1. книги
  2. Триллеры
  3. Дарья Дезомбре

Тени старой квартиры

Дарья Дезомбре (2016)
Обложка книги

Виолончелистка с мировым именем Ксения Аверинцева покупает квартиру с видом на канал Грибоедова. Узнав об этом, ее бабка умирает от сердечного приступа. По роковому совпадению, она жила в той старой квартире и была подозреваемой по так и не раскрытому делу. Но Ксения не может поверить, что ее бабушка — убийца. Она просит Марию Каравай о помощи, и та соглашается. Постепенно разгадывая секреты жителей коммуналки, Маша с Ксенией приближаются к главной тайне, смертельно опасной и для ныне живущих. История, начавшаяся как любительское архивное расследование, превращается в остросюжетный триллер. Скрываясь в лабиринтах питерских дворов и на старых фортах близ Кронштадта от преследующего ее убийцы, Мария Каравай пытается по крупицам отыскать затерянную во времени информацию…

Оглавление

Купить книгу

Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Тени старой квартиры» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Маша

Маша пила чай и поглядывала по сторонам: как это часто бывает у пожилых людей, стены небольшой комнаты украшало множество фотографий. Вот на фоне входа в церковь из резного камня (птицы да цветы) стоят молодожены — судя по фраку и закрытому наглухо платью на юной испуганной невесте — конец XIX века. Маша привстала, чтобы прочесть надпись каллиграфическим почерком: Тифлис. 1888.

— Это мои дед с бабкой. Амилахвари. Древний, уважаемый род. Мама говорила, ее фамилия встречается в одной из поминальных записей в синодике Крестного монастыря в Иерусалиме, — мягкий низкий голос Тамары Зазовны завораживал.

Она сидела, улыбаясь, в кресле напротив: бархатный халат с кистями, бархатные же узкие тапочки на небольшом каблуке. Королева. Доброжелательная королева. Перед ней на столике накрыто для гостьи королевское же угощение: несколько видов варенья в хрустальных розеточках, домашнее печенье. — Вы ешьте, не обращайте внимания на мою болтовню. Вот — варенье ореховое. Это мне из Тбилиси родня присылает. Знаете, фотография тоже от них. Мои родители боялись хранить такое у себя. Князья — не слишком удачная родня в Советском государстве. Папа-то у меня был из простых, несмотря на «культурную» профессию. Его отец служил садовником у Амилахвари. Мать, я так понимаю, просто «спрятали» в таком неравном браке. А петь в его семье любили все — ну, это у нас, у грузин, частое явление. Вы ешьте, ешьте.

Маша зачерпнула серебряной ложечкой прозрачное оранжевое озерцо. Облепиха?

— Тамара Зазовна, а не осталось ли у вас каких-нибудь фотографий той поры?

— Конечно. Я вам тут приготовила пару альбомов. Видите ли, один из соседских мальчиков — мой любимец, Коля, — обожал фотографировать. Так у нас сложилась даже такая традиция: в Новый год или на 7 Ноября он нам дарил свои карточки. Вот, — она потянулась и достала пухлый альбом: потертая бархатная обложка трогательно перевязана коричневым школьным бантом. Тамара пролистнула первые страницы, передала Маше. Сама пересела на диван рядом. Маша осторожно взяла альбом в руки: на первом развороте слева — супруга, справа — супруг.

— Какой ваш отец знойный красавец! — с улыбкой сказала она.

Тамара Зазовна кивнула:

— Мама тоже была интересная, умела себя подать. Но папа — правда был очень хорош. Это помогало в профессии — я имею в виду на сцене. Красивых оперных певцов не так много, а если к внешности добавить чарующий голос… — Она перевернула страницу: — А вот и все наши жильцы.

Тамара Зазовна замолчала, вглядываясь в лица.

— Мы сегодня смотрели в архиве документы по семье Пироговых, — Маша дотронулась до лица Пирогова: нос уточкой, маленькие хитроватые глазки, добродушно улыбается, демонстрируя многочисленные коронки в рту.

— Тоже красавец, — усмехнулась Бенидзе. — Только в своем роде.

— Это вы о хищениях госсобственности? — подняла глаза Маша.

— Откуда вы знаете?

— Через несколько лет после убийства Ксении Лазаревны его отстранили от работы в родном мясном магазине, осудили условно. Дело, я так поняла, было негромкое, больше воспитательного плана. Хищения оказались мелкие, он, как это тогда называлось, был банальным «несуном», а не злостным расхитителем.

— Вот именно что — банальным, — вздохнула Тамара Зазовна. — Мы же понимали, зачем человеку работать мясником. Но все его покрывали, потому что ели — на праздники — и язык, и балык, и вырезку. Мама моя готовила из этого изобилия на общий стол. Мы, можно сказать, благодаря им, Пироговым-то, и выживали. Поэтому он у нас был «квартуполномоченным», да и вообще… — Тут Тамара Зазовна чуть потемнела лицом. — Он же, как вы уже, наверное, знаете, крестьянский сын. Практичный, рукастый.

— А Пирогова?

