Рояль и вино

Даниил Летучий (2024)

Читатель познакомится с загадочным персонажем по имени Арлекин, оказавшимся в центре бурных событий. События разворачиваются в стенах унылой комнаты допроса, где его обвиняют в убийстве пяти человек. Каждое слово, произнесенное следователем, вызывает у героя целый спектр эмоций и воспоминаний, которые погружают его в мир, полный страсти и противоречий. Кто он на самом деле: жестокий преступник или жертва обстоятельств? По мере рассказа герою удается заглянуть в глубины своей души, где он открывает, что истинные переживания гораздо важнее самого приговора. В этот мир вмешивается вечное влечение к искусству, непреодолимая страсть к выпивке и сложные отношения с женщинами.

Глава 1

Мне было двадцать, жил я в двухэтажном доме в округе города. Со мной проживала мать и младшая сестра, которой было семнадцать. Отец наш погиб, а о его смерти мне ничего не говорили: как он умер, почему, за что. Я знал только то, что он служил в какой-то секретной кампании. Получается, он был подобен агенту под прикрытием. Я закончил городской колледж на дирижёра. В гараже у нас стоял рояль, на котором я часто занимался, но не в последнее время.

— Поиграй мне что-нибудь, Арлекин. Я так хочу услышать твою игру, — уговаривала сестрёнка. — Она меня успокаивает.

— Давай вечером, сейчас я занят, — разгребая старые вещи с отцовского кабинета, отвечал я.

Мне хотелось сделать этот кабинет моим рабочим местом. Я сочинял рассказы, но довольно объёмных никогда не получалось. Поэтому я восхищался людьми, которые писали произведения в несколько томов. Внушительные размеры, умения держать сюжет вместе с интересом читателей на протяжении всех страниц. В общем, я подумал, что в рабочей обстановке мне удастся написать что-то внушительное и интересное.

Мать дала мне ключ от кабинета и молча ушла на работу. Огромные полки, забитые разными документами, дубовый стол с интересными вырезами, портьеры, которые катались по скрипучему полу, всяческие ружья, рога — вот, что я увидел. Типичный мужской интерьер. Портреты нас с сестрой выглядели благородно и их я решил оставить, хотя мне не нравилась картина, где я был совсем маленький. Не то, чтоб я не принимал пухлые щёчки ребёнка, но она была ужасна. Выражение лица, которое я ненавижу. На тот момент у меня были скулы, да и в общем то, я находил себя крайне симпатичным, стройным и образованным. Наверное, поэтому тогда я решил снять изображение этого пухляка, а может это было проведением судьбы.

Снимая портрет, я пригляделся. Что-то выпячивало из-под картины. Я содрал обои и принялся играть в археолога. После первого слоя штукатурки я наткнулся на сейф. Как это бывает в фильмах, я подумал, что там лежит либо какая-то реликвия наших предков, либо золото. Больше мне хотелось верить во второе. Духовенства во мне хватает, а чтоб его пополнять, я решил, что финансы для этого необходимы. Нынче поездки в горы для медитации дорогие, хотя мне никто не мешал пойти туда пешком, как истинный монах. А о чём ещё может мечтать двадцатилетний парень, кроме как о машине?

В общем, простояв над сейфом с минут десять я понял, что нажимать случайные цифры на нём тщетно, поэтому принялся искать код в кабинете. Я, может, рылся бы в нём не только весь вечер, но и всю ночь, да только зашла сестра.

— Ты мне обещал!

— Сколько сейчас времени?

— Шесть.

— Ты что, выжидала секундами? — спросил я. — Ладно, подожди ещё немного, я скоро спущусь.

Ничего я не нашёл, зато очистил комнату от лишней макулатуры. Пока я спускался, лазурное небо проникало в дом, создавая чарующую картину. Так приятно было осознавать своё существование. Так приятно было иметь смысл, может не до конца понятный, но благородный. Хотелось и дальше играть на рояле своей сестре, хотелось дальше писать рассказы, помогать матери по дому, обсуждать всякие глупости за совместным ужином. Мне хотелось жить, и я вдоволь этим наслаждался.

