Сын Дьявола

Галина Мухина

Всегда ли добро побеждает зло и наоборот? Данная мистическая драма подробно раскрывает эти аспекты.Герой книги, преисполненный гордыни и тщеславия, совершает свое грехопадение. Таков сын Дьявола, которого он воплотил в виде своей частицы, чтобы тот от его лица совершал множественные бесчинства на Земле.Действие разворачивается в средневековой Испании. Читателю предстоит погрузиться в ужасы средневековой инквизиции с кострами ведьм и мир мифологии, пестрящим дьяволами во плоти человека.

Глава 3. Неведомое уже открыто

Что было дальше после того, как перед Мануэлем предстал Дьявол, он уже не помнил. Но разум вернулся к нему уже в застенках инк-

визиции, где его активно истязали в камере пыток. Он стоял в центре камеры совершенно голый. Его руки, скованные цепью, были подняты высоко над головой, ноги широко разведены в стороны и привязаны к кольцам, прикрепленным к полу. Спина была страшно изодрана ударами кнута и залита кровью, голова свесилась на грудь.

Инквизитор Марко вошел в камеру и увидел, что лицо Мануэля зверски избито и заплыло багровыми кровоподтеками. Над ним стояли Альваро, старший офицер инквизиции и правая рука Мануэля, и палач.

— Пожаловал Его Преосвященство епископ. Он в состоянии говорить? — невозмутимо спросил Марко.

— Да, он в сознании, — ответил Альваро. — Как вы и приказали, не забивать его до смерти, а лишь немного проучить.

— Вижу, вижу, брат Альваро! Именно так ты и поступил. Все выполняешь по уставу. Тебя ждет великое будущее. Накиньте на него что-нибудь и приведите в зал судебных заседаний, — приказал Марко, окинув Мануэля презренным взглядом, полным отвращения и ненависти, — Пожалуй, начнем.

Марко и Альваро вышли из камеры и перешли в зал, где их ожидал епископ. Также там присутствовали секретарь и еще несколько слушателей процесса, очевидно, не столь опытных, но имеющих церковный сан.

— Брат Мануэль, брат Альваро, я не могу просто поверить, что нахожусь здесь по такому делу, — произнес епископ с выраженной долей досады в голосе.

— Приветствуем вас, Ваше Преосвященство. Мы тоже не менее поражены случившимся, но раз Богу было так угодно, мы должны карать тех, кто отвернулся от него, пусть даже это и наш почтенный отец Мануэль. Хотя мы уже перестали почитать его, после того как узнали его истинное лицо. Это невообразимое кощунство, — возмущался Марко.

— Когда за мной послали, я непременно поспешил приехать как можно скорее, бросив все дела. Случай весьма вопиющий, и тут нельзя церемониться никоим образом. Никогда бы не подумал, что Мануэль докатится до такого и будет утверждать, что видел самого Дьявола в его живом обличии, — говорил епископ.

— Не иначе как он с ним в сговоре, — злобно ответил Марко, — но поверьте, это далеко не весь перечень того, что нам пришлось услышать.

— Я уже почти все знаю, — спокойно отвечал епископ. — Оказывается, наш уважаемый аббат, отец Аарон, видел самого царя Соломона и даже разговаривал с ним.

— Интересно, отец Аарон сам-то знает об этом, — усмехнулся Марко.

— Ну, я не думаю, что его нужно беспокоить по таким пустякам, — многозначительно произнес епископ, — мы все знаем и понимаем, насколько он занят.

— Думаю, мы справимся сами! — поддержал Марко. — По крайней мере, мы уже сделали немало для этого. Во всяком случае, немного нарушив устав, Мануэль был уже подвержен легким пыткам. Но как вы понимаете, Ваше Преосвященство, этот тот случай, который не вызывает ни малейшего сомнения в виновности человека.

— Нужно закрыть это дело как можно скорее, надеюсь вы меня понимаете, — высказался епископ, в ответ на что получил покорный кивок Марко. — А его дочь и жена?

— Они давно здесь, ждут своей очереди. Их приведут позже.

Палач с помощником привели Мануэля, еле стоявшего на ногах, в окровавленной рубахе, которую на него набросили по приказу Марко. Будучи закованным в тяжелые кандалы, он еле передвигал ся. Тело горело из адских болей недавнего истязания. Разум мутил ся, но Мануэль все соображал. Он поднял голову на своих бывших коллег и даже не знал, что ему сказать. Он чувствовал себя так, будто его предали, подставили и хотят непременно погубить. Зная этих подлых людей, он понимал, что вряд ли удастся выбраться отсюда живым.

