Сумасшедшая парадигма делает СССР газовой супердержавой

Гайрат Нуритдинович Махмудходжаев, 2019

В контексте становления страны энергетической супердержавой напрямую через мироощущение и восприятие – молодого геофизика, выпускника московского вуза, приводится стенограмма ключевых моментов освоения Зап. Сибири. События излагаются жестко без ретуши и глянца. Из хронологии записанных событий следует, что произведение является последним свидетельством очевидца знаковых событий в Зап. Сибири, шестьдесят лет назад. Содержит нецензурную брань.

1.Сопливый мальчишка.

Я гуляю в полном одиночестве по палубам белоснежного красавца речного лайнера “Ленинский Комсомол”. Наш лайнер стремительно поднимается в Высокие Широты. Мы идём, прижимаясь к правому берегу. Совсем рядом с нами на крутом 20-ти метровом обрывистом песчаном берегу стоит сплошная зеленая стена из величественных и неприступных в своей красе корабельных сосен, кедров и раскидистых елей. Но время от времени из этого ряда кто-то прямо на наших глазах вдруг срывается вниз по обрыву и вот уже этот таёжный красавец или красавица беспомощно болтается как щепка и несётся в мутных водах величественной и безжалостной Оби. А на берегу стоит и дожидается своей печальной участи очередная жертва. Она ещё стоит в своей таёжной красе. По её блестящей коре ещё струится янтарная смола, её ещё венчает пышная вечнозелёная крона, в которых скрываются полновесные чешуйчатые шишки, готовые дать жизнь следующему поколений таёжного чуда. Но нет! Её час уже пробил, её уже ждет внизу ненасытная Обь. Идёт безжалостная и бескомпромиссная борьба двух стихий — стихии водной и таёжной, в которой повинны силы Кориолиса, отклоняющие вправо все реки северного полушария, текущие на Север и влево все реки южного полушария, текущие на Юг. Вот уже позади остался посёлок Берёзово, где в 200 лет назад доживал свою блестящую жизнь опальный царедворец Петра и Екатерины 1 — князь Меньшиков, и где совсем недавно в 1953 году нежданный газовый фонтан газа из опорной скважины сообщил стране о неизведанных ещё богатствах недр Западной Сибири. А мы днём и ночью несёмся дальше к Полярному кругу, за которым лежит неизведанная и таинственная Арктика, и сам его Величество Ледовитый Океан. И сейчас именно здесь страна собирается открыть и прочитать первую страницу своих Арктических нефтяных и газовых богатств — но по силам ли мне стать полноправным участником этих событий? Мы продвинулись на Север ещё выше. На палубах — холодно и по ним временами гуляет позёмка. В лицо дует пронизывающий ветер, наполненный колючими снежинкам. Картина на берегу разительно переменилась. Мимо уже проносится стена из белоствольных берез. Листьев на них ещё нет, и они стоят ещё нагие в своей первозданной белоснежной красе. Но вот и берёзы постепенно сменяются приземистыми чахлыми деревцами, окруженные северным колючим кустарником. Обь раздалась. Но её левого берега за бортом как не было, так и нет. Где-то там, вдали с трудом можно разглядеть залитую пойму с протоками, старицами, озерцами и островками с чахлыми деревцами, и пышным кустарником, а ещё дальше поднималась такая же не приглядная голая первая надпойменная терраса. Это всё, что оставила Обь от некогда царившего здесь таёжного чуда. Шёл третий день нашего плавания. Раннее утро. Пасмурно. Сыро. Моросит мелкий июньский дождик. И вот уже последний поворот. Наше судно, на сбавляя хода, закладывает правый вираж и входит в устье Полуя. Ещё пару часов и мы на траверсе Салехарда — столицы Ямало-Ненецкого нац. округа. Все спускаются с верхней палубы и начинают готовиться к высадке на долгожданный берег. На теплоходе царит радостная суета, связанная с окончанием надоевшего уже всем плавания. Вот показывается причальный дебаркадер пристани с огромной вывеской — “Салехард”. Мы — за Полярным кругом. Вернее, точно на Полярной параллели. За дебаркадером, чуть выше на берегу виднеется стандартное голубоватое здание самой пристани, где находятся билетные кассы, буфет, комната матери и ребёнка, туалет, администрация и прочие портовые службы. Следует привычный обмен приветственными