Песни Красных Ястребов. Наследие пепла

Вячеслав Черепанов, 2022

Когда-то Кейра была хозяйкой таверны, теперь же она – беглянка в плену армии фанатичных Искоренителей. У нее не осталось никого… если не считать Юргена, мага из прошлого. Он спас Кейру от верной смерти, но взамен пожелал возродиться, и теперь две столь разных души живут в теле одной трактирщицы. Когда-то Юрген был легендарным мятежником, но затем его предал собственный ученик. Мага разбили в бою, и он бесславно умер в плену. Спустя пятьдесят долгих лет Юрген вернулся и жаждет отмщения… но сначала нужно избавиться от Кейры. Строптивая трактирщица не готова уйти по доброй воле. Она желает свободы и воссоединения с семьей и отчаянно ищет новых союзников. Тем временем в провинции Каармор зреет передел власти, и ставки как никогда высоки. Враги Империи поднимают головы, и Искоренители готовят экспедицию на мятежные острова. Привычный порядок вот-вот рухнет в пропасть… кто сможет пережить этот шторм и завоевать победу? А может, она и вовсе не достанется никому…

Песнь VI. Новые союзы

1 Кейра

Кейра с тревогой открыла глаза, но затем почувствовала облегчение. Она проснулась в той же кровати, в которой ложилась спать. Значит, ночью ее тело не бродило по крепости… скорее всего.

Однажды она после пробуждения обнаружила себя на крепостной стене: пришлось схватиться за каменный зубец, чтобы не потерять равновесие. В другой раз она очнулась посреди литейной мастерской, где изготавливали детали и боеприпасы для артиллерийских орудий. И нельзя забывать про случай в таверне, когда она пришла в себя, будучи изрядно навеселе и в компании незнакомых солдат. Все эти странности приходилось терпеть, ведь Кейра была не единственным хозяином своего тела. Однажды она поневоле пригласила гостя в собственный разум, и вот теперь ощущала там гостьей себя саму.

Ее не желанным попутчиком был Юрген из Аскерми — мужчина-островитянин, живший более полувека назад. В своем роде он был легендой, стертой со страниц истории. Как и сама Кейра, он был эмпатом и, благодаря этой мутации, мог ощущать подлинные чувства других людей. За свою недолгую, но полную событий жизнь Юрген успел побывать и свирепым морским разбойником, и борцом за независимость Архипелага, и последним магом Аскерми. Он показался бы героем сказок, если бы не был настоящей сволочью.

У Юргена были очень непростые отношения с семьей. Его первая жена погибла родами. Он неудачно попытался ее воскресить, и затем целый год жил под одной крышей с призраком скорби. Затем по вине Юргена погиб его соратник, и маг взял в дом чужих жену и ребенка. Приемный сын — в отличие от родного — оказался эмпатом, и Юрген подвергал его суровым тренировкам. Дети и нелюбимая жена почти каждый день ощущали на собственной коже, насколько скверный у Юргена характер. В итоге сыновья отвернулись от него, и островитянин встретил своей печальный конец в застенках имперской крепости. Но Юрген не был бы собой, если бы снова не бросил вызов смерти. Наверное, лишь Кейра знала, как сильно он боялся умереть…

Юрген спрятал свою душу внутри так называемого Осколка. Хотя Кейра ни разу не держала в руках этот самоцвет, она знала: он похож на рубин цвета крови. Осколок мог сливаться с телом хозяина и усиливать магические способности. Однако цена магии была сурова: прежнее тело Юрген погибло, когда его жизненно-важные органы превратились в кристалл.

В детстве Юрген вырвал Осколок из глазницы чудовищного ястреба, которому поклонялись жители Аскерми. Вскоре юный маг понял, что самоцвет — нечто большее, чем источник магических сил. Внутри небольшого камня находился целый загробный мир. Он был предназначен не для людей — там обретали покой души красных ястребов.

В этом странном месте Кейра впервые и встретила Юргена. Это случилось, когда Керрам, также известный как Лодочник, спас ее жизнь с помощью Осколка. Девушка получила второй шанс, но была вынуждена разделить свое тело с нежеланным попутчиком.

Кто знает, какие мотивы преследовал этот культист по имени Керрам… Наверное, хотел отомстить жестокому отцу, и это дело было еще не закончено. Юрген надеялся, что вернется в силе и славе, но вместо этого оказался в теле слабой девушки, которая всей душой не принимала насилие. Он презирал Кейру, как и почти всех женщин, но она не собиралась покорно уступать свою жизнь. Ее время было уже на исходе: с каждым днем Юрген становился сильнее.

Каждый раз, когда он забирал ее тело, Кейра боялась, что не проснется. С этим нельзя было мириться, но что она могла сделать? Мать-культистка обещала ей спасение, но Кейра была не готова платить за него жизнями других людей. В итоге вероломная Фрида бросила дочь, выбрав служение своим жестоким Богам.

Каждый раз, просыпаясь, Кейра чувствовала волю к жизни. Она ценила каждую минуту своей свободы и больше не тратила времени на сомнения. Жаль, но с уходом матери никто не мог дать ей надежду. Кейра старалась жить так, чтобы ни о чем не жалеть. Она помогала в таверне трактирщику Тобиасу. Когда-то, в прошлой жизни, у нее была собственная таверна…

Бывшая трактирщица протирала стаканы, когда к ней пришел гость. Это был Дэйл, бывший следопыт, а ныне адъютант директора Фабриса. Между Кейрой и ее нежданным гостем были напряженные отношения.

Когда-то они учились на одном курсе Кьяргонского Университета и были влюблены. Затем все рухнуло: Дэйл узнал о мутации Кейры и не принял девушку такой. Они расстались, а вскоре он бросил Университет и завербовался в Армию Искоренителей.

Они встретились через полтора года, когда Кейра с матерью бежали из Дагроссы и угодили в плен следопытов. Холодок неловкости не спешил таять. Дэйл ничего не сделал, чтобы спасти Кейру от участи подопытного зверька. А когда она доверилась ему и раскрыла секрет своей матери, он разрушил ее надежды и начал охоту на Фриду. С тех пор у бывших влюбленных не было времени поговорить.

Увидев Дэйла на пороге, Кейра почувствовала тревогу. Что если он пришел сообщить, что следопыты настигли Фриду в лесах? Мать-островитянка совершила множество преступлений, но даже она не заслуживала быть дичью на чьей-то охоте.

Что если Дэйл пришел, чтобы снова ранить Кейру? Она отбросила эту мысль. Они взрослые люди и могут спокойно поговорить, но почему тогда сердце не утихает?

— Привет, — немногословно поздоровался Дэйл и сел напротив барной стойки.

Их глаза встретились, и Кейра перевела взгляд на стакан у себя в руках.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросила она вместо приветствия.

— Нет. Я принес новости.

— Фрида?

— Нет. Твоя мать исчезла, патрулям не удалось ее отыскать. Думаю, она уже далеко…

— Я не представляю, куда она направилась, — выпалила Кейра, не дослушав.

Дэйл мягко посмотрел на нее и показал открытые ладони.

— Эй, это не допрос. Я не хотел говорить о Фриде. Уверен, если бы ты что-то знала, сказала бы.

— Понимаешь… я думала, ее цель — освободить меня. Но, похоже, мама должна была доставить меня в этот чертов Разлом… Не знаю, что ждало меня там. Может, свобода, а может — рабство Сеятелей! Фрида обещала мне спасение, но лгала столько раз… С каждым днем я видела, как Боги становятся матери важнее, чем я. Это… больно, понимаешь?

Наверное, она ждала, что Дэйл посочувствует ей… но мужчину гораздо больше занимала Проблема, Которую Нужно Решить.

Кейра сама поверила культистке, пролежавшей год в лечебнице для умалишенных. Сама отправилась за матерью на край света… Разлом на острове Марфелла был пугающим местом. Порченая земля, где безраздельно правили Сеятели.

— Думаешь, теперь Фриде незачем плыть на Марфеллу? — поинтересовался Дэйл.

— Я не знаю, что теперь. — Кейра прикрыла глаза и покачала головой. — Может, она продолжила путешествие на острова. Может, затаилась неподалеку и вербует сторонников. А может, она вообще вернулась в Дагроссу.

— Зачем? — Такой вариант не пришел Дэйлу в голову.

— Бальдвин приказал убить моего отца. Его смерть сломала Фриду, и, полагаю, она хочет мести.

— Префект Дагроссы — трудная цель для мести. Он ведет войну с культистами с тех пор, как служил в рядах Искоренителей.

Дэйл ничего не сказал по поводу вины Бальдвина в убийстве, и Кейра продолжила с раздражением:

— А еще в Дагроссе Келли, моя сестра. Фабрис обещал привезти ее сюда, и чем быстрее вы это сделаете, тем лучше. Пока тело еще подчиняется мне, я хочу ее увидеть. Я должна ей все рассказать: мы с матерью бросили ее в полном неведении.

— Я ни разу не видел… ну… когда появляется Юрген, — смущенно заметил Дэйл.

Об этом они тоже ни разу не говорили.

— Надеюсь, и не увидишь. Поверь, приятного мало. — Кейра отыскала на полке графин с жидкостью вишневого цвета и налила в стакан. Дэйл посмотрел на нее с недоумением. — О, это для меня. Если мы и впрямь будем обсуждать Юргена, не хочу делать это на трезвую голову.

— Я не понимаю, на что это похоже. В смысле, каково тебе, — Дэйл растерянно постучал пальцем по столешнице. — Вот ты стоишь передо мной живая, на щеках румянец. А на самом деле умираешь, и я ничем не могу помочь. Это чертовски злит.

Кейра проглотила ком в горле и безрадостно улыбнулась.

— Ну, когда вместо меня появится головорез-островитянин, можешь его вырубить. Как знать, вдруг тогда моя очередь наступит быстрее.

— Не смешно!

— Знаю. Поверь, мне давно уже не смешно. Я не знаю, когда… ну… исчезну. Впрочем, никому неведом день собственной смерти. Кто знает, может, это последний наш разговор.

— Нет! Черт! — Дэйл сжал кулак на столешнице, словно борясь с самим собой. — Я столько хочу тебе сказать… Ты сможешь меня простить? За то, что было в Кьяргоне. И за все дерьмо, что случилось потом.

Это было неожиданно. Когда Дэйл отверг Кейру, это ранило ее самооценку. Она и раньше не любила себя, а после Кьяргона решила, что любовь — вообще не для нее. Но когда тебе перерезают горло и бросают бездыханное тело в черные воды залива, подобные любовные переживания кажутся такой чепухой!

Дэйл презирает мутантов, такой уж он есть. Злиться на него — значит, отказать человеку в праве быть самим собой. Поступить также, как он сам поступил с Кейрой. На закате своего студенчества она считала, что Дэйл должен был поступить иначе, и потому злилась и обижалась. Он как будто предал ее, а ведь мог предать свои убеждения, чего уж проще! Ну что за чепуха! Их отношения с Дэйлом были обречены с самого начала, и не стоило тешить себя иллюзиями.

— Если хочешь поговорить о Кьяргоне… Я не могу сказать, что понимаю тебя, это не так. Но я ценю, что ты не стал притворяться. Ты имеешь право поступать согласно своим убеждением, вот и все.

— Было бы проще, если бы ты влепила мне затрещину… — Дэйл, подслеповато щурясь, посмотрел ей в глаза. — Знаешь, я ведь тоже в каком-то роде мутант. Из-за дурной наследственности я утратил часть зрения и теперь не могу смотреть на яркий свет. Еще недавно я был лучшим стрелком Искоренителей, а теперь пистолеты мне не положены. И с этой новой точки зрения, в прошлом я поступал как та еще сволочь.

Кейра грустно улыбнулась. Дэйл изменился не так сильно, как предполагал: на этот раз он не мог принять себя самого.

— Если ты хочешь это услышать, я прощаю тебя. За то, что ты меня бросил и сбежал, как последняя сволочь.

На секунду повисла тишина, а затем они оба рассмеялись. Кейра налила еще один стакан и придвинула его к Дэйлу. На этот раз он все-таки выпил.

— Горькая… Уф. Ты права, я сам хотел это услышать.

— А еще из-за тебя я стала жертвой экспериментов и потеряла единственный шанс отделаться от Юргена — свою мать. Но будем честны, я виновата не меньше.

— Фрида тянула тебе в Разлом, а теперь следопыты готовят туда экспедицию. Мы отыщем старуху, узнаем способ… может, еще не все потеряно!

— Для начала отыщите мою сестру, это важно! Кому Фабрис доверил это дело? Тебе?

— Кажется, Ирме, — сказал Дэйл с сомнением.

Кейра мысленно вздохнула с облегчением: на медичку можно было положиться. Главное, чтобы Келли дождалась ее в отцовской таверне…

Дэйл нарушил молчание:

— Кейра, я ведь пришел не только сообщить новости, но и попрощаться. Я возвращаюсь в Кьяргон.

— Что? Зачем?

Она почувствовала себя странно: вот только лед между ними начал таять, как Дэйл вновь собрался куда-то уехать. Неужели он действительно просил прощения потому, что это последняя их встреча?

— Мой отец тоже умер не так давно. Я помогу матери вести семейные дела. А еще помогу Фабрису подготовить собрание, на котором изберут нового наместника Каармора.

Кейра почувствовала укол вины. И почему она вообще подумала, что причина в ней?

— Сочувствую по поводу Саймона, — Кейра коснулась пальцами открытой ладони Дэйла. — Похоже, мы оба наполовину сироты.

Дэйл осторожно сжал ее пальцы в своей ладони.

— Я хочу помочь тебе, Кейра, но я ничего не смыслю в магии и переселении душ. Там, в Кьяргоне, я пригожусь Империи — даже с такими глазами!

Кейра освободила пальцы. Дэйл помог бы ей, если бы просто остался рядом. Она подумала так, но сказала совсем другое:

— Все в порядке, Дэйл. Когда ты говорил про новость, это было про твой отъезд?

— Нет… не только! — Дэйл просиял, вспомнив что-то важное. — Зиг пришел в себя!

— О, мне нужно его увидеть!

Зиг был ассистентом директора Фабриса, пострадавшим во время нападения на Врата Альбрехта. Он был при смерти, когда Кейра применила силу Осколка и спасла его жизнь. В госпитале поговаривали, что его тело будто бы застыло. Кейра переживала за судьбу Зига и боялась, что сделала недостаточно.

— Боюсь, к нему никого не пускают. Но я слышал, прогноз благоприятный.

Кейра вышла из-за барной стойки и неожиданно обняла Дэйла.

— Спасибо, что рассказал. Для меня это важно!

Кейра отступила на шаг. То ли Дэйл покраснел, то ли освещение в таверне Тобиаса оставляло желать лучшего.

— Я знаю, что ты спасла его… думаю, и он теперь знает. У Зига, ну… скверный характер. А еще он ставил над тобой эксперименты. Ты могла пройти мимо, но выбрала жизнь. И директор… все твердят, что это Юрген одолел Локка. Но именно ты пришла в библиотеку. Ты выбрала остановить этого орка, а Юрген… ну, сделал грязную работу. Знаю, я говорю путано… Кейра, ты очень добрый человек!

— Вот теперь ты точно покраснел, — Кейра рассмеялась, и Дэйл вслед за ней. — Я всегда была такой, Дэйл. Тогда, в Кьяргоне, я не хотела тебя обманывать, мне просто не хватило храбрости…

«А тебе — принятия», — хотела продолжить она, но прикусила язык. Он смотрел на нее и ждал окончания фразы.

— Я думаю, мы с Юргеном будто смешиваемся. Кажется, я сделала этого психа чуточку добрее, но и он повлиял на меня. Я не верю, что его можно исправить, но частица меня, наверное, останется жить в нем… если случится худшее.

— Это тебя утешает? — с сочувствием спросил Дэйл.

— Немного, — Кейра насмешливо пожала плечами. — И чтобы ты не запомнил меня такой размазней, выслушай мою просьбу. Раз ты едешь в Кьяргон, то встретишь там префекта Бальдвина с его драгоценным племянником. У меня есть к Марвину неоплаченный счет.

Она рассказала о том, как по его милости лишилась таверны и угодила в тюрьму. О том, как Марвин, защищая дядю, перерезал ей горло и бросил тело в воды залива Рыбачий Рог. Этот щеголеватый повеса был таким же убийцей, как и его дядя.

— Я просила Фабриса о справедливости, но он мне отказал. Политика, чтоб ее…

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — не понял Дэйл.

— Не знаю… Если подвернется случай ударить его в живот, не сдерживайся. Врежь как следует за меня! Ох, что я несу… Ладно, забудь!

— Тебе было непросто… черт, спасибо! Я передам поганцу привет, — пообещал Дэйл со всей серьезностью.

— Только не сломай директору всю политику! — пошутила Кейра, но Дэйл не засмеялся.

— С ума сойти, сколько тебе пришлось перенести из-за… ну, мутации.

— Да. Кто знает, что было бы, родись я обычной… Может, мы с тобой были бы славной семейной парой. А может, никогда бы не встретились. Нет смысла гадать.

— Нет смысла гадать, — согласился Дэйл.

Они постояли в тишине, оба погруженные в свои мысли.

— Кейра, мне пора в путь.

— А мне — мыть грязные стаканы. Прощай, наверное.

— До встречи!

Он ушел, а она повторила про себя:

— Нет смысла гадать…

2 Келли

— Ты уволена! — воинственно прошипел Дирк, владелец маленькой гостиницы под высокими стенами Тревейны.

— За что? — возмутилась Келли.

— Ты все знаешь, неблагодарная грубиянка! — Дирк скрестил руки на груди и шумно втянул носом воздух.

Келли догадывалась, в чем причина. На первый взгляд, гостиница Дирка выглядела безнадежным клоповником. Ей бы больше подошел термин «ночлежка», если бы не одно «но». Мансарда была в отличном состоянии и обставлена настолько роскошной мебелью, что ее бы не постыдился и сам префект. Это была особая комната для самых взыскательных гостей, и знали о ней немногие. Завсегдатаи тайной мансарды редко проводили в комнате больше нескольких часов, и Дирк каждый раз переживал по поводу своей лучшей мебели. Он настаивал на тщательной уборке, хотя на чистоту в других комнатах ему было плевать. К счастью, Келли не работала уборщицей.

Она теперь вообще никем не работает. Хотя это был не первый раз, когда Дирк плевался угрозами… может, обойдется? Келли работала кем-то вроде портье. Стояла в своем лучшем платье на веранде, улыбалась, зазывала гостей, открывала им двери, регистрировала в учетной книге, выдавала и принимала ключи. Дирк лично провожал постояльцев в номера и там брал с них оплату, не доверяя портье работу с деньгами. Так или иначе, работенка была непыльной, да и улыбаться Келли умела приветливо. Плохо будет, если Дирк настроен всерьез…

Келли допустила оплошность с одним из гостей тайной мансарды. Другого выхода просто не было. Этот мужчина со всей настойчивостью звал Келли подняться с ним наверх. Он привел с собой двух девиц весьма распутного вида, но беззастенчиво пялился на портье, получая заветный ключ. Через полчаса он спустился один, облаченный в одно лишь полотенце. Получив от Келли отказ, он его не принял: схватил девушку за руку и попытался силой увести наверх. Будучи пьян, он оступился на первой же ступеньке, но вообразил, будто Келли его толкнула. Когда Дирк прибежал на возмущенные крики, то с великой готовностью занял сторону распутника и прогнал «грубиянку» в подсобку.

И вот, настало время «расплаты».

— Ты хоть представляешь, на кого набросилась? — Дирк округлил глаза.

— Это он на меня набросился! — Келли сунула начальнику под нос свое предплечье, на котором уже стали проступать синяки.

— Хватит юлить! — Дирк отмахнулся от ее руки, точно это была змея. — Я видел все своими глазами! Как городской советник объяснит своей жене, откуда у него ушиб на копчике?

— Так он еще и женат! Что за вертеп вы здесь устроили?!

— Не твое дело! У тебя почти не было обязанностей, я даже гостей провожал, и ты все запорола! Разве так сложно — быть приветливой? Ох, что теперь…

— Мансарда не входит в мои обязанности! — сказала Келли с непоколебимой уверенностью.

— Смотрите, какие мы недотроги, тьфу! В таком платье тебе самое место на мансарде! — с презрением шипел Дирк.

— Вы сами просили меня в нем приходить! Я была вежлива, я улыбалась этому болвану! Пьяница сам споткнулся о ступеньку! Я что, должна была его ловить?

— И не растаяла бы! Все, довольно препираться. Мне стоило огромных усилий все замять! Ты хоть знаешь, на какие жертвы я пошел? Куда уж тебе, приезжей! Собирай вещи и проваливай!

Келли потеряла дар речи. Только-только ей начало казаться, что Дирк теряет запал — и новый взрыв. Он и в самом деле увольняет ее из-за такой глупости?

— Вы не можете. Мне нужны деньги!

— Значит, будешь просить милостыню на рынке! А если нет… такие девицы, как ты, без работы не остаются, уж я-то знаю!

Мерзавец! Келли хотелось влепить ему пощечину. Ее сестра, Кейра, уже давно бы поставила Дирка на место и гордо вышла за дверь. Дирк был недостойным работодателем и даже в подметки не годился Кейре!

— Вы выставляете меня на улицу, зная, что у меня нет друзей в этом городе, и я нуждаюсь в деньгах. Зная, что я не виновата. Это настоящая подлость!

Келли была уже на пределе своего самоуважения, но слишком боялась оказаться на улице. Ей стоило столько усилий найти эту работу!

— Не тебе учить меня жизни, милочка!

Вот и все. Она осталась без работы. Хорошо, хоть ее постель в другой ночлежке оплачена на неделю вперед. Деньги на еду вот-вот закончатся. Если бы ее не обокрали в первый же день в Тревейне! Она просила дядю Курта выслать из Дагроссы немного банкнот, но так и не получила ответ… О Феликс, как же быть с тобой?

— Я требую выходное пособие! — заявила Келли.

— Что?! — разъярился Дирк.

У него был очень тихий голос, и ярость он выражал округлившимися глазами.

— Что слышали! Вы заплатите мне все, что должны!

— Это ты должна мне платить, милочка! За ущерб репутации! Проваливай, не то я тебя выставлю!

Келли едва не хихикнула. Дирк был на полголовы ее ниже, и явно не годился работать вышибалой. Впрочем, у него работал один сонный мужик, охраняющий мансарду. Он неплохо относился к Келли, а вот о самом Дирке отзывался без уважения.

Она набралась смелости и четко проговорила:

— Я не уйду отсюда без денег. А если вы меня выставите…

— И что же ты сделаешь, а?

Она была доброй, и он это знал. Но ее доброта тоже имела свои границы, как и самоуважение.

— Я много видела за две недели. Советников, судей, имперских чинуш — все поднимались на мансарду и творили там черт знает, что! Да если их жены узнают… они камня на камне не оставят от этого вертепа! Свежие новости: ночлежка Дирка сгорела вместе с драгоценной мансардой!

— Что? Да ты не знаешь никого из моих гостей, приезжая дура!

Но все-таки голос Дирка неуверенно дрогнул. Воодушевленная, Келли продолжила свой натиск:

— Память на лица у меня хорошая, и язык подвешен. Стоит мне что-то затеять, и я иду до конца, так что не вздумайте меня испытывать. Платите, или каждая крыса в Тревейне узнает, что творилось на вашей мансарде!

В конце концов, Дирк принес ей несколько помятых банкнот. Меньше, чем она рассчитывала, но все же. Хватит один раз увидеть Феликса, а дальше они вдвоем что-нибудь придумают.

Келли с облегчением покинула ночлежку Дирка. Дело шло к утру, и небо над Тревейной начинало светать. Этот город был совсем не таким, как она его представляла.

Баронство, обозначенное на имперских картах как «Железные Рудники», было одним из самых старых в Каарморе. В стародавние времена Тревейна была столицей крупного княжества, охватывающего весь гористый юг нынешней провинции. Словно символ великого прошлого, над городом нависал княжеский замок. Он был будто слеплен из черных башенок и шпилей, которые служили мишенями для молний. Длинные узкие окна, листовидные арки, черепица цвета запекшейся крови — эта громадина произвела на Келли неизгладимое впечатление!

Она думала, что Тревейна — гнездо аристократов со старомодными манерами. Город воспитанных, утонченных людей с перчатками и накрахмаленными воротниками. Келли не любила читать книги, но те любовные романы, что она прочла, выбрали своим местом действия именно Тревейну. На книжных страницах здесь лилась кровь и бушевали страсти, а в реальной жизни местные трущобы до боли напоминали Дагроссу. Вместо надломленных романтиков Келли встретила Дирка и полмесяца проработала в каком-то притоне.

Ей отчаянно нужны были деньги. Дело в том, что Феликс, возлюбленный Келли, отбывал наказание на местных каменоломнях. Ему грозил смертный приговор за преступление, которого даже не было, но Келли удалось убедить префекта Бальдвина смягчить решение суда. Феликса сослали на тревейнские рудники, а она последовала за тюремным конвоем. Она провела почти всю свою жизнь в отцовской таверне и впервые покинула Дагроссу: оставила прошлое позади ради любимого.

В представлении Келли тревейнские рудники были страшным местом, где заключенные работали на износ, гибли от изнеможения и жестокости надсмотрщиков. Воображение рисовало, как амбалы в масках палачей хлещут Феликса розгами по спине. Реальность оказалась куда как прозаичнее. Начальство на рудниках уведомили, что новый каторжник работал поваром, и Феликса распределили в кухонный отряд. Местная столовая должна была вовремя кормить несколько рабочих смен: нужно было готовить огромные чаны с незамысловатой едой и худо-бедно перемывать горы посуды. От складов с продовольствием до составления меню, на кухне было полно работы, и Феликс отлично для нее годился. Однако какое бы движение он ни сделал, за ним наблюдали десятки глаз, и за любую провинность можно было оказаться «на передовой».

На рудниках работали не только заключенные, но человеку с улицы туда было не попасть. Келли попыталась устроиться туда уборщицей, но Феликс ее отговорил.

— Тюрьма не место для нежных девушек, — сказал тогда он.

— Я уже бывала в тюрьме, — напомнила Келли.

— Я не позволю этому повториться!

Келли пообщалась с возможным работодателем, но пришла в подлинный ужас от казарм, в которых жили каторжники. Она отказалась от работы и отдала почти все оставшиеся деньги, чтобы хоть полчаса побыть с Феликсом наедине. Человека, который оказал ей эту услугу, звали Хаген. Он проносил на территорию каменоломен спиртное, табак и прочие мелкие радости, а также занимался организацией коротких свиданий. Хаген быстро понял, что Келли не представляет жизни без Феликса, и спустя пару тайных встреч решительно поднял цену. Он объяснил это тем, что руководство к нему приглядывается. Келли была уверена, что дело в пресловутой жадности. Любой тюрьме необходимы двуличные барыги вроде Хагена, и начальство всегда закрывает на них глаза.

Келли села на незнакомое крыльцо и еще раз пересчитала все, что смогла заработать в гостинице Дирка. Койка в ночлежке оплачена наперед, если Хаген все-таки сделает скидку, то она сможет купить еще еды и протянуть до конца недели. В животе Келли постоянно урчало, но она не могла позволить себе ни мяса, ни сыра. С тоской вспоминались дни, когда Феликс творил чудеса на кухне отцовской таверны…

… таверны Кейры. Как давно Келли не видела сестру? Где она, жива ли? Келли отчаялась узнать. Кейра с матерью покинули Дагроссу и отправились в бега, но по крайней мере они были вместе.

Келли поняла, что ей нужно увидеть Феликса сегодня. Происшествие с Дирком все еще не отпускало ее. Может, все-таки поискать работу на руднике? Они с Феликсом смогут видеться чаще, да и денег на дорогу уйдет меньше. Улыбнется ли ей удача, или придется драить полы до тех пор, пока не истечет срок? Келли не знала ответов, и ей срочно требовалось с кем-то поговорить. Но кроме Феликса, в этом городе у нее не было союзников — а они были ох как нужны!

Откровенное платье не подходило для тюрьмы, поэтому перед путешествием за город Келли переоделась. Если сэкономить на проезде, к полудню она доберется до рудников своим ходом. Короткое свидание и снова дорога, только остались бы силы… Удивительно, но она ни разу не пожалела о своем выборе. Последовать за возлюбленным на юг было самым правильным решением в ее жизни.

Келли никогда не видела целиком рудник, на котором работал Феликс. Издали обзор закрывали ограждения, а вблизи всё было не разглядеть. Однажды она подошла к краю провала, и ей стало дурно. Огромные неестественные врата в темную утробу земли. Когда-то на этих камнях мог расти лес, по траве бегали молодые олени, а теперь пропасть оскалилась в небо ровными рядами ступеней. Ярус за ярусом они уходили все глубже, и землю сковывали лестницы, рельсы, подъемники. Келли отделяли от пропасти лишь деревянные перила сколоченной наспех ограды. У нее закружилась голова, и она опустилась на корточки, стараясь подавить панику и оказаться поближе к земле. Больше Келли к краю провала не подходила.

Хаген заставил ее ждать на проходной. Десять минут, двадцать… куда запропастился этот барыга? Наконец, Хаген явился, и в его улыбке, как обычно, недоставало зубов.

— Наконец-то! — обрадовалась Келли. — Хаген, скажи, что все готово! Мне нужно его увидеть…

— Тише, дорогуша, не так громко. Пойдем.

Он провел ее через проходную и завел в один из хозяйственных бревенчатых домиков на краю карьера. Здесь жил Хаген и пара его подельников, которые днем пропадали на службе. Чтобы организовать работу заключенных на руднике, требовалась уйма работников, и далеко не все были чисты на руку.

Иногда заключенные пытались бежать, но егеря префекта отлично выслеживали добычу в лесах. Их голодные мастифы загоняли беглецов, точно хромых оленей. Пусть рудники и не были настоящей тюрьмой, редко кто из каторжников отваживался бежать, ведь наказанием за побег было повешение.

Старая скрипучая кровать из желтушного дерева, изношенные одеяла, примитивная печь и письменный стол, переживший пожар… Эта комната была словно противоположностью драгоценной мансарды Дирка. Однако вся утварь была любовно расставлена по местам — здесь, вдали от города, простые вещи были в цене.

— Надеюсь, ты принесла деньги? — осведомился Хаген.

Келли показала банкноты.