— Назовите ваше имя и дату рождения, — начал Марко.

— Что за вздор! — еле бормотал Мануэль. — Вы более чем кто бы то ни было знаете мое имя и когда я родился. Прошу вас, просто скажите, в чем меня обвиняют? Что я такого сделал?

— Ты прекрасно знаешь, что вопросы здесь задает Священный Суд. Или ты забыл, кем являешься? Ты уже добровольно отлучил себя от церкви, и в ее лоне тебе больше нет места. Ты хотя понимаешь, в каком ты положении? — возмущенно говорил Марко.

— Спасибо, пояснили мне мое положение, сразу же начали пытать, все было более чем понятно!

— Бессовестный наглец! Ты обязан соблюдать смирение и покорность, а ты своей дерзостью оскорбляешь суд! — вскрикнул Марко, который уже брызгал слюной от показной злобы. — Хорошо, будь по-твоему, Мануэль Гутьерес. Я проглочу это, что добавит тебе лишь очередной огромный минус к твоему маловероятному оправданию. Хотя не представляю, что может стать даже его малейшей причиной… Все твои предыдущие показания настолько недвусмысленны и нелепы, и даже писать такое на бумаге уже грех. А ты утверждаешь, что бегал по монастырю Аарона от демонов каких-то… и видел сатанинские оргии… Боже, я не могу это даже читать! Прости Господи! Ответь Священному Суду хотя бы, что ты там делал? Зачем ты вообще туда ездил?

— Мне нечего добавить к тому, что я уже рассказывал ранее. Вы запротоколировали все мои показания, — склонив голову, отвечал Мануэль.

— Но тут очень многое не вяжется, Мануэль! Ты утверждаешь, что собственными глазами увидел, как настоятель монастыря, отец Аарон, якобы совершает магические обряды и вызывает духов. Ты спустился с ним в его библиотеку, но дальше он тебя не пустил, однако ты все равно куда-то пошел и оказался в самом монастыре,

где стал свидетелем сатанинского ритуала, когда монахи читали молитву Люциферу, потом ты увидел их оргию, а потом самого Дьявола. И пытался бежать… А, там еще была волчица… — Марко вкратце описывал предварительные показания Мануэля. — И тут ты ринулся бежать. Мы прекрасно знаем расположение монастыря отца Аарона, то, что ты описываешь, этих комнат и этой самой храмины, там даже этого нет! Ты также отметил, что тобою двигало любопытство и ты хотел разоблачить Аарона, но при этом пустился в бега по всему аббатству… Ну а далее… Все эти нелепые вещи…

— Я лишь воспользовался правом, которым меня наделила природа, — правом защищаться, — пытался оправдаться Мануэль. — Вы думаете, я не содрогался при мысли о том, как быстро и далеко ушел путем греха?! Точнее сказать, мог бы уйти. Но я не сделал ничего предосудительного. И я поклялся на Библии, что все было именно так, как я рассказал. И я сам пришел к вам. А вы тут же скрутили меня и начали пытать, как самого последнего преступника, который даже не имеет право на оправдание. За что вы пытаете меня? За что?! Вы, с которыми мы вместе служили церкви столько лет. Вы, которые были моими учениками. Я же обучал вас всему сам. Я питал к вам величайшее почтение и доверие.

— Мы ничего не забыли и не забудем никогда. Ты творил вещи, которые не соотносились с твоим же учением. Это как должно понимать? Ты учил нас почитать Бога, в то время, когда сам же и осквернял его. Также ты учил карать каждого, кто осмеливается пойти против Него. Стало быть, мы исполняем свой Священный долг. Есть много доказательств твоей вины. И может быть, я не хочу этого и это не соотносится с тем, что у меня на душе, но я должен вынести приговор. И он никак не может быть в твою пользу.

— Коли так, то озвучьте ваш приговор и ответьте все же на вопрос:

в чем меня обвиняют? — пытался получить четкий ответ Мануэль.

— В колдовстве и одержимости Дьяволом. И ты, и вся твоя семья! — ответил Марко.

— Моя семья? А они здесь при чем?

— Ты хотел избавиться от врага, который знал все твои слабости.

Решив свалить все не на кого-то, а на отца Аарона, самого уважаемо го священника во всей Испании, ты еще больше усугубил свою вину, — говорил Марко.

— Я не понимаю, почему вы защищаете его? — недоумевал Аарон. — Вы что, с ним заодно?

