А завтра – конец…

Дарья Матрохина

Апокалипсис произошёл немного не так, как все ожидали. Вырвавшаяся из-под контроля болезнь сразила физически сильных, но не обладающих достаточным уровнем развития людей. Вирус принялся выкашивать тех, чей мозг оказался не в состоянии с ним бороться, превращая их в жаждущих человеческой плоти монстров. И, попав в круговорот поголовного истребления, некоторые выжившие повели себя не так, как другие…

Глава 1

Из города она вырвалась через три часа. В кой-то веки на выезде не было пробок. И семейный шестиместный автомобиль, мерно покачиваясь, миновал надпись «Москва». На крыше иногда звенели два велосипеда, а багажник и заднее сиденье были забиты консервами и прочими необходимыми для жизни вещами. Ника смотрела слишком много страшных фильмов, в которых герои погибали только потому, что не могли найти еду. Поэтому девушка заранее озаботилась походным мешком. Так что заезд в гипермаркет был просто смешным: припарковаться поближе к входу, наполнить тележку едой и прочим, и быстро перегрузить в машину. Семья, которой и принадлежала машина, из мясного отдела так и не вернулась, но доносящиеся оттуда крики говорили лучше сигнала о помощи. Не стоило туда идти, но молодая мать на все объяснения Ники только кричала, что её детям нужно будет в дороге свежее мясо. Чем мясо, которое испортится через три часа в жаркой машине, сможет им помочь через неделю, она объяснить так и не смогла. Будь с ними мужчина, всё могло бы закончиться иначе, но так ключи были отданы Нике, и она со спокойной душой уехала, не дожидаясь, пока твари закончат с детьми и примутся за неё. За свою глупость каждый должен платить сам. Тем более, если придётся заплатить за чужую глупость новомодным автомобилем на солнечной батарее. Так что девушка не жалела о своих поступках. В конце концов, они сами выбрали свою судьбу.

Она ехала двое суток, не останавливаясь на заправках и не тормозя при виде выходящих на дорогу фигур. Но когда-нибудь это должно было закончиться. На дороге возникло самое желанное здание для любого человека, который готовил себя к зомби-апокалипсису: аптека. И Ника нажала на тормоз, думая, что успеет. Не успела: тёмная фигура метнулась к ней, когда девушка уже заканчивала грузить вторую коробку с лекарствами в багажник. Не придумав ничего лучшего, Ника бросила коробку под ноги и рванула в сторону. Нападающий, бросившись за ней, споткнулся и весь оказался освещён фонарём. У него не было одного глаза и нижней части челюсти, как будто кто-то старался снести его голову с плеч чем-то острым. А, может, и действительно старался, но не преуспел, иначе зомби бы тут не бродил. Она захлопнула дверь и вдавила газ в пол, нажимая на кнопку автоматического закрытия багажника.

— Потрясающая у тебя машина, — раздалось сбоку.

От резкого движения Ники машину повело в сторону, и зомби, бросившийся вперёд, промазал мимо багажника. Но рассматривать неожиданного попутчика девушка не стала. И, только когда в зеркале заднего вида исчезло отражение полуживого тела, слегка повернула голову. На соседнем сиденье расположился мальчишка.

— Ты сидишь на вещах.

— Извини, разбираться что где было некогда.

— Сколько тебе лет?

— А тебе?

— Я первая спросила.

— Маленьким надо уступать.

— Маленький сейчас пешком пойдёт.

— Четырнадцать.

— А мне двадцать четыре.

— Учишься?

— Училась. Год назад. А сейчас работаю.

— Кем?

— Я… А, не важно уже, в принципе! Пить хочешь?

— Да.

— Потерпишь. Питьевую бережём, а для того, чтобы отфильтровать, нужно остановиться.

Мальчишка отвернулся к стеклу и что-то пробурчал.

— Что?

— Да, говорю, грубая ты. Неженственная.

— Если бы я была женственной и нежной, то тебя бы сейчас вон тот зомбак доедал.

— Обязательно язвить?

— Это — защитная реакция.

— Тогда ладно, — и он снова отвернулся к стеклу, — Где остальные?

— Какие остальные?

— Ну, там в бардачке игрушки детские, так что дети должны быть, да и на мать ты не тянешь.

— Это не моя машина.

— Ясно. А чья?

— Они мертвы.

— Ты?

— Их собственная глупость. Пошли в мясной отдел.

