Кровавый рыцарь

Грегори Киз (2006)

Древнее зло готово пробудиться от глубокого сна… Смогут ли герои предотвратить трагедию? Третий том захватывающего эпического цикла «Королевство Костей и Терний» Грега Киза. Легендарный Терновый король пробудился, сея безумие и разрушения по всей земле, опустошенной падением королевской семьи из-за предательства и темной магии. Полузабытые пророчества указывают на юную принцессу Энни, законную наследницу трона, как на единственную надежду мира. Но ее преследует таинственный убийца, настолько опытный, что даже ни друг и защитник Энни Казио, ни молодой рыцарь Нейл МекВрен не могут оказать ему сопротивление. Тем не менее Энни сама является источником страшных сил, неподвластных ее пониманию и контролю… Время пришло. Принцессе нужно встать во главе армии, чтобы отправиться в поход и вернуть свое королевство… или погибнуть. «Сложная и умная эпопея в жанре эпического фэнтези». — Publishers Weekly «Изобилие приключений и интриг, фехтования и темной магии». — Realms of Fantasy «Мир богат, детально проработан автором и всегда правдоподобен, закрученный сюжет то восхищает, то пугает». — Locus «Мощное построение мира и превосходное повествование». — Library Journal

Часть вторая. Яд в корнях

Fram tid du tid ya yer du yer

Taelned sind thae manns daghs

Mith barns, razens, ja rengs gaeve

Bagmlic is gemaunth sik

Sa bagm wolthegh mith luths niwat

Sa aeter in sin rots.

От века к веку, от года к году

Сочтены дни человека.

Богатый детьми, домами и самоцветами,

Он чувствует себя сильным, как дерево.

Дерево, гордое кроной своею,

Может не чувствовать яда в своих корнях.

Древняя алманнийская поговорка

Глава 1. Среди чужих

Стивен не знал, как долго он сражался со слиндерами, но понимал, что сил у него уже не осталось. Его мышцы превратились в вялые жгуты, сотрясаемые болезненными судорогами. Казалось, даже кости и те ломит.

Как ни странно, едва он перестал сопротивляться, руки, схватившие его, стали невероятно бережными. Ему вспомнился тот приблудный кот, которого ему как-то довелось выдворять из отцовского зимнего сада. Пока кот вырывался, его приходилось сжимать очень крепко, даже грубо, но, как только он успокоился, Стивен смог ослабить хватку и даже погладить его, чтобы показать, что не хочет ему повредить.

— Они нас не съели, — услышал он рядом с собой задумчивый голос.

Только сейчас Стивен сообразил, что одна из рук, вцепившихся в него, принадлежит Эхоку. Он вспомнил, что успел заметить лицо юноши-ватау, когда слиндеры бесцеремонно потащили его, Стивена, по земле. Сейчас его несли лицом вверх, на переплетенных руках, причем восемь слиндеров удерживали его запястья. Эхока несли точно так же, но правой рукой он цеплялся за Стивена.

— Нет, не съели, — согласился Стивен. И спросил, слегка повысив голос: — Кто-нибудь из вас умеет говорить?

Никто из носильщиков ему не ответил.

— Может быть, они собираются нас сначала поджарить, — предположил Эхок.

— Может быть. Если так, значит, они изменили свои привычки с тех пор, как Эспер видел их в последний раз. Он говорил, что они поедают свою добычу живьем — и сырой.

— Да. Так было, когда они убили сэра Онье у меня на глазах. А эта шайка, они другие. Все по-другому.

— Ты видел, что произошло с Эспером и остальными? — спросил Стивен.

— Мне кажется, все слиндеры, что были под деревом, ушли с нами, — ответил Эхок. — Они не преследовали остальных.

— Но зачем им понадобились мы двое? — удивился Стивен.

— Не мы, а вы, — уточнил Эхок. — Только вы. Они схватили меня только после того, как я в вас вцепился.

«В таком случае зачем им я? — задумался Стивен. — Что нужно от меня Терновому королю?»

Он попытался повернуться к Эхоку, но их разговор, похоже, расстроил носильщиков, и один из них с такой силой ударил юношу по запястью, что тот задохнулся и выпустил руку Стивена. Они тут же потащили его прочь.

— Эхок? — закричал Стивен, пытаясь собраться с остатками сил, чтобы продолжить сражаться. — Оставьте его в покое, слышите? Или, клянусь всеми святыми… Эхок!

Но сопротивление лишь вынудило носильщиков снова усилить хватку, а Эхок не отвечал. В конце концов Стивен охрип и умолк, погрузившись в мрачные раздумья.

За прошедший год он совершил много необычных путешествий, и хотя это было не самым странным из них, оно, без сомнения, заслуживало места в его «Наблюдениях причудливых и занимательных».

К примеру, ему еще ни разу не доводилось путешествовать, глядя преимущественно вверх. Не имея возможности время от времени видеть землю, чувствовать под собой ее или спину лошади, он ощущал себя оторванным от реальности, словно легкий ветерок, летящий среди деревьев.

Проплывающие в вышине ветви и темно-серое небо были для него единственным ландшафтом, а когда снова пошел снег, вселенная его сжалась до вихря cнежинок. Тогда Стивен перестал быть ветром, собравшись в белый дым, парящий над землей.

Наконец ночь окончательно лишила его зрения, и Стивен стал чувствовать себя волной, встающей из глубин. Наверное, он задремал, а когда снова начал воспринимать мир вокруг, звук шагов слиндеров изменился, отдаваясь гулом в пустоте, словно море, унесшее его за собой, ринулось вниз в трещину и превратилось в подземную реку.

Неожиданно он увидел небо слабого оранжевого оттенка и сперва предположил, что уже настал рассвет, но затем сообразил, что тучи — это вовсе не тучи, а потолок из неровного камня, а свет падает от огромного костра, выбрасывающего вверх мощные языки пламени. Сама пещера была достаточно большой, чтобы свет бессильно таял, не достигая ее границ, помимо пола и потолка.

На огромном пустом пространстве столпилось бессчетное множество слиндеров, они спали или бодрствовали, бродили или стояли, бессмысленно уставившись в пустоту. Их было так много, что создавалось впечатление, будто здесь вовсе нет пола. Кроме вездесущего дыма воздух был пропитан вонью нашатыря, кислым запахом пота и гниющих человеческих испражнений. Раньше Стивену казалось, что самое смердящее место в мире — это канализация в Рейли, но теперь он понял, как сильно ошибался. Сырой, вязкий воздух тщательно окутывал кожу мерзкой вонью, и Стивен заподозрил, что ему придется непрерывно мыться несколько дней, чтобы очиститься.

Слиндеры, которые несли Стивена, без всякого предупреждения и довольно бесцеремонно поставили его на ноги. Ослабевшие колени юноши подогнулись, и он упал там, где его отпустили.

Приподнявшись, он огляделся по сторонам, но нигде не увидел Эхока. Неужели они все-таки его съели? Или убили? Или просто бросили, мгновенно позабыв про него, как забыли про Эспера, Винну и рыцарей?

Неожиданно вонь слиндеров перебил запах еды, который ударил в Стивена, словно могучий кулак. Он не мог понять, чем пахнет, но это было похоже на мясо. Когда он сообразил, чье это может быть мясо, его желудок завязался узлом. Стивена бы непременно вырвало, если бы было чем. Неужели Эхок прав и слиндеры изменили свои кулинарные пристрастия? И что ждет самого Стивена — его сварят, зажарят или потушат?

Какими бы ни были их намерения, пока слиндеры не обращали на него внимания, поэтому он принялся оглядываться по сторонам, пытаясь составить хоть сколько-нибудь понятное представление о переплете, в который угодил.

Сначала Стивен видел только огромный костер в центре зала и безликую массу тел, но вскоре разглядел дюжины огней поменьше. Вокруг них толпились слиндеры, как будто объединившись в кланы или отряды. Почти на каждом очаге кипятились чайники, медные или чугунные, каких полно в любой маленькой деревне или на хуторе. Некоторые слиндеры что-то помешивали в котлах, и Стивен подумал, что ничего более странного он еще не видел. Как они могут так по-домашнему кашеварить и при этом вести себя в остальном точно бессмысленные животные?