— Мануэль, мы не хотим тебе зла, — вмешался в разговор епископ, — возможно, брат Марко слишком резок и чрезмерно эмоционален. Нехорошая сторона его темперамента и излишнее нетерпение берут над ним верх, но это не более чем гордыня. Тоже, кстати, великий грех, брат Марко, — повернув голову, епископ обратился к Марко: — Вам следует учиться сдержанности и смирению. В вашей должности недопустимы такие эмоции. Их нужно учиться обуздывать и выражать более корректно, как если бы на судебном процессе присутствовал сам Иисус. А что касается тебя, Мануэль, то ты должен знать, каким бы ни был ты великим и хорошим человеком, таким ты и остался, как бы странно то ни звучало… И мы не хотим… Наш разум не хочет верить обратному. Но реальность такова, что она упорно бросает нас в эту суровую правду, которая неприятна нам. И наш разум отказывается это воспринимать. Осознавать, что наш брат, которому мы много лет служили верой и правдой и который сам также служил католической церкви, стал не просто еретиком, но… Я даже не нахожу слов, чтобы выразить, в кого вы превратились в ваших выдумках, фантазиях, в вашей… такой гнусной лжи. Я хочу лишь сказать, что мы в недоумении. И это мягко сказано. Не положено так говорить, мы не должны подсказывать вам что говорить, но суд все же хочет услышать от вас отречение от своих обвинений, а также, что увиденное якобы вами в аббатстве Аарона было являлось лишь плодом вашего расстроенного воображения. Нам нужно выявить все аргументы, доказывающие ложность подобных представлений.

— А если они не были ложными, почему я должен лгать, тем более вы все равно меня сожжете так и так! — заявил Мануэль.

— Значит, они были увидены вами под воздействием колдовских снадобий. И тот самый старик, который явился вам в саду монастыря, и которого впоследствии сожрала огромная волчица, вас почему-то не тронувшая… Мы знаем каждое лицо, проживающее в том монастыре. Двум самым старым монахам по шестьдесят пять лет. Там никогда не было старика возрастом под девяносто, как вы описали. Вот из ваших показаний: «В состав ведьмовской мази входят белладонна, кока, паслен, мак, опиум…» — перечитывал показания Мануэля епископ. — Помилуйте, брат Мануэль, если кто-нибудь из нас испробует все эти «дары природы» на себе, нам и не такое привидится…

— Но я же не говорил, что пробовал этот состав. Я лишь рассказал все это со слов Аарона, который вычитал мне этот рецепт из своей книги.

— Вы не говорили, но все указывает на то, что вы употребляли все это, и ваша психика, ваше сознание и разум были настолько помутненными, что вы находились в совершенно отрешенном и далеком от реальности состоянии.

— Какой вздор! — сокрушенно ответил Мануэль, которому даже нечего было добавить.

— Ах, да, и человеческий жир. Весьма любопытные момент, его продает колдунам палач. Ни один палач не будет рисковать так своей жизнью, чтобы вытворять такое даже за целое состояние. Теперь вы понимаете, что мы просто в глубочайшем смятении. Как вы могли такое придумать? Но суд пришел к выводу, что вы сами хозяин всех этих рецептов. Либо вы переняли эти нечестивые знания у своих предков, — говорил епископ.

— Вы в чем меня пытаетесь обвинить? — воскликнул Мануэль. — Я никогда до того дня не слышал ничего подобного. Я сам был не в меньшем ужасе, когда узнал, что такое вообще существует!

— Опять-таки мы располагаем другой версией. Вы, как автор всех этих рецептов, которые многие годы содержали в тайне, производили это в своем фамильном замке. Наряду с лабораторией, в которой изыскиваете новые средства для врачевания и одурманивания людей. А также пытаетесь создать философский камень, чтобы обрести вечную молодость и может быть, даже никогда не умирать.

— Это подлая ложь и клевета. Зачем мне это? И зачем бы я лично пришел к вам, чтобы самого себя выдать?! Вы сами-то понимаете, насколько абсурдны ваши доводы, — твердил Мануэль.

— Вы пришли, потому что вас привел Дьявол сюда, вы одержимы им, вот и весь ответ! — говорил все таким же спокойным тоном епископ.

— Я требую писать прошение Папе Римскому, чтобы он назначил мне новых судей. А также буду ходатайствовать о своем освобождении. Вы уже много раз сегодня упомянули о моих знаниях закона, так вот, я собираюсь ими воспользоваться.