— За свежим мясом для растущего организма?

— Да.

— Мои тоже.

— А они не подумали о том, как его хранить?

— Я им говорил, но они не слушали.

— А почему с ними не пошёл?

— Остался охранять холодильник.

— Он такой ценный?

— Он на солнечной батарее.

— А… кстати, ты заметил как они вычисляют своих?

— Неа, мне не до этого было. Выжить бы.

— Плохо.

— Знаю, но выбора особого не было: либо бежать, либо потом на собственном опыте узнать, как они различают своих и чужих. И откуда они вообще взялись?

— Из Москвы.

— До Москвы почти триста километров, как они добрались за час?

— За час? Я еду третьи сутки.

— То есть, ты два дня назад уже знала, что происходит?

— Да.

— И почему всем не рассказала?

— Время — самая ценная вещь на земле теперь. Если бы я задержалась хотя бы на час, могла бы вообще не выбраться. Стоп. А как ты добрался до заправки так далеко от города?

— Ну… Я прибился к семейной паре на машине.

— И где они?

— Они… Они меня высадили.

— Почему?

— Сказали, что еды всем не хватит, ещё меня кормить.

— Вообще здравая мысль.

— Не бросай меня, пожалуйста.

Ника повернулась к мальчишке и начала его рассматривать. Маленький, очень маленький. Один не выживет. Бросать нельзя, чтобы не говорил рациональный мозг. К тому же, неизвестно, сколько будет продолжаться эпидемия…

— Если через четыре года эпидемия не закончиться, я продам тебя тому, кто будет снова разводить здоровых людей.

— Хорошо. Только до этого не бросай меня.

Они ехали почти неделю, на ночь пряча машину по маскировочный тент и стараясь не шуметь. Но оба прекрасно понимали, что рано или поздно им придётся где-то остановиться и осесть. Потому что невозможно вечно бежать. Каждый день они подолгу разговаривали, Ника дважды звонила матери, которая добралась-таки до Иркутска и просила ни в коем случае не приезжать. Почему — непонятно. «Боится, что привезёшь заразу» — пояснил мальчишка. Они обсудили дальнейшие планы, и пришли к выводу: куда бы поехали, покидать территорию страны не будут, и прибиваться к большим группам — тоже. У них слишком много всего редкого, чтобы остаться без него из-за собственной глупости.

— Я не хочу снова стать младшим, когда только повзрослел.

— Я так и не знаю, кто ты вообще.

— А это важно?

— Ну, как хоть тебя называть?

— Зови меня как хочешь, это сейчас не важно.

— Как это «не важно»?! А что я буду кричать над твоим трупом?

Они засмеялись. Напряжение, сковывающее обоих всё это время, стало понемногу отступать. Ника открыла подлокотник и достала конфеты — единственное, что так и не смогла выкинуть. Мальчишка сунут пару в рот и весело захрустел.

— Я буду звать тебя «бубен».

— Почему именно «бубен»?

— У меня в институте друг был, мы его так звали.

— И как кончил?

— Не знаю. А это сейчас хороший знак.

— Согласен. А я тебя буду звать…

— Ника.

— Почему это?

— Потому что в жизни я — Вероника.

— Блин, живут же люди — даже прозвища заранее классные.

— А тебя как звали?

— Олег.

— Тоже неплохо, господин Оленина.

— Эй! Не называй меня так!

— Хорошо-хорошо, только не кричи. Посмотри лучше там, в бардачке, там вроде музыка должна была быть. Не может в машине быть музыки.

— Угадала.

«А сейчас я расскажу вам о том, как самка кенгуру вынашивает детёныша…»

— «В мире животных»?

— Ага.

— Мне она всегда нравилась.

— Мне тоже.

— Знаешь, мне кажется, мы подружимся…

— Ты уверена, что точно видела там огни?

— Конечно, да ты и сам начал кричать «Люди!». Разве нет?

— Знаешь, люди склонны поддаваться общему настроению, когда оказываются в стрессовой ситуации. Поэтому не злись и не зли меня.

— Откуда ты вообще взялся такой умный?

— Я всю жизнь готовил себя к этому мигу. Читал книги по теме, прошёл курсы выживания в условиях крайнего севера, собрал походный рюкзак, фильмы страшные смотрел.

— Фильмы он смотрел… — хмыкнула девушка, нажимая на тормоз, — Где твой рюкзак, специалист?