Опираясь на руки, он неуверенно поднялся и повернулся, пытаясь понять, откуда они пришли… И обнаружил, что смотрит прямо в пронзительно-голубые глаза.

Пораженный, Стивен отступил назад и увидел лицо целиком. Оно принадлежало мужчине, вероятно, лет тридцати, и было разрисовано красной краской, а обнаженное его тело украшали татуировки, как и у всех остальных, но в глазах горел огонек разума.

Стивен узнал в этом человеке волшебника, заклинавшего ветви дерева.

Мужчина держал в руках миску и протягивал ее молодому ученому.

Стивен заглянул внутрь и увидел что-то вроде жаркого. Пахло оно прекрасно.

— Нет, — негромко проговорил он.

— Это не человечина, — сказал мужчина на королевском языке с картавым акцентом усттишей. — Оленина.

— Ты умеешь разговаривать? — спросил Стивен.

Мужчина кивнул.

— Иногда, — ответил он, — когда безумие отступает. Ешь. Я уверен, что у тебя есть ко мне вопросы.

— Как тебя зовут?

Мужчина нахмурился.

— Кажется, прошло много времени с тех пор, как у меня было имя и это имело значение, — ответил он. Я дреод. Зови меня просто Дреод.

— Что значит «дреод»?

— Ну, вожак, что-то вроде жреца. Мы были единственными, кто продолжал верить и хранить древние обычаи.

— О, я понял, — проговорил Стивен. — Слово «дхравидх» на вадхианском означало «дух леса» или нечто наподобие этого. На среднелирском диких людей, живущих в лесу, язычников, называли дройфид.

— Я не так осведомлен обо всех неправильных способах использования нашего имени, — сказал Дреод. — Но мне известно, кто я. Кто мы. Мы храним законы и обычаи Тернового короля. И из-за этого наше имя опорочено другими.

— Терновый король — ваш бог?

— Бог, святой… Это всего лишь слова. Они не имеют никакой ценности. Но мы его ждали и оказались правы, — с горечью сказал он.

— Не похоже, чтобы это тебя радовало, — заметил Стивен.

— Мир таков, какой он есть, — пожал плечами Дреод. — И мы делаем то, что необходимо сделать. Поешь, а потом мы поговорим еще.

— Что случилось с моим другом?

— Я ничего не знаю про друга. Целью похода был ты, и никто иной.

— Он был с нами.

— Если тебе от этого станет легче, я его поищу. А теперь ешь.

Стивен поковырял жаркое. Оно действительно пахло олениной, но, с другой стороны, какой запах у человеческого мяса? Ему казалось, что он где-то слышал, будто оно похоже на свинину. А что если его хотят накормить человечиной?

Вдруг если он это съест, то станет одним из слиндеров?

Он поставил миску, стараясь не обращать внимания на боль в животе. Риск не стоил того. Человек может долго обходиться без еды. Стивен знал это наверняка.

Дреод вернулся, посмотрел на миску и покачал головой. Затем снова ушел и вскоре принес маленький кожаный мешок, который бросил Стивену. Внутри обнаружился сухой и слегка заплесневелый сыр и черствый, каменной твердости хлеб.

— Этому поверишь? — спросил Дреод.

— Не хочу, — ответил Стивен.

Однако он соскоблил плесень и быстро проглотил скудные припасы.

— Те, что тебя принесли, не помнят твоего друга, — сообщил Дреод, пока он ел. — Ты должен понять, когда звучит зов, мы перестаем воспринимать мир так, как ты. Мы не помним.

— Зов?

— Зов Тернового короля.

— Ты думаешь, они его убили?

Дреод покачал головой.

— Этот зов приказал просто найти тебя и доставить сюда, а не убивать и есть.

Стивен решил пока что не вдаваться в подробности. У него возник более важный вопрос.

— Ты сказал, что слиндеры пришли за мной. Зачем я вам?

Дреод пожал плечами.

— Точно не знаю. От тебя пахнет седмаром, и потому инстинкт подсказывает нам, что тебя следует уничтожить. Но господин леса считает иначе, и мы не можем его ослушаться.

— Седмар… я знаю это слово. Сефри называют им чудовищ вроде греффинов и уттинов.

— Именно так. А еще черные шипы, которые пожирают лес. Все создания зла.

— Но Терновый король не седмар?

К удивлению Стивена, его вопрос, похоже, потряс Дреода до глубины души.

— Нет, конечно! Он их величайший враг.

Стивен кивнул.

— И он разговаривает с вами?

— Не так, как ты это понимаешь, — ответил Дреод. — Он — сон, который снится всем нам. Мы чувствуем то, что чувствует он. Потребности. Желания. Ненависть. Боль. Как и все живое, если мы испытываем жажду, мы стремимся ее утолить. Он внушил нам жажду найти тебя, и мы нашли. Я не знаю почему, но знаю, куда я должен тебя отвести.

— Куда?

— Завтра, — сказал Дреод, отметая вопрос небрежным взмахом руки.

— Могу я идти сам или меня снова понесут?

— Можешь идти. Если будешь сопротивляться, тебя понесут.

Стивен кивнул.

— Где мы находимся?

Дреод помахал рукой в воздухе.

— Под землей, ты и сам видишь. В старом реуне, брошенном халафолками.

— Правда?

Ему стало интересно. Эспер рассказывал ему про реуны халафолков, тайные пещеры, где обитала большая часть самой странной расы, называвшейся сефри.

Сефри, которых знали все, были торговцами и циркачами — те, что жили на поверхности земли. Но они составляли лишь ничтожное меньшинство своего народа. Остальные до недавнего времени обитали в потайных пещерах в Королевском лесу. И вдруг они покинули свои древние дома, спасаясь бегством от Тернового короля.

Эспер и Винна побывали в таком покинутом реуне. А вот теперь Стивена занесло еще в один.

— А где их город?

— Недалеко отсюда. Не город, а то, что от него осталось. Мы начали его разрушать.

— Почему?

— Все, что сотворено руками человека и сефри в Королевском лесу, будет уничтожено.

— И опять же, почему?

— Потому что их здесь не должно быть, — сказал Дреод. — Потому что люди и сефри нарушили священный закон.

— Закон Тернового короля.

— Да.

Стивен покачал головой.

— Я не понимаю. Эти люди… вы… вы же, должно быть, когда-то принадлежали к деревням или племенам. Жили в Королевском лесу или поблизости…

— Да, — тихо ответил Дреод. — Это наш грех. И теперь мы за него платим.

— Каким колдовством он принуждает вас? Не все оказываются ему подвластны. Я видел Тернового короля, но не стал слиндером.

— Нет, конечно. Ты не испил из котла и не принес клятву. В горле Стивена снова пересохло, мир, казалось, оставил его, несколько раз перевернулся вокруг оси и возвратился измененным.

— Позволь уточнить, вы сами это выбрали? — сказал он, пытаясь не допустить в голос рвущуюся наружу ярость. — Все эти люди служат Терновому королю по собственной воле?

— Я не знаю, был ли у нас другой выбор.

— Давай я объясню, — проговорил Стивен. — Под словом «выбрали» я подразумеваю сознательное принятие решения. Под словом «выбрали» я подразумеваю, что однажды вы почесали в затылке и сказали: «Клянусь собственной бородой! Пожалуй, разденусь-ка я догола и примусь бегать по лесу, словно дикий зверь, жрать своих соседей и жить в пещерах». Так? Под словом «выбрали» я подразумеваю, что вы, скажем так, могли этого и не делать.

Дреод опустил голову и кивнул.

— Тогда почему? — взорвался Стивен. — Почему, ради всех святых, вы добровольно превратились в грязных животных?

— В животных нет ничего грязного, — возразил Дреод. — Они священны. Деревья священны. Это как раз святые порочны.

Стивен начал было протестовать, но Дреод лишь отмахнулся.

