Исполнение желаний. Воля свыше. Часть вторая

Вячеслав Митяшов

Двадцать лет спокойствия позади. Но безродный, волею случая ставший наследником трона, не может больше ждать, когда власть попадет в его руки. Рушится старый мир, а вместе с этим судьба бросает героев в круговерть событий. Кто-то сдается, кто-то решает затаиться. И лишь дочь Эйнара – Лита – бросается наперекор всему. Но вот только к чему приведет её неутолимая жажда мести?

© Вячеслав Митяшов, 2018

ISBN 978-5-4493-1943-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Два младенца

1

Ярко светила луна, отражаясь голубым блеском в покрывавших ели снеговых шубах. В холодном, терпком воздухе искрилась мельчайшая снежная пыль. То пропадая во тьме, то вновь вспыхивая бледным огнём, она медленно оседала на мягкие, пушистые сугробы. Ни малейшего дуновения не нарушало покой зимнего леса. Ни звука не раздавалось вокруг, лишь изредка, не выдержав массы обильно выпавшего снега, с оглушительным треском ломалась какая-нибудь ветка или молодое дерево.

Долгий, заунывный волчий вой огласил чащобу. Неимоверная тоска слышалась в нём, он раздирал душу, переворачивал её, навевал панический страх. Огромный, тёмный силуэт зверя виднелся посредине небольшой поляны, окружённой с трёх сторон лесом, а с четвёртой, граничившей с проторенной в снегу дорогой. Его взгляд впился в манящий лик луны, он неотрывно следил за медленно уходившей на запад небесной странницей. И из пасти зверя вырывался сдавленный вой.

Одинокий волк словно плакал, жалуясь неизвестно кому на свою долю. Но, неожиданно, он встрепенулся, оторвал взгляд от усыпанного звёздами неба и завертел своей косматой головой. Уши заходили ходуном, направляясь то в одну, то в другую сторону. Ноздри втягивали ледяной, едва доносящий запахи, воздух. Кто-то был на дороге. Добыча? Нет, острый слух уловил топот множества копыт, звон упряжи, и главное — человеческие голоса. А с людьми, да ещё в одиночку, связываться опасно. Чуть что — стрела в бок. Нехотя, с достоинством, волк поднялся и медленно затрусил во тьму лесной чащи, подальше от человека.

Топот копыт приближался, голоса слышались всё разборчивее и, наконец, мимо пронеслось несколько тёмных силуэтов. Следом за ними, поскрипывая снегом под полозьями, пронеслась запряжённая четвёркой лошадей карета, за ней ещё одна, а далее снова с десяток конников. Кавалькада птицей взлетела на небольшой пригорок и, подняв клубы снежной пыли, с шумом скрылась за чёрными стволами деревьев. Вновь воцарила тишина. Поднятый снежный туман медленно осел, искрясь в лунном свете.

А люди мчались дальше, будоража шумом спящих лесных обитателей.

— Быстрее! Гони! — раздавался из первой кареты встревоженный голос. — Не жалей коней!

Змеёй в воздухе взвился искрящийся инеем кнут и хлопнул над разгорячёнными, потными спинами лошадей. Злобное ржание было ответом. Казалось, этой безумной скачке не будет конца, казалось, эти всадники будут мчаться до тех пор, пока под ними не падут кони. Но вот лес немного поредел. Совсем немного, но сквозь эти небольшие просветы стали видны тусклые жёлтые огоньки в окнах небольшого посёлка.

Всадники вихрем влетели на его единственную улицу и остановились около единственного здесь двухэтажного дома. Из его труб непрерывно шёл густой белёсый дым, а возле входной двери жарко горели два коптящих факела. Постоялый двор. Громко заскрипев, раскрылись двери — хозяева услышали гостей. На крыльце появился низенький толстяк, закутанный в шубу из лисьего меха. Смешно подпрыгивая на плохо гнущейся ноге, он подбежал к одной из карет и громко спросил:

— Чем могу быть полезен господам?

Дверцы карет распахнулись, и из одной появилась молодая пара, а из другой буквально вылетел взволнованный, растрёпанный мужчина. Несмотря на ужасный холод, гость был без шубы, и лишь рубаха из шерсти защищала его тело от трескучего мороза.

— Хозяин? — спросил он.

— Да, а вы кто? Ваше лицо мне почему-то кажется знакомым, — в свою очередь осведомился трактирщик.

— Я Александр… э-э… король Александр.

— О! Ваше величество! — толстяк учтиво поклонился. — Я весь к вашим услугам. Какая честь, что…

— Моя жена рожает. Уже схватки начались, нужно в дом её. У вас рожать будем. Если найдёте повитуху, буду вам признателен вдвойне.

— Сию минуту, — трактирщик лихо свистнул, и из дома выскочило двое молодых парней. Они подошли ближе и, с глупым видом, уставились на приезжих.

— Да поклонитесь же, болваны, — прикрикнул толстяк. — Перед вами сам король.

Те неуклюже поклонились и, выпрямившись, продолжали всё так же глупо пялиться на Александра.

— Не стойте, помогите перенести королеву в дом. И аккуратнее, ребёночек у неё, принц наследный сейчас родится.

Подгоняемые своим хозяином, а быть может и отцом, они кинулись к карете. Из неё появилась молодая женщина. Она с трудом спустилась с подножки. Лицо её было бледно, и она то и дело стонала, кривя губы в гримасе боли. Парни подхватили гостью и быстро внесли в дом. Следом вошли и остальные. Лишь двое воинов остались перед дверьми на страже. Взяв из ближайшей поленницы немного дров, они быстро развели костёр и присели рядом с ним на чурбачках.

— Анют, ну как ты?

— Ничего, нормально всё. Ты не волнуйся только.

Её внесли в комнату на первом этаже, где жила семья трактирщика, уложили на кровать, служанки помогли раздеться и надеть ночную рубашку. Пришла жена хозяина. Увидев роженицу, она, почему-то очень обрадовалась и, опережая недоуменные вопросы гостей, пояснила:

— Счастье то какое. Только что дочка моя родила, а сейчас здесь же родится ребёночек у самой королевы. Я сама роды принимала — во всей деревне рожениц обхаживаю. Надеюсь, вы позволите мне принять роды и у вашей супруги?

— Конечно, ничего не имею против, — ответил Саша.

— Ну, тогда, — женщина сдвинула брови. — Тогда попрошу всех без исключения выйти отсюда. Королеве покой нужен. А вы в зал идите, вас сейчас накормят.

Все заулыбались, но, не став спорить, покинули спальню. Хозяин рассадил гостей в зале трактира, подал своего лучшего вина, а сам пошёл разогревать остатки рагу, чтобы изголодавшиеся гости заморили червячка.

Александр, не усидев и пяти минут, вскочил и, то и дело тяжело вздыхая, принялся ходить от стенки к стенке. Все сочувственно смотрели на него, наконец, Эйнар, не выдержав, сказал:

— Да успокойся ты. Всё хорошо будет. Дело то пустяковое. Вот ты бы лучше не бегал, а сел к нам, налил вина и выпил за здоровье Анны.

— Уговорил, — Саша сел рядом с товарищем и залпом выпил содержимое стакана.

Немного полегчало. Вино было прохладное, хмельное. Прокатившись в желудок ледяной волной, оно взорвалось там тёплым, ласкающим пламенем.