— Хаген… меня сегодня уволили. Пожалуйста, сделай последний раз по прежней цене. Не оставляй меня без гроша!

— Разве Хаген виноват в том, что тебя уволили, дорогуша? — барыга качнул головой, изображая недоумение.

Он был высок, но сложен непропорционально. Тонкие руки и ноги, узкие бедра, маленькая голова и большой круглый живот. Полосатая майка делала его похожим на арбуз. Он стоял, скрестив ноги и опершись одной рукой на печь.

— Нет, но…

— Послушай-ка. Мой отец мастерил заводные игрушки. Он делал их из самых дешевых материалов, которые мог найти. Игрушки быстро выходили из строя, но были ярко, красиво окрашены. На ярмарках дети тянули к ним маленькие ручонки. Когда родители пытались вернуть некачественный товар, лавки уже не было. Мой отец обманывал людей, но зарабатывал сущие гроши. «Вертись, Хаген!» — говорил он мне. Есть дураки, которые любят свое дело сильнее, чем деньги, но я к ним не отношусь. Хочешь свидание — раскошеливайся, дорогуша. Время уходит!

— Пожалуйста, позволь рассчитаться в рассрочку! Как только я найду работу, сразу с тобой расплачусь!

— И что же это будет за работа, скажи на милость?

— Я могу быть официанткой, портье, да кем угодно! Верь мне, я все верну!

— Бла-бла-бла и пустые обещания! Если нечем платить, то и говорить не о чем. Довольно тратить время, провожу тебя к выходу…

— Ладно, ладно! Вот, возьми!

Келли отдала ему все, что смогла заработать. Она слишком вымоталась, чтобы спорить. Хватит с нее, пусть забирает!

— Вот это другой разговор. Подожди, приведу твоего милого друга.

Он ушел, а Келли осталась. Ее нервы были на пределе, и она начала беспокоиться, что Хаген ее обманул. Но когда дверь скрипнула, на пороге стоял Феликс, а не стража рудников. Давно не стриженные черные волосы повара стали завиваться волной, а прежде крепкое тело, казалось, высохло.

— Милая, — глаза Феликса устало улыбнулись.

Он подошел и заключил ее в крепкие, долгие объятья. Келли положила голову ему на грудь и закрыла глаза. В целом, так можно было провести все отпущенные им полчаса. Ей было достаточно просто стоять посреди чужого неухоженного жилища и медленно покачиваться в объятьях любимого. Она прижалась ухом к его рубахе, прислушалась к сердцебиению и ощутила, как беспокойство уходит.

— Как ты? — Феликс нарушил молчание.

Так странно: это он томился на рудниках, а спрашивал о жизни ее.

— По крайней мере, я живу не в каменоломнях!

— Здесь не так уж плохо. Не нужно думать, где поспать, что поесть, как провести свободное время. Вся моя жизнь расписана, но встречи с тобой приносят щепотки яркости.

Феликс поцеловал ее волосы. Келли печально сказала:

— Дирк меня уволил. Теперь я без работы и без денег.

— Вот козел! Как это случилось?

Она рассказала свою версию событий.

— Ты сделала все верно! Этот козел тебя не достоин. Все образуется, милая!

Келли слабо в это верила, но Феликс убеждал ее с каждым словом:

— Посмотри на себя. Еще недавно ты жила под крылом отца, затем Кейры. Ты была, словно птенец, но теперь покинула гнездо. Когда я влюбился, то не представлял, какой сильной и смелой ты можешь быть. Ты спасла мою жизнь, ты оставила ради меня все, к чему привыкла, и я безумно благодарен. Я смотрю на тебя и не могу поверить: это моя Келли? Это моя птичка нашла в незнакомом городе жилье и работу, договорилась с Хагеном и заботится обо мне? Помилуй! Ты не отступила перед самим Бальдвином, разве какой-то жалкий Дирк может тебя огорчить?

Это была потрясающая речь, но…

— Я не хочу быть сильной и смелой. Я хочу быть с тобой, и чтобы все было, как прежде. Никаких Дирков, никаких Бальдвинов: просто мы и папина таверна.

Он чутко молчал. Знал, что ей нужно выговориться, пусть даже это будут жалобы на жизнь.

— Я не хотела тебе говорить… Я живу в какой-то ночлежке, с еще тремя женщинами в одной комнате. Я считаю деньги, чтобы хватало на еду. Вчера я, кажется, впервые нашивала заплатку на белье. Я знаю, что это мой выбор, и прошло всего две недели, но мне тяжело, понимаешь?

— Да, милая.

Она боялась, что он тут же попытается решить ее проблемы. Предложит видеться реже, вызовется поговорить с Хагеном или, самое худшее, попросит Келли вернуться в Дагроссу. Но к чести Феликса, он сочувственно молчал и просто был с ней.

— Прости меня. Я не хотела вываливать на тебя… тебе и так тут несладко.

— Ничего, милая.

— Не ругайся с Хагеном, ладно? Если мы не сможем видеться… не знаю, как я выдержу.

Феликс не стал ничего обещать.

— Когда ты написала дяде?

— Сразу, как меня ограбили. Почти две недели назад. Надеюсь, этот скряга не примет мое письмо за мошенничество.

— Курт изменился, вот увидишь.

— Как думаешь, может… я снова попытаюсь работать здесь, на рудниках?

Вряд ли ей удалось скрыть, как пугали ее эти каменоломни.

— Не стоит. Это место тебя недостойно. Надень свое лучшее платье, отправься к замку, останови самую роскошную леди, сделай реверанс и предложи стать ее компаньонкой. А если она откажется, то пусть знает, что упустила лучший шанс в своей жизни!

Келли рассмеялась. Он поцеловал ее сквозь смех.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

Не смотря на все невзгоды, Келли почувствовала себя счастливой. Она наконец поверила, что рано или поздно все образуется.

3 Кейра

В коридоре темно, открытая дверь больничной палаты — прямоугольник света. Кейра зашла внутрь и сразу нашла пациента глазами.

Зиг сидел на кровати. Он был укрыт одеялом, но даже на плече Кейра заметила свежий шрам. Длинные пряди черных волос спадали на треугольное, заросшее редкой щетиной лицо. Долгая борьба за жизнь сделала ассистента бледным и худым, но он все-таки выкарабкался.

Когда Кейра подошла ближе, Зиг открыл черные глаза и сфокусировался на ней. Она ощутила облегчение, хотя он и был колючим зубрилой. Кейра не стала дожидаться приветствия и спросила:

— Как ты себя чувствуешь, Зиг?

— Скверно. Еще недавно сходил с ума без микстуры от боли, а сейчас… просто скверно.

— Есть такие микстуры?

— Мы с Горацием придумали одну. Правда, по большей части она состояла из алкоголя.

— В таком случае, я знаю немало рецептов таких микстур… Какой прогноз дают медики? Тебе уже можно выходить на прогулку?

— Они разрешили мне двигаться, хотя… Сегодня я зажимал палку в зубах, чтобы не орать во время перевязки. Все тело в какой-то мази, а еще бинты… Никто не понимает, что со мной было. — Зиг кашлянул и скривился от боли. — И это самое интересное. Говорят, мои раны были открыты, но не кровоточили. Температура была такая, от какой сгорают за часы — но я провел так дни. Мое сердце билось очень медленно… не знаю, как это возможно! — невесело усмехнулся Зиг.

— Магия, — улыбнулась Кейра.

— Худшее объяснение из всех возможных, — не оценил пациент. — Магия — слово для тех, кто потерпел разгром в своих попытках понять этот мир. Я докопаюсь до правды, как только доберусь до лаборатории.

— Боюсь, магия уже выветрилась.

Все, что Кейра знала о ней, было из обрывочных воспоминаний Юргена. Вроде бы красная магия встречалась только в Каарморе. Она подпитывалась эмоциями, проявлялась в моменте и пропадала, как только маг терял концентрацию. Пару дней после спасения Зига Кейра чувствовала себя уставшей, разбитой и ни на что не способной. Она думала: причина в том, что Юрген впервые захватил ее тело. Однако, похоже, все это время Осколок поддерживал жизнь Зига.

— Знаешь, что? Плевать на раны. Главное, что я жив. С Горацием вышло хуже.

Значит, Зиг успел увидеть тело павшего товарища перед обмороком.

— Вы были хорошими друзьями?

Кейра не хотела сыпать соль на рану, но именно так люди отпускают покойных. Пусть Зиг выскажется, отдаст дань памяти Горацию.

— Друзьями? Пф-ф! Мы были научными партнерами, а это куда важнее. Теперь я словно смотрю на мир одним глазом. Гораций поправлял меня, когда я был слеп. Я возвращал его на землю, когда он витал в облаках. Он был таким терпеливым, ободряющим, никогда не унывал… Я так давно с ним работал, что уже и забыл, как тоскливо готовить эксперименты в одиночку!

Кейра вся обратилась в слух и переживала каждое слово своего собеседника.

— Мне повезло, а Горацию — нет. Одно дело, когда умираешь из-за собственных решений, другое — из-за дерьмового случая! Директор предупреждал, что в ходе эксперимента будут сюрпризы, но… кто знал, что этот затравленный орчонок окажется бешеной тварью? Что он начнет убивать сразу, как появится возможность? В его крови горел яд, вокруг была полная крепость следопытов, но ублюдку было плевать! Он хотел убивать сильнее, чем жить! Как можно было это предвидеть?

Кейра много думала об этом. Гораций и Зиг могли не проводить эксперимент. По приказу директора они сами отдали свои жизни в руки убийцы. Искоренители не знали наверняка, что Кейра владеет Осколком. Она знала, что Локк в отчаянии и хочет отомстить за свою мать. Слишком поздно она поняла, чем опасен эксперимент с ее кровью. Если бы они все просто поговорили, ничего не скрывая, Гораций был бы жив. Но все участники эксперимента доверились случаю, и теперь остается лишь пожинать плоды.

Разумеется, вслух Кейра ничего не сказала. Вряд ли Зигу сейчас хотелось такое услышать.

— Я сожалею, что эксперимент пошел не по плану. Теперь уже ничего не изменить. Твое здоровье — вот что сейчас важно.

— Нет, пойми! Мы провалились. Все технологии Империи — результат того, что мы, люди, учились на своих ошибках. Я не допущу, чтобы это повторилось!

Его попытки извлечь урок из безумия напоминали бег по замкнутому кругу.

— А что будет, если повторится? Если кто-то умрет? Что будет с тобой?

— Что за вопрос? Я не смогу себя простить, — Зиг посмотрел на нее так, будто сообщал очевидную вещь.

— И сейчас ты винишь себя, да?

— Что? Глупость! Я мыслю практично. Извлекаю уроки.

Кейра чувствовала, что Зиг наполнен болью и сожалением. А еще одиночеством, пусть он и никогда этого не признает. Его лучший и, возможно, единственный друг погиб так внезапно, а сам Зиг выжил. Не потому, что заслужил жить дальше, а по чистой случайности. За время, проведенное в больнице, он успел осознать свою потерю, но еще не мог ее принять. Произошла ошибка, а значит кто-то был виноват! И проще всего было указать пальцем на тех, кто выжил.

— Что ты чувствуешь, Зиг?

— Ты ведь итак знаешь, да? Хватит лезть людям в души! Мои чувства тебя не касаются.

Было ясно, что он не привык выражать эмоции, как и Кейра когда-то. Особенно, если это злость.

— Он страдал? Этот орчонок? — кровожадно поинтересовался Зиг.

— Кажется, его расплавило. Мгновенно.

— И, как я слышал, это сделала не совсем ты.

— О да. Так получилось, что во мне поселился гость.

Кейра кратко рассказала Зигу о Юргене. Она оставила за скобками все, что было связано с его сыновьями, но весьма красочно описала, каким мерзавцем был островитянин при жизни. Пусть Зиг будет готов, если ему не повезет встретиться с Юргеном лично.

Как она и рассчитывала, рассказ не оставил и следа от самобичевания Зига. Его ум сразу переключился на новую задачу:

— Значит, Осколок. Прекрасно! Теперь мы точно оживим машины Альбрехта. Когда-то Душа Мира питала энергией весь столичный регион… столько возможностей, что голова идет кругом! — просиял Зиг.

Кейра порой плохо понимала, о чем он говорит. Но сейчас был не лучший момент утомлять Зига вопросами, и она просто напомнила:

— От Осколка зависит моя жизнь. Он — единственное, что удерживает меня от падения в Лимб.

В черную пустоту между смертью тела и забвением духа…

— Если он кого и удерживает, то твоего бестелесного друга. У тебя есть тело, и оно работает. Даже если ты ненадолго умирала, сейчас выглядишь живее меня.

Эта мысль не приходила Кейре в голову.

— Я читал об Осколках, но твой случай… Неужели мы и впрямь души, а наши тела — лишь временные оболочки? Неужели можно пережить смерть, привязав дух к какому-то камню? Можно ли создать бессмертное тело из металла и переселиться в него?

— Ржавчина доконает.

Кейра начала опасаться, что Зиг растратит слишком много энергии на этот разговор. Рядом с его кроватью стояло причудливое кресло на колесах — видимо, чтобы перевозить пациента. Ему определенно нужно было проветрить голову.

— Слушай… хочешь, я покатаю тебя по двору? Твои раны ведь не откроются?

— Не говори чушь! Я вдоволь насмотрелся на эти стены, так что поехали. Только…

— Что?

— Передай мне белье вон из той тумбочки. И отвернись.

Кейра выполнила просьбу, и Зиг, кряхтя, принялся одеваться. Когда пациент справился с нижним бельем, она помогла ему надеть халат и перебраться в инвалидное кресло. На теле мужчины было множество красных рубцов от ожогов и затянувшихся порезов от осколков стекла. Живот и ноги ниже колен и были замотаны бинтами. Зиг шипел и скулил от боли, но не принял предложение Кейры вернуться в кровать.

— Пожалуй, прогулка будет долгой. Прошу, выйди ненадолго…

Она услышала из коридора журчание мочи: Зиг воспользовался стоящей под кроватью емкостью. Когда Кейра зашла внутрь, он сказал:

— Знаешь… Мне стоило столько трудов сюда залезть, что я не удовлетворюсь прогулкой по двору. Отвезешь меня в парк?

— Я не смогу спустить тебя по ступенькам.

— Ерунда! Я знаю короткий путь без лестниц. Ты, главное, кати — я пробовал вращать колеса, но пока это еще больно. Поосторожнее с камнями, ладно?

Кейра заверила его, что усвоила инструкции. Зиг по-прежнему вел себя, как заноза, но, кажется, стал обращаться к Кейре даже с каким-то теплом.

Она ощутила пальцами шершавые рукоятки и покатила коляску наружу. Устройство поскрипывало, но катить взрослого мужчину было удивительно легко. Когда Кейра и Зиг выехали на улицу, то увидели прямоугольник чистого голубого неба над головой. Осень в горах набирала обороты, и утренняя прохлада румянила щеки.

— Наверное, я никогда не ценил всего этого. — Зиг махнул рукой на небо и здания по сторонам переулка.

Они ехали по дороге, мощеной ровными каменными плитами. На каждом стыке коляска вздрагивала. Кейра ойкнула, когда под колесо попал незамеченный камень. Она догадывалась, что Зигу больно, но тот слишком не хотел возвращаться в палату.

— Вот здесь нужно повернуть. Пологий скат. — Зиг указал на переулок.

Врата Альбрехта создавали у Кейры ощущение тесноты. Она привыкла жить в Дагроссе — городе, который прорезали водные каналы и делил надвое широкий залив. Во Вратах Альбрехта почти не было открытой воды — только водостоки и пара удивительных фонтанов.

Скат, о котором говорил Зиг, оказался не только пологим, но еще и круговым. Он опоясывал маленький зеленый островок с единственным дубом. Коляска поехала быстрее, и Кейра крепче сжала рукоятки, чтобы Зиг не отправился в свободный полет.

— Еще не устала меня катить?

— Меня больше заботит дорога назад!

Наконец, они добрались до парка. Кейра попыталась вспомнить хоть одно похожее место в Дагроссе и потерпела неудачу. Казалось, в городе корабельщиков все свободное пространство занимала вода или городские площади. Во Вратах Альбрехта было несколько маленьких, но ухоженных парков — скорее, их стоило называть садами. Среди живых изгородей и увитых плющом навесов стояли уютные скамейки, и Кейра присела на одну из них.

— Здесь хорошо, — признала она.

Можно было представить, что стены домов за деревьями тают, и они находятся в осеннем лесу.

— Это самый молодой город Каармора. В Бларуоре очень много парков с зонами отдыха, и мы позаимствовали эту идею… на меньших площадях.

Несколько птичек сели на розовую плитку перед ними и начали подпрыгивать, выпрашивая еду. Зиг предложил:

— Слушай… давай навестим Герхарда, архивариуса. Он живет тут неподалеку.

— Зачем? — удивилась Кейра.

— Герхард — отец Горация. Я бы хотел с ним поговорить.

— Показывай, куда ехать, — Кейра с готовностью взялась за рукоятки. — А чем занимается архивариус?

— Хранит архивы. А еще мне кажется, что Герхард знает, где лежит каждая книга или документ в цитадели… преувеличение, конечно. Он очень умный человек.

Кейра подумала, что на долю Герхарда выпало сразу несколько испытаний. Орчонок Локк не только убил сына архивариуса, но и нанес немалый ущерб библиотеке.

Герхард жил в маленьком белом домике, стены которого были увиты зелеными побегами плюща. К несчастью для Зига и Кейры, коляске предстояло преодолеть деревянное крыльцо из двух ступенек. Кейра позвонила в дверной колокольчик с надеждой, что Герхард поможет ей справиться с крыльцом.

Архивариус оказался пожилым человеком с густой и пышной белой бородой. Было видно, что последние дни дались Герхарду нелегко: непричесанные седые волосы топорщились на голове, под красными глазами темнели синие круги. Он носил очки с очень толстыми стеклами и халат цвета дождевых туч.

— Чем могу помочь? — тонким голосом спросил Герхард, щурясь от яркого света.

Кейра не успела ответить, как архивариус заметил коляску с Зигом.

— Зиг, мальчик мой! — Герхард всплеснул руками. — Входите, входите. Чертово крыльцо! Сейчас, сейчас… Зиг, давай мы вместе заведем тебя внутрь, а потом я подниму эту коляску.

Так и поступили. Кейра и Герхард старались действовать максимально аккуратно, но на лице Зига то и дело мелькали гримасы боли. Бывшая трактирщица боялась, что раны ассистента вновь откроются, но ее страхи не оправдались. Вскоре Зиг сидел на кресле и покачивал рукой чайную чашку. Герхард хлопотал над столом.

Кейра явственно ощущала, что старый архивариус раздавлен смертью сына и боится ужасного нового мира, в котором нет Горация. Впрочем, нет: она чувствовала печаль и страх Герхарда, а все остальное — лишь ее собственные интерпретации. Горе от потери близкого — не та эмоция, которую возможно пережить за несколько дней. Некоторым требуются годы.

— Прошу, не надо, — сказал Зиг, когда Герхард поставил перед ним тарелку крендельков. — Я приехал не ради чаепития. Я потерял важного человека, но вы потеряли гораздо больше.

Повисло неловкое молчание. Поняв, что Зигу не хватает такта, Кейра сказала:

— Мы не хотели ранить вас своим визитом…

Зиг тут же ее перебил:

— Я пришел, потому что мне важно кое-что сказать. Не знаю, хотите ли вы меня слушать… Я был там, понимаете? Когда Горация не стало. Мы вместе готовили эксперимент. Все произошло так внезапно и быстро. Мне повезло, но, если бы не Кейра, я тоже был бы мертв. Мы с Горацием должны были быть осторожнее, но теперь уже ничего не исправить. Герхард, вы сможете меня простить?

Архивариус растерянно моргал. Кейра ощутила, как в нем поднимается и набухает черная туча срыва. Действуя по наитию, она наклонилась и взяла его дрожащую руку в свою ладонь. На коже Кейры от пальцев к предплечью проступили красные узоры. Плавные линии набирали яркость по мере того, как она забирала черную тучу себе. Ее рука налилась тупой болью и онемела. Когда Герхард отдернул ладонь. Рука Кейры упала на стол, и эмоция ушла в столешницу, превращая ее в труху. Герхард вскрикнул:

— Вы эмпат! Та женщина, которой директор позволил… Что вы сделали со мной… и со столом?

— Я ощутила очень сильную и опасную эмоцию. Она могла причинить вам вред, может, устроить сердечный приступ. Я ослабила ее. Вы сами проживете вашу скорбь до конца, но эта черная туча… я направила ее в столешницу. Простите, что я сделала все без спроса и испортила вашу мебель!

Кейра не была уверена, что поступила правильно. Ей двигало сочувствие к старому человеку, который мог не оправиться от потери.

— Это так странно. Я не мог даже думать о моем сыне, а теперь вспоминаю его лицо, и мне так больно… Если мне и впрямь грозил приступ — а я верю, что это так! — то я говорю вам спасибо. Однако прошу вас больше никогда так не делать. Я хочу пережить каждую толику грусти о своем любимом сыне, пусть даже мое сердце останется разбитым до скончания дней.

— Я очень уважаю вашу просьбу, архивариус Герхард. Обещаю более не использовать свои способности на вас. Прошу, поговорите с Зигом, ему это нужно… и вам, полагаю, тоже.

Герхард пододвинул стул и сел напротив Зига.

— Я едва понял, что ты сказал, мальчик мой. Я знаю, что ты был для Горация самым дорогим другом. Хорошо, что ты выжил. Я верю: если бы ты мог защитить моего сына, ты бы сделал все возможное. Если ты винишь себя, не стоит. Он бы не хотел, чтобы кто-то себя винил.

Зиг явно хотел настаивать на своем, но Кейра вмешалась:

— Вы смогли попрощаться с сыном? Был ли какой-нибудь ритуал?

— Что? Нет, я не смог даже посмотреть на тело…

— Сделайте это сейчас. Обратитесь к нему, где бы он ни был. Можете сделать это с нами или в одиночестве. Просто скажите все, что хотели сказать.

— Какой в этом смысл? — Глаза Герхарда заблестели.

— Люди не зря придумали могилы, погребальные костры и прощальные ритуалы. Поверьте, вам это нужно. И тебе тоже, Зиг.

Они оба смотрели на нее непонимающе.

— Вот что. Я почти не знала Горация. Я выйду за дверь, а вы представьте, что он войдет сюда. И скажите ему все, что хотите сказать… Поверьте, это поможет!

Кейра предложила это по наитию. Жаль, что, когда она узнала о смерти отца, никто не подсказал ей того же… Дочь трактирщика вышла, прикрыла дверь и присела на крыльцо. Кейра не знала, последуют ли Герхард с Зигом ее совету, и не прислушивалась к разговору. И все же ей казалось, что приглушенные голоса вспоминают Горация. Безутешный отец плакал, а Зиг просил у друга прощения…

Через полчаса Кейра катила коляску с пациентом в сторону госпиталя. Он долго пребывал в задумчивости, а потом признался:

— В том, что ты сделала, было что-то целительное. Я даже подумал, ты все-таки использовала силу эмпата. Хотя, как ты могла это сделать за дверью?

— Никакой магии, поверь.

— Черт, как же это непривычно… спасибо тебе, Кейра. Давно, очень давно никто не делал для меня столько, сколько сделала ты. Я не умею быть благодарным, но… что я могу сделать?

Коляска остановилась посреди парка, и Кейра горько усмехнулась.

— Я не знаю, кто может мне помочь, и не вижу никакой надежды. Юрген пожирает меня, становясь сильнее. Каждый раз я боюсь, что исчезну, и останется только он. Мой дар мог бы принести миру столько пользы, а Юрген использует его для войны и кровопролития. А еще… я хочу жить, понимаешь? Я просто хочу жить!

Она сильно разволновалась. Подобно тому, как Герхард прятался от своей скорби, она пыталась забыть об отчаянии, но оно караулило за каждым углом. Скоро красные ястребы будут петь по ней свои скорбные песни.

— Сколько у тебя времени? — спросил Зиг.

— Я не знаю. Не знаю!

— Тогда не будем его терять. Я помогу тебе, и мой долг будет оплачен.

— Поможешь? Как?

— Я ученый, а твой случай — загадка. Я приложу все силы, чтобы ее разгадать. Даже если Фабрис уволит меня, я не брошу попытки.

— Юрген убьет тебя, — испуганным шепотом предупредила Кейра.

— Я итак почти мертвец, — усмехнулся Зиг.

Кейра растроганно шмыгнула носом. Впервые с тех пор, как мать покинула ее, впереди показался робкий проблеск надежды.

4 Келли

— Мое имя Келли Алькарбо. Пожалуйста, посмотрите, есть ли для меня письма.

Через несколько минут работница почтамта вернулась, сжимая в пальцах запечатанный конверт.

— Должно быть, что-то важное. Я заметила: вы приходите сюда каждый день, — сказала она, отдавая письмо Келли.

— Я очень жду весточки от родственников.

Глаза Келли забегали по конверту, отыскивая адресанта. На миг ей показалось, что это Кейра. Пустая надежда: сестра, наверное, и не знает, что Келли в Тревейне! И мама тоже. А вдруг они вернулись в Дагроссу? Тогда дядя Курт мог рассказать…

Это письмо было как раз от него. Как хорошо! Если бы все это оказалось почтовой ошибкой, Келли была бы раздавлена. Она с любопытством ощупала содержимое конверта: внутри было несколько бумаг. Неужели дядя все-таки выслал банкноты? Нужно срочно вскрыть письмо! Она одолжила у работницы почтамта нож для писем и аккуратно разрезала край конверта.

Внутри была исписанная бумага… и банкноты, в самом деле! Всю жизнь Келли знала дядю как неисправимого скрягу, и все же он выслал ей деньги! Она была так рада, что не сразу смогла подсчитать сумму. Надолго ли хватит? Нет, совсем нет… Сердце Келли, только что преисполненное надежды, снова упало.

Она срочно должна найти работу!

Келли почувствовала ком в горле. Она положила конверт на коленку, сгорбилась на скамье и закрыла глаза кулаками. Отчаяние… почему все так сложно? Почему все не может быть, как раньше? Не время плакать. Конверт соскользнул с ее колена и шлепнулся на пол. Этот звук напомнил о письме, которое стоило почитать. К удивлению Келли, там было несколько страниц, исписанных разным почерком. Неужели тетя Линда тоже решила что-то ей написать?

Келли начала с письма трактирщика Курта. На листке было несколько чернильных клякс, но дядя писал разборчиво.

«Здравствуй, Келли.

Высылаю тебе деньги, как ты просила. Больше не могу: тяжелые времена. С тех пор, как таверна стала частью «Резной Каравеллы», дела вроде пошли на лад, но как-то волнами. Плотник не смог исправить старую вывеску, и пришлось заказывать новую. Бальдвин лютует, и работяги боятся высунуть на улицу нос. Дон требует с меня отчетность и грозится урезать работникам жалование. Он хороший мужик — думаю, бурчит только для острастки.

Обрати внимание на второе письмо. Оно от твоей матери, пришло совсем недавно. Адресовано тебе, но я прочел, прости уж за это. Они с Кейрой живы, и это главное. Линда молилась за них, но, впрочем, теперь ей только дай повод. Мой дом пропах свечами, и я все чаще ночую в таверне. Осенью в кабинете Грега сквозит.

Бугай случайно разбил лоб о притолоку, и пока что вышибалой работает человек Дона. Я разрешил Соне с детьми перебраться в дом Феликса: не дело им троим жить в подвале, а за домом все равно надо ухаживать. Скажу по секрету: наш новый повар никуда не годится. Пироженки с ноготок, можешь такое представить? Каждый раз вспоминаю Феликса, когда пробую эту странную стряпню.

Желаю стойкости вам двоим. Надеюсь, когда важные шишки наконец изберут наместника, объявят амнистию, и вы вернетесь домой.

Курт, твой дядя»

У Келли потеплело на сердце от знакомых имен. Она будто бы перенеслась в такую далекую и родную таверну, и близкие люди окружили ее. Как ей хотелось быть среди них, и чтобы жизнь состояла из маленьких милых забот! Келли представила, как прикладывает кусок замерзшего мяса к шишке на лбу Бугая. Как помогает Соне, Акселю и Питу с переездом. Как обсуждает с дядей, что Бальдвин снова кого-то повесил. Какая простая, прекрасная жизнь! Где же она?

Келли с нетерпением перешла ко второму письму. Оно и впрямь было написано рукой матери. И почему она сразу не узнала мамин почерк? Наверное, после папиной смерти Фрида просто не написала ни слова, и Келли отвыкла от ее неровных строк. Может, матушка наконец-то пришла в себя? Иначе Кейра не забрала бы ее из лечебницы…

«Келли, моей милой дочери.

Уверена, это письмо прочитают Искоренители. Не знаю, доставят ли они его, но точно прочитают! Приятного чтения, Дэйл и остальные. Я просто притворюсь, что вас здесь нет.

Ох, Келли, сколько же у тебя, наверное, вопросов… Этот длинноволосый Дэйл стоит у меня над душой, и расписывать все нет времени. Я рассчитываю, что наш друг-лодочник тебе уже все объяснил, но кто знает этого прохиндея?

Итак, я и Кейра во Вратах Альбрехта. Мы покинули Дагроссу на корабле, прогулялись по горному лесу и теперь коротаем дни в мрачной крепости Искоренителей. Между нами, девочками, они полные зануды.

Похоже, мы здесь застряли. Не буду расписывать свой план побега, чтобы не портить Дэйлу удовольствие от погони. Искоренители заинтересовались Кейрой — ты знаешь, почему. Они пока не отсылают ее в Кольхорскую яму. Не волнуйся, я позабочусь о своей дочурке.

Не знаю, запомнила ли ты события дня, когда мы виделись в последний раз. Вернее, я видела тебя, а тебе было не до этого. Я отдала все, что могла. Не знаю, сколько времени удалось выиграть… Прошу, наслаждайся спокойной жизнью за всех нас. Лови каждый день. Люби каждый день. Ни о чем не жалей.

Представь, я пишу эти строки чудным металлическим пером… ох уж эти имперцы!

Просто знай, что мы с Кейрой не могли иначе. Твоей сестре нельзя было оставаться там. И обо мне не переживай: я бодра, как никогда! Морской воздух выдул из меня всю дурь: прощай, лечебница!