— Среди нас всегда были приверженцы древних обычаев — Его законов. Мы приносили древние жертвы. Но то, что мы помнили, мы помнили не по-настоящему. Наше понимание не было полным. Мы верили, что он пощадит нас, когда вернется, за то, что мы его почитали. Но Терновый король не знает, что такое почести, правда, хитрость или любое другое человеческое качество. Он понимает мир, как понимают его охотник и дичь, земля и гниение, семя и весна. Наш народ заключил с ним всего одно соглашение, и мы его нарушили. И потому теперь должны служить ему.

— Должны? — переспросил Стивен. — Но ты же сказал, что у вас был выбор.

— И мы его сделали. Ты бы поступил так же, будь ты одним из нас.

— Нет, — усмехнулся Стивен. — Не думаю.

Дреод резко встал.

— Следуй за мной. Я кое-что покажу тебе.

Стивен пошел за ним, осторожно обходя спящих слиндеров. Во сне они казались самыми обычными мужчинами и женщинами, если не считать того, что все они были обнажены. Стивен подумал, что до сегодняшнего дня ему редко доводилось видеть женскую наготу. Однажды, когда ему было двенадцать, он и несколько его друзей подглядывали в щелочку в стене за переодевавшейся девушкой. Недавно он случайно увидел краем глаза купающуюся Винну. Оба раза зрелище, казалось, прожгло его глаза, живот, проникнув прямо туда, где таилась похоть. А порой он всего лишь представлял себе, как может выглядеть женщина под одеждой, и ему становилось очень не по себе.

Теперь же он видел множество женщин, некоторые из них были довольно красивы, но он не чувствовал ничего, кроме отвращения.

Они прошли по мелкому ручью и вскоре оказались вне круга света.

— Положи руку мне на плечо, — распорядился Дреод.

Стивен выполнил его указание, следуя за ним сквозь кромешный мрак. Хотя святой благословил его чувства, юноша не мог видеть в абсолютной темноте. Но, вслушиваясь в эхо шагов, Стивен, казалось, слышал очертания пещеры. Кроме того, он постарался запомнить все повороты и сосчитать шаги.

Наконец наверху забрезжило бледное свечение, и они вышли на каменистый берег подземного озера, где их ждала маленькая лодочка, привязанная к пристани из полированного известняка. Дреод знаком показал, чтобы Стивен залез в нее, и уже через несколько мгновений они скользили по обсидианово-черной воде.

Свечение испускали пляшущие точки, наподобие светлячков, и в сиянии их крошечных фонариков начал обретать очертания город, изящный и подобный мечте. Вот внезапно сверкнул шпиль, словно отсвет радуги; вот проявились пустые глазницы окон, точно глаза великанов, стоящих на страже.

— Вы собираетесь уничтожить это? — выдохнул Стивен. — Но здесь же так красиво!..

Дреод ничего не ответил. Стивен заметил, что несколько парящих огоньков направились к ним.

— Ведьмины огни, — пояснил Дреод. — Они не опасны.

— Эспер рассказывал о них, — сказал Стивен и потянулся к одному из огоньков.

Они напоминали маленькие светящиеся завитки дыма и пламени, но не наделенные веществом и теплом.

К ним подплыли новые огоньки, провожая их к дальнему берегу.

Стивен уже слышал приглушенные голоса впереди. Он не мог разобрать, человеческие или сефри, но они звучали очень высоко.

Увидев невысокие фигурки на берегу, освещенные призрачным сиянием, Стивен внезапно понял.

— Дети, — выдохнул он.

— Наши дети, — пояснил Дреод.

Они выбрались на берег, и несколько младших ребят направились к ним. Среди них Стивен заметил девочку, которая пела около дерева. Она подняла взгляд на Дреода.

— Зачем ты привел его сюда? — спросила она.

— Его позвали. Я должен отвести его к ревестури.

— Все равно, зачем приводить его сюда?

— Я хотел, чтобы он увидел детей.

— Ну, вот они мы, — сообщила девочка.

— Эхок сказал, что не видел следов детей в брошенных деревнях, — проговорил Стивен. — Теперь, мне кажется, я понимаю. Он держит ваших детей в заложниках, так? Если вы не будете служить Терновому королю как слиндеры, ваши дети пострадают.

— Они служат Терновому королю, потому что мы им велели, — поправила его девочка.

Глава 2. Беседы с герцогиней

Влажные удары копыт по мокрому снегу приближались, сопровождаемые обрывками разговора. Язык походил на королевский, но в лесу звук может обманывать…

По этой и многим другим причинам Нейл ненавидел лес. Остров Скерн, где он родился, представлял собой горы, окруженные со всех сторон морем, его можно было исходить вдоль и поперек, от высоких скалистых пиков до глубоко прорезавших их долин, и нигде не встретить больше трех жалких кустиков в одном месте.

Деревья ослепляли и оглушали Нейла, мешали правильно оценивать расстояния.

Более того, рыцарь был уверен, что лес — это место смерти, где все гниет и обитают самые древние и мерзкие существа в мире. Он предпочитал открытое, чистое море, выветренные вересковые пустоши.

«Но я в лесу, и, судя по всему, здесь я и умру», — подумал он.

Нейл поглубже забрался в заросли кустов. Лошади их отряда разбежались, если, конечно, их не съели слиндеры. А пешим против всадника никто из защитников королевы не имел и шанса, кроме разве что Эспера Белого. Но Нейл не мог представить себе, что лесничий оставит Винну без защиты.

Значит, если это новые враги или подкрепление, прибывавшее к старым, в бою Нейлу и его спутникам несдобровать. Нужно спрятаться.

И тут, когда показались первые всадники, Нейл узнал короткие рыжие волосы и лицо Энни Отважной. Сопровождавшие ее всадники ехали под знакомым знаменем с гербом герцогини Лойсской.

Облегчение накатило на него мощной волной. Он убрал в ножны меч, собравшись выйти на дорогу, чтобы их приветствовать, но тут ему в голову пришла новая мысль. А что, если их враг явился из Лойса? Что, если Элионор присоединилась к своему брату узурпатору?

Однако Энни не выглядела пленницей; она уверенно сидела на лошади, капюшон ее теплого плаща был сброшен, на лице отражалась задумчивость, а не страх. Когда она и ее новые спутники увидели следы побоища, они натянули поводья.

— Что здесь произошло? — спросила Энни.

— Не могу сказать, ваше величество, — ответил мужской голос, — но вам не следует смотреть на столь неприглядную бойню.

Нейл услышал женский смех. Смеялась не Энни, однако обладательницу этого смеха он тоже знал.

Он вздохнул и выбрался из своего укрытия. Радость от того, что он нашел Энни живой и невредимой, не рассеяла полностью его сомнений, но он решил, что прятаться дальше не имеет смысла.

— Ваше величество! — позвал он. — Это я, Нейл МекВрен. Все головы одновременно повернулись к нему, со скрипом натянулось множество луков.

— Нет! — повелительно крикнула Энни. — Это мой человек. Сэр Нейл, вы не ранены?

— Нет, ваше величество.

— А остальные? — Она неуверенно улыбнулась и подняла руку. — Тио видэо, Казио.

Нейл проследил за ее взглядом и увидел, что вителлианец тоже выбрался из укрытия. Он крикнул Энни что-то на своем языке, в голосе его прозвучали облегчение и радость.

— А Остра? — воскликнула Энни. — Вы видели Остру?

Но Остра уже бежала к ней, и, забыв о должном достоинстве, наследница трона Кротении спрыгнула с лошади и прижала подругу к груди. Обе тут же расплакались и заговорили одновременно, Нейл не слышал, о чем, да и не пытался разобрать.

— Сэр Нейл, — промурлыкал женский голос. Голос той самой женщины, которой принадлежал и знакомый смех. — Какая удача снова вас видеть.

Нейл повернулся к обладательнице этого музыкального голоса. Синие глаза дразнили его, а на изящных губах застыла озорная улыбка. На мгновение он вернулся в другой день, когда на душе у него не было так тяжело и в нем оставалось еще что-то от прежнего мальчишки.

— Герцогиня, — сказал он и поклонился. — Я тоже очень рад вас видеть, и тем более в добром здравии.

