Капер его величества

Галина Вадимовна Погодина (2024)

Начало XVII века. Генри Мэйнуэринг — талантливый выпускник школы рыцарского ордена госпитальеров, из-за конфликта остаётся без работы и нанимается матросом, а после нескольких рейсов организует пиратский экипаж и угоняет корабль. Он добивается больших успехов и становится капером, выполняя поручения Адмиралтейства. Его пытаются привлечь на свою сторону испанцы, но безуспешно, и в его отсутствие сжигают замок вместе с домочадцами. Мэйнуэринг перебирается в Англию, становится советником короля Якова I и союзником милорда Бэкингема. Ему поручают спасти из Испании наследника престола, будущего Карла I, он это выполняет и после коронации Карла становится его преданным вассалом. Начинается гражданская война, срежиссированная наследниками тамплиеров на территории Шотландии. Мэйнуэринг, как ученик госпитальеров, является их врагом и пытается защитить Карла, однако короля казнят, а Генри бежит во Францию.

Глава 5. Возвращение

Ночью Генри проснулся, словно его толкнули. Он протянул руку — Тадефи рядом не оказалось, её подушка была холодной. Приподнявшись на локте, он увидел тёмный силуэт на фоне звёздного неба, вскочил и вышел на галерею, обнял подругу за озябшие плечи, подхватил на руки, уложил в постель, крепко обнял, чтобы согреть.

— Что с тобой, моя радость?

— Пожалуйста, возьми меня с собой, мой любимый!

— Нет… Ты не представляешь, что это такое, да ещё в тех широтах. Постоянный холод, ветер, дождь, шторма, ни минуты тишины днём и ночью. Нет горячей воды, чтобы умыться, из еды только рис с солониной два раза в день и обычная вода, которая уже через пару недель приобретает затхлый вкус. А ещё — постоянный риск морских сражений, когда вражеская картечь и ядра разрывают людей на части, а корабли уходят на дно вместе с экипажем… Там не место для моей хрупкой красавицы. Я вернусь к осени, дорогая. Обязательно вернусь, ты веришь мне?

Тадефи молча уткнулась ему в грудь.

— Ты остаёшься за хозяйку, — прошептал он. — Я оставляю тебе деньги на расходы. Если что-то понадобится, говори Мунибу, а он разберётся, что делать.

Весной 1613 года Мэйнуэринг отплыл на Ньюфаунленд во главе эскадры из восьми своих лучших кораблей и через полтора месяца прибыл в Грейс-Харбор. Истона там не оказалось — как выяснилось, он со своим флотом ушёл разбойничать куда-то на юг. Это было даже к лучшему. Генри в сопровождении вооружённого эскорта явился к местному старшине рыбаков — крепкому мужчине средних лет, предъявил ему свой королевский патент и обвинил в сообщничестве с пиратом, бунтовщиком и изменником.

— Его величеству стало известно, что пират Питер Истон и его приспешники занимаются здесь грабежами английских судов и стремятся отторгнуть колонию от власти суверена. Мне поручено арестовать и доставить в Англию всех, кто здесь действует во вред королю.

— Но… Сэр, вы же не хотите сказать, что я… Вы же не думаете, что у меня в голове могло быть что-нибудь такое подобное! — бормотал в смятении старшина.

— То, что я думаю, не имеет никакого значения, мистер. Я не более чем инструмент его величества в борьбе с его врагами.

— Однако же мистер Истон заверил меня, что у короля нет достаточного количества кораблей, чтобы послать их сюда!

— Понимаю. Вы совершали свои преступления, не ожидая, что до вас не дотянется королевская власть, — холодно произнёс Генри.