— Ну ты где там? — перебила моё созерцание Анна — моя сестра.

— Иду-иду, — раздумывая над кодом от сейфа, откликался я.

Я спустился в гараж и впал в удивление. Словно снег в поле растаял и выросла зелёная трава — точно так же и в гараже было всё прибрано.

— Мне всё равно нечего было делать, вот я и решила убрать всякий хлам, — улыбалась Анна. — Кстати, смотри. Я нашла какой-то листочек с цифрами. Интересно, откуда эти цифры?

На листке было: «3711».

Я сам растаял в улыбке. Точно судьба вознаградила меня своей фортуной. Именно в такие моменты думаешь, что тебя в этой жизни ведёт за руку целая Вселенная.

— Не знаю, — отмахнулся я, посмотрев в её голубые глаза.

Я отодвинул банкетку и открыл рояль. Когда мы закончили было уже пол восьмого. Анна выглядела задумчивой, но не опечаленной — классическая музыка творит чудеса с головами людей. Мне доставляло это удовольствие, так приятно завораживать своей игрой кого-то.

После того, как вернулась мать, и мы провели вечернюю трапезу, я ринулся на верх, в кабинет отца. Закрылся на ключ и жадно нажимал эти четыре случайно найденные цифры. Эврика! Дверка отворилась, я с исступлением смотрел в темноту железного ящика. В ней оказались только бумаги, ни золота, ни старых реликвий.

«Дело сверхсекретной важности. №824.

Швейцарская кампания АБ, открыла несколько филиалов, два из которых являются университетами. Один университет гуманитарных наклонностей находится в Берне, а второй на отдалённом от страны острове, название которого: «Атлантический университет имени Августа Берлиотского». Из сведений участника операции известно только то, что остров обрамлён скалами, средняя температура 19°С, климат дождливый, на западной части острова находится лес, а сам университет АБ — четырёхэтажный, имеющий 3 пристроенных корпуса. Добираются туда на старой шхуне, уплывают точно так же храня всё в чрезвычайной конфиденциальности. С 16-го апреля 1986 года на этом острове пропало свыше 180-ти студентов. Предположительно долговременное массовое похищение лиц в персоналистических целях.

Подпись: ___ 2009г.»

— Интересно, что сталось с делом? Ладно, не мои заботы, — говоря сам себе, откинул я документ.

Лунный свет окутывал весь кабинет, холодное сияние придавало какие-то силы, мысли о великом — на что я не способен. Моя робость негодная для построения хорошенькой карьеры, я бы был слишком терпим ко всяким неприятным людям. Мне оставалось только лежать на полу звёздочкой, и смотреть на эту светлую дорогу до земного спутника. Но всё же во мне блеел смысл, может и не великий, а любимый. Я поднялся, записал эти мысли на бумаге и вернулся в гараж играть Баха.

Времени было около полуночи. Я музицировал, пока не увидел в окошко гаража яркое сияние фар. Бардовый оттенок на машине стал темнее оттого, что подъехал к моему дому, где не горели фонари. Фары погасли, двигатель заглох, стук дверцы, затем стук в окошко гаража.

Стройный блондин потупил свой взгляд внутрь, где я сидел за роялем.

— Заходи, Лавр, — крикнул я ему, так, чтоб звуки не донеслись в спящий дом.

— Как ты, чувак?

— Такое ужасное слово, ты бы мог обращаться более сдержанно?

— Опять в своём репертуаре. Что делаешь? — видя меня за роялем, спросил мой друг.

— Собираю атомную бомбу, — саркастично произнёс я.

— Но…

— Ты же прекрасно видишь, что я делаю.

— Короче, нам надо что-то решать. — занудно выпалил он.

— С чем?

— С армией. Осенью же будет призыв.

— Ну пойдём в армию.

— Нет, давай лучше поступим куда-нибудь. Я устал жить с предками, снимем общежитие, получим высшее образование. Потом найдём крутую работу.