Этот торопыга-Дэйл уже изнывает. Хочу, как знатная дама, завершить письмо изящным стихом, но горная дорога вытрясла из головы все мои рифмы.

До встречи, доченька. Будь счастлива.

Фрида»

Келли прикрыла глаза и прижала письмо к груди. Ей стало тепло и спокойно от мысли, что ее близкие живы и здоровы. Конечно, Врата Альбрехта не то место, в котором пожелаешь провести отпуск: о твердыне Искоренителей говорили всякое. И все же любой город лучше диких земель, которых в Каарморе немало. Чего стоят только Ржавые Топи на востоке от Тревейны!

Кейра, что с тобой? Не мучают ли они тебя? Нет, не может быть! Империя несет свет цивилизации, и ее верные стражи не могут оказаться варварами! Что бы ни происходило во Вратах Альбрехта, Келли никак не может на это повлиять. Она не оставит Феликса, и речи быть не может!

Келли убрала конверт и банкноты в сумку и отошла от работницы почтамта. Освободившееся место сразу заняла девушка, которая выглядела весьма любопытной особой.

Эта женщина определенно была из богатой семьи. Манеры, одежда, осанка — все говорило о том, что перед Келли настоящая леди. Кудряшки цвета золотистой карамели выглядели столь идеально, что казались ненастоящими. Шляпка из сетки выглядела такой воздушной, будто вот-вот воспарит к потолку. Платье до пола с туго затянутым корсетом и дутыми рукавами вызвало бы зависть у любой женщины. Келли захотелось прикоснуться к шафрановой ткани, и она тут же представила себя в подобном наряде. Матушка Фрида однажды пошутила, что ее младшая дочь рождена для балов. Судя по внешнему виду, новая клиентка почтамта провела на балах полжизни.

Келли была настолько восхищена одеждой леди, что почти не обратила внимания на нее саму. А ведь она очень молода, наверное, даже нет двадцати. Что богатая девушка забыла на почте? Неужели у нее нет компаньонок, которые сделают все за нее? Нет, вот рядом с ней порхает какая-то девчушка с вечно испуганными глазами. Что за тайна?

Келли заглянула через плечо богатой леди и увидела деньги. Гораздо больше, чем выслал ей дядя Курт. Облизнув палец, богачка пересчитала сумму и разложила в три конверта. Один передала работнице почтамта, второй бросила своей компаньонке, а третий оставила у себя. Келли поняла, что пялится на богачку, только когда случайно встретилась с ней глазами. Дочь трактирщика покраснела и уставилась в пол. Она не видела, как молодая леди улыбнулась.

Девушка в великолепном платье направилась к выходу. Келли оторвала свой взгляд от половиц и с любопытством последовала за ней. На чем эта леди уедет с почтамта? Ждет ли ее кавалер? Кое-что неожиданное случилось, когда Келли и таинственная незнакомка остались вдвоем в коридоре, ведущем на улицу. Словно загипнотизированная, дочь трактирщика смотрела, как конверт с деньгами скользит по шафрановому платью и беззвучно падает на пол. Компаньонка держала дверь, а сама богачка ничего не заметила. Когда она вышла наружу, в пустом коридоре остались только Келли и конверт, набитый деньгами.

Повинуясь инстинкту, она упала на колени и быстро положила в сумку находку. Только выпрямившись, она смогла рассуждать здраво. Что, черт возьми, произошло? Как можно настолько не ценить деньги, что потерять целый конверт? Келли вспомнила, как ее обворовали карманники по приезде в Тревейну. Чем тогда она лучше?

С этими деньгами она сможет видеться с Феликсом снова и снова, вот что важно! А еще съехать из ночлежки, где соседки мешают спать своей болтовней. С этими деньгами она станет свободной! А еще — станет воровкой. Кейре бы такое не понравилось, а вот матушка бы наверняка похвалила бы дочь за смекалку. И все-таки, что произошло?

Спина Келли похолодела от мысли, что дверь на почту снова откроется. Леди заметит пропажу и отправит компаньонку ее вернуть. Та увидит Келли одну в пустом коридоре и обвинит в воровстве. Что если богатая леди позовет стражу?

Секунды шли, а дверь все не открывалась. Сердце выпрыгивало из груди Келли. Как поступил бы Феликс? Внезапно она вспомнила фразу, брошенную им в каменоломнях. Он посоветовал ей надеть лучшее платье, отправиться к замку, остановить богатую леди и предложить ей себя в качестве компаньонки. Платье на Келли знавало лучшие дни, почтамт совсем не походил на замок, а Феликс, конечно, шутил. Тем не менее, богатая леди была буквально за дверью.

Повинуясь порыву, Келли выскочила на улицу. Она испугалась, что шафрановая красотка успела уехать, но нет. Дама в изящном платье стояла под деревянным навесом и о чем-то спорила со своей компаньонкой. Наверняка они обсуждают пропажу! Келли внезапно озарило, что конверт стоило достать из сумки внутри почтамта. Они увидят и все поймут!

Проглотив свои страхи, Келли достала конверт из сумки, подошла к богачке и невозмутимо протянула свою находку. Она боялась взглянуть в лицо леди, но ее голос совсем не дрожал:

— Простите… кажется, это ваше. Я нашла его на полу.

— Лайза! — резко выпалила богачка.

Компаньонка выхватила конверт из руки Келли и быстро пересчитала деньги.

— Ну? — нетерпеливо спросила леди.

— Все в порядке, — робко сказала Лайза.

— В порядке? Как ты это допустила, черт побери?

— Леди Шарлин, я…

— Оставь нас!

Не говоря ни слова, Лайза скользнула в карету. Молодая леди Шарлин лучезарно улыбнулась Келли.

— Благодарю вас! Позвольте узнать имя?

— Келли, — смущенно сказала дочь трактирщика.

— Прекрасно. Родители назвали меня Шарлоттой, но прошу звать меня Шарлин.

— Хорошо, — сказала Келли и добавила: — Леди Шарлин.

— Ответь на вопрос, — Шарлин сдула упавшую на лицо прядь. — Ты могла забрать деньги себе. Они тебе не нужны?

В этот момент Келли была готова отвергнуть все деньги мира, но сразу вспомнила, как ей приходилось нашивать заплатку на белье.

— Без денег трудно… миледи.

— Почему ты решила вернуть мне конверт?

Келли хотела бы обдумать ответ, но леди Шарлин явно не любила ждать.

— Я подумала, что дружба с вами ценнее пары банкнот.

Она прикусила язык. Что за чушь? Никто в высшем свете не выражается прямо! Щеки Келли снова покраснели, а леди Шарлин звонко рассмеялась. Кажется, ответ произвел на нее впечатление.

— Ты поразительна, Келли. И впрямь, я найду, как тебя отблагодарить.

Рука Шарлин взлетела и с нежностью коснулась густых медных волос Келли.

— У тебя очень, очень красивые волосы. Я никогда не видела таких.

— Э-э-э… у вас тоже красивые волосы.

— Ерунда, это всего лишь парик. Я всегда выбираю лучшее, это правда. Как смотришь на то, что я куплю твои волосы? Скажем, за тот конверт, что ты мне вернула, а? — леди Шарлин игриво подмигнула.

— Мои волосы столько не стоят!

— А вот это уже не тебе решать. Так что, Келли, по рукам?

Она вспомнила о Феликсе и вечном урчании в животе. Вспомнила о всех лишениях, которые претерпела с тех пор, как покинула Дагроссу. Может, все они и стоили заветного конверта, но волосы — точно нет.

— Я согласна.

— Едем в цирюльню, — Шарлин схватила Келли за предплечье и потянула в свою карету.

Не успела она опомниться, как оказалась рядом с Лайзой. Пышное платье Шарлин заняло почти все пространство, и двум девушкам напротив пришлось забиться в углы.

— Лайза, представь мою удачу. Эта девушка, Келли, согласилась продать свои волосы.

— Красивые, — оценила Лайза.

— Пожалуй, твой просчет принес нам пользу. Будь добра, поторопи кучера.

Вскоре Келли сидела в цирюльне. Видимо, Шарлин проворачивала такой фокус не в первый раз, потому что местные девочки ничему не удивлялись. Келли с тоской посмотрела в зеркало на свои волосы. Неужели она станет совсем лысой? Может, ей оставят хотя бы пушок?

— Ты все еще можешь передумать, — великодушно предложила Шарлин.

— Мне нужны деньги, — призналась Келли. — Очень нужны.

Парикмахерша с бритвой подошла к ней и коснулась лезвием корней. Келли зажмурилась.

— Довольно, — приказала Шарлин.

— Что? — удивилась парикмахерша.

— Я передумала.

Парикмахерша развернула кресло с Келли так, чтобы ее новая подруга оказалась напротив, а затем упорхнула куда-то.

— Твой цвет мне не пойдет. Моя кожа не так бела — все сразу догадаются о подделке, — Шарлин внимательно прищурилась.

Келли не знала, что сказать. В прошлый раз ее спасла откровенность, так почему бы не попробовать снова?

— Вы правы, ваш цвет — золотой. Полагаю, мне нечего вам продать.

— Ты можешь продать себя, — усмехнулась Шарлин. — Хватит хлопать глазами! Раз тебе нужны деньги, я предлагаю их заработать. Есть дело, для которого мне требуется решительная компаньонка. Лайза великолепна, но слишком зану… благоразумна, — со смешком поправилась Шарлин.

Невероятная мысль пришла Келли в голову. Почему она не догадалась раньше?

— Так вы проверяли меня?

— О, ты еще и с мозгами! Вот такая компаньонка мне и нужна. Та, что не упускает счастливые шансы. Ну, каков твой ответ?

Келли хотелось задать тысячу вопросов, но она и впрямь была не из тех, кто упускает счастливые шансы.

— Я согласна!

Шарлин без слов протянула руку для рукопожатия. Она с интересом рассмотрела вены на запястье Келли.

— Какая белая кожа… Будь осторожна, постарайся меня не затмить!

В который раз Келли улыбнулась и не нашлась, что ответить. А ее внезапная благодетельница уже собиралась на выход.

— Жду тебя завтра. Все вопросы — к Лайзе.

— Спасибо, — Келли проглотила ком в горле.

В который раз Феликс оказался прав.

5 Юрген

Юрген ненавидел бездействие. Для идеального удара требуется наилучший момент — так, наверное, думал Фабрис. Последний маг Аскерми искренне верил, что любой нанесенный удар лучше, чем пропущенный. Керрам вряд ли сидел без дела, а, значит, отец и сын были в опасности.

Юрген мог бы проявить себя в рейдах следопытов. Охота на чудовищ — это ли не мечта мужчины? Против тварей и культистов Юрген мог бы не сдерживаться. Он обрушил бы на них всю испепеляющую мощь своей магии, как в старые добрые времена! Однако директор Фабрис не разделял воинственного энтузиазма своего отца.

Дело в том, что одним своим существованием Юрген ставил под удар главу Искоренителей. Директор весьма словоохотливо раскрыл эту идею. Многие во Вратах Альбрехта знают, что Кейра — эмпат. Следопыты из отряда Дэйла, персонал цитадели, ассистенты самого Фабриса… да мало ли еще кто! Место эмпатов — либо в темнице, либо на лабораторном столе, а еще лучше — в резервации, подальше от добрых граждан Империи. Мутанты, мерзкие исчадия магии не достойны земли Каармора! Пусть страдают за то, кем родились! Многие, очень многие Искоренители верили в этот абсурд.

Само существование Юргена нарушало правила. Вместо того, чтобы отослать Кейру в резервацию, Фабрис освободил девушку. Позволил ей гулять по крепости, болтать с солдатами, даже работать в таверне! Это было немыслимо и требовало объяснений. Глава Искоренителей не мог в здравом уме нарушить закон, который столько лет высекал в камне! Что же случилось? Может, эта девчонка-эмпат завладела его рассудком? Или напугала директора сильнее, чем гнев Императора? Когда нарушаются незыблемые правила, на всякие мелочи можно не обращать внимания…

То, что в крепости живет вольный эмпат, уже перестало быть тайной. Юрген ловил на себе неодобрительные, непонимающие, а порой откровенно враждебные взгляды. Искоренители видели перед собой презренную мутантку, и пусть будет так. Пусть они не узнают, что в теле женщины на самом деле живет легенда-островитянин, гроза восточных рубежей, повелитель магии Осколка! Но и эта тайна будет недолго оставаться таковой. Фабрис, Дэйл, Ирма, те болваны, с которыми Юрген тренировался, ассистенты, советники… Черт побери, и что с этим делать? Директор объяснял, что Кейра — необычный, чрезвычайно одаренный эмпат, поэтому ее следует изучать во Вратах Альбрехта и под его чутким контролем. Да только как объяснить, что иногда эта Кейра меняется до неузнаваемости и называет себя Юрген?

Герой островов не собирался притворяться, играть роль этой изнеженной горожанки. Однако он отдавал себе отчет, что истинная природа его отношений с директором — смертельно опасная тайна. Империя стерла имя Юргена со страниц истории, и пусть будет так. У безымянного островитянина не может быть детей, а глава Искоренителей не может быть запятнан родством с мертвым мятежником. Может, это именно Фабрис вымарал его имя из исторических книг? Не стоит гадать.

Получается, по крепости Искоренителей бродит Кейра, эмпат настолько одаренный, что одаренность раскроила ей башку надвое. Одна половина — бесхребетная трактирщица, вторая — бравый островитянин. Такое бывает, мало ли на свете психов! Да только их сводит с ума Сеятель Безумия, а Юргена доводила собственная раздвоенная жизнь. Одно утешало — раздвоенность была временной, и скоро Кейра исчезнет навсегда.

Фабрис знал, что рано или поздно все тайны откроются. Скоро все во Вратах Альбрехта узнают, что «эта Кейра» способна на настоящую магию. Однако директор не хотел торопить события. Если Юрген станет разъезжать с отрядами Искоренителей, то под угрозой окажутся более серьезные тайны. Пусть сидит в крепости, тренируется с одними и теми же болванами и ждет, когда директор, наконец, спланирует экспедицию на острова. Да только Фабрис решил сначала поиграть в политику в Кьяргоне, а уже потом заниматься настоящим делом.

Юрген и Кейра бросали тень на репутацию директора, и ему требовались громкие победы, чтобы в Столице говорили только о них. Вот Фабрис запустил древние механизмы Альбрехта, вот он избрал наместника, а вот и долгожданная экспедиция! Никто не подумает, что почти все это случится благодаря Юргену. И все-таки сейчас, прямо сейчас директор был под ударом. Хитроумные префекты и знатные семьи держали ухо востро, чтобы урвать свой кусок власти с общего стола. Они были бы рады слабому Фабрису, которым легко вертеть.

Не стоит забывать и о недовольстве Искоренителей. Юрген был уверен, что во Вратах Альбрехта и столице Фабрис нажил немало врагов. Наверняка найдется карьерист, которому по нраву директорское кресло. Может, прямо сейчас он пишет доносы наверх? В этом вся Империя: заговоры и бюрократия! Шестерни закрутились сами собой, а тайные агенты Сеятелей уже готовы подливать масло.

Юрген был не намерен ослаблять своего сына. Если во Вратах Альбрехта и впрямь существует заговор, последний маг Аскерми его раскроет. В конце концов, эмпату не так-то просто солгать. Каждый лжец боится, что его разоблачат, а Юрген прекрасно умел чувствовать запах страха. А еще он не признавал полумер.

И прямо сейчас он допрашивал банщика. Герой островов рассудил, что таверна Тобиаса не подходит для заговоров, а вот термы — гораздо более приватное пространство. Работники бань слышат многое, вот только не всё готовы рассказывать. Особенно если к ним приходит девица с тоненькими запястьями и начинает что-то требовать.

— Ты знаешь, кто я. Ни за что не поверю, что не знаешь, — сказал Юрген, приперев банщика к стенке.

Жертву допроса, кажется, звали Олдос, и он любил уходить от ответа.

— Я много кого знаю, — улыбнулся коренастый банщик.

Юрген сощурился:

— Это угроза?

— Нет, конечно. Вы Кейра и не в первый раз захаживаете в термы. Прошу, оцените новые благовония из Пурпурной провинции!

Юрген бешено выдохнул. Чертово тело девчонки! Раньше люди боялись одного его вида. Мускулы, шрамы, верный клинок… сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к этой неполноценности?

Юрген хотел превратить свое бешенство в огненную птицу и посадить себе на плечо, но магия была под запретом. Раскрывать свои сильные стороны за здорово живешь первому встречному — безрассудство! Да и после тренировок с тремя болванами Юргену требовалось восстановление. Он был беззащитен перед собственной магией: пламя обжигало его также, как и врагов. Кейра почти все время ходила с забинтованными руками, а однажды Юрген случайно ослепил ее левый глаз. Зрение вернулось, но применять магию против жалкого банщика, да еще и в замкнутом помещении — глупость.

Оставались способности эмпата. Их скрывать, наверное, было бессмысленно. Юрген сосредоточился, и на его влажной коже проступили алые отметины. Забавно — в прошлой жизни он ни разу не встречал взрослую женщину-эмпата. Наверное, едва мерцающие узоры на женских телах выглядят привлекательно…

— Поверь, это очень важно… Олдос. Существует заговор, и я могу его раскрыть. Директору Фабрису пойдет на пользу, если я сделаю это. Ты мне поможешь?

Настоящее искусство — чувствовать не только наличие эмоции, но и ее оттенок. С чем она связана, какие образы дают ей вкус. Здесь важно все, включая выбор слов и язык телодвижений. Когда эмпат по-настоящему настраивается на собеседника, то становится отменным переговорщиком.

Когда Олдос увидел алые отметины, то испугался. Несколько секунд чувство страха солировало, а потом начало смешиваться с другими эмоциями. Тревога, раздражение, любопытство, растерянность… оттенки мелькали, ощущения путались, но страх оставался доминантой.

— Прошу, я всего лишь банщик… Если бы я услышал о каком-то заговоре, то сразу бы доложил!

— Интересно, кому бы ты рассказал?

— Не директору, нет… Он здесь не бывает. Тобиасу, пожалуй. Или генералу Брандеру, он порой захаживает сюда с простыми солдатами.

Юрген обдумал этот ответ. Он уже некоторое время подозревал, что Тобиас — не просто трактирщик. Солдаты приходили в его таверну изливать душу, и он знал каждого поименно. Наверняка Фабрис попросил трактирщика приглядывать за Кейрой. Тобиас мог передавать директору слухи и настроения, бродившие среди личного состава. А может, даже выявлял потенциальных предателей…

Генерал Брандер был вторым человеком среди Искоренителей Каармора. Фактически, именно он командовал армией, состоящей из формирований вроде корпуса следопытов. Он координировал военные операции, отвечал за обучение и переподготовку личного состава, снабжение войск и назначение командиров. Иными словами, занимался всеми теми приземленными вещами, которые были необходимы, но слишком скучны для директора Фабриса.

— Олдос…ты умен, но не всякий заговор можно распознать с полуслова. Расскажи, что солдаты говорят обо мне. Как относятся к тому, что по крепости бродит мутант?

— Сейчас, погодите…

— Говори, как есть!

— Вас обсуждают, но редко. Одни говорят: вы спасли директору жизнь. Если так, мы все вам обязаны. Другие… недовольны.

— Больше деталей, Олдос!

Банщик был весь как на иголках и хотел оказаться подальше от Юргена.

— Я слышал, что несколько следопытов перестали из-за вас ходить в таверну. Они не хотят принимать напитки из рук ведьмы. Не хотят, чтобы вы лезли к ним в головы. Они не понимают, почему директор вам столько позволил, а Тобиас пустил на порог. Считают: вас надо гнать на острова. Они успокаиваются тем, что из-за яда вы не натворите глупостей.

— И много таких недовольных? — вкрадчиво спросил Юрген.

— Нет… но их стало больше. Вы необычный эмпат, ведь так? Люди не понимают, на что вы способны и боятся, а директор не объясняет.

— Они думают: а не ошибся ли Фабрис? Не сбрендил ли на старости лет? — усмехнулся Юрген.

— Что вы! Директору все доверяют. Вот только он редко объясняет причины своих поступков…

— А что ты сам? Считаешь меня ошибкой?

— Нет! У директора были причины…

— Ложь! — рявкнул Юрген.

От неожиданности банщик Олдос отшатнулся, потерял равновесие и чуть не шлепнулся на скамью. Он чувствовал страх и гнев: немногие обрадуются, когда им в лицо бросают собственную ложь.

— Ты солгал мне из-за страха. Возможно, я — ошибка… но у меня и Искоренителей общий враг, и я сделаю все ради победы. Мы на одной стороне!

Юрген хотел покинуть термы, но вспомнил еще кое-что.

— Ах да, те ребята, которые хотят изгнать меня и распускают слухи… Прошу, напиши мне их имена. Я передам Тобиасу список.

Как и ожидалось, Юрген никого не знал. Кажется, одно имя принадлежало болвану-молотобойцу, с которым он тренировался, но маг не был уверен на все сто.

— И еще… никому не сообщай про наш разговор. Договорились?

Банщик хмуро кивнул. Вскоре список имен лежал перед Тобиасом на барной стойке. Обычно с трактирщиком общалась Кейра, но он, конечно, был предупрежден о «внезапных перепадах настроения».

— Ты сделала… вернее, ты совершил глупость, — сказал Тобиас, пробежавшись по списку.

Он явно был не робкого десятка. Высокий, плечистый, чернобородый мужчина с пронзительным взглядом.

— Объясни. — Нахмурился Юрген.

— Разве не очевидно? Ты сеешь недоверие. Точно есть люди, которым ты не нравишься, и это нормально. Но если ты продолжишь играть в паранойю, создашь себе настоящих врагов.

— Когда экспедиция выдвинется на Марфеллу, мы должны быть уверены в каждом солдате. Сеятели часто действуют через предателей, — холодно заметил Юрген.

— Так не делай всю работу за Сеятелей. Создавай доверие, а не раздоры. Ты запоминаешь то, что делает Кейра?

— Нет… я закрыл от нее свои воспоминания, и теперь не вижу ее.

Ему вдруг пришло в голову: а что, если Кейра ищет способ продлить свою никчемную жизнь? Плетет заговор прямо у него под носом?

— Кейра… ох, она просто чудо. Слушает людей. Говорит с ними о том, что им важно. Один раз она разговорилась с следопытом, у которого погиб товарищ на охоте. Я ушам не поверил, сколько в ней было сочувствия! Кейра создает доверие, а ты рушишь его своими глупостями. Если бы вы работали заодно, может, чего и достигли бы.

Легко проявлять сочувствие, когда ты эмпат. Во времена, когда Кейра подавляла свои способности, она была тем еще сухарем. Она привязывала к себе людей не через эмоции, а через услуги и одолжения. Чего стоила только таверна с работниками, где у каждого за плечами была либо большая травма, либо темная история! Интересно, зачем сейчас она ищет союзников? Хочет использовать против Юргена?

— Возможно, ты прав. Когда я войду с солдатами в Разлом, они должны доверять мне безоговорочно. Я бы хотел сражаться с ними плечом к плечу уже сейчас, чтобы выстроить эту связь… но Фабрис мне не позволяет.

— А какими словами ты пытался его убедить?

Юрген припомнил. Кажется, он говорил о том, что впустую тратит время на тренировках и мог бы проявить себя по-настоящему. Ни слова о доверии и боевом братстве. Проклятье, он же водил дружину грабить побережье! Почему аргумент о доверии не пришел ему на ум? Может, он был не таким уж хорошим командиром? Или это Кейра путает его мысли?

— Мне нужно снова поговорить с Фабрисом. Ты знаешь, где он сейчас?

— Ну… вообще-то он обедает на верхней террасе. Вместе с Брандером. Но… да стой же ты! Чего ты рассчитываешь добиться, прервав их беседу?

Юрген ненавидел бездействие, но все-таки опустился на стул у барной стойки. Его раздражало, что Тобиас поучает его, будто ребенка не смотря на весь боевой опыт! Это ведь Юрген дважды победил саму смерть! Может, переселившись в тело Кейры, он утратил нечто важное и невосполнимое?

— Давай я принесу им напитки и скажу, что ты хочешь присоединиться, — предложил Тобиас.

Юрген кивнул. Он лихорадочно думал: неужели в этом был план Керрама? В том, что Кейра сделает Юргена слабым? Чертов ублюдок и его полудохлые Боги!

Пока Тобиас ходил на террасу, последний маг Аскерми барабанил пальцами по столешнице. Наконец, трактирщик вернулся с опустевшим подносом.

— Фабрис и Брандер приглашают тебя наверх. Пойдем, я провожу.

Верхняя терраса располагалась на крыше соседнего дома. На уровне второго этажа между двумя зданиями имелся переход, за которым следовала винтовая лестница. С земли не было ни слышно, ни видно, что происходит на террасе.

Директор и генерал сидели под навесом в окружении больших цветочных горшков из потертой керамики. Кажется, Юрген впервые видел Брандера. Военачальник отличался вытянутым овальным лицом с бакенбардами и пышными усами. Генерал был худ, носил сапоги большого размера и военную форму следопытов. От обычного разведчика она отличалась нашивками.

— Директор. Генерал. Приветствую, — Юрген коротко поклонился.

Он отметил, что за круглым столом нет третьего стула.

— Здравствуй, Юрген, — поприветствовал Фабрис. — Можешь расслабиться, Брандер знает о твоей… раздвоенности. Мы как раз обсуждали экспедицию, ведь после моего отъезда в Кьяргон все заботы лягут на плечи генерала. Ему предстоит использовать тебя как боевую единицу. Он должен четко представлять, на что ты способен, и в чем твои слабости.

— О да, — энергично кивнул Брандер. — Множество нюансов. Транспортировка на Марфеллу. Антидот. Защитная экипировка от ожогов. Взаимодействие с отрядом. А когда доберемся до Разлома, ты обезвредишь окружающее его облако спор. От этой мерзости несколько наших разведчиков ослепли, и кожа их покрылась язвами… Молчу о противодействии культистам, чудовищам, и что еще нас там ждет.

Старый вояка, но весьма практичный. И тем не менее, он смотрел на Юргена с недоверием. То ли дело было в личной неприязни, то ли генералу было непросто планировать военную операцию с магом в авангарде.

— На мой взгляд, главная проблема — что успех всей операции зависит от одного человека, — хмыкнул Брандер. — Если культисты проберутся ночью в полевой лагерь и пырнут нашего мага ножом, мы не сможем войти в Разлом. У нас нет иного способа прорваться туда: придется искать другого эмпата, а затем ждать, пока он овладеет Осколком. Как по мне, проще было бы доставить тебя к Разлому в бронированной клетке.

— Я не согласен на резерв. Мое место — в авангарде. Там мои способности проявятся в полную силу, — сдержанно заметил Юрген.

— Фабрис позвал меня посмотреть на одну из твоих тренировок. Признаюсь, я был впечатлен, но тренировочный бой не чета настоящему. Еще недавно ты с трудом двигался в этом теле…

— Это не помешало ему меня спасти, — перебил Фабрис.

— Он убил ребенка, который не ожидал нападения. Как он защитится, если убийцы атакуют его во сне? Что делать, если он утратит контроль над телом в разгар сражения? Как он будет биться в одном строю с солдатами, если ранит магией даже самого себя?

— Генерал Брандер… не знаю, слышали ли вы о моей прошлой жизни, но я довольно много сражался. Поверьте, я делал это не один. А магия… вряд ли на Каарморе вы найдете более искусного мага. Учитывая редкость Осколков, думаю, выбирать вообще не приходится.

Юрген предполагал, что во всей Красной провинции найдется не больше пяти-шести таких самоцветов. Он верил в то, что все эмоции человека, даже самые сложные, состоят из простых компонентов: радости, печали, страха, гнева… Каждому из этих эмоциональных ощущений соответствует свой Осколок. Кристалл Юргена мог превращать в магию любые эмоции, но резонировал именно с печалью… он сразу вспомнил о призраке своей первой жены, Урсулы. Вряд ли другие Осколки были способны на подобную магию!

— Имеем то, что имеем. — Усмехнулся Фабрис. — Однако, Юрген наверняка пришел сюда с какой-то целью.

— Генерал хотел знать мои слабости. Что ж, я все расскажу. Во-первых, из-за вашего яда я дважды в неделю обязан получать противоядие, иначе — умру. Во-вторых, мое нынешнее тело ни на что не годится в рукопашном бою. В-третьих, магия наносит вред этому телу, истощает организм. У вас была блестящая идея на счет защитной экипировки — последний раз я видел такую еще в Аскерми… до того, как его сожгли Искоренители. В-четвертых, я обязан уничтожить одного конкретного культиста, и не советую мне мешать. И наконец, в-пятых: ваши солдаты мне ни черта не доверяют и прямо сейчас ломают головы, какого черта эмпат гуляет по их крепости.

— К чему ты ведешь? — Нахмурился Брандер.

Фабрис, видимо, уже все понял, и посматривал на Юргена с хитрым прищуром. Последний маг Аскерми продолжил свою речь:

— Мы не можем остановить слухи. Лучше развеять их до того, как потеряем контроль. Я предлагаю объявить во всеуслышание, что эмпат отправится на Марфеллу с экспедицией и откроет Разлом для следопытов. Скрыть такое невозможно, так пусть узнают от нас подходящую правду.

— Как только про это узнают в столице, полетят головы, — заметил Брандер.

— Если мы победим, им будет плевать, — уверенно сказал Фабрис.

Он не стал уточнять, что будет, если мы проиграем.

— Солдаты должны узнать, что я такое. Все неизвестное пугает. Следопытам стоит лишний раз напомнить, что ваш яд не позволит мне сбежать. Пусть спят спокойно.

— Это стоит обдумать.

— Позвольте мне сражаться вместе со следопытами сейчас! Пусть солдаты увидят, что я надежный союзник. Там, на Марфелле, мы должны доверять и понимать друг друга с полуслова, иначе — погибнем.

Повисло долгое молчание, которое нарушил директор Фабрис:

— Ты ведь понимаешь, что как бы ты не старался, найдутся те, кто тебя не примет? Кто не сможет довериться тебе даже тогда, когда на кону будет стоять все?

— Я знаю: так будет. Возможно, найдутся те, кто захочет меня убить. Вряд ли они достигнут успеха… но кто-то точно пострадает. Лучше мы выявим ненадежных людей сейчас, чем на берегу Марфеллы.