— Ох, как вы выражаетесь!.. Я так и знал, что когда-нибудь со мной случится эта беда! Прошу вас, сэр, подскажите, как мне избежать гнева короля? Поверьте в мою искренность, сэр, ведь мистер Истон — не тот человек, с кем можно спорить! Он бы сразу прикончил меня и назначил старшиной кривого Бьорна из Олесунна! И что стала бы тогда делать моя вдова и четверо детей? Я готов искупить свою вину и исполнить свой долг перед его величеством, если только вы защитите нас от гнева мистера Истона! Ведь он такой свирепый, вы совсем на него непохожи, сэр, у вас лицо немного как у нашего капеллана, да простит мне Бог такое сравнение!..

Генри с трудом сдержал улыбку.

— Всё будет забыто, если вы и все ваши люди принесете клятву верности его величеству и выплатите контрибуцию. Также вы должны будете обеспечить мои команды провиантом.

— Ох, сэр, вы вернули меня к жизни! Конечно, сэр, всё, что вы скажете! Но можете ли вы заодно защитить нас от французских и испанских рыбаков, которые ловят рыбу в наших прибрежных водах? Они выходят в море в сопровождении вооружённых кораблей, которые почём зря отнимают наш улов, топят наши лодки и губят наших людей!

— Защищать рыбаков его величества от врагов и пиратов — моя прямая обязанность, — заверил Генри.

Это обещание воодушевило прибрежных жителей: действительно, нападения со стороны соперничающих держав сильно им докучали. Восемь больших кораблей Мэйнуэринга сами по себе были впечатляющим подтверждением его военной мощи, так что многие рыбаки выразили желание присоединиться к его командам, чтобы отыграться за свои обиды и заработать на королевской каперской службе. Желающих было столько, что Генри принимал только лучших, одного из шести.

Он приказал немедленно сообщать, если иностранные суда снова появятся поблизости. Долго ждать не пришлось, и уже в конце мая явился испанский рыболовный флот из шести кораблей и, не ожидая никакого возмездия, пристроился ловить треску вблизи английских берегов. Подождав несколько дней, четвёртого июня Генри вышел из бухты на рассвете, напал на испанцев, отобрал львиную часть пойманной трески и прогнал непрошенных гостей. Сопровождающий рыбаков военный корабль не стал дожидаться, когда дойдёт очередь до него, и удрал первым. После этого Мэйнуэринг принялся крейсировать в южном направлении и обратно, охраняя вверенное ему побережье.

В один из дней ему доложили, что навстречу идёт эскадра из двенадцати кораблей под английскими флагами. В подзорную трубу Генри прочитал название флагмана — «Хэппи эдвенчер»: это был корабль Питера Истона. Мэйнуэринг приказал идти на сближение и поднять флаг, обозначающий предложение провести переговоры.

Генри в одиночку перешёл на палубу флагмана. Ему навстречу выступил высокий, плечистый, но сутулый мужчина с неприветливым лицом — это и был Истон.

— Кто ты такой, чёрт тебя дери? — произнёс он вместо приветствия.

Генри непринуждённо поклонился.

— Моё имя Мэйнуэринг, сэр, я капер его величества и прибыл сюда по его поручению.

— Меня удивляет, что ты осмелился взойти на эту палубу один, без толпы вооружённых горлодёров.

— А меня удивляет, сэр, что в открытую занимаясь пиратством, вы поднимаете «Святого Георгия», а не «Весёлого Роджера». Его величество тоже будет этим весьма удивлён.

— Ладно, как там тебя — Мэйнуэринг? Говори, чего хотел!

— Вы желаете услышать это прямо здесь, или, может быть, пройдём в вашу каюту?

Подумав несколько секунд, Истон повернулся к кормовой надстройке, мотнув головой в знак приглашения. В каюте он так же молча уселся и указал подбородком на второе кресло.

— Это что же, флот Якова?

— Нет. Это мои корабли.

— Развели мальчишек-адмиралов… А всё потому, что Яков — бездарность! Он развалил английский флот! — выпалил Истон.

— Короли меняются, закон остаётся. Позвольте заметить, что вы сделали ошибку, сэр, принявшись конфликтовать с его величеством.