— Сам то как, не волнуешься? И Сантилия вот-вот родит.

— Два месяца осталось, — ответил Эйнар, обняв свою спутницу.

— Лантила обрадуется, будет чем заняться ей.

— Это точно. С тех пор, как погиб Онкил, места себе не находит, на десяток лет сразу постарела.

— Жаль, что мои родители не увидят внука… или внучку, — Саша тяжело вздохнул, а друг заметил, как дрожат его губы, и он едва сдерживает слёзы.

— Выпей ещё, — Эйнар налил себе и товарищу вина. — И не переживай. Ты сделал свой выбор. Ты связал свою жизнь с этим миром. Теперь здесь твоя родина.

— Но я родился не здесь.

— Ну и что. Твоя родина не там, где родился, а там, где выстрадал, где боролся.

— Ладно, забудем. Но, всё же, интересно, как там Иван Сергеевич и Николай. Увидеть бы их ещё разок.

— Да и я тоже не против, — Эйнар улыбнулся.

В зал ворвался аппетитный запах рагу из овощей и мяса.

— Ну, наконец-то, — простонал, словно от наслаждения, Эйнар, вдыхая ноздрями аромат еды. — С самого утра ничего не ел.

Из кухни появился хозяин. Вместе со своими сыновьями он внёс в зал два огромных горшка, пышущих густым, ароматным паром.

— Одну секунду, сейчас будут ложки и тарелки, — хозяин поставил посудины на один из столов и вновь исчез на кухне.

Ожидание было хоть и томительным, но не долгим. Снова появился толстяк, державший в руках стопу тарелок, на верхушке которой красовался веер деревянных ложек. Не прошло и двух минут, как все с завидным аппетитом поглощали рагу, находя его вполне сносным, особенно для голодных желудков. А хозяин только и успевал подливать в стаканы вино и накладывать добавку. Шум стоял такой, что даже прибежала жена трактирщика.

— Потише, потише, — заворчала она, грозя толстым и коротким указательным пальцем правой руки. — Вы шумите так, что соседи все сейчас сюда сбегутся на веселье.

— Как Анна? — сразу же спросил Александр.

— Она женщина сильная, хорошо держится. Лежит бледная, измученная, а всё шутит, да историями меня всякими развлекает.

— Так роды скоро начнутся?

— Уже скоро, и луна не успеет зайти.

Женщина ушла, а Саша, успокоенный и довольный, с новыми силами приналёг на рагу.

— Зря волновался, — толкнул его в бок Эйнар.

— Да не волнуюсь я.

— Хорошо бы у тебя был сын, а у нас дочь, — отозвалась Сантилия.

Она сидела напротив Александра всё ещё одетая в шубу, но даже через неё был заметен увеличившийся от бремени живот.

— Или наоборот, — добавил Эйнар.

— Что ты, — махнула рукой Сантилия. — Королям полагается иметь сыновей, которые станут наследниками и помощниками. Я вот только исключением получилась.

Красавица тяжело вздохнула, вспомнив о чём-то и, подперев щёчку ладонью, закрыла глаза.

— Сантилия, поешь ещё? — спросил муж, подкладывая ей в тарелку рагу.

— Нет, не хочу, — еле слышно отозвалась она.

Ей очень хотелось спать, и постепенно, голова Сантилии начала опускаться на стол. И, едва она коснулась грубо оструганных досок, глубокий сон овладел ей.

— Эге, да она уснула, — проговорил Эйнар. — Смотри-ка, вон там ещё сморило ребят.

Саша оглянулся и заметил, что многие, устав от долгой, тяжёлой скачки, уснули прямо на столах, едва ли не в тарелках с едой.

— Меня тоже в сон клонит, устал я.

— Так поспи.

— Нет, не буду.

— Значит, всё-таки, волнуешься, — ехидно усмехнулся Эйнар.

— Да ну тебя. Ты бы сам лучше поспал.

— Да я то посплю, а вот ты то как.

— За меня не беспокойся, я составлю компанию трактирщику.

— Как хочешь, — друг сладко зевнул, потянулся и, положив под голову руку, расположился на столе.

— Спокойной ночи, — Александр поднялся из-за стола и направился на кухню.

Но его ждало разочарование — хозяин спал, улёгшись на скамью. Округлое лицо толстяка вытянулось, морщины разгладились, а из-под широких ноздрей носа доносилось лёгкое сопение.

— И этот спит, — Саша усмехнулся. — Посмотришь, прямо младенец, никак не скажешь, что та ещё бестия.

Король вернулся обратно в зал и, сев на угловую скамью, прислонился спиной к тёплой стенке камина. Спать не хотелось. Почему-то возникло жуткое желание напиться, чтобы утопить в вине свой страх и неуверенность. Он дотянулся рукой до стоявшего неподалёку кувшина и поставил его рядом с собой. Сосуд был полупустым, но того, что там оставалось, вполне хватало, чтобы залить хандру. Саша почему-то покачал головой, словно корил сам себя за такое поведение, и приложился к горлышку.

С первым же глотком нахлынули воспоминания. Вспомнилась прошлогодняя весна. Он помнил всё, что было — переход из Кербила через горы, огромный лагерь на берегу Великого озера, Острова смерти, морское сражение и конечно битва при Фарнадо. В памяти мелькали знакомые лица. Всё словно во сне, в смутной туманной дымке.

А потом ярким росчерком прорезал серую пелену погребальный костер, в котором сгорела плоть соратников и врагов. Всё превратились в невесомый серый пепел, унесённый в бескрайнее море упругим порывом ветра. Остался лишь потрескавшийся кроваво-красный гранит.

Вспомнились Николай и Иван. Где они сейчас? Интересно, как они объяснили своё долгое отсутствие?

Всё прошло. А потом был мир. Потрясённая таким поражением, обескровленная Лафира не решилась продолжать борьбу за Остров. Вероятно, они ещё долго жили в страхе, ожидая возмездия, но армия Острова едва ли была способна на такое.

Александр провёл по лицу ладонью, словно отирал липкую паутину. Вновь припал к кувшину, сделал глоток. Глоток оказался слишком большим, и он, закашлявшись, отбросил кувшин в сторону. Вино разлилось по полу, затекая в щели между половицами.

Вдруг из-за стены раздался громкий, протяжный стон, затем ещё. Послышался голос хозяйки: «Тужься, тужься, давай ещё!» Саша вскочил и бросился туда, с грохотом перевернув лавку. Тут же проснулись его спутники, Эйнар ринулся было следом, но Сантилия удержала его. Александр остановился перед дверью, толкнул рукой — дверь не шелохнулась, хозяйка предусмотрительно заперла её на засов. Он начал стучать, просить, чтобы его пустили, но строгий голос остановил его.

— Прекратите немедленно! Уже скоро.

Саша остановился, сделал шаг назад. Его спина уперлась в бревенчатую стену, и он медленно опустился на корточки. Из комнаты донеслись ещё стоны, Он почувствовал, как его начала колотить нервная дрожь, тело напряглось. Он несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, закрыл глаза. Вдруг раздался крик, крик родившегося ребёнка. Александр, держась за стену, поднялся и шагнул к двери. Не успел постучать в неё, как дверь распахнулась — на пороге стояла хозяйка дома. Увидев стоявшего перед ней короля, она широко улыбнулась и сказала:

— Поздравляю, господин, у вас мальчик, наследник престола!