гудками и начинается процедура швартовки лайнера к дебаркадеру пристани. Теплоход на малых оборотах ложится в дрейф напротив дебаркадера и начинает подрабатывать к нему к нему боковым трендом. Матрос на носу бросает чалку на дебаркадер. Там её ловят, вытягивают с теплохода причальный канат с петлёй на конце и надевают её на кнехты дебаркадера. Теперь начинаются причальные па нашего теплохода. Он то отрабатывает, то подрабатывать к дебаркадеру и. одновременно наши матросы выбирают швартовые на носу и на корме пока они не натягиваются как струны. Но вот швартовка закончена. Наш теплоход намертво припаркован к отбегавшим свой век причальным ЗИЛовским покрышкам, сплошь опоясывающими борт дебаркадера. Мы уже все толпимся на нижней палубе. Матросы открывают состыкованные причальные проходы в бортах дебаркадера и теплохода. В проходы ложится широкий трап с поперечинами. И вот старшой уже даёт отмашку на выход. И все бросаются на трап в проход на дебаркадер, работая локтями, оттаптывая друг другу ноги как будто позади остаётся не трёхпалубный комфортабельный “Ленинский комсомол”, а тонущий и гибнущий “Титаник”. Я поддаюсь общему порыву и тоже бросаюсь в проход на дебаркадер, чтобы скорей выбраться на берег, чтобы, наконец, почувствовать под ногами твердую землю, которая уже начала ускользать у меня из-под ног в Хантах. Но твёрдой земли, как таковой, под ногами не оказалось. Под ногами оказались полуразрушенные, полусгнившие мостки, проложенные через чёрно-бурую пузырящуюся жижу, и казалось — ступи в неё нечаянно ногой — то так и останешься в ней навечно. По этим мосткам я дошёл до центра Салехарда, где без труда узнал местоположение экспедиции с координатами, которые у меня сразу же вызвали морские ассоциации — Ангальский мыс Я иду по мосткам, проложенным справа от дороги, ведущей в сторону Ангальского мыса. Сама дорога представляла собой последовательность луж различных размеров и различной глубины, сообщающихся и не сообщающихся между собой, и трудно было понять, какой же вид транспорта обеспечивает экспедиции надёжную связь с остальным миром? И можно было предположить, что — это только экспедиционные трактора и вездеходы. По обеим сторонам дороги стояли аккуратные серо-голубые домики частных владельцев из щитовых панелей и с резными наличниками. Перед каждым таким домиком был палисадник, огороженный штакетником. В палисадниках виднелись чахлые деревца и кустарник, а за домами виднелись огороды, без всяких признаков зелени, а за ними с обеих сторон были пустыри. Я бодро шагаю по серым мосткам под серым пасмурным небом. Мне — 24. За спиной болтается рюкзак. Я полон сил, надежд и молодости. И мне сам чёрт — не брат. Серо-голубые домики с резными наличниками исчезают. Начинают появляться непонятные вытянутые строения, выстроившиеся в шеренги, друг за другом и похожие на конюшни с маленькими оконцами наверху. Это были остатки “ЗОНЫ”, а непонятные строения — бывшие бараки полит ЗЕКОВ Страны Советов. В одном из таких переоборудованном и переустроенном бараке и расположилась Ямало-Ненецкая комплексная геологоразведочная экспедиция или ЯНКГРЭ. Через обязательный здесь для всех жилых помещений зимний тамбур я вхожу в экспедицию. В приёмной мне сообщают, что всё начальство в разъезде и вернётся не ранее 3-х дней. Огорчённый я пошёл выяснять свою судьбу в отдел кадров. В отделе кадров я было начал, что я — оператор из Ханты-Мансийска, но Бован…” Так Вы — Шарафутдинов Марлен Салихович”, перебила тотчас меня женщина — начальник кадров — “А мы Вас ждем! — Меня ждут?!”. У меня перехватывает горло. Доселе в жизни неизведанное чувство охватывает меня. “Меня ждут?! Меня — вчерашнего сопливого мальчишку из далёкого Ташкента ждут здесь в Заполярной экспедиции, чтобы начать разведку недр Арктики”. Я написал свою короткую немудреную биографию и начал заполнять листок учёта кадров с его многочисленными дурацкими вопросами. В графе — “Есть ли у Вас родственники заграницей?”, я ответил — “Нет.” И это была правда. А в графе — “Были ли Вы заграницей?” Я тоже ответил — “Нет”. А это была уже неправда.

Конец ознакомительного фрагмента.