— Мое здоровье находится под серьезной угрозой, — фыркнула она. — Отважусь заметить, что прогулки верхом по такому холоду не слишком укрепляют его. — Она улыбнулась еще шире. — Сколько героев из Кал Азрота здесь собралось! Эспер Белый и Винна Рафути, полагаю?

— Ваша светлость, — хором отозвались названные герои.

— Сэр Нейл, нам опасно здесь оставаться? — спросила Энни, выпустив Остру из объятий.

Нейла очередной раз поразила ее царственная манера держаться, которой всего несколько месяцев назад он в ней совершенно не замечал.

— Непосредственной угрозы я не вижу, миледи, но считаю, что этот лес небезопасен, — ответил он. — Почти все, кто выехал с нами из Данмрога, покинули этот мир. Те, кого вы видите перед собой, — единственные, кто остался в живых, насколько мне известно.

— А где брат Стивен?

Нейл взглянул на Эспера.

— Его утащили слиндеры, — сдержанно ответил лесничий. — Его и Эхока.

Энни посмотрела в сторону густых деревьев, словно пыталась увидеть там пропавших спутников, потом снова повернулась к лесничему.

— Думаешь, они мертвы? — спросила она.

— Нет.

— Я тоже, — сказала Энни. — Лесничий Белый, я бы хотела поговорить с тобой наедине, если ты не против.

Нейл с некоторым беспокойством наблюдал, как его подопечная и лесничий отошли в сторону от остальных. Он вдруг понял, что ему сложно отвести от них взгляд, и потому снова вернул свое внимание герцогине.

— Гленчест в порядке? — спросил он.

— Гленчест прекрасен, как и всегда, — ответила она.

— И смута последних дней его не коснулась?

— Коснулась, конечно. Поспешные действия моего брата не могли оставить в неприкосновенности хоть один уголок нашей страны. Но я не думаю, что он когда-либо считал меня опасной.

— А ему следовало? — спросил Нейл. Герцогиня сладко улыбнулась.

— Некоторые утверждают, что я представляю опасность для добродетели, — ответила она. — И, надеюсь, что для скуки и тоски тоже — где бы я их ни встретила. Но мой брат знает, что трон и все до смешного скучные вещи, с ним связанные, меня совершенно не интересуют. Я предпочитаю свои собственные развлечения.

— Значит, вы не поддерживаете ни одного из претендентов?

Герцогиня поднесла ко рту руку, чтобы скрыть зевок.

— Я забыла, сэр Нейл, что молодость и привлекательность не препятствуют вам бывать временами страшным занудой.

— Примите мои извинения, ваша светлость, — согнулся в поклоне Нейл, отметив про себя, что она не ответила на его вопрос.

Это могло быть хорошим знаком; совершенно очевидно, что герцогине многое известно. Возможно, она все-таки откроет свои намерения, даже понимая, что они придутся ему не по вкусу.

Оглянувшись, он увидел, что Энни закончила разговаривать с лесничим и Эспер Белый направляется в их сторону.

— Герцогиня, — сказал Эспер и несколько неуклюже поклонился.

— Лесничий. Как дела у тебя и твоей юной подруги?

— Все хорошо, ваша светлость. А у вас?

— Я немного соскучилась по охоте, — проворковала она. — Хочется дичи… Странное совпадение, не находите?

— Э… — начал Эспер.

— Как правило, я предпочитаю что-нибудь нежное и молочное, — продолжала она, — или, по крайней мере, совсем недавно отнятое от груди. Но иногда хочется и чего-нибудь выдержанного временем, как вы полагаете?

— Я не… из-за слиндеров и всего такого, вся дичь… ну, понимаете, ваша светлость…

— Тетя Элионор, оставь его в покое, — вмешалась Энни. — Нет нужды так его мучить. Ему пора. Он всего лишь собирался попрощаться.

— Это правда? — спросил Нейл у лесничего. — Значит, ты ее убедил?

Эспер, явно обрадованный сменой темы, поскреб подбородок и повернулся к Нейлу.

— Гм, нет, не совсем, — ответил он. — Ее величество полагает, что нам с Винной следует отправиться за Стивеном.

— Я бы тоже хотел принять участие в этом разговоре, — холодно проронил Нейл.

Лицо лесничего потемнело, но Энни вмешалась прежде, чем он успел ответить.

— Он ни в чем меня не убеждал, сэр Нейл, — сказала Энни. — У меня есть свои причины послать его на поиски брата Стивена.

Сказав это, она вернулась к своей лошади.

Нейл в растерянности выпрямился. Королева Мюриель часто ставила его в сложное положение, не договаривая самого главного. Похоже, Энни относится к тому же типу повелительниц.

— Извини, мы знакомы еще совсем недолго, — обратился он к Эсперу, — но мне кажется, я успел кое-что понять. Я вынужден сражаться на чуждой мне земле, Эспер Белый, и это делает меня раздражительным.

— Я понимаю, — кивнул лесничий. — Но ты больше подходишь для подобных дел, чем я. Я ничего не понимаю в придворных играх, заговорах или сражениях, где сходятся целые армии. Когда придет время посадить ее на трон, от меня вам будет не много пользы. Клянусь Неистовым, я даже то, что происходит здесь, в лесу, и то не всегда понимаю! Зато я знаю, что мое место тут. Полагаю, ее величество тоже это знает.

Нейл кивнул и взял его за руку.

— Ты хороший человек, лесничий. Для меня было удовольствием сражаться рядом с тобой. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Да, — согласился Эспер.

— Нере деф лейент тойф леме, — сказал Нейл лесничему на своем родном языке. — Пусть святые укрепят твою руку.

— А ты держи глаза открытыми, — добавил Эспер.

Как оказалось, слиндеры не только не стали есть их самих, но и совершенно не заинтересовались лошадьми: пока спутники принцессы разговаривали, на поляну невозмутимо вышел Огр. За ним шли остальные животные маленького отряда.

Пока люди герцогини снова седлали их, Эспер погладил морду Огра, и на лице лесничего появилось выражение, в котором при желании можно было разглядеть облегчение. Когда с приготовлениями было покончено, они с Винной сели в седла и, прихватив Ангел, лошадь Стивена, скрылись в лесу. Проводив их взглядом, Нейл поймал себя на том, что вместе с ними исчезло ощущение защищенности, ставшее уже привычным.

Отряд королевы двинулся в сторону Гленчеста.

Нейл с возрастающим ужасом слушал рассказ Энни о том, что с ней произошло, о том, как она попала в руки врага, вырвалась и снова оказалась в плену в Севойне.

— После того, как Вист помог мне сбежать, — закончила она, — мы вышли на дорогу, ведущую в Гленчест, и почти сразу наткнулись на отряд тети Элионор.

— Вам повезло. Должно быть, святые присматривали за вами, — заметил Нейл.

— Не стоит приписывать святым лишнего, — возразила Элионор, ехавшая рядом с ними. — Лойс — это мои владения, я здесь выросла. Здесь не так много мест, где у меня нет глаз и ушей. Мне доложили о людях, которые на вас напали. Они прибыли с востока, изображая солдат, уволившихся со службы у моего кузена Артвейра. Еще мне рассказали, что в Севойне появилась рыжеволосая девушка с высокородным выговором, а потом вдруг таинственно исчезла. И я решила, что это стоит моего личного внимания.

Она зевнула.

— Кроме того, в последнее ужасное время я была вынуждена развлекать себя сама. Вот уже целую вечность ко мне не заезжал никто интересный, а нынешний двор Эслена мне не слишком по душе. — Она задумчиво склонила голову набок. — Правда, мне рассказывали, что во время недавних праздников состоялось довольно любопытное музыкальное представление.

— У вас есть свежие новости о происходящем при дворе? — жадно спросил Нейл, надеясь, что Элионор поделится и более полезными сведениями.

— Ну конечно, дурачок, — ответила герцогиня.

Нейл ждал продолжения, но она, похоже, не собиралась ничего к этому прибавлять.

— Тетя Элионор, до Гленчеста еще далеко, может быть, ты все-таки ему расскажешь? — наконец попросила Энни.

— Но, дорогая, я только что занималась этим для тебя, — пожаловалась Элионор. — Неужели ты хочешь, чтобы про меня говорили, что я завела привычку твердить одно и то же?