— Ты что, проповедник на досуге?

— Я выпускник Иннер Темпл.

— Ясно. Значит, ты сюда явился, чтобы выкинуть меня отсюда?

— Угадали.

— Да ты хоть знаешь, кто я такой?! — взревел Истон, грохнув кулаком по столу.

— Вопрос излишен, сэр, — Генри чуть улыбнулся. Его собеседник сопел, глядя на него исподлобья.

— Да что ты заладил: «сэр, сэр»… Выпьем! Эй там! Джейк Фостер! Болван, ты что, не заметил, что у меня гость?!

Стюард торопливо принёс поднос с двумя чарками, бутылкой рома и ветчиной, нарезанной толстыми ломтями.

— Твоё здоровье! — проворчал Истон. — Эх, лучше бы ты примкнул ко мне: вместе мы бы столько хороших дел провернули! А? Я человека с одного взгляда вижу: ты честный малый, с тобой можно иметь дело. И чего уж скрывать, слышал я про тебя, и не раз. Хотел бы я посмотреть на абордажную атаку в твоём исполнении — говорят, лучше тебя в этом деле ещё никого не было.

— Спасибо, Питер! Стараюсь! — полушутливо ответил Генри, ставя на стол недопитую чарку.

— Ладно. Рад я, что мы встретились. А уйти из этих вод я и так собирался. Может, ты слыхал, что герцог Савойский Карл Эммануил приглашает пиратов к себе в Виллафранку? Самые выгодные условия для пиратов, платишь портовые сборы и помогаешь ему в военных делах, и всё — никаких призовых процентов. Вот туда я и двину свои копыта. И ты давай, приходи тоже туда, как разберёшься здесь с испанцами. Ну, бывай, брат!

Мейнуэринг ещё три месяца наводил порядок в колонии, а в середине сентября повернул домой, прихватив с собой около четырёхсот рыбаков, пожелавших служить на его кораблях. Плавание подходило к концу, и Генри, к собственному удивлению, чувствовал себя уставшим и обессиленным. По мере приближения к порту он всё больше мечтал об отдыхе, об объятиях Тадефи, но отчего-то теперь мысли о ней не рождали тепла в его душе. Раньше она будто откликалась на его далёкий призыв и посылала ему частичку своей любви… «Наверное, надо как следует выспаться, хватит контролировать ночные вахты», — подумал Генри и сразу после ужина отправился в свою каюту. Но заснуть он не мог и, провалявшись три часа, сердито откинул одеяло и вышел на палубу. Всё было в порядке, свежий ветер надувал паруса и корабли двигались к цели.

— Ты неважно выглядишь, друг, не заболел? — обратился к нему за завтраком Джереми Питерс.

— Уже и сам подозреваю неладное, — признался Генри.

— Ладно, через часик зайду к тебе в каюту.

Но не прошло и десяти минут, как вперёдсмотрящие сообщили, что на горизонте показалась земля. Курс был проложен точно, и скоро столпившиеся вдоль борта моряки могли узнать знакомые силуэты холмов. Однако чем ближе подходили корабли, тем более странно выглядел берег. Генри поднял к глазам подзорную трубу и у него перехватило дыхание: город был сожжён.

— Наверное, в Ла Мамора случился пожар, — прошептал он. — Какое счастье, что мой дом стоит на отшибе.

Корабли подошли к причалам, которые тоже пострадали от огня. Из воды на мелководье торчали мачты кораблей. Генри, вне себя от тревоги, сбежал по сходням на берег и направился в сторону хорошо знакомого трактира, где можно было взять лошадь. На закопчённых улицах среди разрушенных домов двигались люди с носилками, разбирая завалы. Вдоль дороги рядами лежали мертвецы. Капитан остановил одного из мужчин, который разбирал рухнувший дом.

— Что здесь произошло, друг мой?

— Проклятые испанцы, — сквозь зубы ответил тот и снова принялся оттаскивать камни.

