Батя, Батюшко и Бэмби

Дарья Волкова, 2019

Город. Улицы, машины, люди, дома. Поздний вечер, окна. И за ними – снова люди. Нас интересуют некоторые из них. Какова вероятность, что прагматичная, лишенная иллюзий женщина за тридцать закрутит роман с убежденным холостяком и циником? Небольшая, но есть. А сколько шансов на то, что этот роман перерастет в настоящее чувство? Ноль? А вот и нет. Ноль целых, одна тысячная. Как раз на таких цифрах мы и специализируемся. Расскажем, покажем, докажем.

© Волкова Д., Литтера Н., текст, 2019

© Литтера Н., иллюстрации, 2019

© Оформление ИПО «У Никитских ворот», 2019

* * *

Глава 1. Habitus aegroti

^[1]

По пока еще пустому коридору поликлиники шел человек. Шел, не торопясь, но и не вальяжно. По делу шел, на работу. У человека худощавая фигура среднего роста и горбоносое лицо с темными выразительными глазами.

Зовут человека Денис Валентинович Батюшко, и о нем, как нетрудно догадаться, пойдет речь в данной истории. Впрочем, не только о нем — как тоже, наверное, можно догадаться из названия.

Но вот человек открывает дверь. Прошу за нами, дорогой читатель. Сейчас история и начнется.

* * *

Худощавый темноволосый мужчина среднего роста открыл дверь кабинета. Пальто — в шкаф, переобуться, свежий халат, взгляд на часы.

Пять минут до начала приема. Стопка медицинских карт уже приготовлена со вчерашнего дня на углу стола.

Он подошел к окну, раздвинул жалюзи. В следующий раз полюбоваться на деревья за стеклом получится только через пару часов.

Мужчина прошелся по кабинету. Щелкнул пальцами по ониксовой макушке Анатолия, тронул небрежно Бориса, сел за стол. Покосился на второй по величине экземпляр в коллекции — хрустального и могучего…

— Ну что, Николай, начинаем работать?

Словно получив разрешение, в дверь постучали.

— Доктор, можно?

— Заходите, голубчик, заходите.

Старорежимное и дореволюционное «голубчик» Дэн унаследовал от отца, известного нейрохирурга Валентина Денисовича Батюшко. И это обращение было частью легенд, которые ходили о самом Денисе. А еще в арсенале доктора Батюшко-младшего значились: «батенька», которое следовало произносить с легкой укоризной, «дорогуша» — когда пациент совсем недисциплинированно относился к выданному плану лечения и, наконец, терапевтическое «умница» — если все происходило с точностью до наоборот.

К слову сказать, Батя — не батенька, а именно Батя и с большой буквы — наряду с заграничным Дэном являлось прозвищем Дениса, которое сопровождало его с первого курса академии и стало, казалось, уже неотъемлемой частью его личности. И теперь, спустя годы, это обращение — за глаза, естественно, большей частью — прочно закрепилось за Денисом и среди пациентов. Которым он возвращал мужское здоровье, избавлял от неудобных и мучительных проблем и давал шанс стать отцом.

В кабинет неловко и боком протиснулся крупный мужчина в деловом костюме.

— Здравствуйте, доктор.

— Здравствуйте, голубчик. Проходите, присаживайтесь, рассказывайте.

* * *

Таков наш герой. А теперь перенесемся на несколько километров на юго-запад и познакомимся с Бэмби. Она совершенно очаровательна, как и ее прозвище.

* * *

Высокая стройная блондинка стояла перед зеркалом и рассматривала себя критичным взглядом. Серый деловой костюм сидел на ней вполне прилично. Светлые волосы забраны в низкий узел. Все очень строго и минималистично.

Она сегодня просто обязана произвести хорошее впечатление на потенциального клиента.

— Ольга Геннадьевна Зеленская, — представилась блондинка своему отражению, слегка кивнув, — вы готовы?

Отражение кивнуло. Это был явно утвердительный ответ.

— Ну что же, пора надевать шпильки для особых случаев.

* * *

Высокая стройная блондинка торопилась на важную встречу, но все равно опоздала — потому что столичные пробки. Она опоздала на целых пять минут и, едва переступив порог кабинета, поняла, что перед ней «слизень».

«Слизни» — это те, которые никогда не простят женщину за пятиминутное опоздание, будут вести беседу снисходительно, всячески подчеркивая свое преимущество, потому что «клиент всегда прав», «клиент — это тот, кто вас кормит», «хочешь получить заказ — постарайся меня умаслить», но при этом никогда не потратят лишней копейки на продукцию более высокого качества. Обязательно выберут самое дешевое.

