Там, где обитает любовь

Гиви Леванович Кобулашвили, 2020

Главный герой, влюбившись в одноклассницу, без своего участия ее уже не оставляет – что в школе, что после школы. А когда она по-настоящему нуждается в помощи – готов и на крайнюю меру. Видеть рядом дорогого тебе человека с улыбкой на лице – едва ли не самое главное в жизни. Это и есть лейтмотив повествования.

Философы античной эпохи

Окончание школы было не за горами, когда я сломя голову понесся во дворец молодежи записаться в какую-нибудь секцию. В какую — не имело значения, главное, чтобы территориально было как можно ближе к секции физики. А если комнаты еще и рядом будут, то вообще благодать. Это для меня имело решающее значение.

Все бы желания так исполнялись. Как будто здесь только и делали, что обо мне заботились. Рядом с секцией физики, с одной и с другой стороны, были еще две другие — истории и альпинизма. Думал недолго. Достаточно было представить себе красивые вершины Кавказских гор, выбор сам с собою был сделан.

Не ожидал, что так любезно и с улыбкой встретят.

— Примем, а почему нет, — сказал руководитель секции, — можешь, на пару еще одного желающего привести. Прием как раз на днях намечается.

Все вроде складывалось как нельзя лучше. Видел, кто-то рюкзак примерял. Это был я. И на горизонте заснеженная головка Эльбруса замаячила. Меня ждала.

— Только прием по конкурсу, — добавил в конце руководитель. — В лесистом месте соревнование устраиваем. В первую десятку кто войдет, будут зачислены.

Это последнее уже не так сильно обрадовало. Увидев, что цвет лица потерял, руководитель засмеялся. Потом успокоил:

— Ничего трудного в этом нет. Должен найти в кустах припрятанное на твое имя письмо, будешь иметь компас и описание того места. Надо поставить палатку, разжечь костер и вскипятить воду. Вот и все дела.

Тропинка к Эльбрусу бог весть куда стала заворачивать. Мой рюкзак тоже какие-то сомнительного вида субъекты волочили. Поплелся домой повесивши нос — шансов, что справлюсь никаких.

Своими невзгодами с Ромкой поделился. Теперь он стал смеяться.

— Это же проще простого, — сказал, — считай, что не только в десятку вошел, уже и первое место занял. Отец в альпийском клубе работает, каждое лето на альпиниадах с собой берет. С тобой я пойду. В этих делах академию заканчивал.

Немного от сердца отлегло. Дела, вроде, и не так уж плохи. Тропинка опять к Эльбрусу завернула. Рюкзак, похоже, тоже собирались возвращать.

Как только соревнование началось, сразу же приступили к поиску письма. Каждая минута на вес золота, ни одной не хотели терять. Перво-наперво за компас взялись. Здесь выяснилось, что Ромка с компасом никогда и дел — то не имел.

— Ерунда, — сказал он, — разберемся, и не такое распутывал.

Но кто мог подумать, что наш подход к школьным познаниям себя здесь покажет. В компасе, — да, без труда разобрались, но вся беда в том, что север и юг перепутали. Не могли разобрать что есть что. Кусать пальцы было поздно. Но Ромка присутствие духа не растерял.

— Компас и вовсе не нужен, — сказал, — главное, что описание местности у нас на руках.

Ринулись и начали каждый куст, подозрительный — не подозрительный, подряд обшаривать. То, что искали, обойти было невозможно.

Человек предполагает, а бог располагает. Откуда ни возьмись, а сейчас в этом нисколько не нуждались, туман начал появляться. За короткое время так сгустился, что не то что кусты, деревьев нельзя было различить. Продолжение поиска, причем без компаса, всякий смысл терял. Этого уж Ромка никак не ожидал. Остановились в оцепенении, немного передохнуть — скажем так. Рюкзак умыкнули? Умыкнули. Бог с ним, но и Эльбрус в тумане исчез. Сник Ромка. Окончательно опустил бы руки, но смущала потеря авторитета в моих глазах. Спустя некоторое время, пересилил себя и будто никакой заминки и сроду не было, тоном, уверенного в себе человека, изрек:

— Ничего страшного, у меня чутье собаки, все равно найдем.