— В этом есть смысл… но как быть с Императором? — задумчиво сказал Брандер. — Он может разжаловать нас, даже если мы достигнем успеха. Судить нас, будто предателей!

— Об этом не волнуйся: Императора я беру на себя, — пообещал Фабрис. — Если эксперименты с подземной транспортной линией увенчаются успехом, мы получим мощный козырь. Зиг пришел в себя, и я попрошу его продолжить работу.

Фабрис посмотрел Юргену в глаза, затем перевел взгляд за плечо.

— Я не ожидал от тебя такой рассудительности, Юрген. Либо ты настолько рвешься в бой, либо наконец начал слушать чьи-то советы.

Юрген обернулся и увидел Тобиаса. Трактирщик все это время стоял на два шага позади и не издавал ни звука. Расстояние удара. Если бы Юрген вздумал напасть на высшее руководство Искоренителей, Тобиас бы имел неплохие шансы его вырубить. Должно быть, в прошлом этот здоровяк тоже был солдатом.

— Прошу, обдумайте мои слова. А теперь… не буду отвлекать вас от трапезы.

Директор кивнул, и Юрген направился в сторону двери. Еще немного, и с чертовым бездействием будет покончено!

6 Келли

— В этом городе так мало людей, которым я могу доверять, — леди Шарлин стукнула ножкой бокала по столешнице.

Она собрала компаньонок в зимнем саду. Он располагался под стеклянным куполом на крыше одного из самых известных поместий Тревейны. Место было выбрано не случайно: близко к замку, лавкам портных и парфюмеров, художественным выставкам и всему тому, что так любят знатные дамы. Не первое десятилетие богачки Тревейны отдыхали в этом зимнем саду, скрывшись от мужских глаз.

Когда-то это место считалось чудом инженерной мысли. Под стеклянным куполом круглый год росли настоящие красные розы. Пол был теплым на ощупь, и Келли казалось, что под ним журчит в трубах горячая вода. За стеклом дули холодные осенние ветра, а здесь цвело вечное лето.

Аренда зимнего сада для частных посиделок стоила недешево. Если бы не леди Шарлин, Келли бы никогда не увидела такой красоты. Подумать только, однажды она прошла мимо этого поместья и даже не подняла голову! В Дагроссе никто бы не догадался разбить на крыше сад с настоящими розами.

Леди Шарлин подняла руку с бокалом и указала на княжеский замок. Несколько капель сухого вина упали на мозаичную плитку.

— Как же мне неуютно в этой громадине! И как хорошо здесь, с вами.

Не далее, как вчера Келли впервые увидела замок изнутри: Шарлин взяла ее с собой. Перед глазами свежеиспеченной компаньонки предстало великолепие: статуи, лепнина, канделябры! Но несмотря на всю эту роскошь, замок оставлял гнетущее впечатление. Воображение рисовало старые кости, тонущие в холодной тьме катакомб. Однако под замком не было темниц: зачем, если есть рудники?

— Я думала, что найду в этом городе подруг. Как назло, у префекта Бертрама и Марианны нет дочерей! Я не забыла про Лукрецию, но она замужем и давно покинула родное гнездо. Почти как я… если бы у меня был чертов муж!

Компаньонки угодливо рассмеялись. Маленькая, но быстрая Лайза с собранными в пучок волосами. Смуглокожая изящная Вазира, беженка из Пурпурной провинции. Круглолицая хохотушка Тереза, щедрая на комплименты и добрые слова. И она, рыжеволосая Келли, которая недурно умела подливать вино.

Ручка кувшина из расписной керамики приятно лежала в ладони.

Келли уже успела узнать, что леди Шарлин родом из Хауринда и находится в Тревейне не по своей воле. И вот, после двух бокалов вина, ее хозяйка нервно накрутила золотые локоны на палец, а затем заговорила быстро и с чувством:

— Этот город… ах, я будто застряла! И вот вчера наша владычица Марианна сообщила мне новость. Я не могу говорить открыто… а, к черту! — леди Шарлин выпила третий бокал. — Наша с Коннором помолвка расторгнута. Непутевый сынок Бертрама обрюхатил какую-то девчонку из семьи Монитреск, а они еще сохранили крохи былого влияния. Замять дело не удалось, и теперь у Коннора новая невеста, а я… Марианна предложила мне дождаться, пока ее младший, Максимус, достигнет брачного возраста. Провести еще пару лет в Тревейне — о, предел моих мечтаний! Жить в маленькой башенке, словно безбрачная принцесса из детской сказки!

Щеки Шарлин порозовели: она была явно взволнована.

— Мой отец бы никогда такого не допустил. Если бы он был еще жив, недотепа Коннор даже не посмотрел бы на других женщин! Марианна бы мигом отбила у сынка аппетит, лишь бы не проворонить выгодный брак. Они сдували бы с меня пылинки, ведь тогда я была бы дочерью наместника, плотью от плоти Хауриндского Льва! А теперь я сирота, а старшие братья только и думают, как половчее выдать меня замуж. Из папиной кошечки я превратилась в выставленную на продажу корову и… где чертово вино?

Келли быстро наполнила бокал хозяйки.

Надо признать, она заслушалась. Леди Шарлин оказалась дочерью одной из самых влиятельных семей Каармора. Старый Персиваль был наместником Императора в провинции еще с тех пор, когда Келли была маленькой девочкой. И вот он погиб… кажется, на охоте. Хауриндский Лев очень любил свою младшую дочь и заботился о ней, но с его смертью жизнь молодой Шарлотты круто изменилась.

— Папа не торопился с моим браком. Он хотел найти мне мужа, который будет достоин нашей семьи, который будет меня уважать. Не успело папино тело остыть, а братья отправили меня в Тревейну. Без папы Хауринд стал таким холодным и серым… но стоило мне провести одну ночь в этом страшном замке, и я затосковала по дому! Я бы уехала туда прямо сейчас, но меня там больше никто не ждет. Мои братья хотят, чтобы я не мешалась под ногами. Не мешала им делить то, что осталось от папиного наследия. Но я знаю: им далеко до Персиваля!

Келли было сложно это понять: они с Кейрой всегда жили душа в душу. Старшая сестра была ее примером для подражания. Из-за врожденного недуга жизнь Кейры была тяжелее, но она не плакала и не жаловалась. А семейные склоки… папа Грег и дядя Курт не больно-то ладили, а тетя Линда подливала масла в огонь. После смерти трактирщика они захотели забрать его таверну и, в конечном итоге, добились своего. Наверное, с братьями Шарлотты происходило что-то подобное.

Шарлин недоуменно посмотрела на пустой бокал, но Келли не собиралась его наполнять. Щепетильная Лайза дала ей четкие инструкции, когда хозяйке хватит.

— Я не хотела говорить так много, но черт побери! Я чувствую, будто бы о меня вытерли ноги. Я была мила с Коннором: танцевала, улыбалась и хлопала ресницами. Не знаю, стал ли бы он для меня настоящей опорой, как был отец. Наверное, теперь никто не станет. Юный Максимус уж точно! Меня подвесили меж небом и землей, да так и забыли… хорошо хоть, что братья присылают мне деньги. Значит, не все еще растратили.

— Миледи, вы были влюблены? В Коннора? — смуглая Вазира осмелилась подать голос.

— Что? Коннор… ну, он был вариантом. Конечно, лучше быть женой префекта, но леди Марианна не потерпит конкуренток. Клянусь пламенем Костра, с ней лучше не шутить!

Келли не знала, правда ли Шарлин верует в учение Вечернего Костра, но несколько раз в неделю она посещала приют и кормила бездомных.

— Я думала, что найду в этом городе подруг. А ведь я могла просто взять их с собой. Джейни, Жоржетта, Офелия… Я собиралась в такой спешке, что даже не предложила им поехать. Может, оно и к лучшему: никто не ранил меня своим отказом. Я чувствовала такое одиночество… но теперь у меня есть вы, мои компаньонки. Я поднимаю этот бокал за вас, моих новых тревейнских подруг! А еще за надежду, что я однажды покажу вам мой родной Хауринд!

Каким-то чудом Келли успела плеснуть вина Шарлин, и ей не пришлось поднимать пустой бокал. Лайза испуганно округлила и без того большие глаза.

— Погодите! — Леди Шарлин остановила компаньонок, которые тоже подняли бокалы. — Я хочу вас услышать! Лайза, Вазира, Тереза, Келли… за что вы поднимаете бокалы?

— За вашу бескрайнюю доброту, — тут же откликнулась хохотушка Тереза.

— За родину, которую мы оставили, — вторила ей Вазира.

— За завтрашний день, — присоединилась Лайза.

Пока они говорили, Келли успела наполнить собственный бокал и поставить кувшин на центр стола. Все выжидающе смотрели на нее.

— За любовь!

Келли смущенно покраснела, а леди Шарлин прыснула.

— Я думала, это будет тост Вазиры. Любовь хороша, но есть вещи получше. Например, безопасность или полный желудок. Когда скитаешься без гроша в кармане, уже не до любви.

Практичная Лайза закивала. Келли была не согласна. Она променяла теплую таверну в Дагроссе на голодные трущобы Тревейны ради любви. Девушка хотела высказаться, но прикусила язык. Эта работа была слишком большим шансом, что потерять ее из-за глупой перебранки.

— Хочешь мне возразить? — предположила Шарлин с озорством.

— Нет, миледи.

— Лайза выяснила, что у тебя есть возлюбленной на каменоломнях. Красавица и узник, как романтично! Это правда, Келли?

В чем Лайзе не было равных, так это в умении наводить справки. Келли выпалила что-то типа «да, миледи», но Шарлин уже потеряла к ней интерес.

— Долго вы будете сидеть с поднятыми руками? Пейте!

Вино было чертовски хорошим. Кажется, в погребе Кейры хранилась пара коллекционных бутылок этого же года, но в таверну редко захаживали клиенты, которые могли себе такое позволить. Интересно, как дядя Курт распорядился этими редкостями?

— Вазира, Тереза… и Лайза. Прошу вас, отыщите хорошего музыканта. Довольно мне слушать собственный голос. Ах да… не торопитесь, ладно?

Компаньонки встали из-за стола, не задавая вопросов. Келли почувствовала едва ощутимый укол страха и напряжение в пояснице: леди Шарлин зачем-то потребовалось остаться с ней наедине.

— Келли, милая… скажи, я ведь могу тебе доверять?

— Да!

Шарлин взяла ее ладонь в свою и провела пальцем по линии жизни.

— Я сказала тебе: мне нужна компаньонка, которая умеет рисковать. Когда ты вернула мне конверт, когда согласилась отдать волосы, я подумала: ты — та самая девушка. Я хочу, чтобы ты рискнула ради меня.

Келли с беспокойством посмотрела на свою нанимательницу. Интересно, состоялся бы этот разговор, не будь Шарлин пьяна?

— Я хочу, чтобы ты кое-что мне подарила. В замке есть одна маленькая красивая шкатулка для писем… внутри нее — моя безопасность. Когда Марианна все-таки решит пустить меня в расход, эта шкатулка станет моим выходом. Счастливым билетом… ты знала, что в первый день зимы состоится большая ярмарка? А, неважно! Милая Келли, ты мне поможешь?

— Вы хотите, чтобы я украла шкатулку? — изумилась Келли.

Она не представляла, как сможет это сделать. В замке префекта была прорва охранников, а двери, конечно же, запирались…

— Как грубо… — Шарлин игриво погрозила пальцем. — Я все придумала, смотри. Последний раз я видела шкатулку в кабинете Коннора. Когда он пошел за бутылкой вина, я успела заглянуть внутрь, но потом все завертелось… Теперь между нами все кончено. Будь я проклята, если еще хоть раз выпью с этим бабником. Нет, так низко я не паду! Пусть видит, какой шанс упустил!

Келли все еще не понимала план своей хозяйки, но затея уже ей не нравилась.

— Ты такая красотка, — Шарлин коснулась волос Келли. — Увидев тебя на балу, Коннор сойдет с ума. Он позовет тебя в свой кабинет и попытается совратить… Постой, я помню про твоего милого узника! Ничего не будет, т-с-с. Ты угостишь Коннора особым вином, и он уснет. Вазира знает такие коренья; главное, не пей сама. Коннор задремает на письменном столе, а ты возьмешь ключик у него из кармана и откроешь верхний ящик. Дело за малым: хватай шкатулку и возвращайся на бал. Я притворюсь больной, и мы уйдем. Вот видишь, почти никакого риска… но требуется большая смелость. Я знаю: у тебя она есть.

От такого предложения Келли буквально потеряла дар речи.

— Да, ты подходишь. Лайза исполнительна, но у нее нет творческой жилки. Вазира обольстительна, но иноземка привлечет лишнее внимания. А Тереза слишком наивна. Знаю, мы совсем недавно стали подругами… я найду способ тебя отблагодарить. Ты уже знаешь, что я не бросаю слов на ветер.

Шарлин ждала ее ответа. Может, леди была права насчет Келли, и она — девушка, которая не упускает счастливых шансов?

— Миледи, вы сможете освободить моего Феликса?

— А за что его наказали?

— Мятеж, — выдохнула Келли без всякой надежды.

— Хм… не знаю, скажу честно. Мятеж — дело серьезное… Но кое-что я знаю. Там, где не справлюсь я, справятся мои деньги. И мои компаньонки, конечно. Лайза узнает, кому нужно дать на лапу, и твой суженый будет свободен.

Шарлин сказала об этом так, будто планировала, где провести завтрак.

— Келли, милая, ты согласна?

— Да, миледи!

В эту ночь Келли не спалось. Не потому, что одна из соседок по комнате мучилась храпом (а, вернее, мучила всех остальных). Келли спрашивала себя:

«Почему я согласилась, не думая? Неужели стоит кому-то пообещать свободу для Феликса, и я расшибусь в лепешку? Один-единственный проблеск надежды… Кейра бы никогда так не поступила! Может, я сошла с ума, или это всего лишь любовь?»

Мысли громоздились одна на другую — нескладные, тяжелые, горячие. Голова Келли разболелась. Она поймала себя на том, что ждет наступления утра. Было невыносимо лежать в духоте, слушать этот бесконечный храп. Как бы она хотела спать не в дешевой ночлежке, а на прохладном полу среди розовых кустов, и слушать успокаивающее журчание воды под полом…

Вот она стоит там, в зимнем саду. Босыми ногами она чувствует шероховатое тепло. Где-то впереди поблескивает свет. Что это? Похоже на ключ, свисающий с потолка. Может, он освободит Феликса? Келли идет вперед, пол становится холоднее. Дорогу ей преграждают розовые кусты. Цветков нет, только шипы, будто выкованные из металла. Ключ покачивается на веревке и поднимается выше… скоро его не достать!

Келли ускоряет шаг и едва не кричит от боли, когда стальные шипы режут голые ноги. Она боится, что запнется, упадет лицом в эти жернова. Наконец, ключ совсем близко. Келли поднимает глаза, пытается дотянутся. Она видит, что снаружи по стеклянному потолку ползают какие-то твари. Вроде бы это люди, но с движениями насекомых. Они не видят ее… пока.

Ключ, последняя надежда Келли, уже слишком высоко. Девушка прыгает. Уже в воздухе она понимает, что нет никакого ключа: лунный блик ее обманул. Но веревка есть, и Келли повисает на ней. Боль в ногах отступает — блаженство! Келли провисела бы так вечно, только бы не возвращаться в колкие объятия роз. Она смотрит наверх и с ужасом видит, как по стеклянному потолку змеятся трещины. Купол не выдерживает, лопается. Бесчисленные осколки летят вниз, а вместе с ними и насекомоподобные твари. Но Келли летит самой первой, и это ее последний миг без боли. Она все испортила!

Келли проснулась с тяжестью на груди. Еще один кошмар… Они снились ей с тех самых пор, как девушка покинула Дагроссу. «Куда ночь, туда и сон», — сказала бы матушка Фрида. Почему Келли так плохо? Нужно выйти на воздух!

С единственной лестницы общежития можно было пройти на балкон, и Келли отправилась туда в ночной рубашке. Темно… в этом районе почти не было фонарей. Воздух был таким холодным, будто зима уже началась.

Не стоило пить вино! Келли почувствовала, как дурнота поднимается внутри. Лучшая еда, которую она ела в этом городе! Черт! Келли обреченно перегнулась через перила, и ее вырвало прямо на улицу Тревейны. Не то, чтобы улицы этого города были чисты и опрятны. Хорошо хоть, что никто не увидел этот позор…

Келли сползла вниз по перилам и привалилась спиной к ограждению. Что если она не сможет встать? Какой бред! Она просто устала, но выдержит. Сделает все, и Феликс будет свободен.

7 Келли

— Ты ведь умеешь танцевать? — озабоченно спросила Шарлин.

— Я училась. — Келли вспомнила уроки в гимназии.

Они находились в будуаре Шарлин в замке Тревейны. Вазира битый час колдовала над макияжем Келли, Лайза собирала ее волосы, а Тереза подгоняла платье по фигуре.

Бал вот-вот начнется. Шарлин, как всегда, выглядела превосходной молодой леди. Келли едва могла узнать себя в зеркале… но ей нравилось то, что она видит! Пожалуй, этот Коннор и впрямь сойдет с ума от ее вида.

— А что, если я не в его вкусе? — испугалась Келли.

— Ты неотразима. — Шарлин нежно коснулась ее щеки. — А насчет Коннора… если бы у него был вкус, то сейчас я планировала бы свадьбу. Если он все еще, кгхм… мужчина, то тебе не о чем переживать!

— Но ведь этот бал в честь его свадьбы!

— Как ты думаешь, а где он изменил мне с этой сукой Монитреск? — В голосе Шарлин послышалось шипение раскаленных углей.

— Быть не может!

— Представь себе. Единственное обстоятельство, которой мешает ему волочиться за каждой встречной юбкой — леди Марианна. Весь замок ходит у нее по струнке! Поговаривают, у префекта Бертрама бывали любовницы… но все пропали при странных и подозрительных обстоятельствах.

— Что, если она заметит меня с Коннором?

— Чтобы не заметить тебя, нужно быть совершенно слепой, но я отвлеку Марианну. Если потребуется, я даже потанцую с ее желторотым Максимусом. И будь я проклята, если этот недотепа затопчет мне ноги!

Шарлин выглядела очень живой, ее глаза горели, и это вызывало в Келли тревогу. Что, если дочь Хауриндского Льва наплюет на их план и что-нибудь выкинет? Похоже, измена Коннора по-настоящему ее задела!

— Вино готово?

— О да, — откликнулась Вазира. — Я позабочусь, чтобы оно стояло в нише рядом с кабинетом Коннора. Там много бутылок, для красоты… Бери ту, что украшена розой.

Келли вздрогнула.

— Что, если он выпьет слишком много… и не проснется?

— Я рассчитала дозу экстракта так, что хватит одного бокала. Но потребуется около пяти минут, пока корни подействуют, — прикинула Вазира.

— Не волнуйся, — вмешалась Шарлин. — Мы будем рядом. Если этот волокита будет слишком настойчив, кричи. Не давай ему запереть дверь.

— Хорошо.

С каждым вопросом затея казалась Келли все более безрассудной. Шарлин ободряюще коснулась плеча подруги.

— Помни, ради чего ты согласилась. Я вытащу твоего любимого… только помоги мне! Что бы ни случилось, добудь шкатулку!

— А если меня с ней поймают?

— Они будут слишком заняты, — усмехнулась Шарлин.

* * *

Бальный зал, наверное, был самым просторным и светлым помещением в княжеском замке. Большие арочные окна на стенах чередовались с зеркалами в позолоченных рамах. С потолка свисали массивные люстры, а над ними красовался расписной плафон. Его сюжет рассказывал о том, как Эдрик Верный защитил Тревейну от варваров из племени Хаасшир. На взгляд Келли, дикари из Ржавых Топей пришли под стены города умирать: художник не изобразил ни боевых машин, ни осадных лестниц.

Девушки в танцующих парах не уступали Келли и Шарлин: в каждую были вложены многие часы труда служанок и компаньонок. У одной особо эксцентричной дамы волосы были уложены подобно настоящей башне. Наверное, эта пугающая конструкция держалась только благодаря воску и дюжине шпилек. Из-за неожиданно вернувшейся моды на воздушные платья пастельных тонов, бальный зал напоминал витрину кондитерской.

В гимназии Келли не хватала с неба звезд, но танцы ей удавались отлично. Она давно не практиковалась, но была уверена: стоит телу ощутить музыку, и оно все вспомнит. Проблема была в другом: Келли ни черта не понимала бальный этикет. В гимназии его не преподавали, а в Дагроссе балы никогда не были популярны. Бальдвину такой вид досуга был не по душе, а какой смысл знатной семье выкидывать на ветер деньги, если префект не почтит бал своим визитом? То ли дело Тревейна: Бертрам, хозяин города и Железных Рудников, чтил старые традиции. А, может, просто любил смотреть на девушек в бальных платьях.

— Может, пойдем танцевать? — робко предложила Келли.

— С ума сошла? — удивилась Шарлин, но затем терпеливо объяснила: — Это сложный танец. Его нужно репетировать с конкретным партнером, иначе получится кровавая дребедень. Будь уверена, почти все, кто на ногах — либо парочки, либо учителя танцев со своими подопечными.

— А Коннор и Терция?

— О, эта сладкая парочка всех ведет. В самом деле, не Бертраму же с Марианной! Они, наверное, уже лет двадцать не танцевали.

Келли присмотрелась к «сладкой парочке». Коннор был статным молодым мужчиной с короткими темными волосами и широкими плечами. Фрак весьма недурно на нем сидел, а в петлице красовался живой цветок. Его партнерша Терция была жгучей брюнеткой с горбинкой на носу. Кажется, семья Монитреск управляла половиной Дагроссы до прихода Бальдвина к власти, но затем старые кланы утратили былое влияние. Судя по тому, как жадно Терция прикасалась к Коннору во время танца, как ловила его дыхание во время сближений, она считала сына Марианны полностью «своим». Да только дочь семьи Монитреск не замечала, что ее суженый скользит рассеянным взглядом по бальной зале, подыскивая новую партнершу.

— Следующий танец — твой, — предупредила Шарлин. — Лучше начать в том углу зала, чтобы быстрее продвинуться к Коннору. Постарайся вернуться к нему еще раз, пока музыка не закончится. Двигайся по спирали, и все получится.

— Во время танца разговаривают?

— Если хватит дыхания. Просто будь собой, и он не устоит… Но довольно болтать нам двоим, иначе мерзавец о чем-нибудь догадается. Пожалуй, я пойду к столику с напитками.

Прежде чем Келли успела ее остановить, леди Шарлин уже упорхнула. Келли хотела переместиться в нужный конец зала, но чуть не налетела на Марианну, жену префекта. Она была высокой женщиной в годах, и ей было совершенно плевать на бальную моду. Владычица Тревейны отдавала предпочтение багровому цвету, стеганой «в ромб» ткани и высоким воротникам. В маленькой диадеме, массивных серьгах и кулоне были только серебро и рубины. Марианна диктовала окружающим собственный стиль, и у нее даже нашлось несколько подражательниц.

— Осторожнее, дорогуша, — обратилась Марианна к Келли.

Во всем княжеском замке не было другого человека, с которым Келли столь же боялась столкнуться. Эта грозная женщина могла разрушить всю их маленькую игру и сделать так, чтобы Феликс никогда не покинул каменоломен.

— Прошу прощения, — пискнула Келли в ответ.

— Моя будущая невестка не утомила тебя разговорами?

Марианна видела, как они с Шарлин переговаривались! Владычица Тревейны улыбалась широкой невинной улыбкой, но глаза ее были колкими. Наверняка в этом зале не было ни одного случайного человека, и Марианна должна была знать всех. Но Келли она не знала.

По спине пробежали мурашки. Вот сейчас жена префекта спросит, кто она такая. Нет, Марианна ждет ответа на прошлый вопрос… а что она спросила? Келли почувствовала, что теряется. Нет, сейчас нельзя было краснеть! Нужно было идти напролом, не думая и не сомневаясь!

— Леди Шарлотта очень мила. Это правда, что вы — самая могущественная женщина в Каарморе?

Сильные мира сего обычно ценят прямоту. Бальдвин, по крайней мере, ценил. Неловкое мгновение… и Марианна одарила Келли коротким смешком.

— Так говорят. Я добродетельная жена префекта, только и всего. Политика — клокочущий котел хаоса! Порой я помешиваю его ложкой, чтобы суп не подгорел.

Едва ли Марианне последние двадцать лет приходилось варить суп.

— Префект Багряного Леса — женщина, единственная среди всех, — вспомнила Келли. — Думаю, вы бы стали превосходным префектом, если бы захотели.

— В этом нет никакой нужды, — подмигнула Марианна. — На префектов сыплются все шишки, а их жены всегда в тени. Реальная власть порой скрывается за фасадом. Взять хоть Лесную Госпожу: все знают, что директор Искоренителей дергает старушку за ниточки. А может, и не только за ниточки… Но довольно политики! Мой сын скоро женится, и ему еще надоест эта горькая похлебка!

— Коннор и Терция исполнили великолепный танец.

— О да, милая… Скажи, это настоящие волосы?

— Да, миледи, — смутилась Келли.

— Потрясающе, — оценила Марианна. — Ладно, твой танец вот-вот начнется, лети же… Откуда ты, кстати, прилетела?

— С Рыбачьих Утесов, — ответила Келли, разрывая дистанцию.

— Любопытно… — бросила Марианна ей вслед, но люди уже разделили их двоих.

Келли боялась обернуться: вдруг хозяйка Тревейны провожает ее задумчивым взглядом? Эта женщина была слишком умна и опасна…

А спустя несколько минут ладонь Келли легла в руку Коннора. Через тугой корсет она почти не чувствовала вторую руку кавалера на собственной талии.

— Миледи, — приветливо улыбнулся Коннор.

Келли поняла, что ни черта не знает, как в бальном этикете отвечают на приветствия.

— Коннор, — улыбнулась Келли. — На самом деле, я вовсе не леди.

— А кто же вы?

— Мой отец был трактирщиком. А мне… просто очень повезло.

Келли обнаружила, что у нее недурно получается и танцевать, и разговаривать. Коннор нисколько не отставал. Гости бала из тех, что ждали своей очереди возле стен, удивленно провожали взглядом новую пару.

— И что дочь трактирщика ищет на балу? — игриво спросил Коннор.

— Счастливые шансы.

— Шансы на что?

— На новую, прекрасную жизнь.

— И чем она так хороша?

— В ней моя любовь свободна, — ответила Келли и прикусила язык.

Она, разумеется, имела ввиду Феликса. Но судя по самодовольной улыбке, Коннор понял ее совершенно превратно.

— Увидимся, — пообещал он и поменял партнершу.

Новый партнер Келли танцевал далеко не так живо. Поначалу она не обратила на него внимания, но потом холодок узнавания пробежал по спине. Это был тот самый городской советник, из-за которого она потеряла работу у Дирка. Ей оставалась надеяться на то, что он ее не узнает. Все-таки макияж, прическа и платье у нее были совсем не такие, как у девочки-портье.

— Мы где-то встречались? — с сомнением спросил завсегдатай тайной мансарды.

Он же был пьян!

— Едва ли! — отрезала Келли и быстро перешла к следующему кавалеру.

Нет, все-таки он ее не узнал, а танцы продолжались. После стольких лишений и безнадежный дней в Тревейне, этот бал был настоящим глотком свежего воздуха. Келли вдыхала его полной грудью, чувствовала себя легкой, смелой и готовой ко всему.

«Ты здесь ради Феликса», — напомнил голос в голове, так похожий на Кейру. Да, все ради освобождения. Но почему не получать удовольствие от процесса? Келли чувствовала себя по-настоящему бодрой. Она радовалась игре.

Новый виток спирали, и вновь Коннор стал ее кавалером:

— Вы хорошо танцуете для дочери трактирщика.

— А еще я прекрасно наливаю вино, и могу назвать винодельню по аромату.

Келли преувеличила, но сегодня скромность была ей не к лицу.

— Невероятно! Вы приехали из Бларуора?

— О нет… Почти угадали: я издалека. И этот замок меня поражает!

— Хотите экскурсию? — ухмыльнулся Коннор.

И вновь Келли ответила быстрее, чем успела обдумать слова:

— Хотите что-то мне показать?

— Ха, непременно!

Он так легко заглотил наживку, хотя его новая невеста танцевала неподалеку. Келли всерьез попыталась припомнить, не искал ли Коннор приключений на тайной мансарде Дирка. Но нет, сегодня они встретились впервые. Почему аристократы Тревейны так ветрены?

То, что началось, как легкая игра, грозило обернуться настоящим беспокойством. У Келли не было сомнений: после бала Коннор предложит прогуляться до его кабинета. Терция Монитреск и Марианна следят за ним, словно две орлицы… Келли переживала напрасно: Шарлин смогла их отвлечь, и никто не помешал Коннору устроить маленькую экскурсию.

* * *

Келли ждала в условленном месте под внушительным портретом леди Марианны. Вернее, префект Бертрам тоже был там изображен, но сидел на стуле и занимал даже меньше четверти полотна. А вот его жена выглядела одновременно красивой и грозной — сразу видно, к кому пытался подольститься художник.

Свеча в латунном подсвечнике почти догорела, когда появился Коннор. Он избавился от своего фрака, и в одной белой сорочке выглядел растрепанно.

— Мне едва удалось вырваться… Шарлин, будь она проклята, устроила сцену!

— Да? Леди Шарлин показалось мне довольно милой.

Похоже, Келли пропустила весьма важную часть званого вечера. Если Шарлин устроила скандал, кто знает, как изменились ее планы? Но Вазира уже давно должна была подменить бутылку вина. Все, что требовалось от Келли — напоить Коннора, забрать у него ключ и выкрасть заветную шкатулку. Только это — и Феликс будет свободен!

— О да, казаться милой — это она умеет! Но внутри она стервозная, вероломная, жадная до власти дрянь… а-а-а, ни слова больше! Я едва отделался от этих душных женщин, и очень хочу расслабиться.

Он протянул руку вперед, скользнул пальцами по обнаженной ключице Келли и дотронулся до ее плеча. Затем посмотрел в ее глаза и сказал, точно заклинание:

— Я хочу провести этот вечер только с тобой.

Келли едва не рассмеялась от такой напыщенности. Но все-таки… чем-то слова Коннора ей польстили. Гулять с кавалером по роскошному замку было совсем не то же самое, что разносить напитки в отцовской таверне.