Были еще «кузнечики», которые скакали из фирмы в фирму, и тут главное — клиента поймать и получить заказ, «бабочки» — их отличие от «слизней» состояло в том, что «бабочки» заказывали дорогостоящую продукцию и всегда хорошо за нее платили. Был еще редкий вид «бабочек-махаонов», которые от обычных отличались воспитанием и знанием делового этикета, ну и были просто «пчелки» — труженики. С «пчелками» вести диалог получалось лучше всего. Встречи со «слизнями» редко заканчивались удачно. А эта должна пройти хорошо — она на контроле у самого Ларионова. Но не прошла. После третьего напоминания об опоздании и второго настойчивого приглашения «попить кофейку в хорошем кабаке» Оля резко встала и сказала:

— Спасибо за приглашение, но сегодня у меня еще две встречи, и одна из них, — она демонстративно посмотрела на часы, — через полчаса. Я вам на электронную почту пришлю расценки на заинтересовавшую вас продукцию.

— Скидки для крупного заказа не предусмотрены? — «слизень» перешел на холодный официальный тон.

— Этот вопрос решаю не я, — соврала Оля и широко, «поамерикански» улыбнулась. — Уточню у Виктора Ивановича.

А как только села в машину, быстро набрала номер отца:

— Папа, ты где?.. Я буду у тебя минут через двадцать.

* * *

— Здравствуйте. Можно?

Стандартная фраза, которую десятки раз за день слышат врачи на своем рабочем месте. И врачи на это обычно отвечают, не поднимая головы, не отвлекаясь от заполнения очередной истории болезни, тоже стандартно: «Да. Входите». Но в этот раз Денис Валентинович Батюшко от бумаг оторвался и голову поднял. Потому что удивился.

Светло-серый костюм идеально сидел на идеальной фигуре. Нежно-розовая рубашка, длинные ноги, туфли на шпильке, золотистые волосы уложены в аккуратную прическу. И лицо — интересное, что уж там говорить, яркое, запоминающееся. На плече — сумочка, в руках — портфель для бумаг. Словом, образцовая модель для журнала «Деловая женщина». Если, конечно, таковой журнал есть — Дэн как-то не интересовался.

— Ну надо же, — он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. — Не скрою. Заинтриговали.

— Простите, не понимаю.

Фраза — обман, тон — тоже. Никакого прощения эта дама, весь облик которой вопил: «Я делаю большие дела, и у меня день расписан по секундам», — не собиралась просить. Такая фигура речи. Но Дениса она почему-то задела. И вообще, вся эта дамочка с первого же взгляда его не пойми чем раздражала. Как соринка в глазу.

— Неудачная поездка в Таиланд? — он смерил ее внимательным взглядом, от светлой макушки до каблуков.

— Я вас совершенно не понимаю, доктор.

— А чего же тут непонятного? Сегодня, когда я утром пришел на работу, на табличке рядом с моим кабинетом значилось: «Батюшко Денис Валентинович, врач уролог-андролог высшей категории». Сейчас там что-то поменялось?

— Нет, — ответила блондинка спокойно. Но показалось, словно сквозь зубы. — Именно так и написано.

— В таком случае вывод один. Вы пришли на прием к андрологу. Никогда не думал, что скажу эту фразу, коль скоро практику в Шотландии не планировал, но куда деваться? Итак, поднимайте юбку. Я положительно заинтригован. Не видел ни разу живого транссексуала. Впрочем, и мертвого тоже не видел.

Она какое-то время смотрела на него молча. А потом подошла к стулу у его стола, села, нога на ногу — чуть резковато.

— Я оценила ваше чувство юмора, Денис Валентинович. К вам сегодня на прием должен прийти мой отец. С вами договаривались по его поводу. Зеленский Геннадий Игоревич.

Улыбка сползла с лица Дениса. Точно. Забыл. Отец же вчера звонил, просил принять. Его старинный приятель, кажется, друг детства. Да, именно Зеленский.

— Ну и где, собственно, Геннадий Игоревич?

— Я — его дочь. И хотела бы сначала сама поговорить с вами.

Ну да. Поговорить. О чем? У вас есть пенис, уважаемая? Или, возможно, тестикулы? Дэн не стал этого произносить вслух — не оценила бы иронии, это он уже понял. Вместо этого сказал другое.

— Мне не о чем говорить с вами. Ваш отец здесь?

— Да. Он там, в коридоре.

— Ваш отец — глухонемой?

— Нет.

— Он недееспособен? Умственно отсталый?

— Господи, конечно, нет!

— В таком случае я буду обсуждать состояние здоровья мочеполовой системы Зеленского Геннадия Игоревича именно и непосредственно с Зеленским Геннадием Игоревичем.

— Вы не понимаете!

— Это ВЫ не понимаете! — Дэн повысил голос. — Я — врач для мужчин. Мои пациенты — те, у кого есть пенис и яички. Если вы не подходите под эту категорию, прошу освободить мой кабинет.

— Но речь идет о моем отце, и я…

— У меня прием расписан по минутам, — Денис демонстративно взглянул на часы на запястье. — Прошу вас, пригласите Геннадия Игоревича. Не тратьте понапрасну свое и чужое время.

