Рояль и вино

Даниил Летучий (2024)

Читатель познакомится с загадочным персонажем по имени Арлекин, оказавшимся в центре бурных событий. События разворачиваются в стенах унылой комнаты допроса, где его обвиняют в убийстве пяти человек. Каждое слово, произнесенное следователем, вызывает у героя целый спектр эмоций и воспоминаний, которые погружают его в мир, полный страсти и противоречий. Кто он на самом деле: жестокий преступник или жертва обстоятельств? По мере рассказа герою удается заглянуть в глубины своей души, где он открывает, что истинные переживания гораздо важнее самого приговора. В этот мир вмешивается вечное влечение к искусству, непреодолимая страсть к выпивке и сложные отношения с женщинами.

Глава 3

Внутри дома было достаточно-таки уютно. Нас встретил красный ковёр, простираясь по длинному коридору со многими дверьми; он заканчивался на кухне. Лестница стояла рядом, на вид крепкая, лакированная, без перил. От кухни глядел одинокий, белый диванчик, слегка закруглённый, он тоскливо, но с любовью взирал на средних размеров плазменный телевизор. Куда веселее стояли белые вазы у окошка справа, какие-то папоротники поселились в них, и листочки нежно облокотившись на подоконник, наблюдали за безмолвной тишиной полночи.

Мы разобрались с бытовым: наготовили салатов, пожарили мясо, Хлоя откуда-то из многочисленных дверей принесла чёрный, журнальный столик, на который мы составили все блюда.

— Погоди немного. Я схожу в свою комнату за бокалами для вина. Можешь пока осмотреть дом.

Я учтиво зашагал, с неким любопытством. Когда я приоткрыл одну из дверей, в ней оказалась кладовая, там были всякие инструменты: виллы вгрызались в шеи лопатам, секатор перерезал торчавший из-за стены шуруп, и всё в таком роде. Когда я вошёл в следующую, то очутился в спортзале — две беговые дорожки мирно стояли друг с другом. Теннисный столик, какое-то массажное кресло, шведская лесенка и прочее. Почему-то здесь мне пришли мысли:"ни у кого не видел домашний теннисный стол. А когда я вообще был в гостях у девушки в последний раз". На ум пришла только моя давняя одноклассница, которая так настырно ухватывалась за каждую встречу со мной. Она вкусно готовила, вот я и ходил к ней. А позже она сплелась с внешним миром и стала частью тех людей, которым нужны новенькие машины, последние модели телефонов и брендовые шмотки. Я очнулся от этих рассуждений в третьей комнате. Высоченный камин, из чёрных камней, мягкие кресла в виде мешков и самое главное — рояль.

— Самый настоящий! — воскликнул про себя я, и, открыл крышку.

С комнаты полетели ноктюрны Шопена, я так упоённо исполнял, параллельно оглядываясь вокруг. У камина была металлическая сетка в форме тумбочки, там в семь рядов лежали дрова — да, я даже умудрялся сосчитать. Два окна с тёмными гардинами. Я то замедлял, то ускорял темп, прибавлял дыхание, звучал всё громче и постепенно стал затухать. Я уже доигрывал сорок восьмой опус первого ноктюрна, когда увидел в единственном уголке света открытой двери, тень, которая спускалась. И заиграв первый ноктюрн пятьдесят пятого опуса — фа минор, я повис на ноте. Она стояла в белёсом халате, как призрак. Её волосы приятно ложились на шёлковый воротник одежды, бархатная резинка для волос надменно ютилась на её тоненькой ручке. Эта резинка словно говорила:"это я обволок её руку, а не ты". Такие же белые тапочки на её ножках, которые шуршали по красному ковру. Она сверкала, её глаза загорелись именно из-за меня.

— Почему ты не говорил, что так превосходно играешь на пианино?

— Ты не спрашивала, да и зачем такое говорить. И это вообще-то рояль.

— Неважно. Ты так круто играешь. Это бабушкин. До того, как она переехала в Италию, то жила с нами.

— Классная у тебя бабушка. Да и рояль замечательный, — гладя и закрывая крышку инструмента, произнёс я.

— Нет, стой. А давай как в романтическом кино. Я буду сидеть на нём, а ты исполнять. Сейчас только сбегаю за вином.

— Тогда нужно затопить.

— Займись этим, ты же мужчина.

Я достал со своих карманов всякий мусор, взял парочку дров и выложил их шалашом. Затем зажёг и, когда пламя уже охватило дром, я слегка раздул его.

Она разливала белое вино, я сделал пару глотков и принялся играть.

— Под тихий треск камина, пальцы, что в золе, играют постепенно.

Шагав по клавишам, взбираясь на тоску людскую, сердце бьётся чаще.

Мне так противна реальность оттого, что я несчастен.

Но ты позволь глядеть в глаза твои сверкающие. — запел я на ходу, перебирая минорные аккорды.