— Я и сама с удовольствием послушаю еще раз, — ответила Энни. — Я ведь только сейчас проснулась по-настоящему.

— Иными словами, окончательно протрезвела.

— Да, кстати, — вмешался Нейл. — Тот парень, Вист… Что с ним стало?

— Разумеется, мы его обезглавили, — весело сообщила герцогиня.

— О! — не удержался Нейл. — Надеюсь, вы сначала его допросили.

— А зачем бы мне? — поинтересовалась герцогиня.

— Она снова шутит, сэр Нейл, — вмешалась Энни. — Вон он, под стражей, — видите?

Нейл оглянулся и заметил угрюмого парня, сидящего верхом на мышастой кобыле и тесно окруженного солдатами.

— О-о, — только и сказал рыцарь.

— А теперь, может быть, вы позволите мне вогнать вас в тоску рассказом о том, что сейчас происходит при дворе? — язвительно спросила Элионор.

— Окажите любезность, госпожа.

Она вздохнула.

— Ну, главный цвет теперь черный. Якобы потому, что при дворе траур, но довольно странно, что траур не соблюдался до тех пор, пока не объявился принц Роберт, а ведь он был одним из тех, по кому следовало скорбеть. Нет, на самом деле, я думаю, причина в том, что принц носит только черное. Хотя, полагаю, мне следует называть его императором.

— «Узурпатор» будет точнее, — перебила ее Энни.

— А королева Мюриель? — спросил Нейл, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало напряжение, и страшась ответа. — Как поживает моя госпожа? У вас есть какие-нибудь новости о королеве?

— Мюриель? — спросила Элионор. — О, она заперта в башне, как та плакса из сказки.

Сердце Нейла застучало медленнее.

— Но она жива?

Элионор похлопала его по руке.

— Мои сведения устарели на несколько дней, но никакой казни не было и не намечается. Со стороны Роберта это было бы неверным шагом. Нет, я полагаю, у него другие намерения.

— А как это произошло? Как королева лишилась власти?

— А как могло быть иначе? — удивилась Элионор. — Когда императора убили, у Мюриель осталось не много союзников, на которых она могла бы положиться. Чарльз оказался на троне, хотя он, конечно, душка, все королевство знает, что его тронули святые.

Нейл кивнул. Законный наследник трона обладал телом мужчины и разумом ребенка.

— Получалось, что Мюриель стала силой, стоящей за королем. Но других желающих взять на себя эту роль оказалось слишком много: прайфек Хесперо, любой из аристократов Комвена, принцы из Ханзы, Лири и Виргеньи… И вдобавок леди Грэмми с собственным претендентом на корону.

— Мой сводный брат, — пробормотала Энни.

— Незаконный, но все же крови Отважных, — ответила Элионор. — В любом случае Мюриель могла удержать Чарльза на троне, но она совершила слишком много ошибок. Она заменила свою личную охрану на лирских воинов под командованием ее дяди, тамошнего барона.

— Я знаю сэра Файла, — сказал Нейл. — Он мой покровитель.

— Как я слышала, почти отец, — проговорила Элионор. — Вы, должно быть, будете рады узнать, что он тоже жив и в безопасности.

Напряжение начало отпускать Нейла.

— Благодарю вас, — сказал он.

Нейлу не хватало сэра Файла больше, чем он готов был признать. Он никогда еще так сильно не нуждался в совете старика, как в последние месяцы.

— В любом случае, — продолжала Элионор, — это было расценено как признак того, что она решила передать трон своим заморским родственникам де Лири. Затем ее солдаты ворвались на бал в особняке леди Грэмми. Там в основном собрались лендверды, не аристократы, но…

— Лендверды? — спросил Нейл. Герцогиня удивленно на него посмотрела.

— Да, и что с ними не так?

— Я не представляю, кто это.

— О, мой утеночек, — проворковала герцогиня. — Знаешь ли, обычно аристократические семьи правят: король — страной, архгрефты — греффи, герцоги и герцогини — соответственно герцогствами и тому подобное. Так обстоят дела почти во всех странах и в большинстве районов Кротении. Но в провинции Новые Земли, где расположен Эслен, все устроено немного иначе. Вы знаете, что они находятся ниже уровня моря? Маленды, которые выкачивают воду, должны работать постоянно, а дамбы — поддерживаться в хорошем состоянии. Много столетий подряд корона предоставляла земли тем, кто мог обеспечить на них порядок. Этих людей называют лендвердами. Многие из них богаче знати, у них есть собственные армии, и как правило, люди, живущие и работающие на их землях, им безоговорочно верны. Короче говоря, это сила, с которой следует считаться, но вот уже целый век двор относился к ним довольно равнодушно. И вот леди Грэмми начинает заигрывать с ними, убеждая поддержать ее притязания на трон. Конечно, Мюриель вызвала их гнев, когда ее люди ворвались на их праздник. А потом появился мой бедный покойный брат Роберт — не настолько покойный, как все полагали. К этому времени у Мюриель не осталось явных друзей, кроме ее лирской стражи; аристократы поддержали Роберта, а не Чарльза. Церковь тоже. Помимо них единственной оставшейся в живых наследницей оказалась Энни, но никто из нас не знал, где она. Мюриель держала в тайне, куда ее отослала. Думаю, ото всех, кроме Фастии.

Ее взгляд смягчился, и Нейл понял, что позволил чувствам отразиться на своем лице.

— Мне очень жаль, дорогой, — сказала она, и сочувствие в ее голосе на сей раз показалось ему искренним. — Мне не следовало ее упоминать.

— Почему? — резко спросила Энни.

Нейл вспыхнул и отвернулся, тщетно пытаясь отыскать нужные слова в хаосе, воцарившемся в его мыслях.

— Мне не стоило поднимать эту тему, — заметила Элионор. — Пока что — больше никаких разговоров об ушедших.

— Ничего, кажется, я догадалась, — проговорила Энни ровным тоном, и Нейл не смог понять, сердится она или нет.

— Как бы там ни было, — продолжала герцогиня, — Мюриель хватило дальновидности отослать Чарльза с сэром Файлом и лирской стражей, а также и свою гвардию, которая, несмотря на ее обращение с ними, сохранила ей верность. Сэр Файл забрал Чарльза в Лир, где им пока что ничего не угрожает.

— А гвардия? — спросил молодой рыцарь.

— Оглянитесь по сторонам, сэр Нейл. — Элионор приподняла бровь.

Он послушно огляделся. Нейл и раньше заметил смутно знакомые лица в отряде Элионор, но решил, что ему просто запомнились некоторые из ее телохранителей, он ведь встречал их прежде. Теперь же он понял, что некоторых он видел в Эслене.

— Они не в ливреях, — заметил он.

— Они вне закона, — пояснила Элионор. — Было бы опрометчиво для них становиться мишенями, прежде чем появится то, ради чего стоит сражаться, и тот, кто их возглавит.

Нейл кивнул. В Вителлио он и сам путешествовал без королевского герба.

— Значит, королева осталась без защиты.

— Верно. Должно быть, она поняла, что у нее нет ни единого шанса успешно справиться с заговором, поэтому она отослала своих людей туда, где они принесут больше пользы, — за стены замка. Именно тогда Роберт и заключил ее в башню. Время от времени показывает Мюриель народу, чтобы все знали, что она еще жива.

— Но зачем ему это делать, если королеву так невзлюбили в народе?

Элионор едва заметно улыбнулась.

— Потому что произошло нечто невероятное. Я уже упоминала о представлении, точнее, о своего рода музыкальной пьесе. Каким-то образом оно вернуло многих лендвердов на сторону Мюриель и ее детей. Отчасти потому, что дочь одного из лендвердов принимала участие в представлении, а Роберт приказал ее арестовать по обвинению в измене. И прайфек проклял ее за ересь и колдовство вместе с композитором, сочинившим пьесу, человеком, уже ставшим любимым героем Новых Земель. Боюсь, временами Роберт склонен действовать по велению гнева вопреки голосу здравого смысла. И вот он обнаружил, что потерял поддержку лендвердов.