Нельзя было не оценить его героическое выступление. Портить дальше настроение и я не стал. Как мог, спокойным видом закивал головой.

— Конечно найдем, — сказал. Как будто не знал, что чудеса только в сказках бывают.

Но чудо произошло.

В то время как другие с компасом туда-сюда плутали, благодаря тому особому чутью, или чисто случайно, но припрятанное для нас письмо обнаружили. Дело как будто на исправление пошло. Теперь не хочешь в этом тумане возвратиться на место, отведенное для палатки? Но чудеса продолжались. Уже зарекомендовавшее себя чутье и здесь отличилось. Все остальное с быстротой молнии проделали. Компас не в счет, но в остальном диплом академии Ромка на полном серьезе заслуживал. За короткое время палатка была установлена, хворост собран, ножки для подвешивания котелка поставлены, костер зажжен и котелок с водой над ним подвешен. Смутно, но было видно — соседи все еще над установкой палатки мучились.

Из тумана один за другим головы членов конкурсной комиссии начали всплывать. Скоро и голова председателя должна была показаться. Я уже и на Эльбрусе был. До вершины что оставалось? Всего ничего, только руку протяни.

От нахлынувшего счастья не знали, что предпринять. Но это я не знал, а Ромка знал. Шутка ли, человек на народные танцы ходил. На радостях вокруг костра Барыню станцевал. Потом волшебник искусства уволок. За Барыней Гопаком пошел, за Гопаком Лезгинку сотворил, напоследок даже на испанские ритмы перешел. Все у него хорошо получалось. Единственно, под конец ногой за что-то чуть-чуть задел.

И откуда только всякие напасти берутся. Из ничего, и на первый взгляд неприметного, неожиданно целый ворох проблем возникает. Нога за что-то задела, это самое что-то за ветку, ветка за хворост, хворост за палку, а палка чего? Чего-чего! А того, что коза в огород забралась и огорода будто и не было. Всего один разнесчастный миг и этот наш праздник и радостные возгласы плачевно обернулись. Палка опору для котелка зацепила и повалила, котелок опрокинулся и всю уже закипавшую воду на костер вылил. Собравшиеся вокруг погасший огонь и пустой котелок видели.

Головы членов комиссии один за другим обратно в тумане начали тонуть. Голова председателя так и не показалась. Рухнули мои надежды. Со склонов Эльбруса кубарем катился, о приеме в секцию можно было забыть.

Но мои попытки на этом не заканчивались. Оставалась еще секция истории. На нее и надеялся. Шел с дрожащим сердцем. В одном месте, как мог напортил. Если и там откажут, то конец — все мои усилия насмарку.

Не сказать, что там мое появление аж всех осчастливило. Мои знания по истории руководительницу секции, как видно, сильно впечатлили и вопрос моего приема-неприема долго не могла решить. Наконец, еще раз с ног до головы осмотрела и сказала:

— Раз так просишься, пока что можешь ходить, потом видно будет.

Откуда ей было знать, что в эти минуты вопрос моей жизни и смерти решался. Все дело в том, что птичка весточку принесла — та, которая меня с ума свела, во дворец молодежи стала ходить, в секции физики. Записаться в какую-либо секцию, как можно поближе к ней и было для меня важнее всего.

Уважаемая Валентина знающим человеком была. Много интересного рассказывала, то чего в школьных учебниках не было. Но все мимо — до меня ничего не доходило. Все мое внимание было обращено к соседней комнате и к тем, кто там находились. Не дай бог их уход прозевать. Весь замысел ведь в том и состоял, чтобы как бы невзначай на глаза попасться, типа случайная встреча. Со скрипом, но пока все шло как задумано. Если, конечно, еще что-нибудь не выскочит. И выскочило. Мое положение, быть или не быть, опять под вопросом оказалось.