Саша, совсем не слыша от волнения своего голоса, сказал ей несколько слов благодарности и бросился к Анне. Она сидела, облокотившись на подушки, держа на руках завёрнутого в пелёнку ребёнка. Малыш сосредоточено приник к материнской груди и, не отрываясь, сосал молоко. Александр присел рядом, осторожно приоткрыл край пелёнки. Малыш был довольно большим, с толстенькими ножками и ручками.

— Твой сын, — тихо проговорила Анна, подставляя под поцелуи своё бледное, покрытое испариной, лицо.

В дверях появились Эйнар и Сантилия. Они осторожно заглянули в комнату.

— Кто? Сын?

Саша, улыбаясь, кивнул головой, и друзья, крича «Наследник престола!», кинулись обратно.

— Даже не верится, — прошептал Александр. — Если бы его видели мои родители…

— Они гордились бы тобой. Кстати, мы ведь так и не решили, как назовём его. Пора придумать ему имя. Не годится человеку, пусть такому крохотному, без имени жить.

— А ведь верно, — Саша задумался.

— Можно назвать его в честь наших друзей, Иван или Николай. А лучше Эллирий или Сервий. Всё-таки, ему жить здесь, и имя должно быть подходящим.

— Не знаю, я хотел бы что-нибудь особенное.

— Я знаю, придумала, — Анна едва не подпрыгнула на постели. — Эдуард… или Эдвард. Как считаешь?

— Согласен, да будет так.

— Ну что, Эдвард, привет, — Анна осторожно оторвала его от груди и повернула лицом к отцу.

— Смотри-ка! — Саша вздрогнул и указал на плечо ребёнка. Там, словно из-под кожи, внезапно проступило тёмное родимое пятно.

— Что это? — Анна испуганно прикоснулась к нему пальцем.

В этот момент крохотное пятнышко развернулось перед глазами видением — многоцветным узором из цветов и трав. Это продолжалось лишь мгновение, затем всё исчезло, осталось лишь родинка. Анна и Александр переглянулись.

— Так вот оно что, — Саша задумчиво погладил эфес Аклостина. — Это знак. Что бы ни случилось, мы всегда сможем узнать его.

— Но зачем? Откуда ты знаешь это? — изумилась Анна.

— Знаю, Анна, знаю. Только не пойму, почему и зачем.

Что-то беспокоило, не давало покоя, но он постарался откинуть от себя это чувство, улыбнулся и осторожно прикоснулся губами к головке ребенка.

— Я так устала, — проговорила Анна.

— Ну так поспи, а я пойду. Там меня, наверняка, заждались.

Мать обняла ребёнка и, зарывшись поглубже в одеяла, закрыла глаза. Саша поднялся и тихо вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Немного постоял за ней, задумавшись о чём-то, и вернулся в зал трактира.

— Ура! Да здравствует король! Да здравствует наследник! — прогремел дружный крик, едва он вошёл в зал.

— Эдвард, мы назвали его Эдвард, — подсказал Александр.

— Поздравляю вас, ваше величество, — раздался рядом хриплый, сонный голос трактирщика.

Он поднёс королю кубок с вином и, расчувствовавшись окончательно, всхлипнул и поклонился.

Прошло лишь несколько минут, а расторопный хозяин и его сыновья накрыли столы, вынесли лучшее вино и яства. Наполнились кубки, и все выпили за здоровье наследника. Пригласили и часовых, которые, впрочем, уже дремали, пригревшись у костерка. Но их бесцеремонно растолкали и привели в дом. Пока гости уничтожали запасы вина, ветчины и вяленой рыбы, трактирщик заколол пару поросят. Их немедленно выпотрошили, и щедро нашпигованные травами тушки расположились над жаркими углями кухонного очага.

Оба друга и Сантилия сидели рядом с камином, наблюдая за тем, как отплясывают их телохранители под звуки флейты и лирицы. Пол под ногами слегка вибрировал, весело позвякивали на столах опорожнённые кубки. А люди танцевали всё азартней и азартней. Всё громче свистела флейта, ей вторили вылетавшие из-под смычка надрывные звуки лирицы.

Веселье было в самом разгаре. Вино лилось рекой, но никто не пьянел, словно в кубках был не хмельной напиток, а обычная вода. Только веселей становились люди, вовлекаемые в зажигательный танец. Саша налил себе и Эйнару, и они, стукнувшись стаканами, залпом выпили их содержимое. Вдруг музыка прервалась, танцоры застыли. Радостные восклицания огласили зал трактира — хозяин с сыновьями вносили на двух резных деревянных подносах зажаренных поросят, весело поблёскивающих своими коричневыми боками.

— Вот удружил! — воскликнул один из воинов. — Лучше не придумаешь!

Трактирщик поставил блюда на стол и, собственноручно, разделил жаркое на порции так, что каждому достался хороший кусочек.

— У вас тут, я вижу, веселье, — раздался за спиной Александра усталый голос Анны.

— Ты здесь?! — он сорвался с места и помог ей дойти до скамьи. — А Эдвард? Он спит?

— Спит, не волнуйся. Попил молока и уснул. Эллиса — дочь любезного хозяина — взяла его к себе. Она изъявила желание стать его кормилицей.

— А ты что?

— Думаю, что и сама его покормлю.

Рядом появился Эйнар. Изрядно захмелевший от непрерывных возлияний, он пробормотал что-то невразумительное, затем, собравшись, выговорил:

— Выпь… ем.

Сунув в руки по стакану друзьям, он налил в них вино. Кувшин ходуном ходил в руках, и большая часть вина пролилась на стол, но это не смутило его. Он пожал плечами, виновато улыбнулся и присел напротив.

— Эйнар, — покачала головой Анна. — Первый раз тебя таким вижу.

— А то ли еще будет, когда родиться у нас ребенок, — Эйнар попытался встать, чтобы подойти к своей возлюбленной, но пошатнулся и упал на пол.

Саша бросился к нему, испугавшись, что тот разбил себе голову, но ничего, лоб оказался цел, лишь хороший синяк красовался над левой бровью. На шум пришёл и хозяин. Увидев лежавшего на полу гостя, он всплеснул руками, громко рассмеялся и принялся поднимать его.

— Коварное вино, — проговорил он, взваливая Эйнара на плечо. — Кто-то может пить его кувшинами и не хмелеть, а другие быстро пьянеют. Почему — не знаю.

Саша помог трактирщику отнести друга на второй этаж, где находились комнаты. Поднявшись по узкой лестнице, они очутились в тёмном коридоре, по обеим сторонам которого виднелись двери, по пять с каждой стороны. Они прошли в самый конец, где, по словам хозяина, находились самые лучшие комнаты. Не зажигая огня, на ощупь, открыли замок.

— Свеча справа должна стоять, — подсказал трактирщик.

Александр нащупал её, увидел красноватый огонек фитиля рядом, ткнул свечу в него. Слабое, мерцающее пламя выхватило из мрака часть небольшой комнаты. В центре стояла двуспальная кровать, по обеим сторонам — столики с канделябрами. Рядом с окном — огромный сундук для вещей. Всё, и пол, и стены, были завешаны шкурами. Тут были и толстые и мягкие медвежьи, и тёплые волчьи.

