольклор: Структура, типология, семиотика. 2022. Т. 5. № 3. С. 63–79.

39

См.: Виницкий И. Ю. Мелькающие руки: Спирит. воображение Н. П. Вагнера // Новое литературное обозрение. 2006. № 2. С. 179–198; Он же. Душа в «закрытом» обществе: Эпидемия столоверчения в России 1853–1855 годов // Новое литературное обозрение. 2009. № 6. С. 734–745.

40

См.: Vinitsky I. Ghostly Paradoxes: Modern Spiritualism and Russian Culture in the Age of Realism. Toronto; Buffalo; London: Univ. of Toronto Press, 2009.

41

См.: Волгин И. Л. Достоевский и Менделеев: Антиспирит. диалог // Вопросы философии. 1971. № 11. С. 103–115; Тихомиров Б. Н. Достоевский на спиритическом сеансе: К истории одной «затухнувшей» темы в «Дневнике писателя» // Достоевский и журнализм. СПб.: Дмитрий Буланин, 2013. С. 280–298; Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм; Брюсов В. Я. Спиритический дневник: Медиумизм и эзотерика / Сост., подгот. текстов и коммент. С. Шаргородского. [Б. м. ]: Salamandra P. V. V., 2020.

42

См.: Панченко А. А. Спиритизм и русская литература: Из истории соц. терапии // Труды Отделения историко-филологических наук: [Сб. ] / Рос. акад. наук. М.: Наука, 2005. С. 529–540; Он же. Русский спиритизм: Культур. практика и лит. репрезентация // Вестник культурологии. 2015. № 4. С. 165–173.

43

См.: Natale S. Supernatural Entertainments: Victorian Spiritualism and the Rise of Modern Media Culture. University Park, PA: The Pennsylvania State UP, 2016.

44

См.: Раздъяконов В. С. Духовные авторитеты секулярного века: Спирит. дневник М. П. Сабуровой // Вестник ПСТГУ. Сер. I: Богословие. Философия. 2015. № 6. С. 55–69.

45

См.: «Эзотерический» устав Русского спиритуалистического общества (с комментарием В. С. Раздъяконова и А. А. Маклаковой) // Studia Religiosa Rossica. 2018. № 1. С. 115–128; Раздъяконов В. С., Маклакова А. А. Учение и практики спиритического кружка П. А. Чистякова и А. И. Бобровой // Там же. С. 66–83. См. также: Маклакова А. А. Образ врага в дискурсе русских спиритуалистов (на примере материалов Московского спиритического кружка) // Религиоведческие исследования. 2019. № 2. С. 44–66.

46

См.: Фокин С. И. Николай Петрович Вагнер — жизнь и ипостаси талантливого человека. Часть 1. Путь в науку и в науке // Историко-биологические исследования. 2024. № 1. С. 10–60.

47

См.: Раздъяконов В. С., Морозова Е. Е. Спиритуализм как культовое движение: Проблема лидерства в закрытой религиоз. группе // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. 2016. № 3. С. 179–189; Он же. «Великое дело» ученых-спиритов: История Рус. о-ва эксперимент. психологии и спирит. кружок Н. П. Вагнера // Вестник РГГУ. Сер.: Философия. Религиоведение. 2013. № 11. С. 141–153.

48

См.: Веприкова Н. А. Коллекции фотографий спиритических сеансов из собрания ГМИР // Труды государственного музея истории религий. 2017. № 17. С. 46–49.

49

См. об этих объединениях: Хорошилова О. Казус Шульца // Русские травести в истории, культуре и повседневности. M.: Манн, Иванов и Фербер, 2021. С. 439–452; Бонч-Бруевич В. Д. Община единого храма: (К процессу Дмитрия Шульца) // Антирелигиозник. 1930. № 4. С. 23–37.