Удар достиг цели. Ответный взгляд был холоден и полон презрения. Но она встала и вышла. Что, собственно, и требовалось.

* * *

Сначала Оля ждала отца в коридоре, потом вышла на улицу покурить. Вообще, обычно у нее с мужчинами получалось ладить гораздо лучше, чем с женщинами. Может, оттого, что жизнь научила ее саму быть немного… мужчиной. А этот носатый смотрел как на блондинку. Нет, она, конечно, и в самом деле светловолосая, но можно же было вести разговор цивилизованно.

Зазвонил телефон, на дисплее высветилось «Ларионов».

— Слушаю, Виктор Иванович.

— Как прошла встреча?

— Очень успешно, — соврала Оля, кинув окурок в урну. — Сегодня вечером отправлю все расценки, а через пару дней позвоню, чтобы узнать решение.

— Вы сейчас в офисе?

Оля посмотрела на стену больничного корпуса.

— Нет, у меня еще встреча, — и не соврала.

— Хорошо. Как освободитесь — перезвоните мне.

— Я поняла, Виктор Иванович.

На нос упала капля. Оля стерла ее пальцем. Вторая приземлилась на плечо, оставив темное пятнышко на ткани. Начинался дождь.

— Дочка, а ты что здесь мокнешь?

— А ты уже все? — Оля подняла глаза на отца.

— Все, — слегка кивнул головой он.

— Как все прошло?

— Нормально.

— Что сказал врач? Какое заключение? Какие лекарства? Или лекарства не нужны? — Оля засыпала отца вопросами, а он лишь немного смущенно улыбался, а потом сказал, взяв ее за плечи:

— Все в порядке, дочка. Я разберусь сам.

— Хорошо. Тебя подвезти в редакцию?

— Нет-нет, я сам, у меня еще… дела. А ты давай быстро в машину, не мокни под дождем. Тебе на работу надо, я же знаю.

Она проводила взглядом отцовскую спину. Он старался идти бодро и уверенно. Оля смотрела на эту спину, и сердце сжималось. И щемило.

На работу надо, да. И шефу перезвонить обещала. Что он хочет узнать?

Когда отец скрылся из виду, Оля решила вернуться сюда к концу рабочего дня.

* * *

— Денис Валентинович, это Мария.

Дэн усмехнулся сам себе. То, что на аппарате отображался номер приемной, не останавливало секретаршу главного врача от кокетливого приветствия.

— Здравствуй, Маша, радость наша. Все ли благополучно в доме?

— Здравствуйте, — хихикнула секретарь. — Все хорошо, спасибо. Вас вызывает Георгий Михайлович.

— А я-то надеялся, что ты с благой вестью, — демонстративно вздохнул Денис.

Маша еще раз хихикнула. А потом враз посерьезнела. И отчеканила:

— Срочно.

Срочно он начмеду понадобился, надо же. Не к добру.

К добру было лишь то, что прием завершен. Денис запер дверь и направился на административный этаж. На сегодня он в поликлинике закончил, осталось еще раз заглянуть в отделение.

В приемной помимо секретаря обнаружился хлипкий паренек, сиротливо приютившийся на краю дивана для посетителей.

Дэн кивнул Маше, покосился на дверь, из-за которой доносились громовые раскаты баса главного, и свернул налево, к кабинету начмеда.

— Приветствую, Денис Валентинович, — встал на его появление Смоленцев, радостно поблескивая очками и протягивая руку для пожатия. — Кофе будешь?

— О, даже кофе предлагают, — Денис пожал протянутую ладонь. — Дело плохо.

— Ну что ты такой пессимист, — хмыкнул начмед, садясь на свое место. — Может, я тебе подарок хочу сделать?

— Внимаю с восторгом и трепетом, — Дэн заложил ногу за ногу.

— Денис… — вздохнул Георгий Михайлович, привычным движением растер запястья. И сразу взял быка за рога: — Возьми интерна, а?

— Так я и знал!

— Ну раз знал — возьмешь?

— Мы же договаривались: я работаю один, без медсестры, все делаю сам, ставку вы делите, как вам удобно, — Денис с внешним спокойствием выкладывал свои аргументы. — В ответ вы не нагружаете меня интернами и прочей самодеятельностью. Было такое дело?

— Ну тебе же самому будет проще с помощником!

— Я работаю один, — произнес Денис медленно. Акцентируя паузы между словами.

— Денис… — начмед вздохнул и, решив не тратить напрасно времени, произнес: — Это не просто интерн. За него просили.

Дэн выдал Смоленцеву самый укоризненный взгляд, на который был способен.

— Он внук Паулины Леонтьевны! — принялся оправдываться Георгий Михайлович.

Денис наморщил лоб и память.

— Бывшая начальница департамента?

— Угу.

— Так ее же… лет десять назад… проводили на почетную пенсию. С большим трудом и не с первой попытки, насколько я помню.

— Одиннадцать, — поправил Смоленцев.