— Начинается олимпиада по истории. Кто не примет участия, будет из секции отчислен — коротко отрезала Валентина.

Сказано было, чтобы все слышали, но, сомнений не оставалось, в первую очередь касалось меня. И тему старательно подобрала: “Философы античной эпохи”. Меня как громом поразило. Не хочешь такое написать? И что напишешь, если понятия об этом не имеешь.

Делать нечего, разыскал ближайший читальный зал. Сказал там о своих бедах. Наверное такой удрученный вид имел, что библиотекарь сжалился.

— Что ты убиваешься, — сказал, — вот ты, а вот брошюра точно с таким же названием. Возьми и перепиши слово в слово.

Туз выпал — про меня и было сказано. Набросился на брошюру и вчистую переписал. Что переписывал, не разбирал. Не пропустить ничего, остальное мало занимало.

Когда рукопись раньше намеченного срока представил, Валентина немного оттаяла:

— Да ты я вижу по натоящему в историю влюблен.

Влюблен?! Это так она сказала?

Ее слова и мое отключение были одновременными.

— Влюблен да так? День и ночь о ней и думаю, — вырвалось от самого сердца.

Валентина удивленно глянула на меня, но было поздно. Уже в пути был, на своей лошадке мчался.

— Когда Димке на день рождения родственники камеру — оболочку подарили, а мы как ошпаренные с мест повскочили и сразу же надувать стали, я и тогда не мог ее забыть, — сказал.

У Валентины глаза округлились, не знала, что и подумать обо мне. Но меня это не остановило, продолжал дальше нестись.

— Онег слыл как нападающий таранного типа. И на этот раз не сплоховал. Всех растолкал, выхватил из рук, выбежал во двор и подаренный минуту назад мяч первым же ударом ноги в овраг пульнул. И когда весь класс до потери сознания в поисках рыскал, я и тогда про нее думал.

Валентина испуганно посматривала.

— Потом все же нашли? — Спросила, чтобы как-то умерить мой пыл.

Лошадку, и правда, на время приостановил.

— Уже темно было — сказал, — поиски на второй день с утра продолжили. Но мяч кто-то подобрал. И не удивительно, — пояснил как можно доходчиво. Но почувствовал, что она все-таки не все поняла. Стал суть вопроса более вразумительно растолковывать:

— Камеру-оболочку в нашем закоулке в руках еще никто не держал. Только на стадионе Динамо и видели. Резиновым мячом играли с нарисованной камерой-оболочкой, но он прокол быстро получал.

Потом опять лошаденку пришпорил.

— Все подавленными ходили, — сказал, — а у меня и тогда все время в глазах она стояла.

— Она, это кто? — Валентина улучила момент и к стенке меня пригвоздила.

Хорошо еще, что вовремя за ум взялся.

— Про любовь к истории говорю, — пропечатал я. Валентина ничего не ответила.

— Чудеса, да и только, — лишь про себя проговорила, не в состоянии что-либо постичь.

Но настоящие чудеса были впереди.

Как выяснилось, члены жюри о существовании переписанной мною брошюры знать не знали и конечно же не читали. Иначе как объяснить то, что меня в числе победителей олимпиады назвали. Недаром, когда брошюру давал, библиотекарь сказал, что только-только из печати вышла и наверно еще никто и прочитать не успел. Уважаемой Валентине благодарность объявили. Я в группе видным человеком стал. Но для меня главным было другое. Вопрос жизни и смерти отпал — в секции принят окончательно. Честь и хвала ученым мужам древности. Ту брошюру надо будет объязательно перечитать на досуге.

Теперь уже ничто не должно было помешать в исполнении задумки. И действительно, в один прекрасный день, когда вышел в коридор, увидел две сорванные с неба звезды. Одна из них была Гуля — дороже всего на свете человек. Рядом такая же как и она, нарисованная кистью художника, девушка стояла.