— Эй, ты чего это остановилась?

— Пошли глянем, кто там прячется.

— Не-не-не. А вдруг там заражённые?

— Ага, заражённые, которые умеют пользоваться светом, и даже погасили его, чтобы мы их не заметили. Там люди. Напуганные слабые люди. И знаешь что?

— Что?

— Если бы у них ничего не было, они бы не боялись. Так что бери ружьё, а я топор возьму. Пойдём глянем, чем тут можно разжиться. Да и поговорим с живыми людьми, а то одичали совсем…

Это был даже не домик, как им показалось издалека, а сарай. Обветшавшие стены едва не падали, дверь качалась от ветра и явно не была способна полноценно закрыться.

— Если что, это была твоя идея, — быстро прошептал Бубен, сжимая ружьё так, что пальцы побелели, и шагнул внутрь, — Мамочки!

— Что там?

— Тебе лучше не видеть.

— Уходим?

— Немедленно…

Они ехали на полной скорости несколько часов, прежде чем мальчик попросил Нику остановиться. Стало совсем темно, но она всё равно смогла разглядеть, как его вывернуло наизнанку. Девушка пошарила сзади и вытащила бутылку дефицитной воды. Сейчас она была нужна, и прежняя экономия только помогла. Она дождалась, когда он закончит и привалится к соседнему дереву, и посигналила. Фары было включать опасно, а гудок автомобиля издалека очень похож на рёв дикого зверя. Едва он вернулся на своё место, Ника протянула ему бутылку и вдарила по газам.

— А как же экономия?

— Всё равно нам скоро придётся остановиться, не вечно же ехать. И фильтров полный набор, коробку даже не открыли. Мы же только на стоянках воду брали, свою берегли, осторожничали. Так что сейчас у нас много, можно об этом не думать. Пей, не размышляй!

— А можно мне ещё бутылку?

— Обойдёшься, воду надо беречь…

— Где устроимся надолго?

— Не знаю, я пока об этом не думала. А что — есть идеи?

— Я слышал про старый пансионат рядом с Байкалом. Там вроде как «каждый домик обладает своей скважиной, и никакая болезнь не сможет вас одолеть».

— Хм. Хороший вариант. Ещё что?

— Можно податься в какой-нибудь маленький городок, куда болезнь не успела добраться, и попытаться там разжиться машиной получше. Жилым вагончиком, например. Или трейлером. И жить прямо в нём.

— Нет. Здесь тебе не Америка, вагончиков дефицит. И, если и есть они, то уже равно угнаны. Мы с тобой не одни такие умные. И вообще, это странно, что мы до сих никого не встретили.

— Что тут странного? Эпидемия. Не все заразились, а только некоторые. Большая часть народу просто умерли.

— Как это?

— А вот так: либо ты мертвяк, либо живой, либо заражённый. Прочего не дано.

— То есть, мы не можем быть точно уверены, что не заражены?

— Ага. Поэтому к людям нам выходить опасно. Все хотят жить. Они даже разбираться не станут, кто и откуда. Пристрелят просто издалека и все дела.

— Значит, нам нужно место, где людей нет. И твой вариант с пансионатом не подходит.

— А там нет людей. Его консервируют до мая месяца. А сейчас только начало апреля.

— Отлично. Ты знаешь дорогу?

— Откуда?

— Значит, дороги мы не знаем. Нам нужны карты.

— Заправка. Там они точно есть.

— Отлично. Едем от столицы в сторону Тюмени. На первой же заправке берём карты.

— А потом?

— А потом посмотрим…

— Так, нам потом сюда, а потом налево. И вообще, выезжай из леса на дорогу, — Бубен оторвался от карты и задумчиво посмотрел на Нику, — Ты чего? Я же сказал — на дорогу.

— Тут нельзя.

— Как это?

Но девушка уже дала задний ход, ловко разворачивая машину. И тут сзади раздался вой. Многоголосый. О багажник ударился первый волк. Удар по газам — и машина уже бежит с приличной скоростью, стараясь оторваться.

— Смотри карту, нам нужно выскочить прямо на большую дорогу.

— На дорогу? И как ты себе это представляешь? Они нас догонят на ровной местности.

— Никогда животное не победит человека. Прибавим скорости, и они отстанут.

— Они пойдут по следу, это же волки!

— Да откуда ты всё знаешь?!

— Я читал.