— Это же бессмысленно, жизнь и так коротка. Не живи чужими мечтами.

— Почему это чужими? Ты и сам будешь такой же. Что теперь, земля чужая, если по ней все ходят. Нет — она наша. Вот так и с жизнью.

— Мне не нужно высшее. Вполне хватает того, что я имею сейчас. Отслужу, да устроюсь на обычную работу.

— Ага, а потом будешь до конца жизни копейки получать.

— Меня это устраивает.

Этот диалог так утомлял. Но Лавр был мой лучший друг, ничего поделать с нашими разными видениями о жизни я не мог. Он напоминал быка, который мчится напролом, если ему взбредёт что-то в голову, а может он походил больше на осла. Я никак ему не мог объяснить, что для меня главное. Вернее, он не мог этого понять. Но мысль о студенческой жизни забавляла: новые знакомства, привычные сессии, общежительская амбивалентность, суматоха и рутина, к тому же, новые девушки. Так что я не был против совсем этой идеи.

— Ладно, давай завтра решим, уже ночь.

— Да какой завтра, ты не откладывай.

— Мне нужно подумать.

— Ну а что тут думать. Рано или поздно окажемся в армии, если не поступим куда-нибудь.

Я отвлёк его от этих мыслей и предложил покататься.

Ночные дороги были совершенно пустые, лёгкий холод, влажный туман. Мы подъехали к подножию горы, но взбираться на неё уже не было сил, поэтому мы просто закурили, смотря на звёзды.

— Какая красота, хотелось бы сейчас быть на корабле и любоваться водами и небом, — очарованный пейзажем, говорил Лавр.

— Так чего же не сделаешь так? Что мешает?

— Деньги.

— Так в плавание уходят ради денег.

— А вначале, жить мне на что у моря?

— Всё это отговорки.

Снова начались глупые споры, я даже не заметил, как стлела моя сигарета.

— Ладно, поехали обратно, — сказал я.

Войдя в свою комнату, я отчётливо запомнил, что на часах уже было два. Так я и проспал до обеда, пока меня не начал будить стук в дверь.

— Ну вставай уже. — горланила Анна, — поешь хотя бы, да ложись дальше, мистер Сова.

Неохотно просыпаясь, я всё же вышел из комнаты. Спускаясь на кухню по таким же скрипучим, как в офисе ступенькам. Медленными и томными шагами я наткнулся на сестру. Она держала в руках новенький, зеленоватый костюм.

— Это тебе. Давай ты сегодня прогуляешься со мной в нём.

Тонкие бежевые нитки окаймляли весь пиджак, горизонтально спускаясь до пола костюма; пряжка от ремня на брюках сияла словно божество, купаясь в лучах зенита; даже чёрные носки, которые она удосужилась положить в комплект выглядели необычно, хотя это же простое нижнее бельё.

Я сразу воображал себя в нём. Представил, как возьму отцовские туфли и буду смотреть себе под ноги, различая цветовую игру зелёных брюк и караковой обуви.

Поцеловав сестру в лоб, я поблагодарил её самыми нежными словами, взял костюм и направился переодеваться.

— Стой! — крикнула Анна. — сначала поешь.

— А если не подойдёт? Такие вещи надо смотреть самому.

— Я сверила мерки с твоим синим костюмом.

«Так он ещё и на заказ» — подумал я, уже принимая пищу. — «и как я мог не догадаться, там даже платок в кармашке с моими инициалами».

Сидел костюм идеально. Он стал одной из моих любимых вещей, с которыми я не хотел расставаться. Я уже предвкушал, как иду в нём на собственное интервью, по поводу дебютной книги, как кручу пуговки на рукавах и поправляю воротник на камеру. Ах, сладостные грёзы.

— Теперь я просто обязан что-нибудь купить тебе. Выбирай всё, что захочешь.

— Прям всё-всё? — ехидно заулыбалась Анна.

— Ну да, — уже представляя, чего же она там попросит.