— Кладите его на кровать. Отоспится — станет как огурчик.

Саша бросил Эйнара на покрывало из волчьих шкур — тот даже не шевельнулся. Махнув рукой, он вышел из комнаты, но вдруг до его слуха донеслись торопливые шаги по лестнице. В свете свечи перед ним появилось лицо Сантилии, за её спиной стоял сотник гвардии. Лица обоих были бледны, даже жёлтый свет свечи не мог скрыть этого. Губы Сантилии тряслись — она едва сдерживала рыдания. Александр почувствовал, что ноги его подкосились — он понимал, что случилось что-то плохое.

— Анне плохо?

— Эдвард…

— Что с ним?

— Его… — голос Сантилии дрогнул, и она зарыдала, упав другу на грудь.

— Что его?! — волосы на голове короля зашевелились от ужаса, его затрясло, словно в лихорадке.

Сантилия силилась что-то проговорить, но не смогла. Она медленно опустилась на пол, обнимая его ноги. Сотник ответил вместо неё:

— Эдварда похитили. Кто-то ворвался через окно в спальню, оглушил Эллису и украл обоих детей. Видимо, случилось сразу после того, как королева вышла к нам. Погоня пошла по следу, а мы сейчас приводим дочку трактирщика в чувство. Я думаю, она знает, кто сделал это.

— Королева? — спросил Александр глухим, безжизненным голосом.

— Она сидит рядом с камином и смотрит в огонь. Я боюсь, как бы она не помешалась.

— Я всё понял, — ответил король.

Но он совсем ничего не понимал. Такое не укладывалось у него в голове. Ещё минуту назад он был счастлив, ему казалось, что это сладкое чувство будет сопровождать его всю жизнь. Он — отец. Никого на свете нет счастливее него. И вдруг всё кончилось, словно ледяной вихрь унёс всё тепло, оставив лишь смертный холод. В одно мгновение. Кровь тяжёлым молотом была в висок, сердце стучало так, словно собиралось разорваться в клочья.

Тяжело дыша, Александр спустился в зал. Перед глазами всё плыло, сознание мутило, словно от яда. Он осмотрелся — замолчавшие и испуганные, его спутники стояли вдоль стены, со страхом взирая на своего короля. Он махнул рукой в их сторону, то ли велел всем убираться прочь, то ли давал знак, что всё наладится. Сам, подошёл к камину, сел рядом с Анной.

— Я виновата, — прошептала она сквозь слёзы, почувствовав, как его рука легла на её хрупкую ладонь. — Зачем я оставила его.

— Его найдут. Погоня уже ушла за похитителями, — ответил он, и добавил. — Когда их поймают, я лично отрублю голову каждому.

Раздался громкий плач — Эллиса пришла в себя. Очнувшись, она осмотрелась и, осознав, что произошло, завыла, словно волчица у разорённого логова. Вой вновь перешёл в рыдания, затем послышались громкие причитания…

— Да успокойте же её! — вскричал Александр.

Он вскочил, подошёл к ней и, встряхнув за плечи, спросил:

— Кто это был?

Эллиса перестала плакать, но дрожь по-прежнему била её. Зубы клацали, словно на холоде, она никак не могла ничего сказать. Трактирщик налил дочери немного вина, она схватила стакан дрожащей рукой, выпила и произнесла:

— Отец моего ребёнка.

— О, боги! — трактирщик обхватил голову руками и рухнул на лавку.

— Отец ребёнка?! — изумился Александр. — Но как так? Почему?!

Ответил трактирщик:

— Во время войны началось это. Жил в нашем посёлке сын дровосека — красивый, молодой парень. Он давно положил глаз на мою дочь, ухаживал за ней. Но Эллиса не обращала на него внимания. Однажды в поселок пришли лафирцы. Разграбить, не разграбили, нечего больно взять здесь. Но до женщин были ох как падки. И Эллису это не обошло. Однажды, на опушке леса, когда она возвращалась домой с хворостом, двое набросилось на неё. Порвали одежду, ударили пару раз, но обесчестить её им так и не удалось — на крики прибежал Малис. Парень, молодец, не испугался. Убил обоих, но и сам получил тяжёлую рану. Дочка привела его к нам. А дальше, понятное дело. Полюбили они друг друга, собрались жениться. Но опять всё пошло не так. Убили отца Малиса, и парень загорелся жаждой мести. Взял топор побольше и ушёл на войну.

Думали, погиб он, долго от него вестей не было. Но он, всё-таки, появился. Сначала всё хорошо было, свадьбу играть хотели. Но потом что-то произошло между ними, И Малис бросил мою девочку, бросил вместе с не родившимся дитём. А месяц назад он опять объявился, пришёл к нам и заявил Эллисе, что ребёнок будет его, что он заберёт малыша с собой. Само собой, прогнали мы наглеца взашей. Немного поволновались, но потом успокоились, забылось это. Но вот, вспомнилось…

Трактирщик тяжело вздохнул.

— Ваше величество, — вновь заплакала Эллиса. — Прошу вас, не убивайте его, он ведь подумал, что двойня у меня.

— Хорошо, он останется жив, но отправится на Острова смерти рабом к Хиц-Эргосу.

Воцарила тишина. Все прислушивались к звукам, доносившимся с улицы. Каждый ждал, что вот-вот раздастся топот копыт, откроется дверь и, в клубах ледяного тумана, в дом войдёт один из гвардейцев, держа в руках ребёнка. Все надеялись на успех, Сантилия, немного придя в себя, успокаивала Анну. Гладя её руку, она приговаривала: «Всё будет хорошо». Но прошло уже больше часа, и Александром овладели дурные предчувствия. Вспомнились слова, сказанные умирающим Орувином: «…Каждая твоя ошибка, каждый твой поступок отзовутся в грядущем. Будь осторожен, король, и проклятие минует тебя». Может быть вот оно — проклятие?

— Едут, — прошептала Эллиса.

До слуха донёсся звонкий топот копыт. Он приближался и, вскоре, смолк у самой двери. Дверь распахнулась, и в зал вошли шестеро солдат. Все были изранены, кровь покрывала доспехи каждого. Можно было заметить застрявшие в броне стрелы со сломанными древками. На руках они несли двоих своих товарищей, то ли тяжело раненых, а, может быть и убитых.

— О нет! — простонала Анна.

— Двое там остались, — прохрипел десятник, падая на скамью. — Ещё двоих мы смогли подобрать, один ещё жив был, но, похоже, умер. На самих живого места нет.

— Что произошло? — спросил Александр.

Он с силой вцепился пальцами в скамью, чтобы не упасть. Голова шла кругом, он уже совсем не понимал, что происходит, порой ему казалось, что это просто кошмарный сон, и он сейчас проснётся. Но нет, боль в пальцах, заставила придти в себя.

— Мы шли по следу и, уже в лесу, напоролись на засаду. Нас били из луков, как зайцев. Стрела за стрелой, и, большинство, в цель. Стреляли знающие люди, им точно приходилось иметь дело с панцирниками. Двоих сразу же сразили, а как мы начали вилять между деревьями, меткость их немного поубавилась, но, всё равно, нас истыкали, как подушечку для игл. Ещё двое упали с коней. Подобрали, кого смогли и… и отступили. Воля твоя, король, вели казнить меня, но не трогай моих людей, они моему приказу повиновались, и то с третьего раза, — десятник вскочил, стащил с себя доспех — почти вся рубашка под ним пропиталась кровью. — Да я сам брошусь на меч, позор смывается кровью!