50

См.: Аксаков А. Н. Разоблачения: История медиум. комис. Физ. о-ва при С.-Петербург. ун-те с прил. всех протоколов и прочих док. СПб.: Тип. В. Безобразова и комп., 1883; Он же. Позитивизм в области спиритуализма: По поводу кн. А. Дассьэ «О посмертном человечестве». СПб.: Ред. журн. «Ребус», 1884; Он же. Анимизм и спиритизм: Крит. исслед. медиум. явлений и их объяснения гипотезами «нервной силы», «галлюцинации» и «бессознательного». СПб.: Тип. В. Демакова, 1893 (3-е изд.: Уфа: Электрич. тип. «Печать», 1910); Он же. Материалы для суждения об автоматическом письме (из личного опыта) и для суждения о материализации. СПб.: Тип. В. Демакова, 1899.

51

См.: Бутлеров А. М. Статьи по медиумизму: С фототип. портр. авт. и Воспоминанием об А. М. Бутлерове Н. П. Вагнера. СПб.: А. Н. Аксаков, 1889.

52

См.: Вагнер Н. П. Наблюдения над медиумизмом. Вып. 1. СПб.: Типо-литогр. Ф. Вайсберга и П. Гершунина, 1902.

53

См.: Петрово-Соловово М. М. Медиумические и физические явления и их научное исследование. СПб.: Тип. В. Демакова, 1900.

54

См.: Прибытков В. Откровенные беседы о спиритизме и других явлениях той же области. Вып. 1. СПб.: Ред. журн. «Ребус», 1894; Он же. Медиумизм Елизаветы Дмитриевны Прибытковой: Воспоминания. СПб.: Ред. журн. «Ребус», 1897; Он же. Спиритизм в России от возникновения его до настоящих дней. СПб.: Ред. журн. «Ребус», 1901.

55

См.: Акатов В. С. О позитивных основах новейшего спиритуализма. М.: Кардек, 1909.

56

См.: Болтин А. [П.]. Догматы Христовой церкви, изложенные согласно спиритическому учению: [литогр. изд.]. [Б. м. ], 1864; Болтин А. Спиритизм: [Ответ на ст. г. Дебольского «О спиритизме»: Ст., напеч. в журн. «Радуга» [за 1864 г. Кн. 5, 6. 7] / Ред. и примеч. А. Бюргера (?)]. СПб., 1865; Румилов С. Т. Что такое спиритизм? Беседы о спиритизме и медиум. явлениях: Сост. по «Qu’est-ce que le spiritisme». СПб.: Тип. Р. Голике, 1882.

57

См.: Карышев И. А. Основы нравственности по спиритизму и науке. М.: Тип. т-ва И. Н. Кушнерева, 1891; Он же. Основы истинной науки. Кн. 1–3. СПб.: Т-во худож. печати, 1899. См. больше: Пермякова М. А. К вопросу об идеологии Санкт-Петербургского Кружка для исследований в области психизма: православ. спиритуализм И. А. Карышева // Религиоведческие исследования. 2019. № 2. С. 67–83.

58

См.: Раздъяконов В. С. Религиозное учение Е. И. Молоховец и православная традиция // Вестник ПСТГУ. Сер. I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2019. № 3. С. 125–143.

59

См.: Благовест: Мысли из мира невидимого. М.: Ближайшие деятели О-ва спиритуалистов г. Благовещенска, 1912–1916. Т. 1–6.

60

См.: Раздъяконов В. С. На пути к Третьему Завету: Догмат. спиритуализм В. П. Быкова // Религиоведческие исследования. 2019. № 2. С. 19–43.

61

См.: Сербов [Бобров С. Д.]. Новые книги: К. Фламмарион. Неведомые силы природы // Ребус. 1908. № 31. С. 5.

62

Запрягаев В. Н. По поводу некоторых положений книги «Свет Египта» (письмо в редакцию) // Ребус 1906. № 27–28. С. 10.

63

См.: Ко II-му съезду спиритуалистов // Ребус. 1910. № 7. С. 4.

64

Е. Ф. Б. В защиту духов // Ребус. 1889. № 16. С. 154.

65

О задачах и целях спиритических кружков // Ребус. 1897. № 13. С. 113.