Мы прогулялись по заповеднику, что находился около нашего дома, позже зашли в кафе, а оттуда вызвали такси в город, чтоб присмотреть что-нибудь сестре.

Гуляя по торговому центру, таскаясь с пакетами одежды, я безучастно «помогал» ей выбрать новые вещи.

— А как тебе это?

— Классное.

— Ну а это?

— Тоже.

— Ты можешь хоть что-нибудь другое сказать! — злилась Анна.

По её лицу чуть было не скатилась слеза, но я вытащил платок из нового пиджака и быстро протёр ей глазки.

— Ты чего, а если кто-нибудь увидит. Что они подумают?

Тут она посмотрела исподлобья и заулыбалась самой дьявольской улыбкой, на которую только способна женщина.

Она сделала жест, чтоб я наклонился к ней поближе, привстала на цыпочки, охватила меня руками за шею и тихонько прошептала мне на ухо.

— Значит так, ты либо учувствуешь в нашем шоппинге, либо я кричу, что ты педофил.

— Ладно-Ладно. И говори уже «поход по магазинам», так гораздо лучше.

— Ты учувствуешь в нашем с тобой общем походе по магазинам. Всё понял? А не то я…

— Хорошо. Идём дальше?

Спустя несколько часов нечеловеческих усилий выбора женской одежды, я приник к лавочке, что находилась на первом этаже здания. У служебной лестницы вертелась компания подростков, которые мешали мне читать мою карманную книжку. В то время я носил с собой маленькие переплёты различных романов, что умещались в ладони. Однажды, я умудрился читать пособие по садоводству.

Я поднял глаза, как из толпы молодых людей выходил Лавр. Он шагал прямо ко мне навстречу, с горящими от радости глазами.

— Чувак! Ты что тут делаешь?

— Я же просил меня так не называть. С сестрой по магазинам ходили.

— А она где?

— За кофе ушла.

— Слушай, я поискал варианты университетов. Вот, смотри.

Тут он мне начал показывать несколько десятков разных университетов. От столичных до зарубежных. Мне было всё равно, но, когда он пролистывал телефон я резко его остановил.

— Погоди, а вот этот?

— А, это Атлантический университет имени Августа Берлиотского. Он находится на острове. Было бы прекрасно туда поступить. Такая крутая атмосфера была бы, я прям не могу.

— Я слышал, что туда добираются на корабле, — припоминая одно из единственных сведений о нём. Меня пробирало до мурашек. Я не понимал, почему именно в такое время и место все карты сходятся. Мне оставалось принять решение, которое меня манило, но также и вело в мрак. Не очень-то хотелось отправляться на остров, на котором уже два или три десятка лет пропадают люди, но любопытство всё равно брало верх. Как всем нам кажется, что именно мы избранные и потому, именно у нас получится разгадать все загадки человечества.

— Ещё бы, не на машине же.

— Нет, я имел в виду старый корабль.

— Какой? Гребной фрегат? Галеон?

— Да нет же, там шхунка какая-то.

— А ты откуда знаешь?

— Не помню.

— Ну и что ты тогда говоришь, раз не помнишь?

Тут на помощь очередному спору, пришла сестра. На этот раз она была спасением, хотя их двоих я бы сегодня уже не хотел видеть.

Лавр засмущался при ней и сбавил пыл, в оконцовке, мы разошлись по домам, условившись попробовать поступить туда.

Я разлёгся на диване и думал над будущей жизнью. В уме застряли строки американского поэта — Теодора Ретке: «И лишь пустившись в путь, возможно я пойму, куда же, наконец, идти мне надо».

Смеркалось. Мне не спалось, потому я спустился на кухню. Едва мерцающий свет отражался от стола, а за ним сидела мать.

— Ты чего не спишь? — спросил я.

— Да не спится. Скоро пойду.

— Как дела на работе?

— Постоянный завал, устала уже, — не глядя, отвечала мать.

— Так увольняйся уже. Отдыхай или возьми отпуск.

— А потом что? Стать тобой и ничего не делать?