Генри чуть не задохнулся от ужаса. Оставшиеся до трактира двести метров он преодолел бегом. Эта часть города не так сильно пострадала, зато здесь были явственно заметны последствия артиллерийского обстрела. Второй этаж харчевни был разбит, посреди дороги стояла телега с впряжённой лошадью, в телеге сидели трое ребятишек, а хозяин вместе с одним из работников чинил сорванную с петель входную дверь.

— Бартоломео! Приятель, это ты? — позвал Генри.

Тот оглянулся.

— Ох сэр, вот беда так беда.

— Можешь ли дать мне твою лошадь на пару часов?

Трактирщик принялся топтаться на месте.

— Я бы не советовал вам, честное слово, сэр…

Генри молча протянул ему туго набитый кошелёк.

— Эх, да вы всё равно узнаете… Не надо мне ваших денег. Выпрягайте Усладу и езжайте.

Через полчаса Мэйнуэринг остановился перед тем, что осталось от его дома. Он полностью выгорел внутри, перекрытия и перегородки обрушились, увлекая за собой кровлю — только толстые внешние стены возвышались тут и там, напоминая мрачные чёрные башни. Дрожащими руками пират привязал лошадь к какому-то уцелевшему деревцу и вошёл туда, где ещё недавно был цветущий дворик. Ручей пробивался из-под обломков и прокладывал себе путь, то появляясь на поверхности, то исчезая в завалах. Генри отвалил наугад несколько глыб, увидел край большого котла и понял, что нашёл остатки кухни. Продвигаясь в ту сторону, где раньше была его спальня, он почувствовал трупный запах и снова принялся за работу, пока не увидел торчащую из завала смуглую мужскую руку. Передвинув ещё несколько камней, Генри понял, что перед ним лежит изувеченное тело Муниба. Это значило, что Тадефи тоже не успела убежать… Мэйнуэринг в отчаянии опустился на землю и закрыл лицо руками.

Его вывел из горестного забытья топот копыт. Пират оглянулся и едва смог узнать Аль-Аячи. Его друг постарел лет на двадцать. Он молча махнул рукой в сторону соседнего холма, и Генри только сейчас увидел, что замок из красной глины тоже исчез, превратившись в руины.

— Испанцы притащили сюда пушки, — прохрипел Мухаммед. — Это был флот адмирала Луиса Фахардо — девяносто девять кораблей. Мы ждали сухопутную атаку с востока, а враги пришли с моря, на исходе ночи, когда никто не ждал нападения. У нас не было хорошей защиты со стороны моря. Корабли, которые стояли в порту, приняли бой, но их было мало. Несколько шебек мы сами потопили на отмели при входе в гавань, чтобы не дать этим врагам рода человеческого подойти к городу, но они сосредоточили артиллерийский огонь на торчащих из воды мачтах и расчистили себе путь… Остальные пиратские корабли были сожжены во время боя. Потом Фахардо высадил десант, его наёмники устроили резню в городе, осадили портовую крепость и одновременно направили отряды сюда. Я вернулся так же, как и ты — слишком поздно, о моя возлюбленная Айше, о мои дети!..

Аль-Аячи обхватил голову руками и начал качаться, как безумный.

— Теперь нам остаётся только месть…

— Да, теперь только джихад, да… Но я всё знаю! Нас предал мориско Рабата! Я предложу союз испанцам, и пусть они помогут мне разобраться с тайными врагами ислама внутри моей страны.

— Что!! Ты хочешь стать союзником испанцев???

— Я хочу ими воспользоваться.

— Ты сделаешь ошибку.

— Аллах меня рассудит.

Не прощаясь, Аль-Аячи вскочил на лошадь и помчался прочь, а Генри повернулся к руинам своего дома, прощаясь навсегда.