— Ты обещал мне экскурсию. Давай приступим?

Надо ли уточнять, что Коннор, фактически, привел ее прямой дорогой к своему кабинету? Да, он рассказал про несколько портретов и каменный питьевой фонтанчик, провел Келли через оружейную с коллекцией старинного оружия, но в итоге путь закончился у массивной дубовой двери.

— А это мой кабинет. Он соединяется анфиладой со спальней и гардеробной. Архитектор расположил эти комнаты, точно бусинки на нити.

— Как бальные залы?

Коннор будто огорчился, что она упрекнула его в не уникальности интерьера.

— Там есть, что посмотреть. У меня камин с фигурной решеткой.

— Уверена, у тебя чудный кабинет. Давай только возьмем бутылочку вина? — Келли кивнула на нишу с бутылками.

— У меня есть вино, — заверил ее Коннор.

Он явно не желал терять больше времени.

— Поверь, я разбираюсь… и выберу что-нибудь будоражащее.

Келли подошла к нише, в которой Вазира должна была оставить бутылку с сонным корнем. Она поискала глазами цветок розы… и он лежал на камне точно между двумя сосудами! Наверное, компаньонка ненадежно прикрепила бутон, и он отвалился. Понять, к какой из двух бутылок принадлежала роза, теперь было невозможно. Левая или правая… успех всего плана зависел от того, что выберет Келли.

Ей показалось, что пробка в левой бутылке чуток выпирает. Восковая печать казалась совсем новой, что совсем не вязалось с годом изготовления. Вместо герба известной винодельни на ней был расплывчатый оттиск кольца. Наверное, Вазира подменила именно эту бутыль… но Келли было бы гораздо спокойнее, окажись на месте чертова роза! Так или иначе, Келли сжала пальцы на горлышке.

— Прекрасная марка для нашего вечера. У тебя есть подходящие бокалы?

Коннор кивнул, достал из кармана небольшую связку ключей и отпер дверь кабинета.

— Прошу, миледи!

Келли скользнула внутрь. Резной письменный стол, книжный шкаф, занавешенное окно, ниши для поленьев и, конечно, массивный камин. Фигурная решетка схематично изображала со спины двух обнаженных женщин, которые держались за руки и будто бы шли прямо в пламя. Келли хотела прокомментировать обстановку, но сначала следовало угостить Коннора вином.

— Где же твои бокалы? — поинтересовалась Келли.

Коннор обошел письменный стол и открыл ключом один из ящиков. Он достал один бокал, но затем поставил обратно.

— Знаешь, я не хочу пить. Вино туманит разум, притупляет чувства… а сегодня я хочу чувствовать все. Особенно тебя.

— А еще вино придает храбрости, и мне она не помешает, — заметила Келли, ставя бутылку на стол.

Она не успела заметить, как он оказался совсем близко. На этот раз Коннор коснулся ее лица рядом с ухом и провел пальцами вниз по шее. Ни его прикосновения, ни блестящие глаза совершенно не нравились Келли.

— Ты что, боишься меня? — спросил он.

А затем громко щелкнул зубами рядом с ее ухом. От неожиданности Келли повалилась назад, на столешницу. Она не ушиблась, но случилась другая беда: при падении ее рука задела бутылку с вином. Келли испуганно скосила глаза, и увидела, как упавший сосуд катится к краю стола и вот-вот сорвется вниз.

— Лови ее! — крикнула Келли.

— Плевать, — сказал Коннор, но было уже поздно.

Бутылка с сонным корнем упала со стола и разбилась. Судя по звуку, не вдребезги, но вино уже вытекало на пол. Келли представила, как она пытается собрать драгоценную жидкость, и ранит руки об осколки… нет, вино Вазиры было утрачено! Весь план полетел к чертям от нелепой случайности!

— У меня есть еще, — невозмутимо заметил Коннор.

Он достал откуда-то полупустую бутылку, быстро вытащил пробку и протянул Келли. Сильное чувство тревоги сделало ее ноги точно ватными.

— Пей прямо оттуда. Я хочу посмотреть, — предложил Коннор голосом, который не терпел возражений.

— Я не хочу быть здесь, — твердо ответила Келли.

— Но ты уже здесь.

Ей стоило взять бутылку — в крайнем случае, она могла разбить ее о голову Коннора. Теперь же он поставил ее на сервант и снова встал напротив Келли:

— Как хорошо, что ты не леди, да и вообще никто… Я так устал от истеричек, которых приходится обхаживать. Они так глупо пищат от каждого синяка. Надо признать, хоть в этом Шарлотта была другой. Знала, чего хочет. Это ведь ее платье?

Келли с немым ужасом смотрела, как Коннор извлекает из ящика стола нож для бумаг.

— Я помню, она носила его в день, когда сошла с хауриндского корабля. Надо признать, на тебе оно смотрится даже лучше… Пока я режу, расскажешь, что задумала Шарлин? Что это за гребаный фарс?!

Коннор оттянул лиф ее платья и начал разрезать по направлению к талии. Холодное лезвие коснулось груди Келли, а затем нож уперся в металлическую пластину корсета.

— Проклятье! Давай перевернемся, и я порежу завязки. Хватит молчать! Тебе же лучше, если расскажешь все прежде, чем я начну.

Келли поняла, что ей нужно срочно выйти из оцепенения. Сделать хоть что-то! Если Коннор придавит ее лицом к столешнице, она ничего не сможет сделать. Только молотить ногами книжный шкаф за спиной… Нужно вырваться и скорее бежать!

— В твоих глазах тоже загорелся огонек, — отметил Коннор, схватив Келли за подбородок.

Она почувствовала его несвежее дыхание, а затем он коснулся языком ее щеки. Келли вдруг ясно поняла, что нужно сделать. Сестра бы на ее месте сомкнула челюсти и отхватила Коннору кусочек губы. Да, после такого его мордашка уже не будет смазливой! Ниточка слюны побежала по лицу Келли, и она поняла, что вот-вот взорвется.

А затем дверь кабинета оглушающе громко открылась. От испуга Коннор дернулся, и зубы Келли сомкнулись ни с чем.

— Мерзавец! — услышала Келли дрожащий от негодования вопль Шарлин.

— Нет! — истошно закричал еще один женский голос.

Келли повернула голову и увидела, что на пороге вместе с Шарлоттой стоит леди Терция, новая невеста Коннора. Если первая только изображала праведный гнев, то вторая была в настоящем бешенстве.

— Подлец! Подлец! — вопя, Терция пронеслась по кабинету и едва не сбила Коннора с ног.

Он смотрел на нее круглыми от ужаса глазами, а она колотила его в грудь. Наконец, жених не выдержал и оттолкнул невесту. Из глаз Терции брызнули слезы.

— Ты предал меня! Предал! Шарлин была права с самого начала! Ты подлец, и всегда им будешь! Лживый, гнусный… ааа!

Терция чуть не задохнулась от возмущения, а затем выбежала из кабинета.

— Я иду к Марианне! Уж она выбьет из тебя дурь, мерзкий бабник!

— Постой! — растерявшийся Коннор пошел вслед за Терцией.

И с хрустом наступил в осколки бутылки. Сын Марианны грязно выругался, а затем вышел вслед за невестой. По пути он испепелил невозмутимую леди Шарлин ненавидящим взглядом.

— Ты в порядке, милая? — спросила Шарлин с заботой.

— Он хотел… хотел…

— Ключи у тебя? — Шарлин не дала ей договорить.

Толком не понимая, что происходит, Келли разжала пальцы, и связка ключей Коннора выпала на столешницу. Когда она успела?

— Ловкие пальцы! Шкатулка в том ящике, забирай. Лайза проводит тебя. Я остановлю этого болвана, если он решит вернуться…

Шарлин быстро обняла Келли и вышла за дверь. Келли отперла замок и достала шкатулку с документами. Затем заперла ящик и бросила ключи на пол — туда, где стоял Коннор, когда резал ее платье. Прижав шкатулку к груди, Келли вышла за дверь.

А ведь Шарлин не сделала этого всего сама лишь затем, чтобы обеспечить себе железное алиби. Дочери Хауриндского Льва не было в коридоре замка, как и Коннора с Терцией. Только едва заметная Лайза стояла в тени от колонны и манила Келли рукой.

Шарлин не предупредила ее о зверской изнанке Коннора и том, что собирается ворваться в кабинет. Она была благодетельницей Келли, но обманула ее и заставила пройти через весь этот ужас. Зачем это все? Что за смертельная тайна сокрыта в этой шкатулке?

Келли шла по темным коридорам и гадала, сдержит ли леди Шарлин свое обещание.

8 Фрида

Фрида давно привыкла к ночным кошмарам. Среди тревожных видений и искаженных образов она ощущала себя, как рыба в воде.

Непостижимые Боги наделили ее этой благословенной силой. Они пришли в темнейший час жизни Фриды, когда она не видела будущего, не знала никакой надежды: скорбь поглотила женщину без остатка! Ее мужа, трактирщика по имени Грег, жестоко убили. Фрида часто вспоминала тот день, когда жизнь рухнула в пропасть…

Накануне они с Грегом узнали о ребенке Доры, бедной официантки с улицы Подмастерьев. Уже когда он издал первый крик, на коже малыша змеились красные отметины эмпата. Повитуха успокоила испуганную мать, что это не болезнь, и передала весточку Фриде. Ребенку нужна была помощь!

Обычные горожане считали мутантов чем-то чуждым: существами иного мира. В глубине души каждая гражданка Империи боялась родить мутанта, но немногие всерьез обдумывали такой исход и затем испытывали шок. Казалось, такая беда всегда случается с кем-то другим, где-то далеко.

Лицемерная Империя на каждом шагу трубила, что ее главные ценности — это сплоченность и единство народа. В этих громких словах речь не шла про мутантов. С легкой руки Императора эти особые дети были вынесены за скобки. Не повезло родиться эмпатом или орком — значит, тебе не место среди добропорядочных граждан, отправляйся гнить в резервацию! Расплачивайся до самой смерти за то, что не такой, как все…

Фрида родилась на острове Варракон и считала себя островитянкой, дочерью сильного и свободолюбивого народа. Имперцы подмяли под себя весь континент, а почти век назад принесли войну и на Архипелаг. Они готовы были смешивать другие народы с грязью, стирать их самобытную культуру и древние традиции. Словно в насмешку имперцы построили на свободолюбивых островах свои крепости, вытравили на земле мерзкие печати неволи.

Ребенка Доры ждала злая судьба… немногие дети выживали, когда их отнимали от материнской груди и увозили, чтобы передать в руки жестоких воспитателей из крепости Джоакин. Растерянные, испуганные матери часто не знали, как растить ребенка-эмпата, искали помощи и этим обращали на себя внимание имперской машины. Фрида с мужем видели свою цель в том, чтобы помогать таким семьям, ведь их собственная дочь Кейра родилась с мутацией.

Они смогли вырастить ее в городе, хотя это было непросто. Позже, когда Фрида стала Соглядатаем Богов, она пожалела, что покорилась мужу в этом вопросе. Грег хотел, чтобы у девочки было нормальное детство, даже если ей придется скрывать и подавлять свои способности. Это была ошибка: лучше бы они бросили все, уехали на острова и там, в какой-нибудь глухой деревеньке на берегу моря, помогли Кейре стать собой! Вместо этого девочке пришлось всю жизнь притворяться, и это дорого ей обошлось: временами способности пробуждались, и Кейра страдала от тяжелых приступов.

Так или иначе, Грег, Фрида и старый друг семьи, лодочник Керрам, пытались помогать другим: делились опытом, полезными связями, а иногда с помощью капитана Чиро перевозили детей в безопасное место. Много позже Фрида узнала, что иноземец Чиро на самом деле сдавал беззащитных детей прямо в руки Искоренителей. Губы островитянки изогнулись в улыбке, когда она вспомнила, как покарала предателя.

Трактирщика Грега зарезали в подворотне. Фрида отпустила его одного переговорить с официанткой Дорой, не смогла быть рядом с мужем. Кажется, у нее разыгралась мигрень, а может и месячные… все было как в тумане! Шел сильный дождь. Когда Фрида узнала новость, то шла по улице босиком, не разбирая дороги, не чувствуя холода. А затем, точно ослепительную вспышку, она увидела кровь в лужах, упала на колени и начала выть.

Лодочник Керрам вовремя ее нашел, накинул шаль на дрожащие плечи, помог встать и отвел под навес. Фрида знала: одна бы она не справилась. Рана на душе не давала ей вздохнуть. Уже после погребального обряда случился момент, когда Фрида едва не шагнула с моста. Ей хотелось прекратить страдания и уйти вслед за мужем, но раненое сердце колотилось от страха. Ткань платья хлопала на ветру, колени дрожали, глаза были плотно закрыты… и вот камень ушел из-под ног, и чьи-то жилистые руки потянули ее назад.

Лодочник приглядывал за ней. Он не дал Фриде оступиться, удержал на самом краю… а затем привел островитянку в объятья Богов. Так в ее жизни вновь появился смысл.

Она стала Соглядатаем, Тем-Кто-Видит. Через глаза Фриды Боги-Сеятели смотрели на мир из своих черных темниц. Ну, вернее, через ее единственный оставшийся глаз. Второй был безжалостно выколот предателем Чиро…

Фрида сильно изменилась с тех пор, как погиб ее муж. Непостижимый Сеятель Безумия благословил ее сумасшествием. Полгода она не могла уложить в своей голове запретные знания, а затем нащупала верный путь. Нужно было всего лишь перестать сопротивляться: принять в себе Соглядатая и жить по воле Богов.

Она жила ради служения и ради своих дочерей. Фрида в буквальном смысле отдала десятки лет своей жизни, чтобы спасти младшую, Келли, от неминуемой смерти. Ради старшей, Кейры, она пожертвовала не меньшим. Бросила дом, потеряла глаз, оказалась в плену… а еще убивала, пусть и чужими руками. И после всех этих жертв Кейра отвергла ее, собственную мать! В тот самый момент, когда сама отчаянно нуждалась в помощи, стояла на краю бездны… немыслимо!

Фриде пришлось бежать и оставить дочь в когтях Искоренителей. Выбора не было: культистке грозила смерть от рук имперских фанатиков. А Кейра… ее несчастный разум терзал Юрген, этот напыщенный самозванец. Это он заставил дочь предать родную мать! Сломил бедную девочку… иного объяснения и быть не могло! Как же Фрида ненавидела этого ублюдка: незваного гостя, посмевшего вбить клин в их семью!

Каждую ночь кошмары приходили к Фриде, но она не боялась. Ее старое сердце не ускоряло пульс, дыхание не сбивалось с ритма. Она относилась к тревожным видениям с любопытством и благодарностью. Осознавая себя внутри очередного кошмара, Фрида пыталась понять: что Боги хотят ей показать? Но был один особый кошмар, который возвращался раз за разом, и в нем мать-островитянка всегда теряла контроль.

В этом темном видении она наблюдала за тем, как Юрген из Аскерми убивает Кейру, ее дочь. Хоть самозваный «герой островов» умер задолго до рождения Фриды, она видела мужчину, как наяву: светлые волосы, голубые льдинки в глазах, шрамы на огрубевшей коже. Он сжимал пальцы на горле Кейры и ухмылялся. Дочь била ногами, кусала воздух, пыталась разжать стальную хватку, но ее сил не хватало. Чем больше она сопротивлялась, тем быстрее жизнь ее покидала.

Фрида хотела броситься вперед, крича беззвучные проклятия, и выцарапать Юргену глаза. Она должна была сделать хоть что-то! Ее старое, немощное тело не слушалось. Колени, ноющие в любую погоду, пронзили раскаленные стержни боли. Под кожей спины словно змеи завивались кольцами. Слезы текли из глаз Фриды, сухие губы дрожали, кровь пульсировала в висках: бум, бум, бум!

Она могла только видеть. Ей хотелось закрыть единственный глаз, но словно стальные скобы держали веки открытыми. Она видела, как лицо дочери темнеет, как меркнут ее серо-зеленые глаза… Вот самодовольный мужчина разжимает грубые пальцы, и голова Кейры безвольно падает на землю. Мертвая дочь смотрит на Фриду с обидой и осуждением, а затем спрашивает:

— Мама, почему ты ушла?

«Ты прогнала меня!» — в отчаянии думает Фрида, но сухой язык не двигается во рту.

— И что с того? Какая разница, что я сказала, мама? Так легко ты оставила свой долг и сбежала?

«Искоренители раскрыли меня! Ты сама рассказала им!» — Фрида хочет выставить руки вперед, заслониться от жуткого взгляда, но не может.

— Они заставили меня! Я испугалась, оступилась… Ты обещала мне, мама! Ты должна была меня спасти!

«Я погибла бы без всякого смысла! Боги запретили мне умирать там!»

— И ты еще смеешь говорить о Богах?! — прошипела Кейра с почерневшим лицом. — Ты должна была привести меня к ним! Там, в Разломе, они прогнали бы Юргена… но ты не справилась! Ты сдалась! — с ненавистью крикнула покинутая дочь, но затем ее голос стал тише. — Мама… ты так боялась быть отвергнутой, что даже не попыталась мне объяснить! Может, я поняла бы твою правду? Может, пришла бы к Богам сама, по доброй воле? Тогда мы с тобой вместе несли бы их волю, и вручили Сеятелям весь Каармор! Мы построили бы новый, прекрасный мир… если бы ты не бросила меня!

— Хватит! — крикнула Фрида.

После ее приказа посиневшие губы Кейры больше не двигались. Дочь смотрела на мать остекленевшими глазами и молчала с осуждением. В этот момент Фрида обычно понимала: это не ее дочь. Кейра бы никогда не сказала подобного! Она любила свою мать… и уж точно заслужила большей любви, чем Фрида дала ей в ответ!

— Мертвые не говорят, — услышала она мужской голос у себя за спиной.

Юрген? Нет, его образ поблек и растаял пепельной дымкой. Труп Кейры тоже исчез, словно кто-то стирал из кошмара Фриды все ненужное. Шаги приближались, но старая женщина боялась обернуться. Ее сердце замерло: она вспомнила, кому принадлежит этот голос…

— Ты уж точно мертв, — сказала она своему мужу.

Грег рассмеялся, вступив в ее поле зрения. Широкий, короткий подбородок было не видно за рыжей бородой. Плоский хребет носа, казалось, был высечен из камня. Серо-голубые глаза были насмешливо прищурены. Впалые щеки, высокие залысины… он был таким, каким Фрида его запомнила. Каким она его любила…

— А я и не говорил, что я — это я, — в голосе Грега послышались озорные нотки.

Он подошел к Фриде и коснулся пряди седых волос.

— Хм… я запомнил тебя немного моложе, дорогая.

— Не смотри на меня! — с болью прошипела Фрида. — Я не хотела становиться такой… старой, уродливой, мерзкой… Это не я!

— Вот уж надеюсь! Только представлю тебя в супружеской постели… брр!

— Я заплатила эту цену, чтобы спасти нашу дочь!

— Неужели не было способа проще?

Разумеется, был! Если бы Фрида не медлила, если бы чуть раньше появилась в той темнице, Келли не настигла бы роковая пуля. Несправедливо, что одна минута промедления стоила ей, Фриде, стольких лет жизни!

— Ты снова это делаешь, — вздохнул Грег. — Зачем жалеть о том, что было? Прошлое не изменить. Как ни старайся, мертвецы останутся мертвыми.

— Нет! — испуганно вскрикнула Фрида. — Боги обещали…

— Что вернут тебе молодость?

Грег всегда был сообразительным, и порой это ужасно бесило.

— Тебе нужно очень постараться, чтобы заслужить дар Богов: ты совершила много ошибок, а времени у твоего тела почти не осталось. Спеши, милая Фрида!

Фрида отдала десятилетия жизни в уплату за чудо. Часть этих лет получила умирающая Келли, а остальное забрали Боги, жестокие в своем милосердии.

— Я могу вернуться… снова попытаюсь спасти Кейру!

— Не выйдет. Кейра больше никогда не последует за тобой, а Юрген просто тебя убьет. Молчу о том, что их охраняет легион Искоренителей, мечтающих спустить с тебя шкуру!

Фрида ощутила отчаяние и тревогу: нужно было что-то придумать!

— Я могу отомстить за тебя… заставлю Бальдвина потерять все, что он любит! Пусть мерзавец ощутит вкус пепла во рту!

— Бальдвин слишком далеко, и ты ничего не знаешь о его планах. Последние полгода тебе было не до политики, так что доверь месть нашему другу Керраму.

— Думаешь, Лодочник покарает Бальдвина?

— Каармором не должен править бывший Искоренитель. Забудь о том, что осталось на материке! Ты возвращаешься на родные острова.

Верно… теперь Фрида вспомнила, зачем она пересекла Пролив Трепета.

— Искоренители готовят экспедицию, чтобы стереть Разлом с лица земли. Я обязана им помешать!

Разлом на острове Марфелла был священным местом для всех последователей Богов. Давным-давно величественные корабли Сеятелей появились в небесах над Империей и провозгласили начало новой, прекрасной эпохи. Боги посеяли в землю благословенные семена, и из них проросли Разломы. В этих священных колыбелях зрело новое поколение Богов: они должны были родится в этом мире, чтобы править им! Но сейчас эти Дети нуждались в заботе и защите: новая жизнь хрупка и так легко увядает без материнской любви!

Казалось, что Разлом неприступен: огромный кратер, укрытый облаком жгучих спор! Ни один чужак не сможет спуститься в котловину, споры выжгут ему глаза! В терновых зарослях бродят чудовища, а в центре исполинское древо разрывает землю своими корнями. В этих проклятых дебрях могла сгинуть любая армия…

Разлом на Марфелле — не единственный в Империи, но один из самых старых. За века своего существования он уже укоренился, набрал силы. С каждым годом он поглощал все новые земли, выгоняя островитян с насиженных мест. Да, магия Разлома сильна… но что, если ей будет противостоять другая магия?

Юрген, последний маг из выжженного Аскерми… Фрида знала точно, что он — ее враг. Когда армия Искоренителей явится к Разлому, Юрген будет там. У него есть Осколок, а, значит, ублюдок сможет потягаться с магией самих Богов! Он откроет путь, и Искоренители с огнем и мечом войдут в божественную колыбель, осквернят своими грязными сапогами священную землю. Фрида не могла этого допустить!

— Защитить Разлом от уничтожения — большое дело, — согласился Грег. — Наверняка, Боги тебя наградят.

«Моя молодость! Глаз! А может, даже моя семья наконец воссоединится!» — с восторгом подумала Фрида.

— Сильно не обольщайся. Мертвецы останутся мертвыми, лучше думай о живых.

Его печальная улыбка словно бы говорила: «Я не вернусь». Мужа Фриды перемололи несправедливые и безжалостные жернова смерти… но кто тогда стоит перед ней? Что за шутки шутят с ней Боги?

— Кто же ты, живой или мертвый?

— Я — голос из глубины, — сказал Грег, и его образ тут же растаял.

Фрида осталась одна в темноте. Впрочем, нет, она никогда не бывает одна. Глаз Богов, она всегда чувствует их внимание… и нетерпение. Мало видеть, она должна действовать и не терять ни секунды!

— Это твой последний, незаслуженный шанс, — сказала она сама себе и проснулась.

* * *

Фрида опустила руку за борт лодки, касаясь морской воды. Холодная, прозрачная: видно, как галька перекатывается по дну. Еще чуть ближе к берегу, и Фрида сможет схватить юркий цветастый голыш. Шумели волны, шелестели камни, скрипели весла в уключинах.

— Добро пожаловать на Архипелаг, — с издевательским радушием сказал гребец.

Кажется, его звали Бартом. Он был из команды корабля, на котором Фрида пересекла Пролив Трепета. Вместе с ней путешествовал орк по имени Хардвик — лысый здоровяк с татуировками и выпирающими клыками на нижней челюсти. Он пытался замаскировать свою угрожающую внешность плащом с капюшоном, но выходило не очень.

Барт бросил весла и с хрустом распрямился. Лодка зашаталась. Фрида с гребцом находились в задней части шлюпки, уравновешивая Хардвика, который сидел напротив.

— Далековато до Драскета, — заметил Барт. — Зачем вам сходить в такой глуши, а?

— Неподалеку деревня, в которой я родилась, — ответила Фрида.

Свой первый вздох она сделала у подножья Огненного Зева. Затем ее семья в поисках лучшей жизни перебралась в Луноскол, самый крупный порт на севере Варракона. Наверное, глухую деревню в тени вулкана давно покинули жители, и земля поглотила их обветшалые дома… И все же забытая родина звала Фриду.

— Дурная здесь земля, — сказал Барт, озирая далекие склоны вулкана.

— Зато плодородная. Ох, и давно я там не была… да помоги же мне встать! — Фрида едва не завалилась, пытаясь приподняться в лодке.

С трудом выбравшись из посудины Барта, она ощутила облегчение. Ледяная вода жалила босые ноги, то поднимаясь, то опускаясь. Шагать по гальке было болезненно… но зато Фрида ступала на камни родных островов! Да она бы в пляс пустилась, не будь ее тело дряхлой развалиной!

Как же хотелось умыться в чистом горном роднике, смыть с кожи соль и затхлый запах Империи! Вместо этого Фрида отхлебнула из фляжки и с задумчивостью посмотрела на своего плечистого спутника. Орк с тревогой вглядывался в пейзаж.

— Ты впервые покинул материк?

— Впереди черный песок, — удивился Хардвик.

— Здесь все по-другому, малыш, — заметила Фрида с удовольствием. — Империя пыталась укротить эти дикие земли, но дух свободы нельзя истребить!

— Здесь мои сородичи?

Фрида покосилась на Барта: бедняга пытался раскурить трубку, но его табак промок и не поддавался огниву. Ей вспомнился другой лодочник, любивший курить.

— На Варраконе мало орков, — вполголоса ответила Фрида. — Почти все твои сородичи живут на Марфелле. Я слышала, в разрушенной крепости Кордред живет целый орочий клан. Да и проклятые руины Аскерми вряд ли пустуют.

— Почему мы сразу не поплыли туда?

Без сомнения, орки станут ценными союзниками против Искоренителей. Они сильны, выносливы, и среди этого племени рождается немало эмпатов. Если бы возникла нация орков, объединенных верой в Богов и ненавистью к Империи… жаль, что это лишь фантазия! В реальности почти все женщины-орки были бесплодны, и клан Марфеллы пополнялся лишь кровью изгнанников. Единого народа орков никогда не было и не будет. Впрочем, отвергнутые одиночки кусаются больнее всего…

Соглядатай вернулась на родину, но за годы разлуки здесь многое изменилось. Фрида даже не знала, есть ли на Варраконе ярл, способный повести островитян за собой. Ей нужен человек, который живет здесь, держит ухо востро и может терпеливо все рассказать. Ничего из этого не относилось к Барту, который бесцеремонно вмешался в разговор:

— Только идиот поплывет на Марфеллу! Все знают: чертов остров проклят!

В словах Барта был смысл: единственным портом Марфеллы была крепость Тарнафель, зловещая твердыня Искоренителей.

— Знаете, что я думаю? — Ехидно прищурился Барт. — Пора бы вам мне заплатить!

Вот же глупый нахал…

— Я обо всем договорилась с твоим капитаном, — сказала Фрида с угрожающей хрипотцой.

Она отдала морскому волку трофей Хардвика — кавалерийский пистолет Искоренителей, к которому все равно не было патронов.

— Верно, вы оплатили плавание до Варракона… но как же плата за молчание? — Барт усмехнулся своей «гениальной» идее. — Старая ведьма и настоящий орк! На Кипящем Берегу вы так спешили, словно за вами гналась вся Армия Искоренителей! Что будет, если имперцы узнают, куда мы вас отвезли?

Судя по всему, этот Барт был непроходимым тупицей. Мало того, что сейчас, на берегу он был в меньшинстве, так еще и думал, что Фриде не плевать на его пустые угрозы!

Хардвик воспринял их серьезно. Орк медленно снял капюшон и грозно спросил:

— Ты угрожаешь нам?

Хардвик мог бы без усилий утопить тупицу Барта прямо здесь… но у Фриды было слишком хорошее настроение. Она только вернулась на свою забытую родину и не хотела пятнать это воссоединение кровью.

— Оставь ягненочка. Он слишком туп, чтобы бояться, — промурлыкала она Хардвику, примирительно касаясь бугристого плеча. — А что касается тебя, Барт… валяй. Рассказывай, кому хочешь. Может, Искоренители только посмеются над таким бедолагой. А может, вздернут всю вашу команду за сделку с культистами… особенно когда обнаружат у капитана вещи своих мертвых товарищей.

Барт посмотрел на Фриду почти обиженно:

— Значит, не будете платить?

Хардвик сделал вид, что замахивается, и несчастный гребец тут же нырнул к себе в лодку. Он попытался оттолкнуться веслами от гальки, но посудина села на мель. Усмехнувшись, орк толкнул лодку с такой силой, что Барт едва не вылетел за борт. Гребец начал суетливо бить веслами по воде.

— Ты застрелила моего раба, а этого дурня решила отпустить? — Хардвик с раздражением обернулся к Фриде.

— Что, кулаки чешутся? — зевнула она. — Взгляни на эти черные камни, зеленую траву, лес на склоне вулкана… Это живая земля, Хардвик. Стань ее любимцем и получишь удачу.

— Земля островов любит милосердных?

— Она любит сильных и гордых. Не трать силу попусту на беззащитного дурака, она пригодится против Искоренителей.

Фрида вышла из воды, присела на большой камень и с кряхтением начала обуваться. Прогуливающийся краб хотел ущипнуть ее за подошву, но передумал и нырнул в расщелину между голышами. Хардвик угрюмо навис над островитянкой, закрыв собой солнечный диск.

— Ты обещала мне славную битву. Как мы соберем армию, способную сражаться с Искоренителями?

Орк качнул лысой головой, и лучи солнца ослепили Фриду. Она довольно зажмурилась, наслаждаясь теплом. Варракон омывали теплые течения, и осень приходила сюда позднее, чем на материк.

Фрида достала из сумки гребень и попыталась расчесать спутанную гриву белоснежных волос. Вот бы снова увидеть, как они возвращают свой каштановый цвет…

— Наша цель — не сражаться с имперцами, а победить их. Когда Искоренители начнут вторжение, они должны завязнуть и истечь кровью. Орки Марфеллы будут бить в уязвимые места и снова скрываться в лесах. Рыболюды отрежут пути к отступлению. Жрецы Богов призовут на помощь кровожадных чудовищ. А решающий удар нанесут сами островитяне: так закончится владычество Империи на нашей земле!