— Ну и какая вам теперь с нее корысть? — Денис поерзал в кресле, подергал плечами. Хондроз уже третью неделю вольготно гулял по всей спине и нынче обосновался в грудном отделе. Надо идти сдаваться Рудику.

— А что, должна быть корысть? — вяло огрызнулся начмед.

Дэн в ответ лишь фыркнул, а Смоленцев вздохнул обреченно.

— Она нам столько добра сделала, когда была в должности. Очень много помогала, Денис, понимаешь?

— Ну, теперь-то она давно уже мирная пенсионерка, а не грозный чиновник. Помощи от нее никакой.

— А тебя добро помнить не учили?

— Меня лично в медакадемии другому учили, — Дэн зевнул, деликатно прикрыв рот. — А про добро что-то не припомню. Это на каком курсе давали? Может, я в тот семестр прогуливал много.

— Вот что ты такой противный, а?! — не выдержал начмед. — Невозможно с тобой договориться!

— Мне писать заявление об увольнении? — Денис протянул руку и взял со стола авторучку.

— Не лезь в бутылку! — рявкнул Смоленцев. — Я про твою суперпопулярность и мегавостребованность помню.

— А про обещанный в прошлом году «Вергланд»^[2] помните?

— Тьфу на тебя! — раздосадовано выдохнул Георгий Михайлович. И замолчал, глядя поверх очков на своего визави.

Денис безмятежно встретил административный взгляд, неспешно щелкая ручкой. Какое-то время в кабинете слышался только этот звук.

— Ладно, — вздохнул начмед. — Ты берешь интерна, я покупаю аппарат.

Денис еще раз щелкнул ручкой. И озвучил оформившееся пять минут назад подозрение.

— А это не он там случайно в приемной сидит?

— Он. Не случайно.

Щелк-щелк.

— Хорошо. Договорились. При условии, что «Вергланд» появится в операционной в этом месяце.

— В следующем квартале!

Дэн лишь вздернул бровь.

— Да я сейчас в бухгалтерию позвоню!

— Жду, — Денис сложил руки на груди.

— Шустрый какой, — Георгий Михайлович потер шею под воротником рубашки. — Вот когда будешь на моем месте… — Дэн хмыкнул, а начмед лишь закивал энергично. — Будешь-будешь, судьба тебя обязательно накажет за твой вредный характер. Вот тогда и поймешь, на какие унижения приходится идти, чтобы выцарапать что-то из бухгалтерии. Иди. Мой позор должен остаться при мне. — И поскольку сидящий напротив врач не демонстрировал ни малейшего намерения уйти, повысил голос: — Что, не веришь мне на слово?

— Отчего же, — Дэн пожал плечами и встал. — Мужскому слову верю. Работа такая.

Начмедовское спасибо нагнало доктора Батюшко уже у двери.

На появление Дениса его будущий интерн вскочил. Дэн какое-то время молча разглядывал его. Густые русые волосы, кажется, стрижены газонокосилкой, вихры во все стороны. Взгляд голубых глаз как у брошенного котенка. Росту от силы сто семьдесят. Мальчишка. Остается надеяться, что «Вер-гланд» того стоит.

Денис кивнул и, не оборачиваясь, пошел к выходу из приемной.

— Меня Тося зовут, — парнишка все никак не мог приноровиться к быстрому шагу своего начальника.

— Как? — Денис даже обернулся и посмотрел на собеседника. Нет, ну совсем пацан. Даже не бреется, наверное, еще. Неужели есть двадцать четыре?

— Тося, — тот робко улыбнулся. — Бабушка и мама так называют.

— Понятно. А паспортная служба как называет?

— Какая? А… Антон я. Антон Малин.

— По батюшке?

— Так это вы — Батюшко!

Денис вздохнул и остановился. На него смотрели широко распахнутые изумленные глаза.

— Отчество какое, Тося?

— Евгеньевич! — сообразил наконец парень. — Антон Евгеньевич Малин.

— Вот именно, — Дэн поднял указательный палец. — Здесь ты — Антон Евгеньевич Малин. А Тосю оставь бабушке.

«Дай бог ей здоровья», — про себя мрачно добавил Денис.

* * *

В офисе Олю ждал Ларионов собственной персоной. Владелец бизнеса.

И перезванивать не пришлось. Рекламная фирма не была его основной статьей дохода, скорее небольшим и удобным подспорьем. И делами ее Виктор Иванович интересовался постольку-поскольку. В общем, ежеквартально. До конца квартала времени было еще достаточно, так что внеплановый визит настораживал. Последующий разговор тоже получился непонятный. Вроде как владельца должны были интересовать показатели, и Ольга доложила о последних заключенных договорах и о том, что пользуется сейчас наибольшим спросом, рассказала об идеях для грядущих новогодних спецпредложений, но было полное ощущение, что Виктор Иванович ее почти не слышал. Лишь в самом конце поинтересовался:

— Это все?