Он взял клинок за остриё, упёр рукоять в стену и проколол бы себя, но бросившийся к нему Александр толкнул его в сторону, вырвал из рук меч.

— Не глупи! Сам вижу, что правильно ты поступил. А меч этот разит лишь по моему приказу, и я не приказывал тебе убить себя.

Король отдал воину его оружие и медленными шагами направился к лестнице. Её ступеньки тихонько заскрипели под шагами, затем шум шагов разнёсся по потолку и, вскоре, вовсе стих. Анна облокотилась спиной о тёплый бок камина, закрыла глаза, но из них продолжали бежать вниз по щекам горькие слёзы.

Свечи догорали, но никто не зажигал новых. Все сидели молча, смотря друг на друга растерянными взглядами. Эллиса тихонько плакала, изредка нарушая тишину всхлипами. Близилось утро.

2

Пущенная вдогонку стрела растворилась во мраке. Нашла ли она свою жертву — кто знает, да и не важно. Топот копыт преследователей стихал вдали, и, наконец, наступила такая тишина, что было слышно, как тихонько гудит тетива у недавно выстрелившего лука. Их было семеро. Шестеро сидели среди густого частокола из колючих чёрных веток, называвшихся летом малинником. Седьмой прятался за толстым стволом старой липы, прижимая к своей груди два небольших свёртка. Его спутники спешно прятали луки в колчаны и, выбравшись из зарослей, подошли к нему.

— Малис, — прогремел грубый, хриплый от простуды, голос. — Кто это был? Ты же говорил, что в этом захолустье никого нет. А эти едва не схватили за хвосты наших коней. Да и, не знаю, заметил ты или нет, они в броне были.

— Отдыхали, может, у Старого каплуна.

— Может быть, может быть. Идём, глянем. Двоих-то они оставили.

Малис встал, крепко сжимая свёртки, и направился туда, где виднелись тёмные пятна упавших тел. Кто-то зажёг факел, и яркий свет заплясал багровыми отблесками на стволах деревьев, на снегу. Они осторожно приблизились к телам, постоянно оглядываясь, не появятся ли преследователи снова.

— Если я не ошибаюсь, это доспехи королевских стражей, — прошептал Малис, внимательно разглядывая погибшего. Всем сразу стало немного не по себе.

— Значит и король здесь? Откуда?! — робко предположил державший в руках факел.

— Ты удивительно умён, Арстин.

Малис нагнулся ближе, чтобы рассмотреть лица убитых. Щёки одного из них, поражённого стрелой в горло, уже посинели, ввалились. Открытые мёртвые глаза недвижимо взирали в звёздное небо, туда, куда отправился его дух. Другой же, раненый в бок, где броня была слабой, выглядел иначе. Щёки были бледны, но не посинели, веки закрытых глаз слегка вздрагивали, словно хотели открыться, чтобы видеть склонившихся над ним врагов.

— Он жив! — воскликнул Малис и, отшатнувшись, едва не упал в сугроб.

В одно мгновение все сгрудились вокруг.

— И в самом деле, жив, — пробормотал Арстин, поднеся факел ближе к лицу. — Глаз, вон, дёргается как. Сейчас откроется.

— Добить его, чтобы не мучился, — прогремел простуженный голос. — Не жилец он, печёнка то пробита.

— Поумерь свой пыл, Ткар, — Малис растолкал всех и опустился перед телом на колени. — Что-то подсказывает мне, порасспросить его нужно кое о чём. Отвезём в сторожку.

Все разошлись за конями, привязанными рядом с местом засады. Раненого взвалил себе на плечо могучий Ткар. Он, как пёрышко, подхватил воина со снега и, легко отнёс его к своему коню. Взвалил поперёк спины, прыгнул в седло сам. Сильный конь, под стать хозяину, даже не пошатнулся под двойной ношей.

Пришлось запутывать следы. Малис и его люди долго кружили по лесу, несколько раз пересекали дорогу и, наконец, едва не заблудившись сами, выехали к небольшому, построенному из толстых, покрытых мхом брёвен, дому.

— Теплеет, — проговорил Арстин, слезая с коня.

— Пойдёт снег, занесёт следы, — отозвался Малис.

Коней поставили в набитый мёрзлым сеном сарайчик, а сами вошли в дом и, вскоре, из короткой толстой трубы повалил сизый дымок. Лёгкий ветерок немного сносил его в сторону, и белёсое облако терялось между макушек деревьев.

— Раненого разденьте, поближе к камину положите, — сказал Малис. — В чувство приведите его.

Он положил свёртки на медвежью шкуру и, бросив взгляд на лежавшего гвардейца, дёрнул плечами и вошёл в дверь слева от камина. Холодный воздух ударил ему в лицо, в комнате было нежарко. На столе горел крохотный огарок свечи, мерцающее пламя едва рассеивало мрак. Рядом со столом стояла кровать. В ней, в клубке одеял и шкур сидел, облокотившись спиной на сруб, человек. Женщина.

— Ты не околела здесь, Лайра? — Малис поёжился. — Могла бы и печь растопить.

— Вернулись, — раздался слабый, болезненный голос. — Хоть один ребенок, но будет у нас, Малис.

— Не печалься. Эллиса двойню родила. У нас будет двое детей, как ты и хотела. Молоко у тебя есть? Прокормить двоих сможешь?

— Не волнуйся, смогу.

— Хорошо, вылезай. Иди у камина погрейся, на детишек посмотришь.

Послышался вздох, клубок одеял развернулся. Лайра опустила на пол обутые в шерстяные носки, ноги и, нетвёрдыми шагами, вышла в зал. Свет осветил её — она была немолода, гораздо старше Малиса. Худое лицо ещё хранило отпечаток былой красоты, но, увы, она прошла. Лишь удивительные светлые волосы северянки напоминали о ней. Но сейчас эти почти белые с оттенком спелой пшеницы локоны в сочетании с впалыми щеками, тёмными мешками под глазами и резко очерченными скулами совсем не красили женщину, а придавали ей пугающий вид ожившего мертвеца. Под белой шерстяной рубашкой и длинной, до щиколоток, красной юбкой угадывалось худое тело и узкие бёдра. Чем она смогла прельстить Малиса? Этого никто не знал, да и сам он предпочитал отмалчиваться, когда его спрашивали о Лайре.

Лайра подошла к Малису. Он нежно обнял её, поцеловал. Вдвоём, они присели у покрытой шкурами лавке, где лежали дети. Увидев их, Лайра всплеснула руками, бросилась к ним со словами: «сейчас я вас покормлю». Сняв с малышей опутывающие их тряпки, она развернула завязки рубашки и, взяв на руки детей, приложила их к груди. Один сразу начал жадно сосать, а другой, неуклюжий, толстенький, задрыгал ножками и заплакал.

— Что ты, успокойся, дурашка, — едва слышно зашептала Лайра.