Хардвику понравилось то, что она сказала. И все же он не видел будущую победу так же ясно, как видела она, и потому уточнил:

— Островитяне? Я думал, кланы Архипелага раздроблены и не способны показать зубы. Бывшие пираты и налетчики отрастили брюшко и стали обыкновенными торгашами, — сказал Хардвик с презрением.

— Ты недооцениваешь моих земляков. Да, сейчас кланы раздроблены и грызутся между собой, но стоит Империи ступить на наши земли, и все изменится. Они объединяется против общего врага, и сама земля островов будет на нашей стороне, — Фрида восторженно улыбнулась, поднимая руки к солнцу.

Ее спину тут же прострелила стрела боли, будто напомнив: ты всего лишь человек! Фрида охнула, схватившись за поясницу:

— Хардвик, милый, можешь понести меня на спине? Уверена, я скоро смогу идти, но сейчас суставы просто горят!

Все-таки повезло, что Боги послали ей в помощь этого здоровяка!

9 Юрген

Лошадь Юргена обогнула засыпанный снегом валун, и он увидел глухую деревню у подножья горы. Она казалась безжизненной, трубы дымились только в трех-пяти лачугах. По сведениям Искоренителей, здесь располагалось гнездо горцев-культистов. Коренные жители Кузнечного Нагорья были также непокорны, как островитяне или варвары Ржавых Топей. Однако они были куда ближе к Империи, чем мятежный Архипелаг, и прочувствовали на себе всю безжалостную силу Армии Искоренителей.

Юрген ехал в арьергарде небольшого отряда следопытов. Часть воинов раньше сражалась под командованием Дэйла: взамен погибших и ушедших появились новые лица. Командиром отряда стал Райнер, а вот медичка Ирма не присоединилась к рейду. По секретному поручению директора воительница отправилась куда-то на запад.

Следопыты покинули Врата Альбрехта, чтобы изобличить слуг Сеятелей и принести им правосудие Императора. Какой высокопарный бред! Они приехали в эту одинокую деревню, чтобы убивать. И Юрген был намерен показать, что делает это не хуже.

Кузнецы, кожевенники и портные Врат Альбрехта изготовили ему прекрасную экипировку. Юрген рассказал все, что помнил о защитном снаряжении магов Аскерми, и мастера взялись за дело. Теперь на нем была маска ястреба с толстыми окулярами из розового стекла, не позволяющая огню ослепить его или обжечь лицо. Также на Юргене были толстые защитные перчатки, оберегающие от магии кожу рук до самых локтей. На костяшках — шипастые пластины.

Остальное снаряжение плотно сидело по фигуре и напоминало форму следопытов. Однако плащ Юргена выделялся: он был темно-красного цвета и имел капюшон. В этом обмундировании последний маг Аскерми чувствовал себя намного лучше, чем в платьях Кейры. Маска, плащ с капюшоном и кавалерийские штаны почти стирали раздражающие признаки пола. И вот, наконец, представился случай испытать экипировку в реальном бою…

В последнюю ночь перед тем, как отряд достиг деревни горцев, случилось кое-что скверное. Какой-то лесной зверь подобрался близко к лагерю и напал на лошадей. Он подрал одну кобылу, а затем сбежал. Юрген сразу догадался, что это необычное нападение… но пусть следопыты оправдают свое название.

— Скверные следы… — сказал Дерек, задумчивый следопыт с синим шейным платком. — Следы передних лап глубже, больше, они ребристые, с большими когтями. Задние лапы меньше, они гладкие, похожи на человеческую ногу. Какой-то гибрид.

— Мутант, — поморщился Райнер, освещая соратнику загадочные следы. — Посмотри, как он разорвал кобыле живот. Это не зубы хищника. Они чтобы жевать, а не выгрызать плоть.

— Кобыле от этого не легче. Почему он сбежал? Страх оказался сильнее, чем голод?

— А может, он приходил на разведку и узнал все, что хотел? — предположил Юрген, но его вопрос остался без ответа.

На рассвете Райнер провел Юргену инструктаж по поводу деревни. Вряд ли культисты настолько глупы, чтобы выдать себя окровавленным алтарем посреди площади. Скорее всего, они притворятся обычными горцами, попытаются усыпить бдительность следопытов застольными беседами, а ночью — нападут. Такой трюк срабатывает на следопыте только раз: затем он либо становится бдителен, либо отправляется в Лимб.

Юргену не нравился Райнер. Не так давно этот долговязый парень пострадал в схватке со сбежавшим орком, и с тех пор был каким-то дерганым. Юрген сомневался, что Райнер станет доказывать вину горцев, прежде чем вынесет приговор. Нет, это эмоции чертовой Кейры! Юргену было плевать на впустую потраченные жизни горных дикарей, ему были важнее успех рейда и товарищеские узы со следопытами!

Однако вскоре приоритеты Юргена подверглись серьезному испытанию. Когда жители деревни вышли встречать Искоренителей, он заметил знакомые татуировки и племенные знаки. Подъехав к Райнеру, последний маг Аскерми гневно прошипел:

— Какого черта? Это не гребаные горцы!

Если быть точнее, это были островитяне с побережья Полумесяца. Из тех самых мест, которые Юрген ценой своей жизни защищал от имперской экспансии! Его земляки.

— Это не горцы, — согласился Райнер.

Искоренители знали с самого начала! Инструктаж про горные кланы был пылью в глаза, они хотели натравить Юргена на его земляков!

— Не кипятись, ладно? Их вина еще не доказана, — миролюбиво предложил Райнер.

— Уж ты постарайся! — процедил Юрген сквозь зубы.

Пожилой мужчина с круглым лицом — видимо, деревенский староста — заговорил с командиром следопытов:

— Чем обязаны, милсдарь?

Он не пытался скрывать нервозность от приезда следопытов. Еще бы, не каждый день в твою деревню наведывается вооруженный до зубов отряд!

— Мы едем в деревню в полудне на восток. Уже вечереет, и я расквартирую здесь свой отряд на ночь, — Райнер без запинки рассказал их легенду.

— На восток? Помилуйте, что там будет?

— Пришло донесение, что там окопались культисты. Мы едем провести расследование.

— Какой ужас! Неужели правда? В наше время люди строчат доносы, чтобы насолить своим соседям… Но Искоренители — это серьезно, я всегда так говорил!

— Мы рассчитываем на постой и пополнение провианта, — напомнил Райнер.

— Конечно, конечно! У нас есть пара пустых изб, хозяева умерли от лихорадки… но с тех пор много воды утекло, хворь выветрилась! Я прикажу, чтобы ребятишки вынесли мусор… Ах да, вы еще и провиант упомянули. Наши запасы на зиму, конечно, ограничены. Зато колодец полностью в вашем распоряжении!

— Если не возражаете, мои парни осмотрят деревню.

Староста насторожился, и Юрген его понимал: просьбы Райнера становились все более обременительными. Возразить командиру следопытов было не так-то просто, но круглолицый мужчина все-таки попытался:

— Позвольте, зачем?

— Вы отвечаете за безопасность деревни, а я — своего отряда. Мы убедимся, есть ли у вас оружие или иные опасные предметы. Поверьте, это совершенно необходимо!

Староста растерялся и попытался возразить, но Райнер был непреклонен.

— Пока мы осматриваем избы, жителям лучше оставаться здесь, на площади. Незачем, если ваши ребятишки будут кидаться нам под ноги.

— Вы что, хотите нас ограбить? Вынести все ценное и уехать на своих лошадях? — возмутился староста. — Я думал, вы армия, а не простые разбойники!

— Нам не нужно ничего, кроме провианта. Оставайтесь на площади!

Райнер дал указания следопытам и спешился рядом с Юргеном.

— Среди них есть эмпаты? — шепотом спросил командир.

Если бы Юрген мог сказать наверняка! Маг покачал головой, и Райнер поманил его за собой в первую избу. Там не оказалось ничего интересного, кроме расписанных цветами бревенчатых стен.

Затем они направились в большой дом, который выглядел богаче прочих и стоял на отшибе. Островитяне проводили их испуганными взглядами, и один даже осмелился преградить им путь:

— Я Харальд. Позвольте… это мой дом, я все покажу.

Он проводил их в ограду, за которой располагались ухоженные грядки. С сосновой ветви свисали качели, на которых покачивалась маленькая девочка — видимо, дочь Харальда. В волосах — розовый цветок мальвы. Девочка подбежала к отцу и потянула его за штанину, но рослый островитянин лишь потрепал ее по голове:

— Подождешь дедушку на опушке, милая? Он скоро вернется с охоты…

Девочка кивнула и убежала через калитку. Пробегая мимо Юргена, она с восторгом провела пальцами по его красному плащу, но затем ее и след простыл.

Харальд отпер дверь своего дома и впустил нежданных гостей. Жена островитянина хлопотала у печи: Юрген почувствовал приятный запах грибной похлебки. Похоже, женщина была беременна, но ее живот едва-едва округлился. Когда она увидела гостей, ее глаза испуганно округлились.

— Халла… — обратился к ней Харальд, но жена перебила его:

— Милый, это и вправду… Искоренители? Что им нужно?

— Мы заночуем в вашей деревне и решили осмотреться, — объяснил Райнер, без всякого уважения прохаживаясь по избе.

Юрген почувствовал укол тревоги. Он представил, как защищается от внезапной атаки, и изба вокруг вспыхивает от случайной магической искры. Огонь, пожирающий плоть, капли крови на скрипучих половицах, безмолвные проклятия на лицах мертвецов…

— Вы что, недавно двигали мебель? — резко спросил Райнер.

— О чем вы? — не понял Харальд.

— Следы на пыли. Эта кровать стояла в центре комнаты, а вы подвинули ее к стене. Спросил бы зачем, но…

Юрген присел на корточки вслед за Райнером и увидел под кроватью деревянную дверцу погреба. Если бы кто-то захотел открыть крышку и спуститься вниз, ему пришлось бы двигать кровать.

— Что в подвале? — поинтересовался Райнер.

Харальд ссутулился и помрачнел, будто его поймали с поличным.

— В погребе? Банки с соленьями. Здесь недалеко месторождение каменной соли. Но вы ведь спуститесь, так? Тогда скажу сразу… Там лежит тело. Труп, да.

— И как он там оказался?

— Это… э-э… мать Халлы, у нее было больное сердце. Ночью был приступ, она скончалась, и я перенес тело в холодный подвал. Мы зажжем погребальный костер, как только дедушка вернется с охоты: обычно он уходит на несколько дней… Без дедушки начинать нельзя!

— Тогда почему вы не носите траур? — спросил Юрген.

Он уже почувствовал, что Харальд пытается что-то скрыть. Его эмоции были неискренними. Настоящие островитяне после смерти родственника выбривали волосы и наносили на кожу узоры красителем из курганной травы. В дремучих селениях использовали амулеты из птичьих костей.

— Традиции подождут нас на берегу Полумесяца… — начал было Харальд, но вспыльчивый Райнер не дал ему договорить:

— Отодвиньте кровать!

Юрген почувствовал в Харальде злость и смятение. Островитянин повиновался, а затем открыл дверцы погреба. Двигался он медленно и обреченно:

— Не нужно вам этого видеть… Ох, не нужно!

— Спускайся первым! — Райнер направил на островитянина свой кавалерийский пистолет.

Островитянка Халла зажгла с помощью огнива свечу в латунном подсвечнике и подала мужу. Юрген заметил, как она с нежностью коснулась его плеча и долго смотрела Харальду в глаза, будто бы говоря что-то без слов.

— Я не выдержу, — прошептала она, и горячая слеза скатилась по ее щеке.

— Будь сильной, — ответил островитянин и спустился в подвал.

Райнер последовал за ним и помахал Юргену. Последний маг Аскерми считал, что ему лучше остаться наверху и приглядеть за Халлой, но любопытство взяло верх.

В качестве лестницы использовались вбитые в стену перекладины. Юрген спускался спиной вперед, и в его голове звенели колокола тревоги.

Что же произошло? Харальд затушил свечу пальцами в момент, когда Райнер коснулся ногами пола и развернулся в сторону островитянина. Следопыт попытался выстрелить в темноту, но хозяин дома выбил пистолет из рук. Юрген спрыгнул вниз и едва не подвернул ногу. Дверцы погреба у него над головой захлопнулись. Подземелье погрузилось в такую темноту, что хоть глаз выколи.

Юрген слышал звуки борьбы и чувствовал вкус ярости в воздухе. Харальд набросился на следопыта, как бешеный пес, но теперь в нем разливался страх. Мужчина думал, что его противник не успеет среагировать на атаку, но Райнер был настороже. Даже в темноте чужого подвала он был намного лучшим бойцом, чем необученный островитянин. Сейчас именно Харальд задыхался захвате, и его эмоции блекли, словно мужчина вот-вот потеряет сознание.

Юрген сделал шаг, и подсвечник звякнул у него под ногами. Он поднял его и зажег с помощью ярости, которая еще не утихла в темном подвале. Райнер прямо-таки кипел от ненависти и едва смог остановиться, когда его противник бессильно обмяк.

Свет выхватил то, что островитянин Харальд так отчаянно пытался скрыть. Этот алтарь нельзя было ни с чем перепутать. Большая каменная плита была расколота точно по центру. От разлома расходились трещины, окрашенные в красный цвет. Алтарь напоминал открытую рану, а над ним нависал огромный череп островного варана. Наверное, при жизни он был настоящим чудовищем…

Это был алтарь Горзаара, Чрева Войны. До прихода Искоренителей островитяне верили в духов природы. Часть из них были чудовищными хранителями Осколков, а другие — вымыслом полоумных шаманов. В отрочестве Юрген столкнулся с одним из таких монстров; то был Феловьяр, Старший Ястреб. В Аскерми к нему относились с благоговением, и старые эмпаты считали честью умереть в исполинских когтях. Почтение не помешало Юргену вырвать Осколок Печали из глазницы умирающего чудовища.

Что касается Горзаара… в старых традициях Архипелага гигантские вараны воплощали собой первобытную ярость. Чрево Войны считался могучим духом, который дает сил в схватке, но порой лишает разума. Когда островитяне былых времен в горячке убивали своих соратников, то объясняли это проклятием Горзаара. Да только часто им являлся в бреду не дух в обличии варана — то были распаляющие видения Сеятеля Раздора.

Эмиссары Богов-Сеятелей коварны. Приходя в новые земли, они искажали существующие там верования и сплетали с собственными истинами. Так, у каждого Сеятеля были десятки масок, под которыми Новых Богов знали в разных уголках Империи. Владыка Раздора сеял распри, разжигал войны, разделял людей на непримиримые лагеря. Многие глупцы на островах думали, что почитают бога своих предков, на деле их верой кормился Сеятель Раздора. И, в отличие от Горзаара, он был способен дать своим адептам реальную силу.

В прошлой жизни у Юргена был друг по имени Фротгрим, служитель Раздора. Последний маг Аскерми любил сражаться, но для него битва всегда была средством, а не целью. Он воевал ради богатой добычи, собственной славы, независимости Варнайра… Он желал победить Смерть, а для этого нужно было вписать свое имя в историю и стать ужасом для своих врагов. Но война ради войны… в этом же нет никакого смысла! Фротгрим нашел, что на это ответить:

— Для тебя Раздор — это боль и ненависть. Я когда-то тоже так думал, но это далеко не все. Конфликты нужны нам, чтобы стать собой, осознать свою силу. Если ребенок не будет делить игрушки со сверстниками, то не поймет, что значит «мое». Если отрок не восстанет против родителей, то навсегда останется привязан к ним невидимой пуповиной. Раздор — это не только горечь поражений, но и радость всех наших побед. Мы развиваемся и закаляемся в борьбе, Юрген!

Он уважал Фротгрима, но ловил себя на мысли: кому культист верен по-настоящему? Что он сделает, если Боги прикажут ему убить Юргена? Фротгрим не давал повода усомниться в своей верности, был надежным другом, но маг не мог доверять ему всецело. В том роковом бою Юрген почти спас соратника от смерти, но в последний миг его рука дрогнула. Сын Фротгрима Керрам потерял отца, а жена Герда овдовела. Тогда горечь вины затуманила Юргену разум, и он взял чужую семью к себе в дом. Знать бы заранее, что пасынок окажется мстительным бешеным псом!

Да только Харальд не был Соглядатаем или иным избранником Раздора. Наверное, более полувека назад деревню его предков на островах сожгли, и родители попытались скрыться от войны в горах. Тогда они принесли веру в Горзаара с собой… впрочем, какая разница? Сегодня все кончится.

Райнер грязно выругался, увидев алтарь, а затем показал на лестницу:

— Она нас заперла? Погоди-ка…

Он поднял свой кавалерийский пистолет, направил на потолочную дверцу и без колебаний выстрелил. Следопыта совершенно не волновало, что по ту сторону сколоченных досок может находиться беременная женщина. Дверца погреба взорвалась щепками и пылью, а затем лучи света проникли в подземелье: путь наружу был открыт.

Где-то наверху Халла то ли стонала, то ли рыдала. Юрген больше не чувствовал эмоций ее мужа и присел на корточки проверить, жив ли он. Похоже, Райнер крепко приложил островитянина головой о сундук. Культист дышал, пульс был едва слышен. Рыдания наверху прекратились, и Юрген почувствовал чью-то смелость на грани безумия, отчаяние, злость… Халла не пострадала: она готовилась напасть!

— Стой! — крикнул Юрген Райнеру, который положил руку на лестницу.

Предупреждение оказалось своевременным. Отчаявшаяся культистка задумала обварить следопыта кипящей похлебкой. Она достала из печи котелок и выплеснула в погреб, как только увидела врага. Райнер успел отпрыгнуть назад, горячее варево задело обожгло ему только ноги.

Юрген хотел использовать способности эмпата, но его и Халлу разделял потолок. Пробуждать эмоции проще при физическом или хотя бы зрительном контакте. Маг чувствовал обезумевшую женщину через стену, но не мог на нее повлиять.

Дверь наверху скрипнула: в избу вошел еще один человек. Юрген услышал приглушенный голос Дерека:

— Что здесь?.. Ох, черт! Я могу…

Но Халла прервала его отчаянным криком. В нем было столько боли, что Юрген едва устоял на ногах. Он услышал звуки борьбы: островитянка напала на Дерека, но получила отпор и рухнула на пол. Через несколько секунд в проеме показалась голова следопыта.

— Вы живы? — озабоченно спросил Дерек. — Я услышал выстрел, а потом эта девка набросилась на меня. У нее кровь на сорочке — похоже, выкидыш…

— Труби! — скомандовал Райнер.

— Есть!

Это был армейский жаргон Искоренителей. «Труби наступление», как во времена былых имперских завоеваний. У каждого следопыта в отряде был свисток, сигнал которого означал лишь одно: враг атакует. Слышишь звук — вступаешь в бой. Защити себя, своих товарищей, а затем сражайся до победы или последнего вздоха.

— Иди, помоги им, — приказал Юргену Райнер, а затем кивнул на Харальда. — Я свяжу этого здоровяка и заставлю говорить. Миндальничать не буду.

Юрген поднялся по лестнице и увидел наверху безутешную Халлу. Островитянка прижалась спиной к печи и пыталась унять рыдания, сминая руками окровавленную ткань своей сорочки. Теперь ничего не исправишь, осталась лишь боль… Юрген не хотел смотреть на разбитую женщину, но не мог отвести глаз.

— Убийцы… — проговорила она с ненавистью.

И где-то в глубине голос Кейры повторил: «убийцы!». Жизнь не рождённого ребенка стала первой, что была отнята в этот ужасный день. Выходя на улицу, Юрген услышал несколько выстрелов. Надо отдать Искоренителям должное, островитянам почти не удалось застать следопытов врасплох.

Почти все жители деревни столпились на площади вместе со старостой. Следопыты на лошадях взяли их в кольцо и неторопливо ездили по кругу, держа наготове заряженные пистолеты. Когда прозвучал свисток Дерека, несколько крепких островитян попытались прорвать окружение изнутри, но пули настигли их. Один, бездыханный, упал на землю и свернулся, точно зародыш. Второй поймал пулю бедром и пытался снова отползти в круг. Третий бросился на колени и поднял руки, сдаваясь, а затем выстрел в лицо оборвал его жизнь.

— Стойте! Все кончено! — умоляюще крикнул староста своим односельчанам.

Впрочем, желающих броситься под пули больше не было. Искоренители предельно четко дали понять, чем карается неповиновение.

— Мы не хотим кровопролития! Пощадите! — причитал староста.

Юрген горько усмехнулся. Имперские псы сорвались с цепи… сколько смертей нужно, чтобы утолить их жажду крови? Если в деревне отыскался один культист, все остальные тоже могут служить Богам. Если несчастные островитяне надеются на правосудие, то они ничему не научились. Искоренители не слушают оправданий. Те деревенские, что переживут чистку, отправятся на перевоспитание в лагеря Кольхора. Тот самый остров, где имперцы держат эмпатов и выворачивают наизнанку их мозги… Уже завтра деревня опустеет, и случайные путники будут удивляться брошенным домам.

Юрген ощутил, как сжимаются его кулаки. Как он оказался на одной стороне с теми, против кого боролся всю жизнь? Как его сын мог носить белую мантию и отправлять своих псов рвать глотки островитянам? Они предали родную землю… Керрам, будь проклят за то, что разрушил семью! Ты все это начал, и ты сполна за это ответишь!

Юргена вывели из задумчивости глухие шаги за спиной. Он обернулся и увидел, как Халла, держась на дверной косяк, медленно спускается по крыльцу. Стоило ей отпустить деревяшку, как безутешная женщина рухнула на колени. Она была темноволосой, мертвенно-бледной, излучала ярость и отчаяние.

— Мой сын умер… дитя, что было мне обещано, — прохрипела она со слезами. — Но вам все мало… теперь мой муж истекает кровью у алтаря, и жизнь покидает его! Я не могу это остановить, не могу… Вы приходите, как саранча, пожираете жизнь, и оставляйте лишь страдания. Кто вы такие, чтобы решать за нас? Дом, веру, детей… что еще вы отнимите? Когда насытитесь, набьете свои животы?

Юргену нечего было ответить. Как она смеет обвинять его, героя Архипелага, в преступлениях белых плащей? Он сражался за свободу таких, как она!

— Ты женщина, так? — сощурилась Халла с мукой на лице. — Но не мать… иначе поняла бы! Мы хотели показать детям лучший мир. Теперь все рухнуло… но и вы опоздали.

Юрген дернулся от неожиданности. У калитки стояла та самая девчушка, которую он прежде видел на качелях. Дочь Харальда и Халлы — светленькая, точно весенний одуванчик, с цветком мальвы в волосах. Она выглядела безобидно, но в ее широкой улыбке было что-то неуместное, неправильное… безумное.

— Деда вернулся! Без дедушки начинать нельзя! — обрадовалась девочка чему-то за спиной Юргена.

Там была ее коленопреклоненная мать и разоренный дом, но девчушка смотрела выше. Бревенчатая хижина Харальда стояла у отвесной скалы из полосатого камня, верхушка которой поросла колючим кустарником. Там, наверху, Юрген увидел чудовище. Оно напоминало гигантского ящера: длинный раздвоенный язык, широко расставленные ноздри, шипастая чешуя. Но были в нем и человеческие черты: большие пальцы на когтистых лапах были противопоставлены. Непропорционально широкие плечи, отсутствующий хвост, зубы разной формы тоже говорили о том, что перед Юргеном необычный варан. Он готов был поклясться: это тот самый мутант, что прошлой ночью убил лошадь Искоренителей!

Злая судьба… это существо когда-то было человеком, но теперь его тело было искажено проклятием. Отец Халлы, таинственный «дедушка», оказался жрецом Горзаара и выбрал себе страшную дорогу к силе, с которой не было возврата. Чем бы не закончился бой, старику не жить среди людей: он навсегда останется чудовищем.

«Как безрассудно», — успел подумать Юрген, прежде чем услышал выстрел. Следопыт Дерек поприветствовал тварь на скале так, как принято у Искоренителей. Он промахнулся: пуля исчезла в кусте можжевельника рядом со змеиной головой. Громкий хлопок разъярил ящера, он впился маленькими глазами в мага и следопыта.

— Его ярость сметет вас! — крикнула островитянка Халла, подползая ближе к крыльцу.

«Дедушка» прыгнул на выступ скалы, и из-под его лап полетела каменная крошка. Следующим прыжком он приземлился на крышу хижины, и она промялось под его передними лапами. Юрген был удивлен, что крыша не провалилась целиком. Если ящероподобная тварь прыгнет еще раз, то достигнет их с Дереком. Сметет, раздавит, сожрет… Следопыт не успевал перезарядить пистолет, и надежда была лишь на Юргена.

Последний маг Аскерми не терял времени. Пока чудовище спускалось со склона, Юрген уже несколько раз попытался взорвать ярость внутри бешеной твари. Обычного варана уже давно бы разнесло на куски, но «дедушка» остался целехонек. Его единственная эмоция не подчинялась Юргену. Она поглотила своего хозяина целиком, слилась воедино с проклятием Раздора. Вот почему Юрген не мог принять правду Богов: они извращали все, чего касались!

Выдержит ли его экипировка? Нет времени думать! Слепящие языки пламени скользнули по защитным перчаткам. Тепло… эта тварь рождена из гнева, и Юрген ответит ей тем же. Ярость клокотала в нем с тех самых пор, как открылся обман Райнера. Чертовы Искоренители вынудили его сражаться с земляками! Им было мало его слова: они хотели видеть кровь на его руках! Подло, несправедливо… Халла сказала верно: у имперцев нет такого права! Они уничтожают все, чего боятся, и свобода пугает их сильнее всего!

Пламя в руках Юргена вытянулось и стало огненным копьем. Бесполезная ненависть… он обратил ее в оружие, и направил на чудовище. Тварь прыгнула вперед, и Юрген увидел ниточки слюны между этих странных, почти человеческих зубов. Огненное копье вошло твари под челюсть, точно раскаленный нож в кусок масла. Оно пробило чешую, мышцы, внутренние органы, превращая живую плоть в пепел. Оно взорвалось огнем, вскипятило кровь и выжгло голодную утробу!

Но как бы ни был силен удар Юргена, он не отбросил тварь назад. Ее туша была тяжела, набрала слишком большую скорость и неслась прямо на хрупкое тело мага. Он попытался отступить, уклониться, но не успел: когтистая лапа безжалостно сбила его с ног. Если бы тварь обрушилась на него всем весом, он бы, наверное, погиб. Но даже скользящего удара хватило, чтобы вышибить из Юргена дух и сломать ему ребра.

Юрген понял, что не может пошевелиться: он отдал все силы. Маг лежал на земле, тяжелая лапа чудовища давила ему на грудь, а изуродованное, обугленное тело громоздилось рядом. Дышать было невыносимо. Как темно в глазах… и как больно!

— Тебе помочь? — услышал он предложение Дерека.

Юрген хотел ответить, но не успел. Тело перестало ему подчиняться, и последний маг Аскерми скользнул во тьму. Он очнулся под небом красных ястребов — значит, Кейра вернулась. Как это было некстати…

10 Кейра

— Тебе помочь? — услышала Кейра голос Дерека.

— Да…

Последнее, что помнила бывшая трактирщица — как следопыты готовились к рейду. Сколько дней Юрген управлял ее телом? Он совершенно его не щадил! Кейра ощущала слабость, тошноту, головокружение, боль в груди. Мышцы ломило, хотелось уснуть прямо здесь, на голой земле.

Почему мир такого странного цвета? Ах да, на ней же была эта ястребиная маска с окулярами… Кейра сфокусировалась и разглядела, что придавливает ее к земле. От испуга она дернулась и охнула. Чудовище… его когти были серпами; лапы толщиной, как ствол старой сосны; из отвратительной зубастой пасти пахло жженым мясом. Что за мерзость!

Дерек, похоже, разделял ее чувства. С гримасой отвращения на лице он поднял когтистую лапу с груди Кейры и бросил на землю. Девушка попыталась глубоко вдохнуть… и лучше бы она этого не делала! Значит, сломаны ребра… Оставалось надеяться, что осколки костей не повредили ей легкие. До ближайшей больницы, наверное, несколько дней пути.

— Чертов культист! Говорят, такие трансформации очень болезненны. Тело напитывается красной пылью, мутирует, и лишь благодаря черной магии сохраняет жизнеспособность. Видел такое раньше, Юрген? — спросил Дерек.

Кейра хотела ответить, что директор Фабрис будет рад необычному трофею, но решила поберечь дыхание.

В этот раз они с Юргеном поменялись местами не во сне, а прямо в разгар сражения. Самозваный герой Архипелага затеял этот поход, чтобы выстроить узы доверия со следопытами. Кейре пришла в голову мысль, что она может сбежать и подорвать все его усилия. Но нет: она заключила с Фабрисом сделку, что не будет мешать. Да только директор, кажется, не спешил искать ее сестру…

Дерек утер пот со лба пот фетровой шляпой, присел на корточки и осмотрел Кейру.

— Ребра? — деловито спросил он. — Черт, вот была бы здесь Ирма! И что Райнер там копается… Дышать больно?

— Да, — ответила Кейра.

— Головой ударился? Кружится, тошнит?

Раненая трактирщица подтвердила и это.

— Значит, еще и сотрясение… Черт, тебе нужен покой! И не спорь: ты уже себя показал! Убил эту страшную тварь одним ударом! Вот так силища… Давай попробуем встать, в доме есть кровать. Полежишь пару дней, пока не прибудет подкрепление.

— Подкрепление? Зачем?

Кейра хотела оттянуть момент, когда придется вставать. Было ужасно несправедливо, что Юрген доводил их общее тело до изнеможения, а затем возвращал с переломанными костями. Хотя, может, именно боль и бессилие заставили его отступить?

— Мы — ударный отряд, и не сможем доставить пленных на Кольхор. Мало людей, провизии, нет повозок для пленников. Ладно, давай попробуем встать…

Следующие несколько минут были отвратительны. На крыльце дома Кейру стошнило, и силы окончательно ее покинули. Она увидела у стены женщину в окровавленной сорочке, а затем Дерек дотащил до кровати безвольное тело трактирщицы. Он снял с Кейры маску и капюшон, открыл окно.