— Все, — ответила Оля, закрывая папку с текущими договорами.

Ларионов кивнул головой и поднялся на ноги.

— Когда клиенты предлагают кофе, особенно если это клиенты по моей рекомендации, не стоит отказываться, — сказал он перед тем, как открыть дверь кабинета.

Оля поняла, что «слизень» нажаловался.

— Полностью с вами согласна, Виктор Иванович, — голос пришлось контролировать. — Если предложение звучит как сугубо деловое. К сожалению, эскорт-услуги моим контрактом не предусмотрены.

Они некоторое время смотрели друг на друга.

— Мне нужен этот человек, — резюмировал Ларионов и вышел.

* * *

— Денис, ты помнишь, какой сегодня день?

— Да, конечно, — будто он хотя бы один год забывал.

— Заедешь за мной?

— Слушай, пап… — Денис стоит у окна. Пейзаж откровенно уныл даже в городе. Что уж говорить о кладбище. — Дождь идет. Там грязь несусветная. Давай в другой день, — он не стал говорить, что жутко устал и что спина ноет, а до Рудика он так и не дошел.

— Воля твоя, — тон Валентина Денисовича сух. — Я и сам прекрасно доберусь.

— Не сердись, — чего и следовало ожидать. Отец будет верен себе до конца. — Я за тобой заеду. Ты работу закончил?

— Да, — в голосе Батюшко-старшего слышно удовлетворение, которое он и не пытается скрыть. — Бумажки пописываю. Денис, я конфеты и остальное купил. Жду тебя.

— Денис Валентинович!

Дождь прекратился — и то благо. А вот давешняя блондинка на крыльце, дочка Зеленского, — это сюрприз из разряда неприятных. Денис недооценил ее настырность.

— Слушаю вас. Только по возможности кратко — я тороплюсь.

— Давайте я вас подвезу.

Как же он это не выносил, категорически просто. Конечно, вся из себя такая крутая бизнесвумен на крутой тачке. И непременно надо всем и каждому это продемонстрировать. Машина у нее — наверняка какой-нибудь монстроидальный джип, из-за руля которого ее и не видно толком. И она его даже припарковать нормально не может. Зато всем и каждому сразу понятно, что у нее тоже есть яйца. Стальные причем. Комплекс Наполеона в действии: чем меньше пенис, тем больше машина. А уже если пенис вовсе отсутствует, а показать свою крутизну очень хочется…

— Прошу, Денис Валентинович, — молодая женщина приняла его молчание за согласие. — Вон моя машина.

Ну да. Дэн и не сомневался. Какой-то серый здоровенный выкидыш корейского автопрома. Чего же еще ждать?

— Она у вас, конечно, просто нереа-а-ально крутая, — он ничего не мог, да и не хотел, поделать с издевательскими интонациями. — Но вряд ли в ее багажник влезет моя скромная шевролюшка. Или что, на веревке потащите?

— Что, простите?

— Ну вы же хотели меня подвезти? А я без своей машины никуда не поеду. Так что…

Она вздохнула.

— Простите. Я неудачно начала разговор. Денис Валентинович, что с моим отцом?

— Я все подробно рассказал… — Дэн поморщился, вспоминая имя-отчество, — Геннадию Игоревичу.

— А можно теперь то же самое рассказать мне?

— Нет.

— Почему?!

— Потому что есть такое понятие — врачебная тайна. Геннадий Игоревич Зеленский — вменяемый дееспособный человек. Если он захочет, чтобы вы знали о состоянии его здоровья — он вам сам расскажет.

— Он не стал мне ничего рассказывать, — голос ее прозвучал вдруг тихо. — Сказал, что все нормально. Но ведь это не так, правда?

Денис покачал головой.

— Ничем не могу помочь. Извините, меня ждут.

— Подождите, — она вдруг взяла его за локоть. — Пожалуйста. Денис Валентинович… Не знаю, как объяснить. Я очень переживаю за него. Я всю жизнь прожила без отца — так вышло. А недавно он появился в моей жизни. И оказалось, что я была нужна ему все это время, но… Там сложно, в общем. И он нужен мне. Очень нужен! Он нужен мне, нужен Никите. Никита — это мой сын. И я страшно переживаю, просто страшно. Я не хочу потерять отца, когда только-только обрела его. И… — тут она выдохнула. Отняла руку. Отвернулась.

Да неужели такие все из себя сиятельные тоже умеют плакать?

— Послушайте… не знаю, как вас по имени-отчеству…

— Ольга, — она обернулась. Если слезы и пролились, то умело, без следов. — И можно без отчества. Просто я… — еще один выдох. — Мне нужно знать, что будет сделано все, все, понимаете, все возможное, чтобы с папой был полный порядок. Любые деньги, Денис Валентинович, если что-то нужно, вы только скажите… Пожалуйста…

Да что он выделывается, в конце концов? Не тот случай, когда стоит проявлять принципиальность. Тем более это приятель его отца.