— Ого, как красиво. Ты сейчас придумал? — смотря на меня щенячьими глазами восхищения, спросила Хлоя.

— Ага.

Она свесилась над мною, прислонилась лицом к лицу. Я остановил игру, но она прошептала, чтоб я продолжал. И наши губы коснулись друг друга. Шопен творит чудеса с девушками. Играя, я чувствовал её, мои волосы встали дыбом, в груди искрились молнии. Такое нежное создание коснулось меня, да ещё и так. Это продолжалось с минуту, пока она не оторвалась от меня, и не произнесла:

— Ты ведь хочешь этого?

На что я кивнул, сыграв триолями аккорды не впопад, означающие моё согласие. Она медленно опустилась, чтоб не мешать мне нажимать на педали. Ухватилась одной рукой за банкетку и спустила с меня брюки.

— Только не останавливайся, — сказала она. А я в ответ дрожащим голосом"хо — ро — шо".

Я почувствовал лёгкий холодок, слюну, которая обволокла моё достоинство. Её движения были в такт вальсу, который я играл."Настоящая эпоха романтизма в двадцать первом веке".

Её мягкие волосы касались моих ног и заставляли вздрагивать, но я ни разу не убрался с педали.

Не удержавшись, я перестал играть. Она тоже прекратила.

— Слушай. Я пойду приму ванну, а потом давай посмотрим фильм.

— Конечно. Как скажешь.

Я остался сидеть за роялем, но закрыл его. Повернулся спиной и стал вдумчиво глядеть в огонь камина. Подкинул ещё дров и вышел с комнаты. Продолжая вспоминать её касания, я незаметно для себя выпил ещё бокал. Почувствовав какую-то пародию счастья, что-то тёплое, я прилёг на диван.

Она вышла и мысли улетучились. Её кожа оставалась влажной, волосы убраны назад, мне на секунду пришла глупая мысль, что нам на десять лет больше, и Хлоя является моей женой. Глоток вина, и вот я — муж, лежу на диване, на столе еда, и всё кажется таким душевным. Нам пришлось разогреть некоторые блюда, ибо мы совсем забыли о желании трапезы. Включили"Унесённые Ветром"и она прижалась ко мне. Её спокойствие умиротворило и меня.

— Ну как тебе?

— Прошло ведь только пару минут фильма, как я могу понять?

— Дурачок ты.

И я вновь соприкоснулся губами с ней. Степенно стягивая халат с её плеч, развязывая пояс, и вот я, совсем не помню фильм.

Наутро, я всё же досмотрел его, пока Хлоя хлопотала над завтраком.

— Я всё равно его видела, для меня фоном играет, а ты вот расширяй кругозор. Скажи же, Кларк Гейбл — красавчик.

— Не в моём вкусе.

— Да? — хлопая духовкой, спросила Хлоя. — А кто в твоём вкусе?

— Ты? — произнёс я, после вчерашнего похмелье, которое не дало мне до конца прийти в себя.

— У меня есть парень.

— Ты что, серьёзно? — повернулся я к ней с дивана.

— Точно дурачок. Шучу я.

— Мало ли. В наше время обыкновенное дело, — снова заострив внимание на фильме, я безучастно ответил.

— Думаешь во времена рыцарей, дамы не прыгали на чужой жезл, дожидаясь своих мужей с крестового похода?

— Смотря какой это был по счёту. Если первый — то нет, если восьмой — то вполне возможно.

Она всего лишь вызывающе кашлянула:"кхм".

— Шучу я, шучу. На этот раз я.

— Глупо ты шутишь, — и засмеялась. Я в свою очередь тоже.

К обеду я уже собирался ехать домой, но она попросила подождать, мол, ей надо свидеться в городе с Адель, посему мы поедем вместе.

— А можно взять коньяк с холодильника? — спросил я, пока она была наверху.

— Конечно бери, только тот, что открытый. Кстати, поднимись.

Я отпил немного и взбодрился. Пока шёл по лестнице, у меня потемнело в глазах, а как пришёл в себя, так изумился, — комната состояла из целой библиотеки, старого проигрывателя, инкрустированного дамского столика, кровати с занавесками и шикарным видом из окна.

— Вот это да. Прям принцесса.

На полках я увидел французские, английские, русские романы. Самый приятный уголок для меня содержал итальянцев четырнадцатого века. Мне доводилось читать их только в интернете, по городу я никак не мог найти печатных изданий.

— Можно я возьму"Государь?"

— Бери, конечно.

— Классная спальня. Почему мы…?

— Почему мы не занимались сексом здесь? — перебила она. — А хочешь сейчас?

— Хочу.

Я не знал, как обращаться с такими занавесками на кровати, поэтому, чуть было, не порвал их. Её белое тело тонуло в одеялах, а голос стал ещё более возбуждающим. Подняв голову, я обомлел — оказывается вид со второго этажа был потрясающий. Горная река протекала вдоль лесных берегов, горизонт был персидский зелёный, так его окрашивали верхушки елей, а в центре картины — долина. Как же я почувствовал себя в этой долине.