— Папа Римский уже подписал указ, чтобы вас и всю вашу семью судили по всей строгости, — с победной насмешкой говорил епископ, — и других судей у вас уже не будет. Если только на том свете.

Мы — ваша последняя инстанция.

— Мою семью? При чем тут они? — испугался Мануэль.

— При том, что ваша дочь, как ваша прямая наследница, по нашим подозрениям, также занимается колдовством, наряду с вами. Стало быть, и ваша уважаемая жена, донна Матильда. Так было всегда — если один человек пребывает в сговоре с Дьяволом, то непременно и вся его семья также участвует в этом.

— Это неслыханно! Да как вы можете! Мне все кажется, что это какой-то дурной сон и не может быть правдой! — в отчаянии кричал Мануэль, — я прошу вас, остановитесь, одумайтесь!

— Вы не верите, а нам с какой стати верить вам? При обыске в вашем замке нашли лабораторию, в которой вы и ваша дочь занимались алхимией. Вы ищете средство вечной жизни? Лекарство от всех болезней? Ответьте уже и прекратите корчить из себя жертву. Будьте мужчиной наконец и расскажите, зачем вам эта лаборатория?! Брат Мануэль, отвечай! Или и это будешь отрицать?!

— Нет, это не буду, — сказал виновато Мануэль, — но эти действия не несут в себе ничего порочного или чего-то такого, что могло бы оскорбить церковь. Алхимия это не волхование. Это наука.

— Хватит делать из нас дураков и выставлять на всеобщее посмешище! — крикнул Марко, вскочив из-за стола. — Церковь не признает ни науку, ни колдовство. Она признает только Бога. И только Он может решать, сколько прожить человеку. Или вы забыли? Если человек умер или заболел, значит на то воля Божья. Вы лечили себя и других только посредством ада, а значит, уже тогда являлись приспешником Дьявола. Мерзкий Дьявол если и уврачует, то больше навредит, чем принесет пользы. Мы много лет знали обо всех ваших бесчинствах и молчали, навлекая на себя гнев Божий. Мы закрывали глаза, потому люди чтили тебя чуть ли как святого, как мы могли им сказать, что их великий человек, отец Мануэль, еретик, колдун и лицемер! Сколько людей бы было ввергнуто в пучину отчаяния и недоверия к церкви. Оно нам было надо? Нет! Но теперь чаша переполнена и дальше уже скрывать некуда. Ты перешел все возможные границы!

— Брат Марко, угомонитесь уже наконец! Вы что себе позволяете?! — рассердился епископ. — Сядьте немедленно на место! И придержите свой неуемный пыл, иначе я попрошу вас удалиться из зала суда! Мы должны достойно и смиренно разрешить эту ситуацию, которую вы сами же и попустили. И поимейте уважение, в конце концов, уж если не ко мне, лицу, кстати, по рангу выше вашего, то хотя бы к Священному Суду.

— Простите меня, Ваше преосвященство! Крик души, — Марко покорно сел на свое место.

— Итак, Мануэль, обстановка лишь только накаляется. Думаю, не стоит комментировать, все предельно понятно. Давайте прямо к делу, — ходил кругами вокруг Мануэля епископ. — Мы хотим знать все. Какие тайны вы еще скрываете от нас? И где хранятся ваши запрещенные книги?

— У меня нет никаких запрещенных книг! Вы заставляете меня признаться в том, к чему я уже не имею ни малейшего отношения. Да, я практикую алхимию, но не прибегаю при этом к демоническим ритуалам. И если бы они были необходимы, чтобы сотворить те же самые камни, то уж точно бы не стал.

— Вы опять пытаетесь укрыть от суда очевидные вещи. Вы говорили, что некие камни были привезены вам из храма Иерусалимского, — уточнял епископ.

— Да, все верно. Так мне доложили, — отвечал Мануэль.

— Кто доложил?

— Один мой помощник, которому я хорошо заплатил, чтобы тот достал мне эти камни.

— Кто он? Назовите его имя?

— Я уже называл, в моих показаниях ранее это записано.

— Где сейчас этот человек? Если он предстанет перед судом, сможет ли он подтвердить ваши слова?

— С вашими методами, несомненно.

— Все дерзишь, брат Мануэль. Жених твоей дочери Мары, Лоренцо Ариас, думаю, вы вместе с ним разделите участь горящего хвороста…

Мануэль сокрушенно опустил глаза. Ну как же он мог так оступиться? Если они поймали Лоренцо, и непременно собираются их обоих казнить, значит Матильда и Мара тоже уже в темнице. И всё из-за него. Из-за его тщеславия и неосторожности. Как же спасти их? Что можно сделать, чтобы их освободили? Неужели нет никакого способа?