— Аааар! — и Ника резко рванула руль вправо, выезжая с тропинки на асфальтовую дорогу, — Я всегда думала, что книги — это полезно. А на самом деле — это зло. Крути карту, ты же вроде этому учился! Найди мне выезд на трассу!

Волки приближались. Стая была небольшая, но это не делало её менее опасной. По крайней мере, вожак, с капающей изо рта слюной выглядел весьма устрашающе.

— Я не могу!

— Тогда брось свою карту и рассмотри волков! Мне нужно знать, обычные ли это волки!

— А они могут быть необычными?

— Если они заражены, то нам придётся покинуть эту область и уходить дальше в леса.

— Хорошо, — и он обернулся, перелезая на заднее сиденье, — Они… Ника, я не хочу тебя пугать, но тут не только волки.

— Что?

— Я говорю: тут не только волки.

— А кто ещё?

— Люди.

— Как это?

— Заражённые с ружьями. Прибавь газу! Если они догонят — нам конец!

— Они передвигаются с той же скоростью, что и волки?

— Если бы… Они быстрее…

Как они вырвались, Ника так и не поняла. Ловушка была сделана очень умело: или у самих заражённых появился разум, или кто-то ими управлял. Как только они покинули лес, выскочив на дорогу, то заметили несколько машин, сложенных в баррикады. И там их уже ждали. Но девушка решила рискнуть и опять нырнула в лес. Земля была влажная, и наполненная машина снизила скорость, угрожая вообще завязнуть по самые боковые зеркала. Бубен что-то кричал с заднего сиденья: его подбрасывало на каждой кочке и прикладывало о коробку с консервами. В багажнике тоскливо стучали друг об друга стеклянные бутылочки со спиртом: их Ника берегла на самый крайний случай и старательно обматывала шарфом, который сейчас куда-то делся.

— Бубен, лезь в багажник и проследи, чтобы ничего не разбилось!

— Ты уверена, что это — хорошая идея?

— Я ни в чём не уверена!

— Тогда я тут останусь.

— Но там же спирт!

— Ничего, другой найдём.

И сразу же, будто отвечая на его слова, грянул выстрел и в багажнике что-то жалобно звякнуло. Поплывший по салону запах спирта подсказал: надеяться не на что, бутылкам конец. Бубен на заднем сиденье перекрестился.

— Ты верующий?

— Да какая разница! Главное — выжить.

— Отлично, так на могиле и напишем, — хмыкнула Ника.

Машина в последний раз ударилась колёсами о кочку и неожиданно легко пошла, стремительно набирая скорость. Девушка покосилась на спидометр: почти 150, и аккумулятор машины заряжается лучше прежнего. Заражённые остановились, будто упёрлись в стену, и даже не пытались стрелять. На всякий случай отъехав подальше, Ника остановилась и вывалилась из машины на траву. Рядом упал Бубен с половинкой бутылки в руке. По оценке девушке, там была где-то четверть. Всё было понятно без слов. Приложились по очереди, стараясь не поранить губы об острый край. Но на второй глоток Ника стеклянную тару не отдала.

— Что это за место такое?

— Магнитная аномалия. Не знаю, что это значит, но, если это так, мы спокойно можем здесь жить.

— О чём ты говоришь?

— Когда… Когда мать погибла, я попытался вытащить сестру и заметил, что заражённые боятся магнитов. Причём не только больших. Магнитик от холодильника приводит их в такой ужас, что это даже смешно. Они отступают, едва его чувствуют.

— Значит, предлагаешь здесь устроиться?

— А что — неплохое место, — он покосился на остатки спирта, но промолчал, — Можем домик построить, там, землю копать, кур завести.

— Я не знаю. Ведь однажды они всё-таки не побоятся подойти. И нам конец.

— Значит, нам конец. Нельзя же всё время прятаться и убегать. К тому же, здесь нет других людей, а это тоже плюс. Никто нас отсюда не выгонит. Место дикое, прямо рядом с ловушкой заражённых. Никто не сунется по доброй воле, а если кто и сунется — сам не рад будет. У нас же есть ружье.

— Значит, останемся здесь…

Им повезло, по крайней мере, там они думали: удалось найти старый советский бункер, и даже открыть дверь. А вот дальше начались проблемы. Шагать в темноту накануне ночи, когда всё вокруг было освещено только луной, им не хотелось. А фонарик категорически отказался работать в таких условиях, на прощание подарив силуэт уходящих вниз ступенек. И их было явно больше пяти.