66

Обмен мыслей между читателями // Ребус. 1896. № 30. С. 247.

67

Ко II-му съезду спиритуалистов.

68

Мекк М. К. Краткий исторический очерк современного спиритуализма // Ребус. 1906. № 49–50. С. 10.

69

А. и Б. [Боброва А. И.] Общение с миром духов // Ребус. 1905. № 5. С. 6.

70

Из переписки М. П. Сабуровой с М. В. К<иселевой> // Ребус. 1907. № 22–23. С. 6.

71

Аксаков Ал. По поводу статьи В. С. Соловьева «О наших светских ересях» // Русь. 1883. 1 мая. № 9. С. 36.

72

The Spiritual Harvest of the Year: A Discourse by Mrs. Cora L. V. Richmond, Trancespeaker for the First Society of Spiritualists, Was Delivered on Her Return from England, at Fairbank Hall. Sunday Evening, December 26, 1880 // Medium and Daybreak. 1881. № 564. P. 49.

73

Аксаков А. Н. К чему? // Ребус. 1900. № 8. С. 74.

74

Гейнце Н. Как я сделался спиритом? // Ребус. 1891. № 26. С. 218.

75

По пути // Ребус. 1910. № 43. С. 3.

76

Подробное обсуждение вопроса о сложных отношениях спиритуализма, христианства и православия представлено в главе «Религиозная специфика русского спиритуализма».

77

См.: Пуанкаре А. О науке. М.: Наука, 1990. С. 300.

78

См.: Раздъяконов В. С. Физиологи против Теологии: «наука» как источник секуляризации в идеологии научного материализма XIX столетия // Вестник ПСТГУ. Сер. I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2017. № 6. С. 27–43.

79

Три проекта неосуществившихся периодических изданий по медиумизму (автографы), 1872–1876. [Проект] № 1 // ИРЛИ. Ф. 2. Оп. 2. № 67. Л. 1 об.; ср. помету: «С января будет издаваться без предварительной цензуры журнал Вестник Психизма, посвященный исследованию явлений психической силы».

80

Доклад, читанный Е. Ф. Сперанскою 18 мая по новому стилю на всемирном съезде спиритуалистов в Брюсселе // Смелые мысли. 1910. № 19. С. 547. Следует заметить, что на протяжении почти половины столетия спиритизм как религиозное учение существовал, по сути, подпольно, о чем мы можем узнать из разрозненных архивных свидетельств, оставленных некоторыми русскими кружками.

81

Мекк М. М. Краткий исторический очерк современного спиритуализма // Ребус. 1906. № 47–48. С. 4.

82

Чистяков П. А. Спиритуализм и наука // Труды Первого Всероссийского съезда спиритуалистов и лиц, интересующихся вопросами психизма и медиумизма, в Москве с 20 по 27 октября 1906 года. М.: Тип. К. Л. Меньшова, 1907. С. 11. См. также: Радиоактивность: Проф. Ч. Ломброзо. (Из кн.: «Гипнотизм и Спиритизм») // Ребус. 1910. № 47. С. 1.

83

Иностранные книги: Эволюция жизни и сознания // Ребус. 1905. № 24. С. 6.

84

См.: Неощутимая материя // Ребус. 1892. № 39. С. 383.

85

Дю Прель К. Как я сделался спиритистом // Ребус. 1893. № 40. С. 381.

86

Бобров С. Д. Размышления на тему, данную Артуром 3 апреля 1897 г. // ОР РГБ. Ф. 368. Карт. 8. № 26. Л. 3.

87

Быков В. П. О целях и задачах учрежденного в России кружка «Спиритуалистов-Догматиков» // Спиритуалист. 1906. № 12. С. 549.

88

См.: Быков В. П. К чему мы пришли? // Спиритуалист. 1912. № 1. С. 3.

89

См.: Merkling S. Olga’s Occult: ėzobrazow’s Formation of Spiritualist Feminism in the Revue des femmes russes during France’s Fin de Siècle: Undergraduate Senior Thesis. Dept of History. Columbia Univ., 2019.