— Вы же делали обыск в моем замке, — подняв глаза, продолжал Мануэль, — будь там книги, вы бы нашли их.

— Там их не нашли! — констатировал епископ. — Но мы уверены, что есть место, где вы их храните. Быть может, в той самой храмине, о которой вы нам поведали. Стоит полагать, что храмина таки существует! А значит, существуют и книги с сатанинскими ритуалами, и все остальное, о чем вы поведали нам. Но это совершенно не аббатство нашего уважаемого отца Аарона. Мы знаем, как выглядит храмина, и ваше описание внутреннего строения монастыря никак не соотносится с тем, как он выглядит по-настоящему. И тот подвал, библиотека… Это все вами выдумано! Но эта демоническая обитель существует, видимо, не только в ваших фантазиях. Она реально гдето есть. Поведайте суду о ее месторасположении.

— Послушайте, давайте закончим весь этот цирк, неужели вы не устали! — решил сдаться Мануэль, — я устал, я не хочу вам что-то доказывать или пояснять. Я хотел лишь как лучше, но Бог мне в том не оказал помощи, потому что я грешен перед ним, сильно грешен, и он хочет наказать меня. Так давайте покончим с этим скорее. Сожгите меня, а хотите — перед этим пытайте, раздробите мне кости, вырвите нервы, доведите меня до агонии, и быть может, он сжалится и дарует мне смерть от ваших мучительных пыток. Он знает, в чем есть моя вина, а в чем ее нет. А если я вынесу пытку и доживу до костра, так водрузите меня на позорный столб и подпалите самым медленным и жестоким образом, чтобы я горел долго и претерпевал самые адские и болезненные муки. Вы увидите и будете торжествовать над тем, как плавится моя плоть и лопаются кости. Но вы не услышите ни моего крика, ни вздоха, а лишь тихую молитву, пока мои уста способны будут шептать его. А когда я предстану перед Господом своим, вот тогда я паду на колени и смиренно буду внимать к любому его приговору. Потому что он — Бог! А вы кто?! Жалкие смердящие псы! Ничтожные куски мяса! Вы все — инфантильные разбойники, развращенные ублюдки, убогие и жалкие. Вы трусы, а приравняли здесь себя к Богу. Мне это даже смешно! Весь ваш этот суд — это посмешище, цирковое представление. И никакой он не Священный. Даже Дьявол потешается сейчас над вами, вы недостойны даже самого жалкого беса, который служит ему, один из тысячи. Да, до вчерашнего дня я не верил в его существования. Но теперь я верю, да, я видел и его, и многое другое. И вы все знаете, о ком идет речь. И вы думаете, что он вступится за вас, когда небеса низвергнутся наземь и наступит конец света. Он увлечет вас всех за собой в преисподнюю. Потому что таков его план. А вы все думаете, получите часть его власти и будете владыками над всеми? Как же вы смешны и позорны!

— Довольно! — снова не выдержал Марко. — Если это твоя предсмертная речь, то мы принимаем ее. И да, ты скоро сгоришь. Можешь радоваться, пыток больше не будет. На тебя просто жалко тратить время. А вот на кого-то другого… Пожалуй, это будет куда интереснее…

Епископ смотрел на Мануэля исподлобья. Тот уже на самом деле выглядел слишком уставшим и изможденным. Непонятно было, как он вообще держится на ногах.

— Вы знаете процедуру аутодафе, брат Мануэль, что бы вы ни говорили, как бы меня ни оскорбляли, а вы по-прежнему мой брат и всегда им останетесь. Просто вы заблудились, заплутали в коридорах неверия и собственных сомнений. Я прощаю вам ваши слова и ваше поведение. Я понимаю, что в таком положении, в каком вы сейчас находитесь, человек реально может потерять разум. Но вы уже до этого его давно лишились. Подвергая вас смерти, мы очистим вашу душу от этого. И будьте уверены, что Господь вам уготовит лучшее место рядом с ним. Как бы там ни было, вы это заслужили. Но мы так и не смогли выяснить в подробностях все детали вашего колдовства и местонахождение книг и таинственного подвала. Раз вы говорили про них, значит они существуют. И если не говорите вы, это поведают нам другие.