Ребёнок не унимался, плакал и плакал, но, постепенно, словно смирившись, притих и, проголодавшись, прильнул к груди. Лайра то и дело морщилась от боли и негромко ойкала. Маленький хулиган, нарочно, или нет, больно кусал её, как будто мстил за своё похищение.

Малис отошёл к товарищам, отогревавшимся около пламени камина. Тут же лежал и раненый. Его раздели, рану промыли и, смочив бальзамом, перевязали холстиной. Он был ещё без сознания, но дыхание стало сильнее и ровнее. Его всячески старались привести в чувство: давали понюхать едкой соли, щекотали лучиной ноздрю.

— Как он?

— Может и выживет, — пожал плечами Арстин. — Очнуться должен, вон уже носом водит.

— А, если не очнётся?

— Значит, точно подохнет.

— Подождите, не трогайте его, сам должен в себя придти.

Ткар вздохнул и положил щепку на пол. Все сидели вокруг раненого, внимательно рассматривая его лицо. А оно уже начало приобретать нормальный оттенок. Прошло несколько минут томительного ожидания. Стояла тишина, лишь негромко ойкала Лайра, да дрова трещали в огне. Наконец, раздался громкий стон, и раненый, не открывая глаз, проговорил:

— Ваше величество… Они ушли… Ваш сын у них…

Слова гвардейца, словно обухом по голове ударили. Малис побледнел так, что лицо его стало белее снега. Руки задрожали и он, чтобы никто не заметил, вцепился плохо слушавшимися пальцами в шкуру.

— Один из них сын короля, принц, наследник престола, — прошептал он. — Что делать?

— Может, выкуп попросим? — пробасил Ткар.

— С ума сошёл?! Тебе жить надоело? Может нам и заплатят выкуп, только на следующий день мы все лишимся голов. Да и не для того я сражался у Фарнадо вместе с королём, чтобы поступать так.

— Что же ты предлагаешь?

— Мы вернём ему сына.

— Ха! — Ткар хлопнул по ляжкам. — А ты не сошёл с ума?! Думаешь, он тебя по головке погладит за то, что ты сделал? Голову, может и не отрубит, но на Острова смерти точно сошлёт.

— Постой, я не собираюсь идти к нему. Они ведь в столицу возвращаются? Так мы подкинем ему ребёнка на дорогу.

— А ты голова, Малис. Вот только узнать бы, кто из них сын короля, а кто внук трактирщика.

— М-да, — Малис прилёг, подложив под голову руку.

А раненый уже открыл глаза. Увидав незнакомые лица, он вздрогнул, рука скользнула на бедро, туда, где когда-то были ножны с мечом. Но сейчас их там не было, и он, понимая свою беспомощность, вздохнул и вновь закрыл глаза.

— Не бойся, мы не сделаем тебе ничего плохого, — попытался успокоить его Арстин. — Ты должен помочь нам узнать, кто из детей сын короля. Понимаешь, мы случайно украли его, думали, это ребёнок Эллисы. Вот теперь и хотим вернуть королю наследника.

— Зачем же вы похищали его? — превозмогая боль, прошептал раненый.

— Да пойми ты, думали, что двойня у неё родилась. А зачем похищали, не важно, есть на это причина.

— Я не смогу вам помочь. Я в глаза принца не видел, показать нам его не успели. Хотел бы помочь, но не могу. Идите к королю… он простит…

— Э-хе-хе, жаль, очень жаль, — Арстин повернулся к Малису. — Не знает он. Что делать будем?

— Ничего, сами как-нибудь разберёмся.

Он поднялся на ноги и, пристально глядя в глаза Лайре, подошёл к ней, присел рядом. Та смотрела на него испуганными глазами затравленной волчицы. Она крепко прижала детей к груди, а когда Малис пересел ближе, резко отвернулась от него, сказав:

— Нет, Малис, не надо возвращать.

— Нет, Лайра, надо. И не перечь мне, не пытайся меня уговорить. Мы должны вернуть королю ребёнка.

— Прошу тебя, — женщина всхлипнула, плечи её задрожали. Она плакала.

— Да не вой ты, — Малис скривился и, поднявшись, отошёл к камину.

Сев сбоку, около жаркой стенки, он прислонился к ней спиной и закрыл глаза. Тело отдыхало, чего нельзя было сказать о разуме. Малис лихорадочно думал, что же делать, проклинал себя — зачем пошёл на это похищение. Ещё вчера он хотел этого, но теперь… Это всё Лайра. Зачем он тогда пообещал ей детей, да ещё двух. Глупец. И зачем он обещал ей ребенка Эллисы?! Дурак, тысячу раз дурак!

— Малис, ты разобрался с мальчишками? — спросил Арстин, прервав раздумья друга.

— Нет.

— Может, тебе помочь?

— Чем же ты поможешь? Ты что, видел своими глазами принца?

— Нет, но, думаю, должен же он быть похожим на родителей. Посмотрим повнимательнее, авось и догадаемся. А другой на тебя должен быть похож.

— А ты прав, Арстин. Короля и королеву мы все видели. Да и я у вас на виду целыми днями.

Малис нехотя покинул тёпленькое местечко и, вместе с Арстином, снова подошёл к Лайре. Та всё ещё держала детей у груди, прикрывая их от взора Малиса своим телом.

— Положи-ка детей на шкуру, — проговорил тот.

Она немного поколебалась, но зная, что упрямство ни к чему хорошему ни приведёт, подчинилась.

— Смотри, Арстин, — вздохнул Малис, глядя на лежавших на шкуре голеньких малышей.

Оба были примерно одинакового роста, но один казался немного толще, и на его плече краснело странное родимое пятно. Другой же был беленький и чистенький, без единого пятнышка, без единого изъяна на крохотном тельце.

— Думаю, этот, — сказал Арстин, указывая на второго. — Чистенький, беленький, да и лицо похоже.

— Уверен? По мне, так они оба на одно лицо.

— Ну, кажется мне, что принц должен быть с гладкой белой кожей, стройненький.

— Может ты и прав.

— Да ты погляди на второго — толстый, кожа какая-то смуглая, да и пятно родимое. Явно, внук Старого каплуна.

Малис присел рядом с ворочавшимися младенцами. Кто разберёт их, какой из них наследник престола? И с чего этот Арстин взял, что принцы все беленькие да чистенькие. Это потом, один из них станет ходить в дорогой, красивой одежде, мытый и надушенный, а другой в том, в чём придётся, грязный, да и пахнуть от него будет в лучшем случае лошадиным потом. Только мать различит их сейчас. Но встречаться ему с ней не стоит. Едва ли отпустят его просто так. Тюрьма, а то и смерть будут результатами этой встречи.

— Ладно, — проговорил он. — Сделаем так, как ты думаешь. Времени у нас нет. Думаю, они не станут задерживаться. Нужно выходить.

Малис повернулся к Лайре — женщина размазывала по щекам слёзы.

— Закутывай ребенка, положи его в корзину и сама одевайся. Поедем втроём, я, Лайра и Ткар. Остальные, и ты, Арстин, остаются здесь.