— Я отказываюсь идти туда один, — заявил Бубен, демонстративно поднимая вверх руку с умершим фонариком, — Даже он испугался.

И, пользуясь тем, что Ника промолчала, с размаху запустил несчастный прибор в ближайшие кусты. Повисла тишина.

— Я что-то не то сделал, да?

— Не то слово. Поднимайся и иди искать.

— Ни за что! Там темно!

— Фонарик — вещь нужная, тем более — на солнечных батарейках. Это, можно сказать, дефицит, а ты его выбросил.

— Но он же всё равно не работает!

— Во-первых, мы не знаем, будет ли он работать. Вполне возможно, что это временное явление, и свет снова появится, едва мы покинем зону аномалии. Во-вторых, даже есть он не начнёт работать, мы сможем использовать его как дубинку, или, на худой конец, разобрать на части.

— То есть, подождать до рассвета мы не можем?

— Если ты думаешь, что темнота — это оправдание, то ты ошибаешься. Я сейчас слишком устала и раздражена, чтобы с тобой спорить, — отрезала девушка и пошла к машине, — Если вернёшься без фонарика, ночевать будешь на травке, а не в машине…

Он возился так долго, что Ника даже начала беспокоиться. Наконец, она не выдержала и открыла дверь. Звуки в ту же секунду стихли. Послышались медленные шаги. Девушка осторожно прикрыла дверь, и достала топор. Если мальчишку съели, нет смысла соблюдать тишину — через три минуты все, кто пришёл в зону аномалии, будут здесь.

Грязная рука вцепилась в край двери. И тут раздался рык…

Возможности человеческого организма неоценимы, но всё же не безграничны. Бубен сидел на железной трубе, а Ника мазала ему щёку йодом. Мальчишка ныл, выворачивался и иногда хныкал. Но на неё это не оказывало никакого эффекта. Она была слишком зла, чтобы кого-то жалеть, тем более, после такого дурацкого случая.

— Я не виноват, я не думал, что всё так обернётся, — в очередной раз проблеял Бубен и жалобно на неё посмотрел, — Я просто хотел подкрасться тихо и напугать. Откуда же я знал, что ты так отреагируешь? Вроде добрая с виду, слабая, а вдарила так, что искры из глаз посыпались.

— Не надо мне тут это в вину ставить. Я защищалась от нападения мертвеца. А тебя вообще убить мало. Надо же было такое придумать!

— Да не придумывал я ничего, это в фильме было, ну… как его… В общем, там зверь убил в кустах человека и подкрался к машине. Постучал в окошко и дождался, чтобы ему открыли. И…

— Что замолк? Что же с ним дальше-то было?

— И получил выстрел в упор из ружья.

— Так, и что же ты вынес из данной истории?

— Нельзя давать тебе ружьё.

— Да ладно! — Ника закрыла баночку и слезла с трубы, — Скажи спасибо, что я не успела топор схватить, а то бы сейчас пришлось копать, точнее — закапывать.

— Спасибо…

Выход из ситуации они всё-таки нашли. Мальчишка, как оказалось, долго копался, потому что нашёл длинную палку и намеревался сделать факел. И, едва вопрос с внезапный нападением был решён (Бубну досталось, а Ника сделала пару глотков воды), они занялись реализацией задачи. Самодельное устройство пахло бензином, низ палки пришлось намочить чтобы сразу не сгорел, а ткань постоянно норовила размотаться, одна главную задачу — дать свет — факел выполнил. Они спустились вниз, преодолев двадцать четыре ступеньки и оказались на перроне. Рядом стоял вагон с мягкими сиденьями, на стене светились часы. Они вообще здесь были единственным, что светится. Остальное было погружено во мрак, который разбавлял только тусклый жёлтый свет от факела в руках Ники. Бубну давать в руки горящую с одного конца палку девушка побоялась. Не вызывал он у неё доверия после последнего инцидента. Вдруг опять решит поиграть и затушит единственный источник света. С одной стороны, она отлично понимала, что подобной глупости в голову к умному мальчишке прийти просто не может, а с другой стороны: не дай бог придёт, они же потом не выберутся отсюда никогда, так и будут бродить по бесконечным тёмным помещениям от стены к стене, судорожно пытаясь найти выход. И даже рассвет им не помог бы, потому что дверь (во избежание казусов) было решено закрыть.