— В таком случае у нас есть шанс, — сказал Нейл. — Сколь велика армия этих лендвердов?

— Если объединить их ополчения, она будет насчитывать около восьми тысяч человек, как мне сказали, — ответила Элионор. — Аристократы, сохранившие верность Роберту, могут собрать для него около двенадцати тысяч. А те, кто живет на востоке и на границе леса, слишком заняты, отбивая атаки слиндеров и еще более странных тварей, и не могут выделить войска, чтобы помочь Роберту или его противникам.

— А как насчет Хорнлада и Средних земель?

— Думаю, Энни удастся собрать армию, которая сможет противостоять той, что защищает Эслен, — сказала Элионор. — Вскоре мы узнаем больше.

— В таком случае мы сможем с ними сразиться, — прикинул Нейл.

— Только если не будете терять время, — заметила Элионор.

— Почему?

— Потому что Мюриель выдают замуж за наследника Ханзы, принца Беримунда. Это уже объявлено. Как только брак будет заключен, Ханза сможет послать войска, не вызвав негодования церкви. По правде говоря, Роберт уже дал согласие на размещение пятидесяти рыцарей церкви из з’Ирбины — и их сопровождения — в Эслене, чтобы поддерживать распоряжения фратекса Призмо. Сейчас, пока мы с вами беседуем, они уже выступили. Вы не сможете сражаться с Робертом, Ханзой и церковью одновременно.

— А вы, герцогиня? Какую роль в этом намерены сыграть вы? — спросил Нейл. — Вы слишком хорошо осведомлены о малейших деталях этого конфликта для человека, который не намерен принимать ничью сторону.

Элионор рассмеялась. Смех у нее был странный — одновременно ребячливый и пресыщенный.

— Я никогда не говорила, что не собираюсь принимать ничью сторону, мой милый, — ответила она. — Просто вопрос моей верности представляется мне скучным, как и все остальное, что с ним связано. Война мне не подходит. Как я уже упоминала, я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое и дали заниматься тем, что мне по сердцу. Мой брат заверил меня, что это возможно столь долго, сколько я продолжу выполнять его приказы.

Только сейчас Нейл наконец расслышал тревожный звоночек, звучащий в его голове.

— А его приказ заключался?.. — начал он.

— Он был довольно конкретным, — ответила Элионор. — Если Энни появится у моего порога, я должна сделать все, чтобы она исчезла, незамедлительно и навсегда, вместе со всеми, кто ее сопровождает.

Глава 3. Дети безумия

Стивен вопросительно взглянул на Дреода, но тот не стал оспаривать слов девочки.

— Вы велели своим родителям стать слиндерами? — переспросил он, в надежде отыскать в сказанном хоть какой-то смысл. — Зачем?

Стивен разглядывал девочку, пытаясь обнаружить в ней какой-нибудь признак того, что она является чем-то иным: может быть, в теле этого ребенка живет древняя душа или существо, напоминающее человека не в большей степени, чем колибри похожи на пчел?..

Однако ему удалось заметить только, что она переживает то странное долгое мгновение, когда ребенок превращается в женщину. Дети, в отличие от взрослых, не ходили обнаженными. Девочка была в желтом балахоне, болтавшемся на ней, словно колокол. Выцветшая вышивка украшала манжеты, видимо, кто-то — мать, бабушка, сестра или сама девчушка — некогда пытался украсить платье. На ногах она носила самодельные башмачки из телячьей кожи.

Она была худенькой, но руки, голова и ноги казались слишком крупными для ее тела. Нос еще оставался детским, а скулы уже начали превращать лицо в женское. В бледном свете ее глаза казались карими. Каштановые волосы слегка выцвели на макушке и концах. Стивен мог легко представить эту девочку на лугу, в ожерелье из клевера, играющей в «шаткий мостик» или «королеву рощи». Он представил себе, как она кружится и подол ее одеяния развевается, точно у бального платья.

— Лес болен, — сказала девочка. — Болезнь распространяется. Если лес умрет, с ним умрет и весь мир. Наши родители нарушили древний закон и помогли принести деревьям болезнь. Мы попросили их исправить причиненное зло.

— Когда ты подул в рог, ты призвал Тернового короля выполнить его долг в этом мире, — объяснил Дреод. — Но его появление готовилось на протяжении многих поколений. Двенадцать лет назад мы, дреоды, исполнили древние обряды и принесли семь жертв. Двенадцать лет — одно биение сердца для дуба. Ровно столько времени понадобилось земле, чтобы наконец отпустить Тернового короля. И за эти двенадцать лет все дети, появившиеся на свет на землях, отнятых у леса, родились из чрев, отмеченных болиголовом и дубом, ясенем и омелой. Родились принадлежащими ему. И когда он проснулся, проснулись и они.

— Мы поняли, что должны сделать, все вместе и сразу, — проговорила девочка. — Мы оставили наши дома, города и деревни. Тех, кто был слишком мал, чтобы идти, несли на руках. А когда за нами пришли наши родители, мы рассказали им, что будет. Некоторые отказались; они не захотели пить мед и есть плоть. Но большинство сделали так, как мы попросили. Теперь они его войско, их задача — очистить лес от вторгшегося разложения.

— Мед? — спросил Стивен. — То, что в чайниках? Он отнимает у них разум?

— Мед — подходящее слово, — пояснил Дреод, — хотя это не тот, что делают пчелы. Это оасеф, вода жизни, оасиодх, вода поэзии. И он не отнимает у нас разум — он его восстанавливает, возвращает нас к лесу и здоровью.

— Простите меня, если я заблуждаюсь, — сказал Стивен. — Но слиндеры, которые принесли меня сюда, показались мне… несколько безумными. Этот оасеф, случайно, делается не из гриба, напоминающего мужской корень?

— То, что ты называешь безумием, есть божественное откровение, — ответила девочка, пропустив его вопрос мимо ушей. — Он в нас. Нет ни страха, ни сомнений, нет ни боли, ни желаний. В таком состоянии мы можем слышать его слова и постигать его волю. И только он в состоянии спасти этот мир от болезни, которая поднимается по его корням.

— В таком случае я не понимаю, — признался Стивен. — Вы говорите, что добровольно стали теми, кто вы есть сейчас, что ужасающие вещи, которые вы творите, правильны, потому что мир болен. Хорошо. А в чем состоит болезнь? С чем именно вы сражаетесь?

Дреод улыбнулся.

— Теперь ты начал задавать правильные вопросы. И понимать, почему он призвал тебя и приказал доставить к нам.

— Ничуть, — возразил Стивен. — Боюсь, я вовсе ничего не понимаю.

Дреод помолчал немного и с сочувствием кивнул.

— Не нам тебе это объяснять. Мы лишь отведем тебя к тому, кто ответит на твои вопросы. Завтра.

— А до тех пор?

Дреод пожал плечами.

— Это все, что осталось от поселения халафолков. Со временем оно будет полностью разрушено, но пока, если хочешь, можешь его изучить. Ложись спать, где пожелаешь; когда понадобится, мы тебя найдем.

— А можно мне взять факел или…

— Ведьмины огни будут тебя сопровождать, — сказал Дреод — А в домах есть собственное освещение.

Стивен бродил по темным узким улицам, пытаясь привести свои мысли в порядок, и вдруг обнаружил, что город его заворожил. По обеим сторонам улицы стояли дома в два, три, а то и четыре этажа. Они были поразительно изящными, и многие из них смыкались стенами, а другие разделялись узкими переулками. Каменные дома казались сотканными из паутины, а там, где к ним приближались ведьмины огни, сияли, точно полированный оникс.

Первые несколько строений были заняты детьми. Стивен слышал их смех, пение, тихое бормотание во сне. Когда он напрягал слух, ему удавалось различить присутствие тысячи, если не больше, детей. Несколько самых маленьких плакали, но, кроме этого, он не улавливал никаких свидетельств страха, боли или отчаяния.

Он мог только гадать, сколько правды было в рассказе девочки и Дреода, но в одном не сомневался: этих детей никто не держал в плену. И если кто-то и не давал им уйти отсюда, то они его нисколько не боялись.