— Что вы хотели узнать, Ольга… Геннадьевна?

— Что с ним? — быстро. — Какой диагноз?

— Точно я пока не скажу — нужны анализы и ультразвуковое обследование. Я выписал Геннадию Игоревичу направления. Вот сдаст анализы, сделает УЗИ — смогу сказать более определенно.

— То есть вы сейчас ничего не знаете?

Денис нахмурился. Подумал над целесообразностью. И все же ответил.

— Предварительный диагноз, судя по клинической картине, — аденома предстательной железы.

Она охнула, побледнела. Что ж такие слабые нервы у железных леди на крутых джипах?

— Аденома? Это же… опухоль?

— Доброкачественная, — уточнил Денис.

Женщина выглядела совершенно растерянной. Растерянной и расстроенной.

— Да не паникуйте вы раньше времени. Пока причин нет. Даже если это аденома — она эффективно лечится, уверяю вас.

— Да-да, — неуверенно кивнула Ольга.

— Вы меня извините, но я…

— Конечно! — спохватилась она, шагнула в сторону, освобождая дорогу. — Спасибо вам, Денис Валентинович.

— Пока не за что. Всего доброго.

* * *

Оля ненавидела нерезультативные дни. А сегодняшний день трудно было назвать результативным. Как в плане работы, так и в плане налаживания отношений с лечащим врачом отца. Нет, в конце доктор вроде бы смягчился, но все же это не совсем то, на что она рассчитывала.

Отец в жизни Ольги появился совсем недавно и неожиданно. Прямо как в песне поется — «нечаянно нагрянул, когда его совсем не ждешь». Просто однажды позвонил по телефону и сказал:

— Здравствуй, Оля. Я твой папа.

Она долго молчала в трубку, но все же не нажимала на отбой. Хотя очень хотелось. А еще хотелось сразу же задать очень много жизненно важных вопросов: «Вспомнил, что у тебя есть дочь? Почему теперь, а не тогда, когда нужен был больше всего на свете? А ты уверен, что после того, как бросил нас, все еще можешь называться папой? Где тебя носило все эти годы?»

Но ничего из этого Оля не сказала. Молчала. А в трубке прозвучал вопрос:

— Мы можем увидеться?

— Да, — ответила дочь после ощутимой паузы.

С этого все и началось.

Первая встреча с отцом произошла на нейтральной территории — Оля не пригласила его домой, не познакомила с внуком. Чужой человек, которого она помнит какими-то урывками. Зато прекрасно помнит истерики матери по поводу его частого отсутствия из-за командировок и вечной нехватки денег. А потом, когда уже отец окончательно исчез из их жизни, зато исправно платил алименты, в памяти прочно осели опять же материнские комментарии, что «деньгами пытается откупиться от родного ребенка».

Зачем она согласилась тогда на встречу? Ответ был прост. Все эти годы Ольге не хватало отца. И вот в один из первых летних дней они сидели на открытой веранде кафе в центре и пытались начать неловкую беседу. Оля со свойственной ей прямолинейностью сразу же поинтересовалась:

— Где ты был все эти годы?

Оказалось, что далеко. Сначала в Санкт-Петербурге, тогда еще Ленинграде, потом и вовсе за границей — собственным корреспондентом одного из известнейших агентств новостей. Индия, после нее Иран. Про Иран даже книгу путевых заметок для туристов написал. А потом вот вернулся в Москву. На должность главного редактора одного из толстых ежемесячных журналов.

— Интересная работа, да и кочевать я устал, — закончил свой рассказ Геннадий Игоревич, помешивая ложкой остывший кофе.

— Ясно, — Оля допила свой, а потом щелкнула зажигалкой. — Не против?

— Так ведь нельзя.

— А пока слишком рано для посетителей. И официанта не видно.

— Не очень соблюдаешь правила? — слегка улыбнулся отец.

— Не очень, — ответила Оля, выпустив струйку дыма.

— А как же забота о здоровье?

— Поздно меня воспитывать, — усмехнулась она. — Что же не давал о себе знать?

— Твоя мама была против, — просто ответил он.

И Оля поверила. Сразу и безоговорочно. Она слишком хорошо знала свою мать. Телефон дочери он получил от старых знакомых, с которыми Ольга полгода назад случайно пересеклась по работе. Встреча подошла к завершению, как только сигарета была выкурена. Оба это чувствовали. Про Никиту не было сказано ни слова. Геннадий Игоревич так и не узнал, что у него есть внук.

— Ну что же, — Оля поднялась из-за стола и чуть было по привычке деловых встреч не протянула руку, — приятно было познакомиться.

— И мне… дочка, — Геннадий Игоревич тоже поднялся. — Я еще позвоню?

Дочь пожала плечами, не ответив утвердительно, но и не отказываясь.

Он позвонил.

Остановившись у сетевого супермаркета, она вышла из машины. Предстояло купить молока, хлеба, сыра, куриных грудок, еще чего-то… Изольда Васильевна ей с утра говорила, но голова была занята предстоящей встречей.

