Последняя белка Парижа

Влад Костромин

Очередная порция рассказов, частично написанных на различные конкурсы, а частично — в краткие минуты, урванные от написания «Либермана — яйцеубийцы» — романа-антиутопии, написанного в жанре альтернативной истории.Автор заранее благодарит вас за то, что вы раскошелились на эту книгу. Книга содержит нецензурную брань.

Последняя белка Парижа

А то еще случай был. У нас раньше же здесь заводик был. Небольшой. Свечи и чапельники делал. Я тогда еще юнцом был, при Советской, стал быть, власти дело было. В самом, так сказать, ее финальном окончании. Помер инженер тамошний, Семен Семенович Майнавирский, земля ему пухом, хороший был старичок, щеглов держал. Любили мы, ребятня, к нему зайти, щеглов посмотреть. Инженер, значит, стал быть, помер, а щеглы и вслед за ним преставились. И трех дней не прошло. То ли вдова неправильно за птичками ухаживала, то ли от тоски по хозяину, но подохли. Их у инженера на могилке и прикопали. Чтобы, стал быть, вместе гнили. Вместе оно и гнить завсегда веселее, загнивающий Запад не даст соврать.

Заводику, пущай даже и невеликому, без инженера никак нельзя. Сами понимаете, свечи и чапельники продукция стратегическая, двойного, стал быть, назначения. Положен инженер по штату — вынь да положь инженера! Заводу без инженера никак нельзя. Это почти как без бухгалтера или директора. Что это за завод будет? Приехал из города новый инженер, у самого еще молоко на губах не обсохло, студентик вчерашний. По принудительному распределению после диплома. Оно и понятно, хорошего, опытного инженера кто же в такую глушь на такую зарплату направит. Невелика вещь, свечи да чапельники. Чай, не космос и не атом. Мирный который. А инженеришка энтот, как на грех, еще и похож был на Шурика, студента из «операции Ы». Ну и из других приключений Шурика, включая «Кавказскую пленницу» и сменившего профессию Ивана Васильевича. Он еще и по поведению был недотепа, как киношный Шурик. Стал быть, кличка Шурик к нему сразу и приклеилась. А как его доподлинно звали — величали, я уж и не упомню теперь, за годов большой давностью.

Снимал Шурик комнату у бабки Лосихи, Лосевой Марии Ивановны, бухгалтерши этого заводика. Ему удобно — она сразу из зарплаты стоимость комнаты вычитала. И за стол — яичницу и омлет она ему по утрам жарила да кофий варила. И ей, старой склочне, не так скучно на старости лет было. Тогда по телевизору еще «Санта — Барбары» и «Поля чудес» не крутили, да и всего два канала было. Придет с работы, по хозяйству управится и все, хоть волком вой до утра. А так, какое — никакое, а веселье. То в суп жильцу плюнет, то живого мыша в сапог засунет, то в кофий сморкнется. А то и поругается. Не все же с кошкой Нюрнбкой (она ее в честь Нюрнбергского трибунала назвала) и псом Штирлицем (любила бухгалтерша фильм «Семнадцать мгновений весны») общаться. Короче, и ей хорошо, живой человек под боком, и ему удобно.

Она же, бабка Лосиха, тоже не местная была, из городских, прижившаяся. Другие деревенские женщины, семейные, с ней не шибко общались, за чужую все считали, хотя она, почитай, лет тридцать тут прожила. Тоже студенткой по распределению занесла нелегкая. Нужны были чапельники в то время, слали молодых специалистов на производство, не давали в теплом городе отсиживаться. Чуть получил диплом — сразу в бой! Но городская, ясное дело, местные парни с ней женихаться не стали, осталась старой девой, как и давняя подруга ее, приехавшая вместе с ней из города учительница, Анна Михайловна Пушнарик. Но учительница к тому времени померла, от рака легких. Курила много от тоски и табак нюхала. Но не суть.

Жил наш Шурик месяц, второй, третий, на работу ходил, а выходные, знамое дело, тоскливо. Сходил в клуб пару раз на танцы, огреб, стал быть, от местных парней. Они, опять же, стал быть, не со зла его побили, а просто заведено так, обычай такой: ежели пришел чужой на танцы, то до своих девок его допускать никак нельзя. Непременно надо меры принять по недопущению подобного. Парни же днем на работе Шурика не шпыняли, здоровались вежливо, улыбались ему. И по пути домой и на работу не трогали, не обижали. Они же не злые были, просто обычай такой. Не ими заведено, не им и менять.

Конец ознакомительного фрагмента.