Двое стражников притащили в зал Мару, юную шестнадцатилетнюю дочь Мануэля, которая ретиво пыталась вырваться из сильных рук этих солдат. Мануэль ужаснулся, когда увидел, сколько страха на лице у его дочери. И сейчас он еще сильнее чувствовал свою вину и беспредельное отчаяние.

— Вряд ли это милое дитя отличается такой смелостью и бесстрашием, как ее отец, — сказал епископ, восторженно оглядывая прелести молодой девушки, которая явно оживила его похоть, но он не мог сиюминутно ее удовлетворить.

— Отпустите ее, прошу вас! Я все скажу, да, книги есть! — как в бреду начал кричать Мануэль. — Много книг! Да, я сам написал эти рецепты и хотел свалить все на Аарона, так как… я давно ненавижу его. Я хотел занять его место. Я всю жизнь считал, что он ведет себя слишком надменно для священника. Я никогда не верил ему. А еще завидовал. Вот поэтому я все это и придумал, и подговорил Лоренцо! О, я так подставил их обоих, они не виноваты. Отпустите их, прошу вас и я вам все расскажу. Я знаю где книги.

— Очень любопытно! — удивился епископ. — И где же они?

— В надежном месте! — ответил Мануэль. — Вы же понимаете, что я не мог держать их в своем замке. Это было бы слишком рискованно. Сами подумайте — у меня несколько сотен слуг и еще столько же разнорабочих, и семья, жена, которая везде следит за мной, как я мог держать это дома? Есть другое место. Храмина существует!

В ней же тот самый подвал.

— А почему же раньше вы молчали об этом? — спрашивал с серьезным видом епископ, когда вокруг все инквизиторы и присутствующие судьи громко смеялись над выдумками Мануэля. Суд в действительности уже превратился в полное посмешище.

— Я боялся за жизнь своей дочери и жены.

— А теперь вы не боитесь?

— Прошу вас отпустите ее, не мучайте, умоляю!

— Слишком поздно, брат Мануэль. Вы упустили все свои возможности для спасения и себя и своей семьи. Ваша дочь подозревается в сговоре с Дьяволом и колдовстве, поэтому мы не можем отпустить ее. Но если суд выяснит, что она невиновна, он ее отпустит. Брат Марко, Альваро, теперь ваш черед. Мне нечего больше добавить. И я сам уже реально устал. Думаю, мне пора отлучиться по другим своим делам. С этим ненормальным мне не о чем больше говорить, — окинув томным взглядом Мануэля, епископ направился к выходу из зала.

— А девицу, — сказал он тихо на ухо Марко, — оставить в живых. Мучайте и пытайте сколько угодно, но с сохранением нужных частей тела. У нас таких очень любят…

— Понял, Ваше Преосвященство, — усмехнулся Марко, оглядев Мару, — девица что надо. Лакомый кусочек!

Напоследок он моргнул Альваро, оставляя за ним право вдоволь порезвиться с ней. И этот представитель высшего правосудия уже жадно вглядывался в прелестную дочь Мануэля. Подойдя к Маре, Альваро сорвал с нее одежду, полностью обнажив ее прекрасное с совершенными формами тело.

— Сейчас мы будем проверять, является ли твоя дочь ведьмой. Ты уже знаешь всю процедуру, Мануэль. И начнем с испытания иглой. Напомню всем, что если кровь потечет из метки Дьявола, при обнаружении таковой, значит обвиняемая — истинная ведьма. К тому же, она может не испытывать при этом боль, что будет напрямую указывать о том, что нечистые силы помогают ей быть нечувствительной к боли. Брат Альваро, приступай к досмотру!

— Не трогайте ее! — продолжал умолять садистов Мануэль, — это безумие, какая она ведьма, ей всего шестнадцать. Я же уже сказал сожгите и пытайте меня сколько угодно и как угодно. Если вы прикоснетесь к ней, вы никогда не узнаете, где я прячу магические книги.

— Молчи, презренный еретик и богохульник! — с выраженной злобой и отвращением прошипел Марко. — Ты уже достаточно погряз в своей лжи и лицемерии. Ты уже всем доказал свою вину и твои лживые слова не стоят даже и гроша! Лучше просто молчи и смирись! Ты столько лет подло топтал наше доверие и всячески подрывал авторитет церкви. Мы уже не в силах сдерживать все то зло, что ты изрыгаешь из себя! Ты посланник Дьявола, и ты говоришь его гнилыми устами! Сколько угодно нас оскорбляй и приводи любые доводы, хочешь о Боге, о ком хочешь… Но только ты один повинен в том, что произойдет. И эту вину можно искупить только муками с последующей смертью. Вся твоя семья пройдет процедуру досмотра, таков устав и таковы правила! Брат Альваро, где игла?