Желая побыть наедине с собой, Стивен пошел дальше, в глубь древнего города. Он знал, что должен искать выход, но не сомневался, что, будь у него возможность сбежать, ему не позволили бы разгуливать свободно. Кроме того, его так одолело любопытство, что он на самом деле и не хотел бежать.

Если Дреод сказал правду, Эсперу и Винне ничто не угрожает, по крайней мере со стороны слиндеров. Если же он солгал, они почти наверняка уже мертвы. Стивен запретил себе в это верить и даже думать об этом, пока не получит доказательств. Но возможность узнать, что происходит и чего хочет Терновый король… Разве не эти вопросы мучили их все последнее время?

Чем он может помочь принцессе, пытающейся вернуть себе трон? Он не воин и не стратег. Он ученый, которого интересуют прошлое и языки, известные и редкие.

«Без сомнения, от меня будет больше пользы здесь, чем в Эслене», — заключил Стивен.

Движимый любопытством, он толкнул одну из дверей. Она была деревянной и не слишком старой. Он подумал, что халафолки, должно быть, постоянно торговали с надземными соседями. В конце концов, нужно же им было что-то есть. Конечно, в подземных озерах наверняка водится какая-то рыба, а некоторые злаки не нуждаются в свете, однако большую часть припасов они наверняка получали с поверхности.

Стивен задумался было о том, как заключались подобные торговые сделки, если халафолки стремились сохранить местоположение своих реунов в тайне, но ответ был столь очевидным, что он почувствовал себя дураком.

Сефри. Те, что путешествовали наверху, караванами, — они и доставляли все необходимое.

Дверь легко открылась внутрь. В каменном жилище витал едва различимый запах перца. На жестком полу лежал ковер, сотканный, судя по всему, из шерсти. Могут ли овцы жить под землей? Вряд ли, решил Стивен. Рисунок показался ему смутно знакомым — он напоминал яркие абстрактные завитки, украшавшие палатки и фургоны сефри. Вокруг низкого круглого стола лежало четыре подушки. В одном углу ткацкий станок терпеливо дожидался мастерицу. Возможно, ковер, что лежит на полу, здесь и был соткан. Рядом со станком стояло несколько плетеных корзин с мотками нитей и незнакомыми деревянными инструментами.

Комната казалась вполне жилой, как если бы халафолки почти ничего не взяли с собой, когда отсюда уходили. Быть может, так оно и было.

Куда они ушли? От кого бежали — от Тернового короля или загадочной болезни, о которой рассказывал Дреод?

Вскоре после того, как Стивен познакомился с Эспером, лесничий сказал что-то о том, что лес кажется ему больным. Эспер всю свою жизнь провел, ощущая пульс леса, — так что кому, как не ему, знать?

А потом они встретили греффина, зверя столь ядовитого, что даже отпечатки его лап смертоносны. Вскоре затем — черные колючки, появляющиеся там, где ступал Терновый король, и душащие все живое, до которого им удается дотянуться. И наконец — страшные чудовища, словно вышедшие из кошмарного сна: уттины, никверы — седмары, как их назвал Дреод. Лучший перевод, который мог подобрать Стивен, звучал как «демон седоса».

Может быть, чудовища, как служители церкви, проходят по священному пути и обретают новые возможности?

Что-то насчет уттинов в особенности его беспокоило. Да, уттин чуть было не убил Стивена, но к настоящему времени его чуть было не убило множество тварей. Нет, здесь есть что-то еще…

И тут Стивен сообразил, что не дает ему покоя.

Уттин, напавший на него, был единственным, которого он когда-либо встречал, однако почему-то Стивен думал о них во множественном числе. Греффин был только один, хотя Эспер видел другого после того, как убил первого. Но никто из знакомых Стивена не встречал больше одного из этих новых чудовищ единовременно.

В таком случае почему он думает об «уттинах», а не «уттине»?

Стивен закрыл глаза и воззвал к памяти, которой его благословил святой Декманус, вспоминая тот миг, когда слиндеры напали на них. В разразившемся тогда хаосе было что-то еще…

Вот. Наконец он увидел всю сцену в мельчайших подробностях, словно крайне дотошный художник изобразил ее перед его внутренним взором. Стивен оглядывается через плечо, пока подталкивает к дереву Винну. Эспер повернулся, сжав в руке нож. Позади слиндеры, появляющиеся из леса. Но куда смотрит Эспер?

Не на слиндеров…

Это маячит где-то на краю поля зрения, и Стивен видит только конечности и часть головы, но ошибки быть не может. Впереди слиндеров бежит уттин, и, возможно, даже не один.

Тогда что же случилось с чудовищами? Убили ли их слиндеры или уттины пришли за ним вместе с ними?

Последнее казалось Стивену маловероятным. Греффин, первый уттин, никвер, которого они встретили в реке у Витраффа, черные шипы…

Черные шипы росли из следов Тернового короля, однако они цеплялись за него, словно пытались его захватить и утащить в землю. Как рассказывал Эспер, когда-то он и был их пленником, в долине, спрятанной в Заячьих горах.

Слиндеры нападали и убивали людей, совершавших человеческие жертвоприношения на холмах седосов по всему лесу. Люди эти, похоже, были заодно с греффинами. Во всяком случае, они находились рядом с чудовищами, не опасаясь умереть от неведомой хвори.

«Нет», — мысленно исправился Стивен. Монахи-отступники не единственные, на кого не действовал яд греффинов. Он сам встретился с чудовищем взглядом и не пострадал. Эспер тоже, видимо, приобрел устойчивость к нему после того, как Терновый король исцелил его от прикосновения твари. Итак, что же это значит?

«Это святые порочны», — сказал Дреод.

Если слиндеры — это войско Тернового короля, то чудовища — тоже часть какого-то войска, армии его врага. Но кто это может быть?

Самый напрашивающийся ответ — церковь. Стивен знал, что несущие зло монахи имеют высокопоставленных друзей, вплоть до прайфека Кротении, Марше Хесперо. Их влияние могло распространяться и выше.

Но даже если в происходящем замешан и сам фратекс Призмо, значит ли это, что он является господином греффинов? Или он тоже лишь чудовищный слуга более могущественной силы?

Стивен мысленно перебрал все, что он читал или слышал про Тернового короля, пытаясь вспомнить, кто считался его врагом, но почти ни один источник об этом не упоминал. Король появился во времена, когда еще не было святых, до человечества, возможно, даже до скаслоев, поработивших народы людей и сефри в далекой древности. Он появился предвестником конца света.

Если у короля есть враги, значит, это должны быть — как, похоже, полагает Дреод — сами святые.

И это приводит нас обратно к церкви, не так ли?

Впрочем, на завтра Стивену были обещаны ответы. Он был не настолько наивен, чтобы воображать, будто ему раскроют все тайны, но радовался возможности добавить еще хотя бы крупицу знаний к уже имеющимся.

Стивен осмотрел дом халафолков и, не найдя ничего интересного, снова зашагал по улице, углубляясь в приговоренный к смерти город. Он проходил по изящным каменным аркам мостов над тихими каналами, казавшимися в свечении ведьминых огней угольными набросками. Далекие голоса детей слились с удаленным монотонным гулом, вероятно, доносящимся из пещеры, где он очнулся.

Может быть, слиндеры готовятся к очередной вылазке, пьют свой мед и ждут, когда в них проснется жажда крови?..

Улица начала спускаться вниз, и Стивен пошел по ней в смутной надежде набрести на скрипторий, где хранятся рукописи сефри. Их раса была очень древней и стала одной из первых, покоренных скаслоями. Они вполне могли записать то, что остальные народы забыли.

Когда Стивен задумался, как может выглядеть скрипторий сефри, он неожиданно сообразил, что никогда не видел письменных источников этого народа и не слышал, чтобы у них было собственное наречие. Как правило, они разговаривали на диалекте той местности, где жили. У них имелся своего рода тайный язык, но они редко им пользовались. Эспер как-то раз немного поговорил на нем для Стивена, и тот даже сумел различить слова примерно пятнадцати разных языков, но ни одного, которое показалось бы принадлежащим собственно сефри.