Мейнуэринг больше не желал оставаться в Ла Мамора. Он припомнил рекомендацию Истона и направился в порт Виллафранка в Савойе. Герцог Карл Эммануил I немедленно удостоил его аудиенции. Это оказался сутулый мужчина лет пятидесяти, очень маленького роста, но с замечательно умным и энергичным лицом.

— Я чрезвычайно рад видеть вас у себя, монсеньор! Я много слышал о капитане Мэйнуэринге, как об исключительно способном морском командире, благородном и образованном человеке. Несколько месяцев назад ко мне явился небезызвестный вам Питер Истон, приведя четыре корабля и девятьсот человек. По дороге он ограбил два или три испанских галеона и распродал здесь свою добычу, выручив за неё сотню тысяч крон. Он сразу же отправился воевать с герцогом Мантуанским, и в случае успеха я не поскуплюсь на награды. Если желаете — можете последовать его примеру.

— Я благодарю вашу светлость за лестные слова, но для меня предпочтительнее вести операции на море.

— Что ж, я ожидал этого ответа. Тогда позвольте познакомить вас с одним замечательным человеком…

Герцог прикоснулся к серебряному колокольчику, и через несколько секунд двери распахнулись, пропустив статного мужчину лет тридцати пяти, в тщательно завитом белом парике. Он был одет в бледно-зелёный атласный камзол и коричневые бриджи, из-за воротника выбивались тончайшие кружева. На боку висела сабля с роскошным эфесом. Вместо левой кисти у него был искусно сделанный серебряный протез.

— Капитан Роберт Уолсингэм, к вашим услугам, сэр!

Мэйнуэринг слышал об этом человеке. Пират, авантюрист и аристократ, Уолсингэм, как и сотни других англичан, поступил на службу к османскому султану и благодаря своему военно-морскому опыту получил под командование корабль. Он плавал под турецким флагом и нападал на все подряд европейские корабли, не исключая соотечественников. Конечно, он не особо-то подчинялся своим номинальным правителям, но их интересы совпадали: пираты обогащались, одновременно нанося ущерб государствам — торговым соперникам Турции.

Мэйнуэринг и Уолсингэм быстро составили план совместных операций и фактически оккупировали район Гибралтара. Они устроили испанцам форменный разгром, всего за полтора месяца награбив ценностей на полмиллиона крон. После утраты возлюбленной Мэйнуэринг больше не был тем гуманным разбойником, который старался щадить противника. Ему казалось, что его душа сгорела и обуглилась там, на развалинах дома. Теперь он не только отнимал ценности, но и беспощадно топил корабли, находя горькое утешение в том, что на борту могут быть убийцы Тадефи. Такой образ действий кратно увеличивал убытки испанской короны.

В очередной раз вернувшись в Вилла-Франку, он встретил Питера Истона. Старый пират совершенно преобразился: был одет по последней моде, отрастил роскошные усы и буквально сиял.

— Рад видеть тебя, приятель! Молодец, что перебрался сюда! Я же говорил, что Виллафранка сейчас лучшее место для нашего брата. Посмотри, какой домишко я здесь себе приобрёл по сходной цене.

Истон махнул рукой в сторону прекрасного двухэтажного особняка в мавританском стиле. Привратник торопливо открывал ворота, чтобы впустить карету, из которой Истон вышел, чтобы приветствовать Мэйнуэринга. Внутри двора царила суета: слуги и носильщики волокли мебель, бочки, сундуки, мешки, корзины, вазоны с цветами… Через раскрытые окна видно было, что в доме происходит то же самое.

— Смотрю, на дверцах твоей кареты появилась корона? — улыбнулся Генри.

— Скажу без мнимой скромности, что весьма успешно командовал артиллерией в мантуанской кампании, и монсеньор герцог вознаградил меня: пожаловал титул маркиза и назначил пенсию в размере четырёх тысяч фунтов в год. Я бы пригласил тебя спрямо сейчас в мой новый дворец, но там полный развал: одновременно идёт заселение и подготовка к грандиозному празднеству — понимаешь ли, я женюсь на состоятельной красотке из местной знати. Так что я здесь добился всего, чего не получил в Англии, и буду наслаждаться жизнью, пока черти не заберут меня в пекло, тем более что я стал католиком…

Истон хлопнул Мэйнуэринга по плечу и захохотал во всё горло.

