Девочка и Дорифор

Георгий Тимофеевич Саликов (2016)

Художник и учёный. По-разному они определяются в окружении жизни и даже становятся соперниками. Но в их судьбы вмешивается некий иной «живописец», изготавливающий их портреты на собственный манер.

Глава 10. Награда

— Ты мне нужен. Знаешь, я будто бы на исповедь явился, — Луговинов побегал глазами вокруг, затем приостановил их на добротной изразцовой печке с раскрытой дверцей и отметил на ней бронзовую ручку, слегка задранную.

— Крыло синицы-ремеза, помнится мне с картинки из детства, — сказал он и призадумался.

— Точно? — переспросил приятель, до того не подозревая о частом обретении синицы в руках.

— Угу, точно, — известный учёный многократно покивал головой, — я в детстве мечтал стать орнитологом.

А крыло синицы-ремеза ему хотело сказать о чём-то ином, вовсе не относящемся к науке: то ли о тёпленькой прирученности, давно ставшей привычною, то ли об авантюрной готовности ко взлёту на волю-волюшку. Он оглядел собственную летучую мысль, недавно пойманную да несколько застопоренную, а потом отпустил её дальше, не ведая, куда она выведет, увлекая за собой остальные не пойманные стаи.

— Хорошая у тебя печь, старинная. Может быть, до сей поры действующая? Дымоход работает? Или наглухо забит? Их же всюду забивают нарочно, когда делают капитальный ремонт. Например, в моём доме. Там и печки разбомбили.

— В этом доме пока никакого ремонта не было. Уже, считай, не один век. Печка действующая. И дымоход чистый. Но лето ведь, — седовласый герой уставился пытливым взглядом на гостя, ожидая от него построения слов пояснее, чем странный интерес к синицам и дыму.

— Не важно. Главное, была бы тяга.

— Сегодня не слишком жарко. Должна быть маломальская тяга. Я обычно мусор туда всякий запихиваю. И черновики. Плохие. Да поджигаю, когда набивается.

— А сейчас? Набилась?

— Нет, пока чуть-чуть.

— Не накопил ещё?

— Думаю, до конца — не скоро. Хочешь поджечь?

— Нет, нет, нет. Оно твое, тебе и сжигать.

— Хорошо.

— Ну, да, хорошо. Извини, отвлёкся. Награда, понимаешь? Награда ведь волнует, неправда ли? Волнует, волнует. Ещё как волнует. А вот истинная причина волнения неизвестна. Волнение так просто не посетит. Оно тоже вроде бы награда, нежданный дар небес. Опять отвлёкся. Путаюсь я, понимаешь? Но дело моё мучительное и далеко не неоднозначное.

Антон Вельяминович попробовал обуздать бойкие летучие мысли и присел на краешек роскошного дорифорового кресла.