— Изольда Васильевна, — без приветственных обращений проговорила Оля в трубку телефона, — грудки, хлеб и молоко взяла. Что еще?

— Стиральный порошок, Оленька, и средство для мытья посуды. И салфетки бумажные тоже закончились.

— Поняла, спасибо.

Значит, стиральный порошок.

Тележка катилась вдоль длинных рядов с товарами и остановилась перед кондитерскими изделиями.

Овсяные печенья или шоколадные с орехами? Овсяные полезнее. Шоколадные с орехами любит папа. Хотя, может, ему теперь нужна специальная диета? А врач ничего не сказал. Вообще, как-то неудачно получилось сегодня с врачом. Наверное, не так надо было начинать диалог. Это все следствие малоуспешных утренних переговоров со «слизнем».

В тележку легли сразу и овсяные, и шоколадные.

* * *

— Ну вот я и пришел, Валечка.

Разговаривать на кладбище отец стал не так давно, лет пять назад. Говорил негромко, вполголоса, обращаясь к памятнику. Поначалу Денис дергался, потом привык. В конце концов, у отца уже такой возраст, когда легкие чудинки простительны.

Заходить в оградку Денис пока не стал, отошел в сторону, покурить. Вообще он не курил. За редчайшими исключениями. Но на кладбище — всегда. Если быть точнее, с восемнадцати лет.

Отец, увидев сына-первокурсника с сигаретой у третьего слева надгробия, ничего не сказал. К тому моменту Вали Батюшко не было на этом свете уже семь лет.

Валентин и Валентина. Красивая и яркая пара. Оба талантливые и перспективные, фанатики своего дела, оба веселые, легкие на подъем, умницы и заводилы. Ее не стало в один миг, на скользкой дороге, ведущей из Костромы в столицу. Валентина Батюшко возвращалась с коллегами с выездной конференции микробиологов. Мокрый асфальт, дождь стеной, усталость водителя. Вылетевший на встречную МАЗ смял пассажирскую «газель» в гармошку. В этой жуткой аварии в микроавтобусе выжили двое. Вали Батюшко среди них не было.

Денис мало что помнил про то страшное время. В гибкой детской психике сработали спасительные предохранители. Закрытый гроб и небритый отец — вот все, что отложилось в памяти. Бриться с тех пор Валентин Батюшко перестал. Не стало для кого.

Хотя женщины вокруг него всегда были потом. И даже приходили домой иногда, варили супы и гладили рубашки. Но долго не задерживались. А после сорокалетия отца и вовсе исчезли.

К тому моменту Денис считал себя уже достаточно взрослым, чтобы понимать все про мужчин и женщин. Такой возраст — пятнадцать лет, когда все-все знаешь и понимаешь лучше всех. И был уверен, что не осудит отца, если тот вдруг решится все-таки устроить свою личную жизнь. Да только была и другая уверенность — более тайная и более крепкая, — что отец этого не сделает.

Они так и жили вдвоем. И друг для друга. Денис как-то остро и рано понял, что не должен по пустякам беспокоить отца. Видел, как много тот работает. И не только, чтобы иметь достаток в доме, это было не причиной — следствием. Валентин Денисович жил и дышал своим делом. И оно же было его спасением. Работа и сын.

А сын привык со всеми своими бедами и проблемами справляться сам. Уроки — сам. Обед приготовить — сам. С пятого класса. И картошку отцу на ужин пожарить, его любимую, дольками. Все нештатные ситуации — тоже сам. После отита на физиолечение — сам. Распоротую гвоздем руку забинтовать — сам. Даже с фимозом сам справился в тринадцать лет, методом радикальным и немного кровавым, но тем не менее справился. Хотя на работу к отцу, в Бурденко^[3], с удовольствием приезжал. Жаль, не приветствовалось это.

В одиннадцатом классе Денис не стал говорить отцу раньше времени, что есть шанс на аттестат с отличием. Потом забыл, а у отца в июне конференция международная в Мюнхене. Вернулся аккурат к выпускному. Денис не видел блеснувших на глазах Валентина Денисовича слез, когда сыну вручили-таки аттестат с отличием. Но обнял потом отец крепко-крепко.

— Дениска! — Батюшко-старший махнул рукой, привлекая внимание сына. — Хватит дымить. Иди, я все приготовил.

— Сейчас, иду.

Серый дым улетел в серое небо. Денис повернул голову и посмотрел на фото старухи в темном, низко повязанном платке. Именно у ее могилы Денис обычно курил. Захоронение не выглядело заброшенным, но приезжали сюда, скорее всего, раз в год. Когда там полагается, на Троицу, что ли. Фамилия на табличке уже порядком изъедена ржавчиной, зато имя и отчество читались вполне отчетливо: Ефросинья Димитриевна. Именно так, через И — Димитриевна. И дата рождения — уже больше ста лет назад. Денис не знал, можно ли на месте последнего упокоения курить или это запрещено какими-нибудь ритуалами, которых в отношении смерти тьма. Не знал и знать не хотел, потому что был человеком светским, а смерть понимал прежде всего в анатомическом и физиологическом смыслах, а уж никак не в ритуальном. Но все же ему казалось, что старуха с железного памятника смотрит на него неодобрительно.