— Свадьба состоится через неделю, я буду очень рад тебя видеть. Если сам ещё не обзавёлся дамой сердца, сможешь там познакомиться с местными невестами, среди них есть весьма соблазнительные особы с туго набитым кошельком!

— Благодарю за приглашение, но не уверен, что смогу.

— Ну, бывай, приятель, увидимся!

Истон, насвистывая популярную песенку, беспечно зашагал в дом, на ходу громогласно распекая какого-то грузчика, а Генри отвернулся и с помрачневшим лицом направился обратно на пристань. В проулке между домами ему загородил дорогу какой-то оборванец, униженно склоняясь, что-то бормоча и протягивая грязную шапку, однако пират подметил его колючий, зоркий взгляд из-под всклокоченных волос. Это вполне мог быть шпион, и Генри тут же пришёл к выводу, что этого человека нужно держать под контролем. Он остановился.

— Кто ты такой и почему не работаешь?

Тот только закатил глаза и воздел руки к небу.

— Ты немой?

— Н-нет…

— Денег я кому попало не раздаю, но могу взять тебя помощником матроса.

Тот сокрушённо помотал головой и приложил руку к груди. Этот спектакль ещё больше насторожил Генри, но он продолжал разговор, чтобы вслушаться в речь бродяги и уловить произношение. Однако тот предпочитал отделываться невразумительным мычанием, мимикой и жестикуляцией.

— Почему просишь милостыню? Отвечай толком! Говори!

— Только Богу известно, какие беды я пережил, высокочтимый господин, — елейным голосом произнёс тот, убеждая Мэйнуэринга в правоте его догадок: нищий говорил по-французски с явным испанским акцентом.

Пират вытащил пистолет и приставил к горлу бродяги, схватив его за шиворот.

— Ты испанский шпион, и я убью тебя, если немедленно не расскажешь, кто тебя подослал и зачем!

— У меня есть бумаги… Я их отдам, только пощадите… — прохрипел тот, с преувеличенным ужасом глядя на оружие.

— Ну? — Генри подбодрил его тычком ствола.

Бродяга полез за пазуху и извлёк помятый конверт. Генри выхватил его и взглянул на печать — герцог Медина-Сидония! Ничего себе нищий!.. Шпион воспользовался этой секундой, чтобы вырваться и юркнуть за угол. Мэйнуэринг не стал за ним гоняться, сунул бумаги в карман, без дальнейших приключений вернулся на корабль и заперся в каюте, чтобы в спокойной обстановке изучить свой трофей. Это было письмо от герцога Медина-Сидония-старшего к коменданту Кадиса. В письме содержалась информация об эскадре, которую король Филипп отправлял к Гибралтару, чтобы разделаться со злокозненными английскими пиратами. Генри мрачно усмехнулся: возможно, ситуацию с нищим специально разыграли так, чтобы напугать его и заставить прекратить нападения. «Что ж, вот у меня и появился отличный предлог, чтобы не посещать свадьбу Истона», — меланхолично подумал он. Из всего его флота к выходу в море были готовы всего три корабля, но пирата это не смутило.