— Ты хороший парень, — искренне поблагодарила она.

Этот дом казался таким пустым и покинутым. На полу рядом с кроватью валялся опрокинутый котел от похлебки, вокруг еще стоял ее запах. От печи шло тепло, а рядом с окном покачивалась деревянная лошадка, которую Дерек случайно задел.

Кейра услышала, как кто-то поднимается из погреба, а затем увидела Райнера. Ей совсем не понравился его вид: помятый, с мокрой штаниной и кровью на руках. Следопыт хромал.

— Почему вы не помогаете парням? — возмутился Райнер.

— Бой закончился, — процедил Дерек.

— Погибшие?

Райнер не уточнил, имеет он виду следопытов или деревенских. Он не слишком ценил жизни культистов или орков… одним словом — врагов.

— Не знаю. Я был здесь, на отшибе. Трое деревенских напали, но их застрелили. Староста урезонил остальных.

— Отлично! — сказал Райнер, а затем выглянул на улицу. — Что за чертовщина? Так эта тварина грохотала по крыше?

— Да, — подтвердил Дерек. — Островитянка около крыльца. Она потеряла ребенка.

— А перед этим обварила мне ногу, чертова ведьма! — гневно прошипел Райнер. — Вы с ней покончили?

— Посмотри на мутанта еще раз! Думаю, он бы любого из нас разорвал на куски. А Юрген его одолел!

— Да ну? — Райнер недоверчиво посмотрел на Кейру.

Наверное, сейчас Юрген бы победоносно улыбнулся, а она могла лишь прошептать:

— Мне нужен отдых!

Райнер примирительно поднял руки. Кровь на его перчатках не давала Кейре покоя.

— Что с руками, Райнер?

Следопыт ответил, исполненный собственной правоты:

— Чертов культист очнулся до того, как я успел его связать. Детина сразу полез в драку, пришлось защищаться.

Кейра почувствовала неискренность в его словах. Следопыт со впалыми щеками, глазами навыкате, шрамом от уголка губ до острой скулы… в нем было слишком много затаенного гнева с того дня, как орк Хардвик чуть его не убил. Тогда товарищи Райнера погибли, а сам он чудом смог бежать. Следопыт вернулся во Врата Альбрехта, полный вины, одиночества и злобы.

Однажды он пришел в таверну Тобиаса, и Кейра попыталась с ним поговорить. Ей хотелось помочь ему пережить травму, как она помогла архивариусу Герхарду. Райнер отверг ее попытки. Он не хотел отпускать свою злость. Не мог признать, что его друзья больше не выпьют с ним по кружечке эля, и что даже сотня мертвых культистов этого не изменит. Райнер боялся того дня, когда борьба закончится, и ему придется оглянуться назад. В этом он чем-то напоминал Кейре ее сбежавшую мать-культистку.

Фабрис и Брандер совершили ошибку, сделав Райнера командиром отряда. Он еще не был готов, не успел оправиться от прошлого провала. Райнер совершал просчеты, а, может, просто хотел причинить культистам как можно больше страданий. Кейра больше не могла заставить себя ему помочь: это значило бы простить всю его жестокость! К этому она была не готова.

Только сейчас она в полной мере осознала, как же ей повезло. Если бы не Дэйл и Фабрис, Искоренители могли бы убить ее также легко. Одна пуля — и жизнь кончена. Белые плащи… она старалась увидеть в них людей, и преуспела. Когда они приходили в таверну Тобиаса, то были простыми ребятами, со своими сомнениями и мелкими радостями. Но у Искоренителей была и другая сторона: они были воинами Императора. Разрушенные семьи, опустевшие деревни, исправительные лагеря… Они оправдывались тем, что выполняют приказы, служат высшей цели, но оправдания не стирали пролитой крови.

Кейра хотела бы оказаться далеко-далеко, протирать стаканы в собственной таверне, но теперь это было невозможно. Руководствуясь благими намерениями, Искоренители отравили ее и привязали к себе с помощью противоядия. Она была заложницей собственного тела и клятвы невмешательства, которую дала директору Фабрису.

— Отдохни тут, ладно? — обеспокоенно посоветовал Дерек, и обратился к своему командиру. — Надо убедиться, что на другом конце деревни никто не пострадал.

— Иди. Я догоню: нога, — поморщился Райнер.

Дерек вышел на крыльцо, и Райнер поковылял вслед за ним.

— Здесь что, кого-то тошнило? — удивился командир, а затем обернулся в дом. — Неплохо справился, Юрген. Вот же мерзкая тварь!

Кейра что-то пробормотала сквозь сон.

* * *

Через два дня в деревню у подножья горы прибыло подкрепление, а вместе с ним генерал Брандер. Видимо, военачальника Искоренителей утомила подготовка большой экспедиции к Разлому, и он решил лично убедиться в том, как прошла совместная миссия Юргена и следопытов.

Эти два дня Кейра провела в постели в бывшем доме Харальда. Следопыты убрали тела, увели куда-то Халлу и превратили избу в полевой лазарет: не только Юрген получил травмы в бою.

Искоренители сделали из деревни военный лагерь, а из ее жителей — военнопленных. На воротах частокола стояли часовые. Селяне жили по строгому распорядку и не выходили на улицу без нужды.

На вторую ночь после взятия деревни, отчаянные селяне напали на караульного и попытались бежать в горы, но раненый успел поднять тревогу. Бунт подавили, но двое деревенских проскользнули за частокол. Райнер не отправил людей на поиски: побоялся ослаблять охрану деревни. Так или иначе, вскоре один из беглецов вернулся — голодный и с отмороженными пальцами ног. Райнер прописал ему плетей и заставил селян смотреть за экзекуцией. Беспокойный староста вторил следопыту и призывал односельчан к покорности.

Еще одно событие произошло, когда Кейра прогуливалась в ограде на следующее утро после кровавых событий. Вчера маленькая дочь Харальда и Халлы убежала в лес и плутала всю ночь. Теперь она вернулась — грязная, взъерошенная, дрожащая. Никто не объяснил ей, что произошло: дом заняли следопыты, мама с папой куда-то исчезли. Она так боялась, что Кейра не смогла остаться в стороне.

— Здравствуй, маленькая.

Девочка не обратила на нее никакого внимания, только снова и снова повторяла считалку:

— Раз, два, три — скорей беги!

Вот четыре, следом пять —

Выполз ящер погулять.

Шесть и семь — кого-то съем!

Клац зубами — насовсем!

Восемь, девять, как же быть,

Брюхо толстое открыть?

Десять раз уколет нож

И наружу попадешь!

— Что значит эта считалка? — поинтересовалась Кейра.

Девочка не хотела с ней говорить — только повторяла свои жутковатые стихи. Бывшая трактирщица решила не сдаваться и заглянуть в чувства сироты. Она коснулась плеча девчушки и едва удержалась, чтобы не отдернуть руку от нахлынувших эмоций.

Страх. Мир — страшная громадина. Будущее — еще хуже, там ничего и никого. Раньше были голоса родителей, а теперь только туман, и черви кишат под ногами. Скользко, холодно, облачко пара изо рта, ниточка слюны — до земли. Нет больше дома, все кругом — чужое. Словно и не было никогда, а был только лишь туман. Он тянется, обволакивает, заползает в уши. Нельзя было выходить, плохое это место. Лучше там, где было. Раз, два, три — и не надо ничего знать, никого ждать. Закроешь глаза — тихо, сухо, безопасно. Лучше не видеть, кто там, в тумане. Уснуть и не просыпаться, и никуда больше не ходить. Как же страшно…

— Клац зубами — насовсем! — крикнула девочка, и до крови укусила руку Кейры.

— Ох!

— И наружу попадешь!

Девочка и выбежала из ограды. Кейра остановилась, как вкопанная. Девчушка вряд ли далеко убежит, следопыты не дадут выйти за частокол. Что с ней? Так испугалась, что закрылась от всего мира, спряталась в детской считалке? Если забрать этот страх, что останется? Одна лишь холодная пустота?

Кейра хотела помочь, но боялась причинить еще больший вред. Сейчас рассудок девочки помрачен, но это безумие временно. Дети умеют адаптироваться, а способности эмпата — слишком грубый инструмент, чтобы вмешиваться в процесс. Даже если бы Кейра верила в свои силы, результат был непредсказуем.

А Халла, островитянка? Кейра хотела бы отвести девочку к матери, но даже не знала, жива ли она. Искоренители могли казнить ее без суда…

— Я хочу помочь тебе, но не могу, — сказала Кейра в пустоту.

Она была совсем без сил, и не хотела принимать себя такой. Слабой, разбитой. Но это непринятие было жестоким. Наверное, оно исходило от Юргена. Может, поэтому он до сих пор не полностью подчинил ее тело? Не мог его принять, назвать своим именем?

Два дня до прибытия подкрепления Юрген никак не проявлялся, и это было к лучшему.

* * *

После того, как генерал Брандер выслушал доклад Райнера, он наведался к Кейре. Военачальник, конечно, хотел поговорить с Юргеном, и бывшая трактирщица не стала его разочаровывать. Такими темпами, она скоро привыкнет говорить о себе в мужском роде…

— Юрген? Приветствую, — Брандер крепко пожал руку Кейры. — Поздравляю с успешной операцией! Слышал, ты одолел настоящее чудовище!

— Когда-то оно было человеком. Островитянином, — уточнила Кейра.

— Прости, если тебя ввели в заблуждение, но в будущей экспедиции мы точно сразимся с островитянами, — резонно заметил Брандер. — Наш друг Фабрис не любит болтать лишнего. Я не знаю, кем ты был до того, как получил это тело. Но, как по мне, это чертовски важно. Если бы ты неровно дышал к островитянам, это угрожало бы всей миссии.

— Вы узнали, что хотели?

— О, только отчасти! Ты полон вопросов, мой друг!

Брандер признал, что копается в прошлом Юргена. Остались ли в архивах Искоренителей хоть какие-то сведения о маге? Что, если генерал уже связал нового союзника со старым врагом Империи? Он хотел проверить, сможет ли Юрген сражаться против островитян, и вряд ли избавился от всех подозрений.

— Ты поранился? Я думал, твое снаряжение должно защитить тело от магического ущерба, — заметил Брандер.

— Ущерб был другого рода, — уклончиво ответила Кейра.

Она получила тело уже после боя с мутантом, и не хотела напутать факты.

— А как ты все-таки одолел эту тварь?

— Огнем.

Генерал Брандер сменил тему:

— Что скажешь о Райнере? Это его первое задание в качестве командира.

Кейра задумалась над ответом, и не смогла вовремя промолчать.

— Из-за его действий умерли люди. Если хотите знать мое мнение, Райнер еще не пережил ту неудачу с Хардвиком, и ему слишком рано доверять командование.

Стоило было прикусить язык! Едва ли хороший тон — отзываться так о своем командире…

— Кто такой Хардвик? — не понял генерал, и Кейра объяснила. — Как интересно… ты помнишь имена орков, жалеешь о мертвых культистах. Разве в прошлом ты был не жестоким воином?

— А вот это уже — мое дело.

— Юрген из Аскерми обожает рассказывать о себе. Не так ли… Кейра? — Брандер заговорщицки ей подмигнул.

— Так вы знаете?.. — сконфузилась трактирщица.

— Не знал, но ты себя выдала. Только что.

Кейра почувствовала укол тревоги. С первой минуты встречи генерал играл с ней. Она недооценила его, посчитала просто старым воякой. То ли дело было в генеральских погонах, то ли в манере речи, то ли в странных усах, которые плавно переходили в бакенбарды. Брандер ее перехитрил, чего и стоило ожидать от второго Искоренителя в Каарморе.

Кейра сделала над собой большое усилие, чтобы не оправдываться.

— Простите за эту маленькую игру, генерал.

— О, это было весело! — рассмеялся Брандер. — Значит, правда: в моем войске служит один из самых знаменитых врагов Империи! Как интересно… Одного я не могу понять: зачем убийце, морскому разбойнику и мятежнику помогать Искоренителям? Как мы могли оказаться на одной стороне?

Брандер и впрямь немало времени провел в архивах…

— У нас есть общие враги.

Был ли Лодочник врагом Кейры? Перед тем, как Юрген закрыл от нее свои мысли и воспоминания, она узнала его взгляд на события в Дагроссе. Маг считал, что Лодочник специально выбрал Кейру на роль сосуда. Она была похожа на мать Керрама, которой очень горько жилось под одной крышей с Юргеном. Лодочник якобы хотел заставить Юргена оказаться в шкуре женщины, которую он мучил… но ведь это Марвин, племянник префекта, перерезал горло Кейре! А Пирс лишил ее таверны. Разве могли они служить Лодочнику? Что за бред! Он спас ей жизнь, это точно… но зачем было использовать камень души со своим отчимом?

— Юрген упоминал, что у него счеты к какому-то культисту, но это шаткая почва для союза, — заметил Брандер.

— Может, он не хочет, чтобы Разлом поглотил его родные острова.

Кейра слышала, что с каждым годом порченая земля все дальше расползается по Марфелле.

— Должно быть что-то еще! Я давно знаю Фабриса, поверь. Скажу, как есть: старику было бы проще сжечь твое тело в печи и достать Осколок из пепла. Однако он этого не сделал… Что может связывать главу Искоренителей с мертвым мятежником?

Этот вопрос был для Брандера очень важен. Он был не слишком эмоционален, но сейчас Кейра почувствовала в нем небывалое оживление.

— Боюсь, об этом лучше спросить их самих.

Генералу не понравился ее ответ.

— Как я уже сказал, наш директор не слишком болтлив. А Юрген… скажи, он сейчас слышит нас? Не хочется, чтобы он посчитал меня своим врагом!

— Юргена здесь нет.

«Посчитал меня своим врагом»? О чем он хочет поговорить?

— Значит, вы и впрямь вытесняете друг друга… Это многое объясняет.

Тревога Кейры усилилась. Она думала, что Брандер уже закончил игру, но он бережно нанизывал бусинки новых фактов на ниточку своего знания. Опасный человек.

— Знаешь, Кейра… я думаю, что ты знаешь больше, чем говоришь. Давай допустим, что и я кое-что знаю. В последнее время я часто общался с архивариусом Герхардом. Говоря о тебе, он всегда рассыпается в любезностях. По моей просьбе он составил список книг и документов, которые твой друг Зиг берет в архивах. Они не связаны с линией «Столица-Кьяргон» и великими трудами Альбрехта. Сдается мне, вы вдвоем затеваете что-то опасное… и я хочу знать, что именно!

Кейра похолодела. Она жила надеждой, что Зиг поможет ей избавиться от мага. Если об их планах узнают Фабрис или Юрген, все пропало. Зигу повезет, если он сохранит жизнь, а Кейра никогда не увидит свою сестру. Как Брандер мог узнать? Зачем Герхард выдал их? Нельзя злиться на безутешного отца, ведь он не знал…

— Если ты промолчишь, мне придется поговорить с Зигом и… подтолкнуть его в нужную сторону. Вряд ли это пойдет на пользу его выздоровлению, — бесстрастным голосом предложил Брандер, а затем расплылся в улыбке. — Транспортная линия «Столица-Кьяргон» должна быть восстановлена в срок! Это грандиозный проект!

Значит, в ход пошли угрозы…

— Мне нечего вам рассказать, генерал Брандер, — Кейра посмотрела в глаза шантажисту и выдержала долгий взгляд.

— Очень жаль. С Юргеном договариваться бессмысленно, а вот от тебя я ожидал большего… и все еще ожидаю. Я слышал, ты ищешь сестру, а директор не слишком усердствует в поисках. Если мы станем союзниками, я помог бы ее отыскать.

— Я не понимаю, чего вы хотите, генерал! Скажите прямо, черт побери!

— Я хочу понять, что за игру ведут Фабрис и Юрген. Если моим солдатам придется идти в бой бок о бок с мутантом-мятежником, я хочу знать, на что они идут! Я не могу рисковать вслепую всем, что мы построили в Красной Провинции!

— Это самое искреннее, что вы сказали за сегодня, — сказала Кейра прежде, чем прикусила язык.

— Не надо играть со мной!

Генерал полез в свою сумку, достал оттуда маленький пузырек с прозрачной жидкостью и подсунул Кейре под нос.

— Знаешь, что это? — спросил генерал, но не стал ждать ответа. — Противоядие. Ровно столько, что твой организм успеет очиститься от нашего яда. Я мог бы отдать его тебе… если ты перестанешь быть проблемой. Например, пройдешь ночью мимо часового, возьмешь свою лошадь и исчезнешь. Конечно, тебя будут преследовать, возможно убьют, но это будет твой шанс вернуться к жизни свободного человека. Как тебе идея, Кейра Алькарбо?

Если Брандер говорил всерьез, то это было похоже на измену. Согласие Кейры ломает все планы директора Фабриса. Свобода была заманчива… но без помощи Зига она никогда не освободится от Юргена.

— Я откажусь, генерал. Не скрою, предложение притягательно… если в пузырьке не вода. Но я сейчас там, где должна быть.

— Отлично, — Брандер вновь улыбнулся во все усы. — Считай это маленькой проверкой, ладно?

— Рада, если я ее прошла, — с сомнением сказала Кейра.

Она по-прежнему была уверена, что Брандер говорил всерьез. Генерал встал со стула и засобирался на выход.

— Содержательный вышел разговор… Ах да. Спасибо за мнение о работе Райнера. Обязательно учту.

— Что вы сделаете?

— Поговорю с ним, только и всего, — загадочно сказал Брандер, махнул рукой и вышел наружу.

Почему-то Кейра была уверена, что он с ней еще не закончил.

11 Фрида

— Это что, какой-то монастырь? — спросил Хардвик с недоумением.

Фрида понимала его удивление. Они поднимались по склону Огненного Зева по узкой горной тропе, которая больше подходила для козлов, чем для людей. Никаких поручней — камни, скользкие после утреннего тумана, и узловатые коряги. Какое-то время Фрида поднималась сама, но быстро выбилась из сил и чуть не сорвалась вниз. Остальную часть подъема она провела на спине Хардвика, вдыхая резкий запах орочьего пота. Временами орк кряхтел от натуги, и после особо крутого участка тропы потребовал привал.

Теперь Хардвик увидел среди буйных зарослей одинокий монастырь. Выстроенный на небольшом плато, он был окружен крепостной стеной. Старую каменную кладку обвивала лоза. За стеной виднелась янтарная черепица крыш. Выше по склону растительность редела, уступая место цепким кустарникам. Жерло вулкана окутали облака.

Монастырь на склоне был неприступной крепостью. Если смотреть с подножья, большую часть года постройки нельзя было разглядеть среди зарослей. По горной тропе не пройдет ни одна армия. Но даже если бы любопытные имперцы взобрались на плато, никто не открыл бы им массивные бронзовые ворота. А если бы идиоты попытались устроить штурм, то узнали бы, что монастырь совсем не такой заброшенный, как выглядит.

— Это святое место, — подтвердила Фрида полушепотом.

— Да? И для кого? — спросил Хардвик, вытряхивая содержимое сумки на плоский камень.

— Жрецов Горзаара.

— Это один из Богов?

— Меньше всего в детстве меня интересовали боги! Эти жрецы… они не такие, как я или твоя мать. Я помню: они верят в то, что защищают мир от ярости своего бога. Я думаю, это какая-то реальная тварь. Настолько ужасная, что из почтения к ее силе и страха перед ее гневом возник целый культ.

— Вряд ли это зверь, — с сомнением сказал Хардвик. — Это ведь огненная гора, так? Люди боятся, когда земля плавится и плюется огнем. Может, они пытаются умилостивить гору, чтобы та их не сожгла?

— В таком случае я бы занималась этим на расстоянии.

Кажется, Фрида заметила на ветке дерева змею… вот же пакость!

— Откуда ты знаешь о жрецах? Почему решила, что они нам помогут?

— Мой дядя был одним из них.

— Что? — глаза Хардвика возмущенно округлились. — Да он же давно мертвец! Посмотри на себя!

— Насмотрелась! Может, по мне и не скажешь, но мне нет даже пятидесяти.

Строго говоря, ей было сорок восемь лет, но к чему эти детали?

— Выглядишь на все восемьдесят, — бестактно заметил Хардвик.

Злиться на него было бессмысленно: без помощи орка Фриде не добраться до монастыря. Перед ее внутренним взором возникла заброшенная деревня, которую вот-вот поглотит лес — таким стало место, где она родилась.

— Когда родители уезжали, дядя остался в монастыре. Его избрали от нашего рода, чтобы служить Горзаару. В те времена это казалось великой честью…

— Даже если твой дядя жив, с чего затворнику нам помогать?

— Я запомнила его хорошим, добрым человеком. Он умел играть на лютне, развлекал деревенских детей. Тогда я полюбила музыку и решила стать бардом.

Фрида так и не избавилась от своей сломанной мандолины с порванными струнами. Она была символом всего, что женщина потеряла. Символом молодости, семьи, родной таверны, даже музыкального слуха, который Боги забрали в уплату за свою магию.

— Лучше бы твоему дяде и впрямь тепло нас принять, — протянул Хардвик и, встретив непонимающий взгляд, пояснил: — Еда закончилась.

Это было плохо. Пусть Фрида почти ничего не ела, прожорливый орк уплетал за троих. Если он ослабнет и не сможет ее нести…

— Я видела пару ягодных кустов…

— К черту ягоды! — перебил Хардвик.

–… но сомневаюсь, что их можно есть, — закончила Фрида. — Значит, выбора нет. В монастыре нам помогут, либо придется поголодать.

— Мяса бы поесть! Жаль, у монахов нет места под разведение скота.

Понурый настрой Хардвика беспокоил Фриду. Она целиком зависела от орка, и если он разуверится в их миссии и бросит старуху-Соглядатая, ее ждала неминуемая смерть. Хардвик всю жизнь следовал за матерью-орчихой, наделенной глазами Богов. Теперь старая Бадила, как и вся семья здоровяка, мертва. Одинокий орк хотел лишь биться с Империей, и Фрида пообещала ему славную победу. Ничто не подрывает веру сильнее, чем голодный желудок.

Внезапно единственный глаз Соглядатая увидел движение среди ветвей. Кто бы это ни был, он двигался тихо и не сломал ни единой сухой ветки. Монахи воспользовались привалом Фриды и Хардвика, чтобы окружить незваных гостей, и были готовы к бою.

— Приготовься! — крикнула Фрида.

Надо отдать Хардвику должное, он среагировал мгновенно. Когда на него сверху прыгнул мужчина со стальными когтями, орк успел закрыть шею от удара. На нападающем были странные рукавицы с крючковатыми лезвиями — вероятно, они не только использовались в бою, но и помогали лазать по деревьям. На нежданном госте было еще больше татуировок, чем на Хардвике: даже на лице — красно-синие полосы! Монах сильно проигрывал орку по массе, но был намного быстрее, подвижнее и вооружен смертоносными когтями.

Так вот значит, как выглядят берсерки Горзаара… В детстве Фрида слышала истории о монахах, вооруженных стальными когтями. Поговаривали, что в бою они не чувствуют боли и могут сражаться, даже получив смертельные раны. В боевом трансе они просто не могут остановиться, пока последний противник не истечет кровью. Любой ярл Архипелага хотел таких воинов к себе в дружину, но берсерки плевали на стычки островных кланов и защищали только святые места.

Конечно, Хардвик был грозным бойцом, но ему недоставало мастерства. Он был высок, имел длинные руки и развитую мускулатуру, крепко стоял на ногах… но жизнь на материке не позволила ему стать настоящим воином. В странствиях по Кузнечному Нагорью, Хардвик, конечно, немало дрался, но чаще ему приходилось скрываться. У орка не было шансов выстоять в лоб против вооруженных Искоренителей, и он научился полагаться на хитрость.

Хардвик умел драться, но лишь по своим правилам: внезапная атака выбила его из колеи. Орк никогда не сражался с подобным противником, и первый же удар стальных когтей вспорол ему предплечье. Вдобавок, тяжеловесу Хардвику было трудно сражаться на узкой горной тропе, где один неверный шаг отделяет тебя от падения.

Когда Фрида увидела, что на помощь первому берсерку выпрыгнули еще двое монахов, то поняла: они с Хардвиком обречены. Завороженная, она следила, как орк выбрасывает вперед кулаки, а его противник уворачивается, точно танцуя. Хардвик впустую тратил силы! Точно выбрав момент, берсерк ударил его ногой в живот и опрокинул орка на землю. Хардвик издал звук, будто его вот-вот стошнит, но орочий желудок был пуст…

Соглядатай почувствовала, как стальной коготь другого берсерка уперся ей в ключицу. Битва была проиграна, едва начавшись.

— Мы сдаемся! — крикнула Фрида и ощутила, как по ее груди стекает капелька крови.

Рядом с горлом Хардвика появились такие же лезвия, но орк внезапно начал хохотать. Пожалуй, Фрида никогда не видела его таким счастливым.

— Ха-ха… вот эта битва! — смеялся орк, держась за живот.

Фрида знала, что после получения сильных травм, люди не сразу чувствуют боль. Это защитный механизм, позволяющий спастись от угрозы и не пострадать еще сильнее. Видимо, поэтому орки так любят сражаться. Бой для них — еще большая эйфория, чем для людей… но разве берсерки Горзаара чем-то отличаются? Они тоже входят в боевой транс!

Фриде вдруг отчаянно захотелось узнать: за что сражаются эти монахи? Неужели их вера настолько сильна? Чтобы бы не обещал им Горзаар, истинные Боги смогут дать больше. Да, Фриде нужны были эти бесстрашные воины…

— Тише, храбрые защитники… нам нужен Вестейн, мой родич. Он был здесь жрецом, — сказала Фрида.

Она терпеливо ждала ответа и успела забеспокоиться, что монашеские обеты запрещают защитникам говорить.

— В монастыре нет человека с таким именем, — нарушил молчание воин Горзаара.

— Ну разумеется! Он носил его до посвящения, или как вы называете тот обряд, — раздраженно пояснила Фрида. — Вестейн, из деревни Сьорни… смуглый, лопоухий, носил черные усы… ах да, отлично играл на лютне. Единственный человек в этой треклятой глуши, способный изготовить новый инструмент.

— Если ты говоришь правду… как давно твой родич стал монахом?

Фрида ответила, и от взора Соглядатая не укрылось, как воины переглядываются друг с другом. Они поняли, о ком она говорила!

— Мы свяжем вас, — сказал монах, первый напавший на Хардвика. — А затем отведем в храм.

Это было прекрасной новостью! Фрида боялась, что мучительный подъем на склон Огненного Зева окажется пустой тратой времени. Удача улыбнулась им… как еще может быть, когда на твоей стороне сами Боги?

Монахи крепко связали руки ей за спиной и повторили тоже самое с Хардвиком. Затем Фрида почувствовала, как стальной коготь упирается ей между лопаток — нужно было идти вперед. Соглядатай не собиралась делать этого в молчании.

— Значит, дядюшка Вестейн жив? И кем же он стал за столько лет? У вас ведь есть какая-то иерархия, а? — спросила Фрида, но монахи лишь промолчали в ответ. — О, вы можете играть в молчанку, а я могу сотрясать воздух… полагаю, все получат удовольствие. Так что, у вас есть самый главный?

— Есть, — сказал монах, идущий за ней.

— И как его зовут?

— Умиротворитель.

— Странно это, — Фрида качнула головой. — Почему Умиротворитель? Разве Горзаар — не бог войны и первобытной ярости? Лучше бы главного жреца звали Воитель или хотя бы Разжигатель. Что скажешь, хм?

Монах не стал делиться своим мнением.

— Вестейн — ваш Умиротворитель? Имею ввиду, тот жрец, которого звали Вестейном?

— Да, — неожиданно ответил монах.

Фрида чуть не остановилась на месте. Вот это новость… она еще раз собрала в голове все, что помнила о своем дяде. Вестейн не был хорошим бойцом. Он много играл с детьми, рассказывал истории, мастерил из дерева инструменты, радовал людей своими песнями. Фрида сомневалась, что из такого простака может получиться хороший жрец. Впрочем, разве она не была такой же?

— Что делает Умиротворитель? — спросила она.

Убивает. Наверняка убивает!

— Успокаивает, — ответил монах.

Они стояли перед массивными бронзовыми воротами. Один из монахов легко взобрался по отвесной стене, вонзая когти между камней. Наверху он обернулся и посмотрел прямо на Фриду.

— Как твое имя?

Она ответила. Значит, все-таки эти монахи могут складывать предложения из нескольких слов!

Ловкач перемахнул на другую сторону и, должно быть, отправился на совет с Умиротворителем. Дядюшка Вестейн, кем же ты стал? Может, размышляешь сейчас, впустить ли чужаков в святое место или прирезать у ворот? Когда Фрида была девчонкой, дядя не был жестоким, но и она с тех пор распрощалась со своей мягкосердечностью.

Наконец, мучительное ожидание закончилась, и бронзовые створки начали открываться. Когда путники вошли, то заметили на другой стороне монаха, перемахнувшего через стену.

— Умиротворитель поговорит с вами, — объявил он.

Монах не уточнил, когда именно. Фриду и Хардвика весьма скудно накормили, напоили водой из минерального источника. Орк ворчал, но Фрида была рада, что мучительный подъем закончился. После трапезы их с Хардвиком заперли в крохотных кельях, и на долгие часы Соглядатай осталась одна.

Фрида убедилась, что дверь закрыта, затем попыталась достать до полукруглого окошка под потолком и не смогла. Что ж, Боги пожаловали ей очередную темницу… Фрида забралась в каменный альков, поджала колени к животу и попыталась уснуть.

Она надеялась, что обойдется без сновидений, но вновь увидела, как Юрген из Аскерми убивал Кейру. Фрида была даже рада, когда монахи бесцеремонно ее разбудили.

* * *

— Поверить не могу, — сказал дядюшка Вестейн, когда понял, кто перед ним.

Умиротворитель пришел в тесную келью, сел на каменный пол и скрестил ноги. Он спокойно заметил, что Фрида не может быть большеглазой девочкой из деревни Сьорни. Она ждала подобной реакции и подготовила подходящий рассказ. С каждым оборотом этой истории лицо старого жреца становилось всё удивленнее.