Окурок он втоптал в мокрую землю.

— До встречи, Ефросинья Димитриевна, — Денис сунул руки в карманы короткого пальто и двинулся к своим.

Валентин Денисович сидел на скамейке, держа в одной руке чекушку водки, а в другой — пластиковый стаканчик. Похожий, только стеклянный, стоял у основания памятника, прикрытый прямоугольником печенья. Рядом высилась яркая горка конфет.

— Садись, Дениска, — отец похлопал по скамейке. — Я вытер, сухая.

Дэн послушно устроился рядом. Кивнул отцу, взглядом выражая, что с ним, — тот выпил залпом и разломил пополам печенье. Свою половинку Денис не стал есть, держал в руке и задумчиво смотрел на фото на памятнике. Рядом оглушительно каркнул ворон. Птица сидела на вершине креста в паре метров. И явно ждала, когда люди уйдут и можно будет заняться принесенным лакомством. Кладбищенские вороны считали, что угощение приносят именно им.

Снова начал накрапывать дождь. Ворон еще раз каркнул. Денис отвел взгляд от памятника. У него такие же глаза, как на этом фото.

— Переночуешь у меня? — отец старательно очищал от грязи обувь, прежде чем сесть в машину сына. — Помянем вдвоем.

Денису тягостны эти поездки, но каждый год он едет сюда. А потом, как правило, остается у отца. И сегодняшний день не станет исключением.

— Конечно. Расскажешь мне, что у вас там за история с томографами?

— Расскажу. Это, сынок, детектив целый! — бодро отозвался Валентин Денисович, с удовольствием возвращаясь на стезю профессиональную. Они до позднего вечера будут говорить на медицинские темы, ни словом не обмолвясь больше о том, какой сегодня день. В который двое взрослых мужчин так остро нуждаются друг в друге.

* * *

Оля припарковалась у дома и вытащила из багажника пакеты с эмблемой супермаркета. Главное, донести все это до лифта. Привычно справилась. Дома дверь открыли почти сразу.

— Оленька, да как же ты все это на себе?

— Не на себе, Изольда Васильевна, — на машине. Никита дома?

— Дома, где же ему еще быть? Только что покушали. И уроки уже сделаны.

— Отлично, — Оля с облегчением сбросила ненавистные шпильки.

Плохо они сыграли сегодня свою роль. И вообще, пора бросить эту затею — изображать из себя успешную бизнес-леди.

— А котлетки еще горячие, так что быстро мой руки и к столу.

— Сейчас, только костюм сниму, — ответила Оля из детской. Никита лежал на кровати и играл в роботов.

— Привет, — сказала Оля сыну.

— Ага, — ответил сын.

Она постояла некоторое время в проеме двери, любуясь на лохматую макушку, а потом пошла переодеваться.

Котлеты и правда были еще теплыми, когда Оля села за стол, и очень вкусными.

— Изольда Васильевна, я завтра денег оставлю, у вас, наверное, на расходы уже ничего не осталось. Никиту постричь надо.

— Сделаем, Оленька, и еще им по школе сказали купить какую-то рабочую тетрадь в интернете, я все записала, вот, — женщина протянула записку.

— Спасибо, я сегодня вечером закажу.

Через полчаса Оля закрыла за Изольдой Васильевной дверь квартиры и снова зашла в детскую, села на край кровати.

— Мам, а тебе какой робот нравится больше: синий или красный?

— Никита, я в них не сильно разбираюсь.

— А ты просто внимательно посмотри и скажи.

Оля вздохнула. Роботы-конструкторы для нее все были на одно лицо.

— Красный, — сказала она.

— А почему?

— Потому что у него молния красивая на руке.

— Мне тоже больше нравится красный.

Часы показывали начало двенадцатого ночи, и большинство окон дома напротив были уже темными. Оля пила на кухне чай. Никита давно спал, прослушав очередную главу сказочной повести про отважных викингов, а ей не спалось.

Какой нервный и бестолковый день. И отец ничего ей так и не рассказал. Оно и понятно: проблема очень деликатная, и, конечно, он стесняется, но все же… Да, на часах позднее время. Однако Оля знала, что Геннадий Игоревич — сова и никогда не ложится раньше часа ночи, поэтому решилась и позвонила:

— Привет, папа. Не разбудила?

Примечания

1

Habitus aegroti (лат.) — общий вид больного.

2

«Вергланд» — выдуманный медицинский аппарат.

3

Бурденко (здесь) — Национальный медицинский исследовательский центр нейрохирургии имени академика Н. Н. Бурденко.