Он предположил, что сефри были порабощены так давно, что забыли свой язык, перейдя на грубый диалект, разработанный скаслоями для рабов. И они так ненавидели его, что сразу же, как только их хозяева были уничтожены, отказались от него и перешли на языки людей.

Звучало вполне правдоподобно. Стивен читал в нескольких источниках, что человеческое горло и язык не в состоянии воспроизводить звуки родного языка скаслоев, поэтому те изобрели некое наречие, на котором могли разговаривать и они сами, и их рабы. Люди-рабы все должны были знать его, но многие сохранили и собственные языки, чтобы общаться между собой.

Однако из наречия рабов в современных диалектах не сохранилось почти ничего. Виргенья и ее последователи предали все творения скаслоев огню и запретили язык рабства. Они не учили ему своих детей, и язык умер.

«Скаслос» — видимо, единственное дошедшее до нас слово из этого наречия, размышлял Стивен, но и оно приобрело окончание «ос» для единственного числа и «ои» для множественного., свойственные древнекаварумскому языку людей.

Возможно, истинное имя этой демонической расы забыто.

Стивен остановился на берегу более широкого канала, чем те, что он пересекал до сих пор, и по коже у него побежали мурашки, когда ему в голову пришла нечестивая мысль.

А что, если не все скаслои умерли? Что, если они, как греффины, уттины и никверы, где-то спрятались и проспали все это время? А что, если эта болезнь, этот враг, и является древнейшим врагом человечества?

Несколько часов спустя он заснул прямо с этой тревожной мыслью на матрасе, благоухающем запахами сефри.

Он проснулся от сильного пинка, пришедшегося ему в ребра, и обнаружил, что над ним стоит уже знакомая девочка и смотрит на него сверху вниз.

— Как тебя зовут? — пробормотал он.

— Старквин, — ответила она. — Старквин Вальсдотр.

— Старквин, ты понимаешь, что твои родители умирают?

— Мои родители уже мертвы, — тихо проговорила она. — Погибли на востоке, сражаясь с греффином.

— Однако ты не испытываешь печали.

Она поджала губы.

— Ты не понимаешь, — сказала она наконец. — У них не было выбора. У меня не было выбора. А теперь, пожалуйста, следуй за мной.

Он прошел за ней к лодке, на которой сюда приплыл, и она жестом указала ему садиться внутрь.

— Только мы с тобой? — спросил он. — А где Дреод?

— Готовит наших людей к бою, — сказала она.

— С кем?

— Что-то наступает, — пожала она плечами. — Что-то очень плохое.

А ты не боишься, что я могу справиться с тобой и убежать?

— А зачем? — спросила Старквин.

В тусклом свете ее глаза казались влажными и черными, как деготь. Бледное лицо и светлые волосы делали ее похожей на привидение.

— Может быть, потому что мне не нравится быть пленником.

Старквин устроилась у руля.

— Сядешь грести? — спросила она.

Стивен занял предложенное ему место и положил руки на весла, оказавшиеся прохладными и легкими.

— Ты захочешь с ним поговорить, с тем, к кому мы сейчас направляемся, — сказала Старквин. — И я не думаю, что ты меня убьешь.

Стивен налег на весла, и лодка почти беззвучно заскользила по воде прочь от каменного причала.

— Занятно слушать, как ты говоришь про убийство, — заметил Стивен. — Знаешь, ведь слиндеры нападают не только на греффинов. Они еще и людей убивают.

— Ну… — отсутствующим тоном протянула Старквин. — Ты ведь тоже убивал.

— Плохих людей.

Она рассмеялась, и Стивен вдруг почувствовал себя ужасно глупо, словно решил прочитать сакритору лекцию о священных текстах. Но мгновением позже девочка посерьезнела.

— Не называй их слиндерами, — сказала она. — Они пожертвовали всем, а ты этим словом оскорбляешь их подвиг.

— А как вы их называете? — спросил он.

— Вотены, — сказала она. — Мы называем себя вотены.

— Это означает просто «безумные», не так ли?

— Точнее, божественно безумные, или вдохновленные. Мы — буря, которая очистит лес.

— Неужели вы действительно поможете Терновому королю уничтожить мир?

— Если его нельзя будет спасти иначе.

— С вашей точки зрения, это разумно?

— Да.

— А с чего вы взяли, что он прав? Откуда вам знать, что он вас не обманывает?

— Он нас не обманывает, — сказала она. — И ты это тоже знаешь.

Она вела лодку по темным водам, и вскоре они оказались в тоннеле с настолько низкими сводами, что Стивену пришлось наклонить голову, чтобы не удариться. Плеск воды убегал вперед и возвращался эхом.

— А откуда ты родом, Старквин? — громко поинтересовался Стивен. — Из какого города?

— Колбели в греффи Холтмар.

По спине Стивена пробежал холодок.

— У меня друг оттуда родом, — сказал он. — Винна Рафути. Старквин кивнула.

— Винна была славной. Она часто играла с нами и угощала ячменными сухариками, когда ее отец делал пиво. Но она была слишком старой. Не из нас.

— У нее был отец…

— Хозяин таверны «Свиные сиськи».

— Он тоже стал вотеном?

Старквин покачала головой.

— Он ушел, когда мы начали поджигать город.

— Вы сожгли свой родной город?

Она кивнула.

— Это следовало сделать. Его там не должно было быть.

— Потому что так сказал Терновый король.

— Потому что не должно было быть. Мы, дети, всегда это знали. И нам пришлось убедить взрослых. Некоторых убедить не удалось, и они ушли. Фралет Рафути был одним из них.

Они плыли дальше в молчании. Стивен не знал, что еще сказать, а Старквин, судя по всему, не собиралась по собственной воле продолжать разговор.

Потолок снова начал подниматься и наконец сделался таким высоким, что слабое сияние ведьминых огней перестало достигать его. Через некоторое время впереди появилась далекая косая полоска света, и Стивен понял, что это луч солнца, которь пробивается сквозь отверстие в своде пещеры.

Старквин подвела лодку к очередной каменной пристани.

— Здесь вырезаны ступени, — сказала она. — Они ведут к выходу.

— Ты со мной не пойдешь?

— У меня есть другие дела.

Стивен посмотрел девочке в глаза, оказавшиеся зелеными в падающем сверху солнечном свете.

— Это не может быть правильным, — сказал он ей. — Все эти смерти, все эти убийства… нет, это не может быть правильным.

Какая-то неясная тень промелькнула по ее лицу, словно проблеск серебристой рыбки в глубоком пруду, в следующее мгновение снова пустом и спокойном.

— Если присмотришься, увидишь: жизнь всегда состоит из прихода и ухода, — сказала она. — Всегда что-нибудь рождается и что-нибудь умирает. Весной рождается больше, поздней осенью больше умирает. Смерть гораздо естественнее жизни. Кости мира — это смерть.

У Стивена перехватило дыхание.

— Дети не должны так говорить, — сказал он.

— Дети это знают, — возразила Старквин. — Это взрослые учат нас, что цветок прекраснее гниющего трупа собаки. Он помог нам сохранить знание, с которым мы родились. Каждый зверь, не умея лгать самому себе, понимает это самой своей сутью.

Печаль и жалость, охватившие Стивена, неожиданно куда-то делись, и на мгновение он настолько разозлился на девочку, что ему захотелось ее задушить. Среди сомнений и неуверенности это простое и злорадное желание оказалось таким чудесным и ужасающим, что он едва не задохнулся. Спустя мгновение все прошло, однако дрожь осталась.

Это не укрылось от глаз Старквин.

— Кроме того, в тебе смерть есть в любое время года, — тихо проговорила она.

— Что ты имеешь в виду?

Но вместо ответа она оттолкнула лодку от пристани и вскоре исчезла из вида.

Стивен начал подниматься.

Через некоторое время каменные ступени вывели его на небольшую площадку. Вход в пещеру был довольно узок, а за ним Стивен мог разглядеть только тростниковые заросли. Тропинка вела сквозь заросли сухого кустарника, и он пошел по ней, пока неожиданно скалы не закончились.

Конец ознакомительного фрагмента.