Три тёмных фигуры мелькали в предрассветных сумерках. Малис ехал первым. Конь медленно ступал в глубокий снег, выбирая дорогу. По его телу то и дело пробегала дрожь от холодного утреннего воздуха. Сам седок сидел, сгорбившись, словно на его плечи взвалили непосильную ношу. Следом, крепко сжимая в руках корзину с ребёнком, ехала Лайра. Слёзы так и не перестали литься из её глаз. Крохотные капли скатывались по щекам на подбородок, застывая льдинками на повязанном вокруг шеи платке. Последним был возвышавшийся в седле, как скала, Ткар. Он то и дело, громогласно кашлял, и этот звук звенел в оледенелых стволах деревьев.

До дороги оставалось совсем немного, можно не спешить. Едва ли король успел выехать из деревни. Всадники старались попридержать и без того медленно шагавших коней, чтобы те шли ещё медленнее. Малис не боялся опоздать, что-то подсказывало ему, что ещё и ждать придётся. Он то и дело натягивал поводья, словно старался совсем остановить коня. Животное громко фыркало, выпуская из ноздрей белёсый пар, но не останавливалось, а шло так медленно, насколько хватало терпения.

Никто не говорил ни слова, да и не о чем было говорить. Слышались лишь тихие всхлипывания Лайры да кашель Ткара. Наконец, в просветах между деревьев, показалась дорога — грязно-серая лента утоптанного, укатанного снега. Уже совсем рассвело. Серое утреннее небо стало ярче, налилось голубым. Темнота рассеялась.

Малис остановился на дороге, задумался, но лишь на мгновение. Его взгляд упал на обочину где, на повороте, темнел могучий ствол старого дуба.

— Туда, — сказал он и пришпорил коня.

Они подъехали к дереву, осмотрели его со всех сторон. Дуб рос на небольшом холмике и в стороне, противоположной дороге, земля под ним немного осыпалась, вымылась осенними дождями, создав невысокий, примерно по грудь, обрыв. Корни дерева, корявые и толстые, отходили от его верхнего края и, уходили в землю, образовав некое подобие свода пещеры. Края её, засыпанные снегом, не были видны с дороги. Ткар немного разгрёб сугроб, отрыв удобный лаз вовнутрь. Коней отвели поглубже в лес, чтобы те не привлекали внимания своим ржанием, а сами залезли в укрытие. Малис порылся в карманах, нашёл огарок сальной свечи. Запалив огнивом трут, он поднёс крохотный, трепетный огонёк к фитилю. Свеча, сочно потрескивая, разгорелась оранжевым, коптящим пламенем, распространяя вокруг аппетитный запах шкварок.

— Отдыхай пока, Ткар. Скоро сторожить пойдёшь.

— А за коней не боишься, — спросил тот, устраиваясь поудобнее на твёрдой, как камень, мёрзлой земле. — Зима — время голодное, а в лесу зверья полно.

Малис ничего не ответил. Он сел рядом с Ткаром и достал из-за пазухи деревянную флягу. Отпив немного, он состроил гримасу и отдал вино товарищу.

— Что это ты пьёшь? — спросил тот удивленно.

— Вино лафирское. Когда Фарнадо отбили, гадости этой там много нашли.

— Гадость? А зачем пьёшь?

— Не знаю, вкус сначала не чувствуешь, обжигает, как огонь, но потом ничего, приятно.

Ткар пожал плечами и опрокинул в свою глотку не меньше половины того, что было во фляге.

— Действительно, — сказал он, поморщившись. — Огонь. Зато согревает здорово. Из чего его делают?

— Говорят, из того же самого винограда.

— Да? Нет, неплохая штука, особенно, когда холодно и зуб на зуб не попадает.

Ткар отхлебнул из фляги ещё и передал её дрожавшей от холода Лайре. Та глотнула и, закашлявшись, с трудом проглотила жгучую жидкость.

— Согревает, — сиплым голосом произнесла она.

Свеча быстро сгорела и, полыхнув на прощание ярким белым пламенем, погасла. Под сенью корней стало темно, лишь свет снаружи немного рассеивал темноту. Они молчали. Лайра тихонько качала ребенка, вполголоса напевая колыбельную, Ткар сосредоточенно выстругивал что-то из попавшейся под руку ветки. Малис, пробравшись к лазу, то и дело выглядывал наружу и осматривался.

— Пора, Ткар, — проговорил он, наконец. — Иди, последи за дорогой.

— Иду, — ответил тот и вылез из укрытия.

Снаружи раздался громкий хруст снега под сапожищами здоровяка. Звук постепенно удалялся в сторону и, наконец, совсем стих.

— Что теперь? — спросила Лайра.

— А что теперь? — Малис усмехнулся. — Будем ждать.

Прошло совсем немного времени, как вдруг рядом опять раздался звук шагов. В лазе появилась голова Ткара.

— Едут, — хрипло прошептал он.

Лайра вздрогнула и, побледнев, машинально прижала к груди корзину со спящим ребёнком. Малис пристально посмотрел ей в глаза.

— Давай корзину.

— Малис, одумайся, — взмолилась женщина.

— Замолчи, дура, — рассердился тот. — Я и так из-за тебя дел нехороших натворил, так дай мне хоть что-то исправить, может и совесть поменьше грызть будет.

Он отнял у неё корзину и выбрался наружу. Вдалеке уже слышался топот копыт, позвякивание упряжи, доносились человеческие голоса. Не спутать бы, вдруг не король, а кто-нибудь ещё забрёл в эту глушь. Хотя, откуда. Что делать здесь? Едва ли здесь был ещё такой же большой отряд.

— Прячься, — приказал Малис Ткару — тот послушался и, с треском продравшись через переплетение корней, исчез во мраке укрытия.

Малис бросился к дороге и, даже не посмотрев по сторонам, оставил на неё корзину с младенцем. Будь что будет. Он со всех ног побежал обратно, не обращая внимания на оставленные на снегу следы. Уже рядом с лазом, он услышал, как громко заплакал проснувшийся ребёнок. «Так оно лучше», — подумал Малис, ныряя во мрак сквозь корни.

— Тихо, — прошипел он, протискиваясь между Ткаром и Лайрой.

Шум приближался. Конский топот, звонко отдаваясь в мерзлоте, раздавался уже совсем рядом. Дробный стук быстрой рыси сменился мерной мягкой поступью. Всадники остановились. Скрипнув полозьями, остановилась карета.

— Что случилось? — раздался мрачный, громкий голос, от которого Малиса пробрала нервная дрожь. Он узнал этот голос, голос короля.

— Ваше величество, тут корзинка с ребёнком. Ребёнок новорожденный, — послышался ответ. — Плачет, кушать хочет, похоже.

Дальше не было слышно ни единого слова. Хруст снега обозначил торопливые шаги сначала в одну сторону, затем обратно. С громким скрипом закрылась дверца, хлопнул кнут, и снова по плотному снегу застучали копыта коней.

— Вот и всё, — проговорил Малис, громко вздохнув.

— Всё прошло, как нельзя лучше, — весело добавил Ткар, хлопнув товарища по плечу.

Лайра же молчала, отвернувшись в сторону. Глаза её вновь заблестели от навернувшихся слёз. Она всхлипнула, отёрла рукой влагу с глаз и, так и не сказав ни слова, резким движением выбралась наружу.

— Лайра! — окликнул её Малис, бросившись следом.

Она не отвечала, а молча, сгорбившись, тяжело шагала по глубокому снегу туда, где стояли кони. Малис махнул рукой и пошёл следом, не делая больше попыток заговорить с ней. За ним, ступая точно след в след, шагал Ткар. Пришло время возвращаться.