— Что будем делать? — голос Бубна раздался прямо из-за спины, так что Ника в очередной раз вздрогнула, — Возьмём что нужно и уйдём?

— Есть другая идея. Как думаешь, сколько наша машинка сможет проехать без солнечного света?

— Ну, километров триста-четыреста. А что, хочешь загнать её в туннель?

— Да, было бы неплохо. Если другие выходы, довольно далеко отсюда, где может не быть мертвецов, или куда они пока не добрались. А мы доедем туда под землёй, ведь они не умеют использовать даже примитивные оружия труда.

— Я бы так не сказал. Те, что гнались за нами, умеют пользоваться ружьями, приручили диких волков и придумали отличную ловушку. Они и сюда, в конце концов могут прийти. Им не нужно спать, и у них скорость больше нашей. И грузоподъёмность. А мы без машины далеко не убежим. К тому же, — он расставил руки, измеряя ширину двери, — Как ты собираешься припихнуть сюда машину? Это же невозможно.

— Ты прав. Но, как ты думаешь — их умения связаны с аномалией?

— Э… это довольно сложный вопрос.

— Просто, если да, то мы могли бы остаться здесь и подождать. А потом попробовать договориться. Если они так быстро обучаются, то рано или поздно начнут осваивать речь. Буквально пара месяцев и мы сами сможем научить их говорить, как маленьких детей.

— Не думаю. Или тебе кажется, что с развитием у них отпадёт привычка есть?

— Хм… Может быть, ты и прав. Но я всё равно буду надеяться, что мы сможем жить в мире. Иначе людям не выжить.

— Надейся, что нам ещё осталось?..

Утро встретили сидя на капоте машины и ожидая, пока она полностью зарядится. Солнце приятно грело и гнало из головы дурные мысли. Листик зелёного салата на завтрак помог смириться с чувством голода, но урчание в животе не прекратил. Ника, сложив ноги по-турецки, пыталась отвлечься от проблем. Бубен, весело шелестя пачкой с конфетами, сыто улыбался. Бросить ребёнка голодным Ника не смогла, но выдать ему что-то из сытных продуктов не позволила жадность. Впрочем, его это не сильно огорчило.

— Куда поедем дальше?

— Не знаю. Есть мысли на это счёт?

— Там должно быть мало людей, но присутствовать что-то, что можно использовать. Урал? Но я бы не хотел, да и климат там…

Ника приоткрыла один глаз. Прошедшие вместе через подобные испытания люди обычно сближаются. И влюбляются. Она покосилась на мальчишку. Маленький, слишком маленький для всей этой заварухи. Ему сейчас надо прогуливать школу, в игры играть, первый раз влюбиться, поцеловаться, ругаться с родителями, а он тут, с ней… От монстров бегает, жизнь свою спасает. Две недели назад на его глазах разорвали на части сестру, неделю назад выбросили из машины прямо посреди леса, вчера чуть не застрелили. И всё это время страшно и хочется закрыть глаза и чтобы всё это было только сном.

«Ты сама не лучше, — услужливо подсказал ей внутренний голос, — Должна сейчас сидеть на работе, строить глазки коллегам и хихикать в интернете. А ты — вся грязная в лесу, неизвестно где, с мальчишкой каким-то левым. Ты даже не знаешь, как его зовут. Волочёшь с собой кучу вещей, как будто они будут тебе нужны на том свете. Ты и раньше так за собой волокла прошлое, не могла отпустить…»

— Доставай карту, там должны быть пометки с аномальными зонами.

— Думаешь?

— Аномальные зоны во все времена были в первую очередь туристическими объектами. Их просто не могли не нанести на карту. Тут ещё поблизости должны быть горячие целебные ключи. Мы уже давно без воды, нужно помыться. Если они в зоне аномалий — вообще отлично…

До ключа оказалось три минуты пешком, он находился прямо в центре аномального пятна, так что и само появление аномалии можно было с ним связать. Бубен вытребовал у Ники кусок ткани в половину своего роста и ушёл в кусты. Сама девушка осталась у машины. Телефон почти сел, его надо было поставить на зарядку, машину тоже стоило проверить. И пересчитать бутылки со спиртом: во время отрыва от преследователей там что-то звякнуло довольно сильно. Бубен мог и не рассказать, чтобы не травмировать раньше времени, с него станется…