— Галина Егоровна? Она, конечно, была не в восторге от щедрости мужа, но в этом тоже просматривался несложный расчет: прикармливая всю нашу коммуналку, они надеялись на ответную лояльность. И получали ее: например, Людмила Николаевна Лоскудова, мама Коли и Алеши, присматривала за детьми, моя мать вне очереди драила места общего пользования и всех обшивала, доктор Коняев лечил нас, его жена — учительница — часто помогала делать уроки.

— Звучит, как идеальное общество, коммуна в действии? — улыбнулась Маша.

— В некотором роде так оно и было, — кивнула Тамара Зазовна. — Знаете, что говорил наш Пирогов, вставая с рюмкой водки на всех застольях? Что даже если по социалистическому плану строительства им предложат отдельную квартиру, он от нее откажется — так хорошо ему у нас в коммуналке живется!

— Но вы его не любите, — сказала Маша скорее утвердительно, чем задавая вопрос. И сама удивилась — почему использовала настоящее время? Кого сейчас уже не любить покойника?

Тамара Зазовна отвернулась:

— Не люблю, — глухо ответила она, тоже не отделяя себя за давностью лет от прежнего чувства. И добавила строго: — Но это уже мои личные причины, к убийству Ксении Лазаревны отношения не имеющие.

Маша решила не настаивать:

— Значит, хищения социалистической собственности вряд ли могли быть причиной для преступления?

Бенидзе замахала руками:

— Боже упаси!

Маша перевернула еще несколько страниц альбома.

— Не одолжите мне его на некоторое время?

— Конечно, берите.

— И еще. Мальчик, который много фотографировал…

— Коля?

Маша кивнула:

— Вы, случайно, не знаете его координаты? Я бы хотела с ним встретиться.

Тамара Зазовна побледнела:

— Боюсь, не получится, Маша. Он погиб. И уже давно.

* * *

Какая тишина… Удивительное место — за поселком, в сосновом бору. Дорога, минуя кладбищенские ворота, петляет дальше через лес и выходит к озеру. Золотое место Ленобласти, осененное дачными радостями еще с конца девятнадцатого века: бонтонные прогулки, крокет, домашний летний театр, в хорошую погоду — вид на Кронштадт. Само кладбище — маленькое совсем, только для избранных: академики, занимавшие здесь ведомственные дачи, один большой поэт, один большой музыкант. Немногочисленный, но солидный некрополь. И — среди прочих серьезных плит — маленькая стела. Николай Лоскудов. Коля. 1951–1960.

Человек, с которым Маша договорилась тут о встрече, стоял под мокрым снегом с непокрытой головой — длинный черный зонт, как штандарт побежденной армии, упирается в кладбищенскую глину. Высокий старик в синей куртке с отороченным мехом капюшоном, голова чисто выбрита, острый подбородок опущен в клетчатый шерстяной шарф. Крупный хрящеватый нос, кустистые брови над выцветшими серыми глазами.

— Здравствуй, Тамарочка, — произнес он первым, увидев Тамару Зазовну.

— Алеша? — откликнулась Бенидзе, вглядываясь в высокого старика, и у Маши сжалось сердце: в этой перекличке между пожилыми людьми она услышала зов юности. Она поддерживала Тамару Зазовну под руку и почувствовала, как дрогнула ее ладонь в перчатке. Алексей Иванович молча смотрел, как они подходят — чуть склонив голову на плечо и вглядываясь в лицо своей бывшей соседки.

— Совсем не изменилась, Томочка, — сказал он через легкую паузу, осторожно ее обняв.

— Конечно, нет, — рассмеялась Бенидзе, и Маша удивленно на нее взглянула: этот смуглый румянец, блестящие от сдержанной слезы глаза… А Тамара Зазовна тряхнула головой: — Всего-то полвека прошло.

— Да кто их считает? — с улыбкой пожал плечами старик, повернулся к Маше и протянул руку: — Здравствуйте. Лоскудов.

— Мария. Каравай, — протянула она ладонь в ответ, но на секунду замешкалась: кожа Лоскудова была вся в странных пятнах — экзема?

— Не обращайте внимания! — Алексей Иванович спрятал руку обратно в перчатку. — Наследственная проблема, это не заразно, чисто косметический дискомфорт. Так что у вас за вопрос?

— Я хотела поговорить с вами о бывших соседях. — Снег, нападавший на рукав пуховика за те несколько минут, что они стояли перед могилой, соскользнул мини-лавиной вниз.

Старик пожал плечами и раскрыл наконец над ними свой внушительный зонт.

— Боюсь, интересующая вас эпоха пришлась как раз на мою раннюю юность. А в этом возрасте взрослые нас не очень волнуют. Мы все — в проблемах нашего собственного мироздания. Подростковые комплексы и идеалы, друзья, первая любовь…

Тут Маша вновь почувствовала движение руки в перчатке и украдкой взглянула на Тамару Зазовну. «Не может быть! — сказала она себе. И тут же себя одернула: — Почему же не может?»

Ведь ясно как день, что Тамара Бенидзе была, а возможно и до сих пор, влюблена в Алексея Лоскудова. А он в нее, увы, нет.

Вам также может быть интересно

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я