— Молодцы, не выдали, — проговорил Ткар, ласково похлопывая по холке своего коня. Животное, почувствовав похвалу, довольно фыркнуло и потёрлось мордой о плечо хозяина. — Умница моя.

Он поставил ногу в стремя и хотел вскочить в седло, но конь вдруг испуганно захрапел, вздрогнул всем телом и прыгнул в сторону, волоча за собой упавшего Ткара.

— Да что с тобой! — Ткар высвободил ногу и поднялся — его всего покрывал слой снега, а лицо казалось поросшим белой щетиной.

Лайра натянуто засмеялась, но тут же осеклась. Её конь вырвал повод из рук и, оглашая лес пронзительным ржанием, бросился в чащу. Малис проводил испуганное животное удивлённым взглядом, стараясь покрепче держать повод своего, который уже пятился, приседая и хрипя. Вдруг его передёрнуло от леденящего страха — следом за убегавшим конём Лайры среди палок малинника мелькнуло несколько тёмных теней.

— Держи коня! — крикнул он Ткару.

Тот кинулся ловить, но было поздно. Испуганное животное ринулось прочь от человека в сторону дороги. Но и Малис не смог удержать коня. Тот встал на дыбы и ударил хозяина подкованным увесистой подковой копытом. Страшный удар разбил плечо, и Малис, закричав от боли, выпустил повод и упал в снег. Конь сделал скачок в сторону, подняв клубы снежной пыли, и бросился бежать.

— Что с тобой!? — Лайра, забыв обиды, бросилась к нему. — Тебе больно?

— Эта кляча раздробила мне плечо!

— Ничего, мы поможем тебе. Ткар поддержит тебя, и мы дойдём до сторожки.

— Дойдём?! — Малис встал на колени и засмеялся безудержным смехом умалишённого. — Куда мы дойдём, Лайра! Разве ты не видишь, что мы окружены.

— Кем? — Лайра побледнела.

— Стаей волков. Стаей голодных волков, которые ни перед чем не остановятся, чтобы сожрать нас.

Словно в подтверждение слов из-за деревьев появились серые, наводящие ужас тени. Окружив людей, они начали медленно ходить по кругу, постепенно сжимая своё кольцо. Мягко ступая по снегу, огромные, сильные звери приближались к своим жертвам. Горящие свирепым огнём глаза внимательно осматривали каждого из трёх человек. Один ранен, другой женщина — лёгкая добыча. С третьим придётся повозиться. Но зима выдалась хорошая. Добычи в лесу хватало, и звери сохранили свою силу, нисколько не исхудав. Справятся и с третьим.

Ни единого звука, волки ходили молча. Никто не повизгивал в предвкушении горячей крови, снег не хрустел под лапами. Они, казались бестелесными тенями, и лишь жадным зелёным огнём полыхали глаза зверя.

— Волки, — прошептала Лайра и, охнув, медленно осела на снег.

Малис встал, не обращая внимания на упавшую в обморок женщину. Сунул здоровую, левую руку, за пазуху и достал меч. Рядом, спиной к спине, встал Ткар, сжимая в одной руке длинный нож, а в другой — боевой топор.

— Сожрут нас, — вздохнул он. — Много их, слишком много.

— Если меня загрызут первым, убей Лайру, не дай ей умереть такой смертью, — отозвался Малис.

Волки подошли совсем близко. Всего десяток шагов отделял их от добычи. Слюна капала с белых острых клыков — звери уже предвкушали пиршество. Из цепочки собратьев выступил крупный матёрый зверь и медленно, припадая к снегу, начал приближаться к людям. Взгляд его перескакивал с Малиса на Ткара, с Ткара на Лайру, с Лайры опять на Малиса. Исполосованная шрамами морда то и дело вздрагивала, приподнимались губы, обнажая ужасный оскал.

Он неожиданно прыгнул. Гибкое тело легко взвилось в воздух и устремилось на Малиса. Это произошло с быстротой молнии, но человек успел выставить навстречу прыжку сжимавшую меч руку. Клинок, не дрогнув, вошёл точно в горло зверя. Мёртвое тело ударило Малиса в грудь, сшибло с ног и упало на снег, вырвав рукоять меча из руки. Упав на раненое плечо, человек страшно закричал — острая, дурманящая боль огнём полыхнула во всём теле.

В этот момент бросилась вся стая. Малис так и не успел подняться. Какой-то зверь вонзил свои зубы в его ногу и сжал так сильно, что клыки прокусили ткань и мясо до кости. Другой накинулся сверху, пытаясь добраться до шеи, затем прыгнул третий, четвёртый, они рвали одежду, кусали бока, вырывая клочья плоти.

— Прости, — прохрипел Малис. Из последних сил он достал небольшой кинжал и всадил его в сердце лежавшей рядом Лайры.

Ткар тоже продержался недолго. Раскидав мощными ударами топора несколько волков и оставив в шее ещё одного свой нож, он начал медленно отступать к дороге. Но опьянённые кровью звери не отпускали свою жертву. Не обращая внимания на топор, со свистом рассекавший воздух перед их мордами, они бросились на Ткара. Сразу двое вцепились в его ноги, третий прыгнул на грудь, и гигант рухнул в снег. Он попытался подняться, ударил одного из волков топором по спине, в одно мгновение сломав ему хребет, но на него бросались всё новые и новые звери.

Их ждали целый день. Уже близился вечер, но они так и не вернулись. Арстин и ещё двое его товарищей пошли по следам. Что случилось с Малисом, он даже не мог себе представить. Заблудиться, хорошо знающий эти места, не мог. Разве что столкнулись с королевскими гвардейцами. Что ещё могло быть? Следы легко читались на снегу и вели к дороге. А вот и дорога. Следы идут рядом с обочиной к дубу. Арстин спешился, обошёл его вокруг. Да, они были здесь, прятались под корнями. Остался даже след копоти от свечи и несколько капель жира с неё.

— Арстин! — окликнули его снаружи. — Следы уходят в лес.

Арстин выбрался наружу. Точно, недоглядел он. Идти пришлось недолго. Они вышли на небольшую поляну и…

— О боги! — Арстин чуть не упал из седла. Кони, сдавленно хрипя, попятились назад.

На белом снегу алели пятна крови, в которых лежали три истерзанных трупа. Двое рядом, казалось, один обнял другой. Третий лежал поодаль. Их лица уже нельзя было узнать, но Арстин догадался, кто это.

— Поехали отсюда, быстрее, — он повернул коня и галопом понёсся прочь от этого страшного места.

— Что с ребенком делать то? И с солдатом? Не брать же на себя грех, — спросил его один из спутников, когда они перевели дух.

— Не знаю, с собой возьму обоих. Доберусь до соседней деревни, там кормящие женщины есть. И раненого, может, приютят. Как-нибудь справлюсь.

Через несколько часов сторожка была покинута. Все разъехались по своим домам. Арстину достались хорошие сани и пара лошадей. Он взял с собой малыша и раненого гвардейца и направился подальше от этих мест, останавливаясь в каждой деревне, чтобы накормить малыша и запастись молоком в дорогу. И если с мальчиком всё было хорошо, то раненому не повезло. Он продержался всего три дня, а утром четвёртого умер.