— О да, мой король! — простонала она с игривостью.

Тогда я точно почувствовал себя как Гуинплен, когда внезапно узнал, что отныне он Фермен Кленчарли. Великие земли казались моими, сама роскошь, весь мир — мой. С такими блаженными мыслями я кончил.

— Здесь так красиво. — сказал я.

— Я привыкла к этому пейзажу. Зимой полностью всё покрыто снегом. Самый чистый цвет, казалось, но почему-то на душе грязно. Знаешь, или пусто. Я не понимаю. Мне бывает так одиноко, что хочется умереть. Различные роли мне нравятся, они словно живут во мне и выходят наружу, когда я их попрошу, но я точно не знаю, уходят ли они обратно. Так я и позабыла, кем являюсь на самом деле.

— Кажется, я понимаю, о чём ты.

— Как же ты можешь понять, если поступаешь на актёрское, — тут она раскинула руками в стороны, — просто так.

— Я сравнил со своей жизнью. Порой мне кажется, я зачитываюсь и живу чужими персонажами, или же когда сочиняю своё, они все так же выходят наружу, как ты и говоришь, но я не знаю, никогда не задумывался, уходят ли они. Скорее всего нет, это же часть нас, они учат нас, нам просто не стоит забыть о своей настоящей жизни.

— Но я не могу вспомнить себя настоящую.

Тут я приподнялся над ней и сказал:

— Тогда рассказывай о себе мне. Какой ты была в детстве, что любила, как росла, а глядишь, и вспомнишь, кто ты такая. К тому же, и я хочу узнать тебя побольше.

Её глаза на миг засверкали, чуть было она не заплакала, но сильные порывы чувств при других людях почему-то подавляются. Казалось, что, если оставить её без внимания, она разревётся как никто другой не сможет. Тут же её слабости спрятались в лице, и она улыбнулась. Уже без единой дрожи в глазах, она нежно сказала:

— Хорошо. Я верю тебе.

Мы ехали в автобусе, и она рассказывала о своём детстве, куда ездила, что довелось испытать. Я узнал её чуточку лучше.

— Знаешь, в седьмом классе у меня был парень. Все девчонки завидовали, красавец такой, я прям не могу. Учился правда плохо, зато какое было тело. Ну что ты думаешь? Как же такому красавцу быть обделённым только одной. Застукала его гуляющим со своей подругой. Она мне ведь как сестра была, лучшая моя, а поступила как дрянь.

— И где она сейчас? — смотря в окно автобуса, спросил я.

— Даже не знаю, и знать не хочу. Мы оставшиеся года не разговаривали, а потом, в десятом классе, она улетела в Германию. «По семейным обстоятельствам» — говорил учитель. Я думала, она с каникул не успевает вернуться, но больше с нами не училась.

Хлоя держала меня за руку, и иногда разглядывала мои пальцы.

— У моей бабушки тоже стройные пальцы, прям как у тебя.

— Сочту за комплимент.

— Погоди. А что на счёт тебя? Я совсем не знаю о тебе, — тут её лицо залилось краской. — Мы всё обо мне. Как же стыдно, переспать с парнем, которого даже не знаешь. О, нет.

— Не бери в голову. Мне кажется, что с тобой такое не часто происходит.

— Ещё бы не часто, вообще не происходило.

— Я пишу рассказы, слушаю и исполняю классическую музыку. Проживаю с матерью и сестрой. Вот и всё.

— А где твой папа?

— Отца у меня нет. Он погиб в автокатастрофе. — решил соврать я. На самом деле, никто и не знает, как он погиб.

— Прости. Я не хотела. Прими мои соболезнования. — переменилась Хлоя. Конечно, лицемерно так думать, но мне казалось, что её печаль была наигранной.

— Ничего, всё нормально.

В городе мы разошлись. Она отправилась до подруги пешком, а я пересел на другой автобус. Когда мы разошлись, я почувствовал одиночество. Чем дальше я отдалялся от неё, тем печальнее мне становилось.

К четырём я уже был дома.

— О, явился. — крикнула Анна.

— Я устал. Дай поспать.

— От девочек? У тебя шлейф женских духов по всему коридору. Признавайся, где был?

— У Лавра. Я же звонил.

— Ты спал с его мамой? — даже не краснея спросила сестра.

Я уже поднимался к себе в комнату, ноги почему-то не слушались. Какая-то тоска проникла в меня, которая подбивала колени дрожать, тело согнуться, а голову отключиться. Единственное, что я ответил Анне, захлопнув за собой скрипящую дверь комнаты было:

— Совсем дурёха.

— Сам такой!

Но я уже не слышал, что она говорит мне дальше. Я лёг и забыл всё.