— Вот она! — спокойно ответил Альваро и достал из своего карману иглу. Держа ее в одной руке, другой он принялся исследовать роскошное тело Мары, особое внимание уделяя интимным участкам, бедрам и груди… Как будто именно там была могла быть расположена та самая «метка Дьявола».

Этот процесс приводил его в явный экстаз, и он не спешил завершать его. Наоборот, его пыл только разгорался, приводя в не меньший восторг всех окружающих, которые разинув рот смотрели, как Альваро занимается поисками заветной метки. Но это скорее походило на любовную прелюдию, нежели пытку. Мара корчилась и всем телом пыталась отторгнуть его прикосновения, которые явно не приносили ей столько удовольствия, а лишь усугубляли ненависть и отчаяние, что еще больше распаляло похотливого инквизитора.

Когда он опустил руку ниже, проводя по бедрам, и внедрил ее между ног Мары, она закраснела от стыда своей наготы и издала звуки ненависти к этому человеку. Ее ведь еще не касался ни один мужчина, а теперь ее лапает это грязное чудовище, этот извращенец, а все остальные взирают на это. Как ей было противно от этого, хотелось провалиться сквозь землю, а лучше даже умереть. Ведь маловероятно, что эти озлобленные твари отпустят ее просто так. Наверняка будут пытать как отца, а может, еще и изнасилуют. Этот страх сидел в Маре в тот момент даже сильнее страха смерти. Она зажмурила глаза, из которых текли горячие слезы, она всхлипывала и содрогалась всем телом.

Альваро опустился на колени и, расставив ее ноги, начал искать

«метку Дьявола» на внутренней поверхности ее бедер. Потом он поднял на нее глаза, а Мара, открыв свои, опустила взор на него и ее страх сменился мольбой. Она пристально разглядывала его лицо и, только сейчас как следует разглядев, она поймала себя на мысли, что оно у него слишком красиво. Хоть взгляд чрезвычайно злобный и преисполнен грязной похоти, черные глаза сияли блеском сладострастия, а черты лица были невероятно красивы и благородны. Как же он мог стать чудовищем и вытворять такое с людьми? Он совсем не похож на остальных. Он будто заворожил ее своим взглядом, и если бы она встретила его при других обстоятельствах, в мужчину с такой внешностью она могла бы влюбиться. Но, видимо, не в этой жизни. Здесь он послан, чтобы мучить ее, и с этой ролью ей предстояло смириться.

— Мною не найдены следы Дьявола, — констатировал Альваро, поднявшись с колен. — Полагаю, нам надо продолжить расследование.

— Ну, раз так, давайте перейдем в камеру пыток, — сказал Марко. — Суд постановил это необходимым этапом нашего расследования.

Когда Мануэля и Мару привели в камеру пыток, они увидели, что там в подвешенном состоянии находились уже Матильда, жена Мануэля, и тот самый Лоренцо, возлюбленный Мары, который привез Мануэлю камни из Иерусалима.

— Вот наши милые гости, — насмехался Марко над Матильдой и Лоренцо, которых палач стегал плеткой по очереди. — Они уже заждались вас. Теперь вся семья в сборе. Признаться, очень мутная и странная семейка. Чрезвычайно лживая и на редкость опасная. В своем коварстве они зашли так далеко, что даже Дьявол умудряется скрывать свои метки на их телах.

Стражники силой уложили обнаженную Мару на стол. Мануэля поставили так, чтобы он видел, что будут вытворять сейчас с его дочерью. Тем более подвешенным Матильде и Лоренцо это так же было хорошо видно.

— Вот вам верная соратница Дьявола во всей красе. Брат Альваро, ты уверен, что хорошо обследовал ее тело? Не исключено, что есть следы сношения с Дьяволом, проверь, девственница она или нет.

— Не смейте! — кричал Мануэль, пока Матильда взахлеб рыдала. — Не трогайте ее. Не было никаких сношений. Девственница она. Умоляю, не трогайте ее.

— Если она девственна, мы не станем убивать ее, в этом я даю тебе слово. Но если нет, она сгорит вместе с тобой, — заявил Марко.

— Есть ведь другие способы, — говорил Мануэль. — Вы же знаете, что существует особое правило для проверки девушки на предмет чистоты. Это должна выполнять женщина и не так, как это собираетесь делать вы!