Эти слова вдарили по больному. Все мои знакомые давно уже были на работе, даже моя сестрёнка иногда подрабатывала, пусть даже в соседнем доме. А я не смог пройти стажировку сроком в неделю. Лавр давно работал в курьерной кампании отца.

— Я собираюсь учиться дальше.

— Ну хорошо, — всё так же, не обращая на меня никакого внимания, ответила мать.

Оставалось только выбрать профессию. Денег с наследства отца ещё хватало, посему мне было без разницы. Возможно, я подумывал поступать на литературное искусство, но остановился всё-таки на актёрском мастерстве. Литературное искусство — это конечно здорово, но мне хотелось оставаться самородком, чтоб никто не касался моих мыслей и историй.

Я поднялся к себе и уже повторно постарался уснуть. Результата не было никакого, и я вновь спустился на кухню. Там уже не было никого. Сложив ноги на второй стул, попивая холодный виски, я вздрогнул. Ванная комната открылась и из неё вышла Анна.

— Ты чего не спишь? — пряча бутылку под стол, задал вопросом я. Слова вылетали из меня моментально, ибо, пытаясь отвлечь внимания женской головы, я успевал спрятать виски. На самом деле мне было всё равно, почему она не спит. В этом доме бодрствуют даже в такие тёмные ночи, как эта.

— Не спится.

— Где-то я уже это слышал.

— А ты почему? Не хочешь завтра сходить с моими друзьями погулять?

— Я что, похож на воспитателя детского садика?

— А что ты пьёшь? — любопытно взглянув на чайную кружку, из которой я пил сорокаградусное пойло, спросила сестра.

— Кофе.

— О, дай мне глотнуть. После душа самое то.

— Свари себе сама.

— Жмот. Я припомню тебе это.

— Нет, просто у меня кариес. Не хочу, чтоб ты заразилась.

— А ну-ка, покажи. Ты же месяц назад был у зубного.

— Не буду я ничего показывать.

— Ладно, бог с тобой. Где там кофе? — рыская на верхних полках, спрашивала Анна.

Честно сказать, я и понятия не имел, где этот кофе.

— Не помню.

— Ты же только что готовил.

— Оно остыло, это вечернее.

— Вечером я пила из этой кружки, она потом стояла в шкафу. Врать ты совсем не умеешь.

Тут она приблизилась, нагнулась в дно кружки и отпрыгнула.

— Ну и ужас. Как ты можешь такое пить?

— Подрастёшь — поймёшь.

— Что-что, а это я точно понимать не намереваюсь. Ты целыми днями ничего не делаешь, нашёл бы что ли работу.

— Ты знаешь, что я в поисках. Вдобавок, я пишу рассказы, — понурив голову, отвечал я.

Она сложила локти в командную позу и начала было читать свои нравственные лекции, но тут послышался скрип на ступеньках.

— Анна, Арлекин собирается поступать в университет, не лезь к брату, — спасла меня от нотаций мама.

— Да? А на кого это он собирается поступать?

«Она что, думает я солгал, чтоб побыть в этом доме ещё лишний месяц?» — думал я.

Тут мать подошла к крану, чтоб набрать воды и сама задалась тем же вопросом, что и Анна.

— Да, а на кого это ты, Арлекин, собрался поступать?

Они пристально глядели на меня, что я аж невольно отвёл взгляд в сторону и робко, пропуская сквозь зубы, выпалил:

— Актёрское мастерство.

— Ну, лицом ты хорош, как твой отец. Но ты же стесняшка, — начала мать.

— Это с вами я такой.

— Ну-ну. То есть не забоишься того, что весь мир будет смотреть на тебя, притом вспоминая, как ты краснел от родной матери и сестры?

— Не забоюсь. Пожалуйста, хватит таких разговоров.

— Ладно, научишься новому, всяко лучше, чем просиживаться дома. Когда там вступительные? Сколько будет стоить обучение? Сколько длится? — засыпала мать вопросами, ответы, на которых я не знал. — Ах, да, а где моя любимая кружка? — на этот вопрос я прекрасно знал ответ.