И все-таки он ей верил. Фрида рассказала своему родичу то, что могла знать лишь она одна. Давным-давно у них двоих было тайное место на берегу реки, где дядя учил ее музыке. Мир девочки перевернулся, когда Вестейн объяснил: любая мелодия состоит, в сущности, из одних и тех же звуков. Каждая струна поет, как ей предначертано, иначе в ней нет никакого толку.

Как горько, что Боги забрали у Фриды музыку! Теперь любая мелодия казалось ей невыносимой какофонией. Как мало красоты осталось в ее мире…

Вестейн поверил, что безобразная старуха перед ним — та девочка с каштановыми волосами, что мечтала научиться музыке. В последний раз они виделись, когда родители увозили Фриду в Луноскол. Потом она сбежит оттуда, чтобы стать настоящим бардом, учиться в карамрийской гильдии — самоучка Вестейн не мог о таком и мечтать! Потом были странствия, замужество, материнство… а затем она стала вдовой и отдала себя Богам. Вестейн с тревогой внимал ее рассказу, а Фрида наблюдала за старым жрецом.

Монахи были правы: старое имя совсем ему не подходило. Дядюшка Вестейн утратил свой веселый нрав, а его черная борода поседела. На бритом черепе были такие же сине-красные татуировки, как и у других монахов. Он не носил стальных когтей или иного оружия, но монахи кланялись ему с величайшим почтением. Удивительно…

— Я рассказала свою историю, дядя. Как видишь, у моего невыносимого облика есть свое объяснение. Получается, я пошла по твоим стопам даже дважды: сначала стала бардом, а затем — жрицей, ха-ха!

Слово «жрица» показалось ей смешным, но Умиротворитель не улыбнулся.

— Мы оба служим… но делаем это по-разному, Фрида.

— Да ну? Разве твой Горзаар — не ипостась Сеятеля Раздора? Кому бы ты не посвящал свои молитвы, все достается Богам!

Наверное, не стоило ей лезть в чужую веру…

— Ты не понимаешь, Фрида. Мы не ждем от Горзаара милостей. Не возносим ему хвалу. Не приводим новых последователей. Этот монастырь возник совсем по другой причине: мы защищаем мир от божьего гнева.

На взгляд Фриды, звучало слишком пафосно.

— И чем же эта ящерица угрожает миру?

Она поймала острый взгляд Умиротворителя и прикусила язык.

— Если Огненный Зев снова проснется, Варракона не станет, как и Архипелага. А, может, и всего Каармора. Наша святая миссия — защитить мир от гибели в огне.

— Значит, вот чем занимается Умиротворитель? Задабривает огненную гору, хм?

Умиротворитель щелкнул четками, намотанными на левое запястье. Фрида не знала, считает ли он ее выпады или просто гонит гневные мысли.

— С каких пор ты стала такой колкой, Фрида?

— Я всегда была не подарок, — хищно улыбнулась она. — Ты знаешь о старости не меньше меня, дядюшка. Когда меч затупился, и ножику будешь рад. Так что делает Умиротворитель?

— Играет музыку. Приносит жертвы. Делает все, чтобы великий Горзаар спал спокойно и не уничтожил Архипелаг своим пробуждением.

Любопытно… если Вестейн не водил ее за нос, в недрах огненной горы была скрыта весьма разрушительная сила. Сеятель Бедствий желал выпустить стихию на волю. Сеятель Раздора жаждал стравить людей за право ей обладать. Сеятель Безумия хотел паники в Каарморе. А Мертвый Бог, Сеятель Магии, звал еще больше неприкаянных душ в бездонное чрево Лимба… Если несколько часов назад Фрида мечтала о монахах в собственной армии, то теперь перед ее носом появилась рыбка покрупнее.

Горзаар… что же ты такое? Чудовище или Бог? Монастырь стоит уже много веков, почему за это время никто не завладел твоей мощью? Неужели жадные до силы имперцы обошли Огненный Зев стороной? Или островные кланы не призывали тебя помочь против захватчиков? Неужели горстки монахов хватило, чтобы веками хранить тайны монастыря в безопасности?

— Зачем ты проделала весь этот путь, Фрида? — проницательно спросил Умиротворитель.

Он не верил, что племянница могла соскучиться по дядюшке, и Фрида не могла его за это винить.

— Мне нужна помощь! Имперцы готовят новое вторжение на острова. Скоро белые плащи придут, чтобы убивать наших братьев, топтать священную землю, и воздух наполнится пеплом сожженных деревень.

— Зачем им это? Я слышал, что в Каарморе неразбериха, провинция лишилась правителя. Империи выгодно, что островные кланы грызутся между собой, им незачем объединять против себя разрозненный Архипелаг.

Фрида удивилась осведомленности своего дяди. Она подозревала, что паломники приносят в монастырь новости. Похоже, верховный жрец Горзаара интересовался окружающим миром сильнее, чем казалось на первый взгляд.

— Искоренители хотят войти в священную землю моих Богов и разорить ее.

— Ты ведь говоришь о Разломе? — Умиротворитель щелкнул четками, и Фрида была вынуждена кивнуть. — Я хочу защитить Архипелаг. Скажи мне, жрица Сеятелей, разве Разлом твоих богов — не такая же угроза островитянам, как и армия Искоренителей? Что плохого может быть в том, что две этих силы уничтожат друг друга, и на островах, наконец, настанет мир?

Фрида едва не задохнулась от возмущения!

— Ты не понимаешь… — прошипела она, но Умиротворитель остановил ее очередным щелчком.

— Довольно. Зачем ты пришла, Фрида? Ради чего поднялась сюда на орочьей спине? Не беспокойся, мы заботимся о твоем друге не хуже, чем о тебе.

Фрида совсем не думала о Хардвике. Да и что могло случиться с этим бугаем?

— Я хочу, что вы помогли против имперских захватчиков. С твоими монахами, дядя, нам будет проще сбросить имперцев в море. Уверена, народ Архипелага последует за тобой: многие чтут Горзаара, и когда начнется священная война, простые люди не останутся в стороне.

Фрида не стала говорить о силе огненной горы, хотя желала именно ее. Дядя смотрел на нее долгим, задумчивым взглядом.

— Если Искоренители поднимутся на Огненный Зев, мои воины сбросят их вниз. До тех пор монахи нужны мне здесь, Фрида. Наша миссия важнее, чем дрязги с имперцами: они приходят, уходят, а Горзаар остается.

— Стой, стой! — вскрикнула Фрида. — Позволь мне объяснить, дядя!

— Мы говорим уже несколько часов, — с тоской напомнил дядя. — И все это время я слышу за твоими словами одну только жажду силы и власти.

— О чем ты? — оскорбилась Фрида.

Дядя молча раскрутил на левом запястье четки и снял их, а затем закатал рукав. С внезапным озарением Соглядатай увидела на его руке красные узоры эмпата. Вот же дура! Из-за ярких татуировок она не заметила очевидного! Вот почему именно Вестейна среди всей деревни избрали служить в монастыре! Только эмпат мог умиротворить Горзаара! Вот почему дядя не носил оружия — он сам был оружием!

Фрида не знала, что сказать. Знай она раньше о мутации дядюшки, то вела бы себя иначе. Получается, весь разговор ее чувства были для него как на ладони. Проклятье! Мерзкий старый обманщик!

— Ты злишься, — заметил Умиротворитель, накручивая четки обратно на запястье. — Я ощутил, как ты оживилась, услышав о силе Горзаара. Отбрось иллюзии: ее нельзя подчинить и направить.

— Может, ты хотя бы отведешь меня в недра горы, а? Позволишь посмотреть на своего бога? — Фрида облизнула губы.

— Не могу, — дядя разочарованно развел руками. — Здесь вы с орком не найдете помощи. И мы не сможем долго кормить вас, все-таки скоро зима.

Умиротворитель прикрыл глаза и поднялся на ноги. Фрида ухватила его за руку.

— У них моя дочь, Кейра! Она родилась эмпатом… как и ты. Искоренители забрали ее, понимаешь?! Они хотят использовать девочку в Разломе… а потом убьют ее! Каждую ночь я вижу кошмар о том, как моя Кейра умирает. Каждую ночь, слышишь?! Если ты не хочешь помогать моим Богам, то помоги родной крови!

— Ты в отчаянии, — сказал Умиротворитель, освобождая свою руку. — Похоже, это правда… но мой ответ от нее не зависит. Я сказал: здесь ты не найдешь помощи. Но ты можешь найти ее в другом месте.

— Да? Где же?

— Старый ярл Драскета вот-вот отойдет в мир иной. Кланы не слишком жалуют старика, но его внук подает большие надежды. Он распаляет молодежь обещаниями сбросить ярмо Империи и вернуть славу Архипелагу. Власть в Кааморе штормит, и Хьялмар не упустит эту возможность.

— Откуда ты все это знаешь? — не в первый раз удивилась Фрида.

— Паломники поднимаются на гору. Старые монахи странствуют в поисках учеников, которым передадут свои когти-катары. Мы слушаем, Фрида, только и всего.

— Что ж… в таком случае, спасибо за еду и кров, дядя. Мы с Хардвиком не станем злоупотреблять вашим гостеприимством и отправимся в Драскет.

Умиротворитель сделал несколько шагов к выходу из кельи.

— Я не думал, что увижу тебя когда-нибудь, Фрида. Ты напомнила мне о беззаботных днях моей забытой молодости… как это было давно! Останься еще на один день: я могу починить твою мандолину.

— Спасибо, дядя. Я этого не забуду!

«Тебе придется выбрать сторону, рано или поздно» — подумала Фрида, провожая Умиротворителя взглядом.

12 Шарлин

— Я слышу твои шаги, дитя. Подойди, — властным голосом потребовала леди Марианна.

Она всегда обращалась к Шарлин именно так, чтобы подчеркнуть ее молодость, а, значит, неопытность. Однако сейчас Марианна делала все, чтобы самой выглядеть моложе: на ее лицо и шею была наложена маска из белого крема, а глаза закрыты лепестками роз. Хозяйка Тревейны неподвижно сидела, запрокинув голову, на высоком табурете посреди бальнеологической лечебницы замка. В это время две юрких служанки самоотверженно накладывали на ее тело целебную грязь. Леди Марианна советовала грязелечение «от суставов» знакомым аристократкам, прекрасно зная, что в Тревейне достать эту субстанцию почти невозможно. На взгляд Шарлин, чудодейственная грязь из Ржавых Топей выглядела дерьмово и пахла не лучше.

Дочь Хауриндского Льва подвела неутешительный итог: как бы ни старалась Марианна, признаки старости уже проявились на ее истончившейся коже. Сейчас, без бархата, пудры и украшений, это было особенно заметно. Впрочем, этот вывод за Шарлин сделала ее злость.

Сначала эта старая мамзель несколько дней с ней не разговаривала, а теперь вызвала прямиком сюда! Шарлин внутренне кипела от негодования. Вот она стоит, точно просительница перед троном, в одном полотенце и смотрит, как молодящуюся старуху ублажают массажистки! Втирают в ее кожу лечебное дерьмо! И Марианна специально не отзывает прочь служанок: все, чтобы Шарлин понимала, где ее место. Хозяйка Тревейны слишком занята, чтобы принимать несостоявшихся невесток в своем кабинете!

Дочь Хауриндского Льва подбадривала себя злостью, потому что знала: Марианна готовит ей взбучку. Она не простила Шарлин тех скандалов, что случились на балу в честь будущей свадьбы Коннора и Терции. К большому разочарованию, старой ведьме каким-то чудом удалось сохранить этот брак в силе.

— Ты хочешь мне что-нибудь рассказать? — устало спросила леди Марианна.

Шарлин бы с наслаждением бросила ей в лицо, какие грязные секреты префекта она теперь знает. Если документы из заветной шкатулки Коннора попадут на глаза сподвижникам Императора, Бертрам отправится в тюрьму вместе со всеми подельниками! Сколько силы было в этих бумагах… но пока Шарлин не могла пустить их в ход. Важные шишки из Столицы далеко, а Марианна все еще слишком близко. Стоит ей шепнуть одно слово, и какой-нибудь слуга случайно споткнется и всадит нож Шарлин в живот. Власть жены префекта в княжеском замке была почти абсолютна.

— Нет, миледи, — елейным голосом ответила Шарлин. — Хочу лишь пожелать вам прекрасной… физиотерапии.

— Ты очень мила сегодня, — великодушно оценила Марианна. — Чего не скажешь о последнем балу. Ваш танец с Максимусом был бесподобен ровно до тех пор, пока мой сын не споткнулся и не упал лицом в пряные закуски. Ты скажешь, что это случайность?

— Абсолютная, трагическая случайность! — с чувством подтвердила Шарлин.

Не стоило так переигрывать, но у этой старой мамзели все равно закрыты глаза.

— Мой сын чуть не ослеп. Ты знаешь, я люблю своих детей… и приглядываю за ними. Поверь, я знаю точно: ты хотела расстроить помолвку Коннора. Привела на бал ту куртизанку с Рыбачьих Утесов. Устроила этот скандал с Максимусом, чтобы отвлечь внимание. И, наконец, потащила Терцию смотреть, как мой сын ей изменяет. Коннор вновь меня разочаровал, а ты… хм, если ты заставила работать такой сложный план, какой-никакой талант в тебе есть.

Одно из двух: либо Марианна не знала об украденной шкатулке, либо делала вид. Шарлин взволнованно проглотила слюну и промолчала: самовлюбленные монологи жены префекта лучше было не прерывать.

— Знаешь, в чем-то я тебя понимаю, — продолжила Марианна. — Всем известно, что мой Бертрам достаточно ветрен. Отчаянные женщины порой пользуются слабостью его характера, но затем горько об этом жалеют. Измены — это раны, которые не заживают. Мы с тобой привыкли наносить раны в ответ… однако ты — не я. Мы обе знаем: чтобы удержать Коннора, тебе достаточно было забеременеть. Признай поражение: с этим Терция справилась лучше тебя. И эта глупая выходка… скажи, я похожа на дуру, которой нравится решать бесконечные проблемы непутевых сыновей?

— Нет, миледи.

Шарлин знала, что ответ совершенно не был нужен Марианне, и высказалась из чистого сопротивления. Хозяйка Тревейны продолжала наслаждаться собственным голосом:

— С Лукрецией было проще. Она уехала с мужем в Карамрис, будучи даже моложе тебя. А что касается твоей свадьбы, дитя… Я понимаю твои мотивы, но поступок есть поступок. За все нужно платить. Я расторгаю твою помолвку с Максимусом.

Одна из служанок не выдержала и ахнула, Шарлин же стоически восприняла новость. Это было явно не худшее возмездие, которое могло ей грозить. Она бы ни за что в жизни не вышла замуж за этого желторотика!

— И что со мной будет?

— А как ты сама думаешь? — Марианна ответила вопросом на вопрос, дабы подержать Шарлин в напряжении.

Было бы логично отправить ее домой, в Хауринд, прямиком к властолюбивым братцам. Да только они были замешаны в грязных делишках Бертрама. Марианне нужна была страховка, что хауриндские партнеры ее мужа не проболтаются. Шарлин была не только потенциальной невесткой, но и заложницей.

— Кажется, юная Шарлотта стесняется отвечать. Вон отсюда, девочки, — приказала Марианна служанкам.

Они исчезли, как утренний туман, а Шарлин по-прежнему думала, что сказать.

— На вашем месте, я бы использовала себя по полной. Например, отправила бы девчонку в Хауринд почти без охраны. Подстроила нападение на дилижанс. Выживет, сдохнет — плевать. Главное, громко и с чувством обвинять своих врагов. Заработать еще пару очков для мужа в схватке за титул наместника.

Леди Марианна осторожно убрала с глаз лепестки роз и внимательно посмотрела на Шарлин.

— Браво! Ты разгадала мой план, — хозяйка Тревейны хлопнула в ладоши и саркастически улыбнулась. — Я могла бы так поступить, будь ты безвольной куклой. Но у тебя есть хватка… впрочем, до Хауриндского Льва тебе далеко. Тебя подводят скудный опыт и слишком раздутая вера в себя.

Кто бы говорил! Марианна считала себя неуязвимой, но ошибалась.

— Когда ты приехала ко мне, я сразу спросила: чего ты хочешь, дитя? Конечно, ты солгала, но затем все-таки сказала правду. С тех пор что-то изменилось?

— Ничего не изменилось! — процедила Шарлин. — Я хочу найти убийц моего отца. Хочу, чтобы они получили по заслугам!

— Ах, какая музыка! Я не могу предложить тебе выгодный брак, но возмездие… о, с этим можно работать! Я хочу, чтобы ты завтра же уехала в Кьяргон. Матильда, моя поверенная, поедет с тобой, и ты будешь слушаться каждого ее слова. Если справишься, то получишь свое возмездие, а мой муж станет наместником.

— Я думала, вы больше мне не доверяете.

Предложение Марианны звучало слишком хорошо… где же подвох?

— Ты все узнаешь… в свое время. Завтра ты встретишься с Матильдой на борту «Искателя звезд». Успей закончить все дела в моем городе.

Разговор был окончен, и хозяйка Тревейны потеряла интерес к несостоявшейся невестке.

— Миледи… я благодарю вас. Я не заслужила такого шанса, — переборов себя, сказала Шарлин.

— Возможно, ты еще будешь меня проклинать.

* * *

«Искатель звезд» был готов к отплытию, но Шарлин еще нужно было завершить последнее дело в Тревейне. Они стояли рядом с ней на портовой брусчатке — верная Лайза, загадочная Вазира, сердобольная Тереза и прекрасная Келли с ее невероятно густыми рыжими волосами. Компаньонки и подруги, которых ей так не хватало в этом мрачном городе. Но лишь одна из них отправится в Кьяргон вместе с Шарлин — для всех остальных она приготовила прощальные подарки.

— Тереза, — дочь Льва подошла к первой компаньонке, и взяла ее руки в свои. — Я очень рада нашему знакомству. Твой смех поддерживал меня в самые тяжелые моменты! Возьми этот волчок. В детстве отец вырезал его для меня, а теперь пусть им играет твоя маленькая дочь!

Тереза разрыдалась и бросилась к Шарлин в объятья. Она похлопала компаньонку по пухлой спине. Конечно, история волчка была выдуманной. Зато позолота и инкрустации были самыми настоящими.

— Спасибо, миледи! Спасибо! — причитала Тереза.

Через несколько минут Шарлин удалось ее успокоить, и настал черед следующей компаньонки.

— Вазира… когда мы познакомились, ты была ассистенткой фокусника. Он собрался метать в тебя кинжалы, а сам был в стельку пьян. Я ахнула, когда ты увернулась от первого ножа: какая грация! Восхищение не помешало мне остановить этот балаган… Ты и твои младшие братья — беженцы на чужой земле. Я нашла кое-что, что напомнит тебе о родине, — Шарлин достала из сумки бутылочку безумно дорогих благовоний. — Это настоящая шафрановая вода!

Глаза смуглокожей компаньонки удивленно округлились. Она поклонилась до самой земли и с благодарностью приняла подарок.

Шарлин подошла к третьей компаньонке. По правде говоря, этот дар ей хотелось вручить сильнее всего. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы все должным образом организовать…

— Моя дорогая, милая Келли! И почему мы познакомились так поздно? Сколько безумных авантюр мы не успели совершить! Я безумно сожалею о том, что в замке ты подверглась опасности. Коннор — мерзавец, и, поверь, он еще получит по заслугам… Есть ли на свете мужчины, которым можно доверять? Я молюсь, чтобы твой возлюбленный был именно из таких. Так хочу, чтобы ты была счастлива!

И она протянула Келли перевязанную ленточкой грамоту. С озорством Шарлин смотрела, как рыжая красавица из Дагроссы развязывает узелок, а затем разворачивает бумагу.

— Это… — Келли, конечно, потеряла дар речи.

— Амнистия, — просияла Шарлин. — Подписана префектом Бертрамом и главным судьей, да еще со всеми печатями. Все по закону! Отнесешь начальнику каменоломен — и твой Феликс будет свободен!

— Я… я даже не верила… спасибо! — Растроганная Келли обняла свою благодетельницу.

— Я держу свое слово, — сказала Шарлин, ощутив небывалое удовольствие. — Обещай, что вы вместе сходите на ярмарку Начала Зимы! Я так ее ждала, и как назло уезжаю за два дня до открытия. Факиры, дрессировщики, лицедеи… а пирожки с клюквой, ммм… столько приятных воспоминаний!

— Я… мы будем там! Конечно!

Шарлин даже не ожидала, что дарить подарки будет настолько приятно. Но у нее осталась еще одна, последняя компаньонка.

— Лайза, моя родная, незаменимая правая рука! Когда Марианна порекомендовала взять тебя компаньонкой, я сомневалась. Кто мог подумать, что пройдет время, и я не смогу без тебя обойтись? Ты подлинное сокровище и достойна намного большего, чем может дать этот город! Я обещаю, что в Кьяргоне ты получишь лучшее образование, какое только есть в Каарморе!

— Я мечтала об этом, — сказала Лайза с волнением.

— Поставь саквояж, и я тебя обниму!

Келли помогла подруге с тяжелой сумкой Шарлин (одной из многих), и дочь Льва завершила последнее на сегодня объятье.

— Благодарю вас за дружбу и будьте счастливы! И не забывайте меня… когда-нибудь встретимся вновь!

* * *

Матильда терпеливо курила трубку, пока портовые грузчики поднимали багаж леди Шарлин на «Искателя звезд». Дочь Льва прежде не встречала шпионок, которые бы настолько выделялись в любой компании. Матильда была высокой женщиной с пышными формами и никогда не расставалась со шляпой с огромными красными полями. Поверенная леди Марианны одевалась вызывающе и умела пускать дымовые кольца.

Когда Шарлин осмотрела каюту и поручила Лайзе разложить вещи, она вновь поднялась на палубу побеседовать с Матильдой. Остроконечные шпили Тревейны уплывали вдаль, а шпионка только-только обыграла в карты какого-то матроса. Посмеиваясь, она требовала его серьгу в уплату карточного долга.

— Леди Шарлотта! Не хотите сыграть? — с озорством предложила Матильда.

— Я не играю в карты. Но однажды мы с подружками в Хауринде гадали на жениха. Помнится, тогда мне не повезло в любви. И до сих пор не везет.

— Через две недели в Кьяргоне состоятся собрание земель и выборы наместника. Все важные шишки будут там — отличное место, чтобы найти жениха!

— Этого сборища не было бы, будь мой отец жив! Его убийца будет там. Я хочу знать, кто это!

— Узнаете… как только сыграете свою роль.

— И какую же роль Марианна мне отвела?

— Улыбаться. Слушать. Создавать новые союзы. Куда вы так спешите, миледи?

— Я ненавижу неопределенность. Внутри нее так неспокойно… Есть хоть что-то, о чем ты можешь мне рассказать? Или будем обсуждать блики на волнах?

— О, я могу поддержать любую тему! Например, как вам мыловарение?

Шарлин промолчала. Она взяла колоду карт, перетасовала и вытянула одну наугад. С рисунка на нее смотрел суровый мужчина в черной жилетке. «Барон»… неплохо, но она рассчитывала на большее. Она протянула колоду Матильде.

— Вытянешь карту старше, и я отвечу тебе на вопрос. Иначе рассчитываю на твой честный ответ… согласна?

— Не повезло, — посетовала Матильда, поддавшись азарту. — Будь осторожнее с тем, что хочешь узнать. Я отвечу тебе только «да» или «нет».

Шарлин набралась решимости и спросила:

— Марианна планирует убить меня?

— Нет. Дурацкий вопрос! Как я могу знать, что задумала жена префекта? Все это лишь в ее голове.

— Еще раз, — Шарлин выставила колоду вперед, словно щит.

— Ваши шансы сталь чуть хуже, — заметила Матильда, но вытянула карту. — Проклятье!

— Великолепно! — широко улыбнулась Шарлин. — Скажи, Марианна причастна к убийству моего отца?

— И снова плохой вопрос… Нет, если вам от этого легче.

Шарлин почувствовала, что ей и впрямь полегчало. Хотя зачем Матильде отвечать откровенно? Она выбрала ложь в качестве профессии! Столько вопросов роились в белокурой голове Шарлин, и она вновь протянула колоду шпионке.

— Вы проиграли, — безжалостно сказала Матильда, показав Шарлин третью карту. — Теперь я спрашиваю вас, леди Шарлотта. Скажите: документы из шкатулки Коннора сейчас на этом корабле?

Шарлин проглотила ком в горле и почувствовала, как леденеют пальцы. Откуда эта шляпница знает? Неужели Марианна догадалась, что это Шарлин присвоила документы? Она ведь даже не намекнула! Никто не знал, кроме компаньонок. И то, Вазира с Терезой знали лишь фрагменты… Неужели Шарлин предали собственные подруги? Как еще Матильда могла узнать?

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Я же сказала! Небольшая, красивая шкатулка с документами. Хранилась где-то в кабинете Коннора. Ваши компаньонки похитили ее во время бала, — терпеливо объяснила Матильда.

Как она, дочь самого Льва, могла так проколоться? Какого черта она сидит на треклятой табуретке посреди палубы, заламывает пальцы и ждет, пока какая-то служанка ее отчитает? Она достойна своего отца, и никто не услышит ее оправданий!

— Шкатулки нет на корабле, и документов тоже! — со злостью выпалила Шарлин. — Я что, похожа на дуру? Зачем мне таскать с собой документы, от которых зависит моя жизнь?

— Стало быть, вы отправили в Кьяргон курьера. Умно… хотя и недальновидно. Чем скорее вы отдадите мне документы, тем безопаснее для вас, — Матильда безжалостно подвела итог.

— Ты что, угрожаешь мне? — спросила Шарлин взрывоопасно тихим голосом.

Корабль посреди Залива Молний, набитый незнакомыми матросами и шпионами Марианны. Лишь одному человеку она могла доверять, но Лайза копошилась где-то в трюме. Если эта дородная женщина захочет выбросить Шарлин за борт, она сделает это без всяких трудностей. Все, что сможет дочь Льва — прокусить красные перчатки Матильды! Как же она ненавидела эту беспомощность! Вот почему ей так хотелось забраться на вершину — туда, где ее никто ее не достанет! Ее отец правил целой провинцией, и никто не смел ему возразить! Врагам хватило смелости подослать убийц лишь тогда, когда папе перевалило за семьдесят!

— Угрожаю? О, это совсем не мой стиль! — беззаботно рассмеялась Матильда.

Шарлин сжала виски руками. Она что-то упустила! Откуда шпионка знает о шкатулке? А откуда узнала сама Шарлин? Еще до того, как она впервые попала к Коннору в кабинет и обыскала письменный стол… Точно, Лайза сказала ей! Она подслушала разговор сына Марианны с какой-то дамой. Они обсуждали, что документы нужно уничтожить, но пустоголовый Коннор про них забыл…

Блестящая догадка поразила Шарлин. От неожиданности она даже прикрыла рот рукой:

— Ты! Та самая женщина, которая советовала Коннору уничтожить бумаги… Если я позову Лайзу, она узнает твой голос!

От неожиданности Матильда закашлялась, но не выпустила трубку из руки.

— Кхе! Вы удивили меня, миледи. Ненавижу, когда-то кто-то так делает… Но вы правы, той женщиной была я. Как думаете, зачем я дала малютке Лайзе себя подслушать?

Шарлин осеклась. Только она почувствовала триумф, как Матильда вновь все запутала. Дочь Льва отчаянно пыталась собрать мозаику, но ответы от нее ускользали.

— Что, голова раскалывается? — хихикнула Матильда. — Раскрою секрет: я не хотела уничтожать документы. Они нужны были мне в целости и сохранности.

— И тут в дело вступили мы!

— И навели столько шороху, что Коннор забыл про мой интерес!

Она специально дала Лайзе подслушать тот разговор, затем использовала Шарлин, чтобы выкрасть секретные документы у сына собственной госпожи. У этого могло быть лишь одно объяснение, и оно пугало до дрожи.

— Ты служишь не Марианне. Кто ты такая? — с ужасом спросила Шарлин.

— Вы неглупая девочка, леди Шарлин. Однажды догадаетесь.

Матильда поправила широкополую шляпу, поднялась из-за стола и направилась в трюм, оставив Шарлин наедине с ее мыслями.

Леди Марианна, всемогущая хозяйка Тревейны, доверяла этой женщине… неужели она ее предала? А может, никогда и не была ей верна? Кому еще могли пригодиться тайны из заветной шкатулки?

Эти документы явно свидетельствовали о том, что префект Бертрам предал Империю. Он сговорился с братьями Шарлин против Бальдвина, хозяина Рыбачьих Утесов. После смерти Хауриндского Льва Бальдвин считался фаворитом на пост наместника. Все прочили ему венец победителя… но Тревейна и Хауринд рука об руку готовили ему поражение. Они раздули пламя восстания под небом Дагроссы!

Оно началось с недовольства рабочих на верфи. Бальдвин сделал несколько ошибок в отношениях с так называемым «народом корабельщиков»: сначала взбунтовались работяги — коренные жители, затем протест с готовностью подхватили бедняки и вольнодумцы. Губерт, командор стражи, тайно брал деньги от Коннора и изображал бурную деятельность, не пытаясь остановить мятеж. За это Бальдвин его и убил… Префекту пришлось действовать жестко, на улицах пролилась кровь. Стража свирепствовала. Хоть бунт и был подавлен, а зачинщики казнены, недовольство народа никуда не делось. Они устали от Бальдвина и хотели перемен…

Император закрывает глаза почти на все, что происходит в провинциях, но к мятежам относится чрезвычайно серьезно. Угрожать целостности Империи — тяжелейшее преступление, которому нет оправданий. Искоренители провели собственное расследование в Дагроссе, пытаясь найти настоящих вдохновителей восстания. Разумеется, во всем обвинили культистов! А Бертрам, Коннор и сыновья Хауриндского Льва вышли сухими из воды. За их деньги агитаторы распаляли ярость бедняков, а в руках мятежников откуда ни возьмись появилось оружие.

Все это Шарлин узнала из секретных бумаг, которые лежали в сумке курьера, покидающего Железные Рудники. Они могли уничтожить префекта Тревейны, ее никчемных братьев, поставить на место высокомерную Марианну… и, вероятно, сделать Бальдвина новым наместником. На минуту Шарлин ощутила вожделенную власть, и вот снова почувствовала себя уязвимой и брошенной. С тех пор, как отца убили, это чувство возникало у нее постоянно.

— Ты будешь мной гордиться, — горько пообещала она морской воде.