— Не тебе нас учить, грязный еретик! Ты нарушаешь правила, а почему нам нельзя? Разве все правила нужно соблюдать? Ты устанавливаешь свои, а мы свои. Альваро, мы ждем! — скомандовал Марко.

Альваро этой минуты ждет уже очень давно. Теперь эта девица в его полной власти. Ну что за вздор, конечно она девственница. Подругому быть не может. От нее веяло чистотой и в то же время неразбуженной страстью, которой он сейчас насладится в полной мере. И это придавало ему такой дикий восторг и кайф, как будто он был одурманен ее прелестями. Он рассматривал их, раздвигая ее ноги, глаза запылали страстью и вожделением. Он не слышал ни вопли ее родственников, ни их мольбы. Такая красотка ему еще не доставалась. Стражники рядом стояли не менее возбужденные и просто истекали слюной в ожидании, когда до них наконец дойдет очередь. Палачи и судьи, рыдающая мать Мары — все это еще больше распаляло страсть Альваро, что все будут смотреть на то, как она станет добычей его преступных страстей. Его желание уже достигло бешеного предела, и, чтобы не откладывать утоление своей садисткой похоти, он торопливо расстегнул ремень и спустил с себя штаны, которые препятствовали удовлетворению его похоти.

Мара задыхалась от ужаса и слез, она уже не сопротивлялась, это было все равно бесполезно. Двое сильных мужчин держали ее за руки, пока Альваро наклонялся над ней. Вдруг он начал яростно избивать ее по лицу, очевидно, чтобы специально добавить себе возбуждения и чувствовать ее боль, которая, по его мнению, должна будет доставить ей удовольствие. И да, он хотел видеть, что ей тоже

будет хорошо, и почти был уверен, что выполнит свою мужскую мис сию сейчас в полном объеме и Мара надолго запомнит его «ласки». Такие извращенные понятия в его разуме заставляли его все сильнее испытывать неимоверное желание войти в нее как можно скорее, но в Маре все-таки нет. Ей, разумеется, было больно, и если бы не эти побои, может быть, она даже смогла бы почувствовать что-то приятное, но тогда это было невозможно.

Когда уже все лицо Мары было залито кровью, а тело в синяках, Альваро яростно овладел ею, и так продолжалось довольно долго, он никак не хотел приближать пик своего блаженства, стараясь оттянуть его и как можно дольше совокупляться с этой несчастной девушкой, которая от боли чуть было не потеряла сознание, а из-за ее криков стражникам пришлось заткнуть ей рот кляпом. Но вот наконец он кончил, после чего встав, оглядел ее бедра и промежность, которые были обильно залиты кровью. О да, то была девственница. Он повернулся к ее отцу и подошел к нему, чтобы показать ему, кто здесь главный и победитель, а кто источает злобу и еще большее отчаяние с невероятной болью. Это невероятно тешило самолюбие Альваро, и ему безумно нравилось смотреть на страдания Мануэля и его жены.

— Гореть тебе в аду, проклятая тварь! — проговорил Мануэль с чувством злобы, исполненным гадливости и дикого презрения. — Ты заплатишь за это, и за все свои деяния. Смейся сколько хочешь, чудовище! Будь ты проклят! Ты сдохнешь в муках, истекая кровью.

— Посмотрим, чья кровь потечет быстрее, поджариваясь на медленном огне, — презренно проговорил Альваро над лицом Мануэля. — А смертью ты меня не пугай. Мы все там будем, днем раньше днем позже… Но ты там будешь очень скоро. Так что…

До встречи в аду.

Альваро приказал бросить Мануэля в темницу с Лоренцо, а Матильду посадить в другую. Мару посадить отдельно, но в более комфортные условия. А пока стражники насиловали ее по очереди, Альваро смотрел на это с отвращением и даже не хотел больше приближаться. Пока она больше его не возбуждала, вызывая лишь глубокое отвращение и чувство мерзости. Однако он не жалел о том, что сделал, и осознавал, что сексуальный голод может настигнуть его снова, а плоть этой девицы уж больно отличается от остальных и ему сильно понравилось пребывать в ней. Уж больно редкая у нее была красота и необыкновенно красивое тело. — Ну все, довольно! Я же сказал, все по одному разу! — скомандовал Альваро, — Был приказ оставить ее в живых, но не насиловать до смерти. Пошли вон отсюда! А ты унеси ее в камеру, что наверху. Позже распорядись, чтобы принесли еду.