В июле 1615 года, когда Мэйнуэринг шёл от Гибралтара курсом северо-запад, вахтенный доложил, что замечены пять кораблей под испанскими флагами. Два из них был в полтора раза больше и мощнее, чем пиратский флагман, и они спешили под всеми парусами со стороны Кадиса. Генри лишь немного изменил курс, чтобы занять более выгодную позицию относительно ветра, и приказал готовиться к бою. Едва достигнув расстояния пушечного выстрела, испанцы дали залп, но ядра достигли пиратов на излёте и не причинили им вреда. Мэйнуэринг ждал именно этого момента: три его корабля одновременно повернули и теперь с попутным ветром стремительно шли навстречу противнику с таким расчётом, чтобы пройти сквозь строй испанских кораблей — этот манёвр требовал крепких нервов, но давал возможность одновременно использовать артиллерию обоих бортов, таким образом компенсируя разницу в вооружении. Испанцы не ожидали такой стремительной атаки и в страшной спешке заряжали пушки. Они дали залп, не успев толком взять прицел, а пираты выдержали ещё один удар и теперь приблизились настолько, что могли разглядеть лица людей на вражеских палубах. Испанцы со своими разряженными пушками могли бы воспользоваться мушкетами и аркебузами, но не успели выстроить стрелков. Пиратский залп с малого расстояния был сокрушительным — один из испанских галеонов получил обширную пробоину и превратился в едва ковыляющую по волнам посудину, на другом начался пожар. Корабли разошлись, чтобы сменить курс и снова сблизиться: на этот раз испанские командиры не позволили Мэйнуэрингу повторить тот же манёвр — они поняли свою ошибку и теперь держали дистанцию, чтобы расстреливать врагов издалека своими мощными орудиями. Но пираты тоже сменили тактику и теперь атаковали испанский флагман с двух сторон. Пока его капитан оборонялся от одного противника, другой пиратский корабль нагнал его и с другого борта высадил на палубу около сотни абордажников. Начался рукопашный бой, в котором пиратам не было равных, вскоре флагман был захвачен, а остатки его команды заперты в носовом трюме.

Экипаж загоревшегося галеона сумел справиться с огнём, но больше не делал попыток снова ввязаться в сражение: потеря двух кораблей и утрата численного преимущества деморализовала испанцев. А пираты слаженным манёвром заблокировали ещё один корабль, лишив возможности оперативного манёвра, и его капитан предпочёл спустить флаг. В спустившихся сумерках пираты поспешили перетащить к себе добро с захваченного флагмана, надеясь на рассвете заняться оставшимися двумя кораблями, но ночью испанцы спаслись бегством.

Несколько недель Мэйнуэринг демонстративно и безнаказанно крейсировал неподалёку от берегов Испании. За это время чиновники короля Филиппа лихорадочно выдавали всем желающим каперские лицензии для борьбы с морским разбоем, но никто не осмелился атаковать знаменитого корсара. Тогда было отправлено посольство к королю Якову с угрозой конфискации в испанских портах английских торговых судов, если Англия не утихомирит своего опасного подданого.

Генри вернулся в Виллафранку на отдых, не подозревая о том, какие вихри носятся над его головой. На второй день он отправился с отчётом к герцогу, и тот вручил ему депешу за подписью Чарлза Говарда. Лорд-адмирал от имени короля Якова предлагал полную и безоговорочную амнистию самому Мэйнуэрингу и тем из его соратников, кто пожелает вернуться к мирной жизни. Также капитану была обещана важная должность при адмиралтействе. Это было именно то, чего Генри добивался, вступая на путь пиратства. Он собрал своих людей и сообщил, что отправляется домой. Его пожелали сопровождать более двухсот человек. В ноябре 1615 года капер его величества на двух кораблях прибыл в Дублин, откуда отправил Говарду сообщение о своём согласии поступить на королевскую службу.

Прибытие знаменитого пирата произвело грандиозный эффект, однако никто не знал о цели его появления. Ежедневно десятки молодых людей прибывали к его кораблям, чтобы вступить в число матросов, но Генри отказывал всем. Ожидание королевского ответа затягивалось, но Мэйнуэринг уже принял решение и не желал от него отказываться. Наконец, одним майским утром, к борту «Резистанс» подошёл королевский флибот со «Святым Георгием» на гафеле. На нём доставили долгожданное письмо с приказом прибыть в Лондон.