Разговор с матерью не клеился. Ника отчаянно старалась выяснить, что у них там происходит, но мать только отнекивалась и всё норовила закончить разговор. Голос дяди Миши на том конце без остановки бубнил про «на вас не напасёшься». Особенно насторожило девушку то, что мать вместо обычно «давай» в конце разговора сказала «не приезжай, нам тут не рады»… Однако последовавшие за этой фразой быстрые короткие гудки помешали девушке начать расспрашивать…

После «времени мойки» Ника глобально озаботила Бубна: скоро предстояло уезжать, и, какой бы план они не выбрали, с зомби, рано или поздно, столкнуться всё равно придётся. И лучше быть к этому готовыми. Хотя бы морально. Так что мальчику был вручён целлофановый пакет и пожелания скорейшего возвращения хоть с чем-нибудь. Сама же девушка оторвала кусок ткани и направилась в сторону озера. План был прост: пока озадаченный парень будет бродить по полю и рассматривать камни, можно спокойно помыться.

Поплескаться вдоволь Нике не дали. Сначала лиса, игнорируя человека, напилась воды, потом птицы решительно кружили над озером, но так и не сели. Наконец, больше десяти минут подозрительно шелестели и качались кусты, пока из них не выпрыгнул насмерть перепуганный заяц. Кто его напугал стало ясно через секунду: раздвигая ветки, на полянку вышел Бубен. Ника собрала ртом побольше воздуха и нырнула на дно. Через воду она наблюдала, как размытый красный комок остановился у самой кромки воды и взял в руки ткань, обернулся, никого не нашёл и удалился. Наконец, она смогла выбраться из озера и первым делом замоталась в ткань по самое горло: одежду Бубен унёс с собой, а вот ткань оставил. Девушка уже собиралась вернуться к машине, когда сзади раздалось грозное «Ррррыыы!». Мокрые ноги разъехались в разные стороны на таких же мокрых камнях и она оказалась на четвереньках спиной к опасности. И, лишь почти уткнувшись носом в камни, Ника увидела то, что должна была увидеть уже давно: они были чёрными.

— Ты чего? — не выдержал первым парень, — Это же я. Что, опять напугал?

— Гематит.

— Где?

— Под ногами. Это не камни, это — гематит. Именно поэтому тут такая аномалия. Она не электрическая, а магнитная. Всё это время разгадка была у нас под носом: зомби не любят магниты, и в это место не ходят.

— И что?

— Гематит — это природный магнит. Камень, обладающий частью металлических свойств. Гладкий, с характерным блеском, чёрного или тёмно-серого цвета. Легко обрабатывается водой.

— То есть…

— Принеси мешок, там в багажнике должен быть. Мы возьмём камни с собой. Теперь, когда мы разобрались с этим, наберём столько, сколько сможем увезти не теряя скорости.

— И чем это нам поможет?

— Нам скоро придётся покинуть безопасную зону. Но что нам мешает самим её создать? Если набьём машину камнями, то сами превратимся в аномалию.

— И сможем не бояться зомби?

— Да.

— Командуй.

— Ну, для начала верни мне мою одежду…

Они покинули зону через четыре часа, набив всё свободное пространство в машине гематитом. Так же тёмные камни теперь были распиханы по карманам: рисковать собой во время выхода в туалет в лесу или на дороге никто не собирался. Ехали весело, не снижая скорость и ни разу не встретив на своём пути зомби. Может, поэтому Ника так расслабилась, что не уловила тот момент, когда дорога кончилась и началась грязь. Машина забуксовала и попыталась завязнуть. Девушка сдала назад, что привело только к тому, что задние колёса погрузились в вязкую глину полностью.

— И что теперь делать? — спросил Бубен, вышедший из машины вслед за Никой, — Толкать?

— С ума сошёл? Как ты собираешься её вытолкать? Силой мысли?

— А троса у нас нет?

— Ты — ребёнок, я — слабая девушка. Кто их нас будет вытягивать загруженную машину из глины?

— А что тогда делать?

— Доставай воду, польём вокруг задних колёс глину так, чтобы она немножко утромбовалась, не захватывая колёса намертво. Потом немного подождём, глина засохнет и мы спокойно поедем дальше. Недавно был дождь. Смотри, кусты ещё мокрые, так что сейчас солнышко выглянет и…

Будто в насмешку, небо над их головами стало серым и разразилось серией громовых раскатов…

— Никакого солнышка не будет, — зло пояснил Бубен через три часа в машине, — Мы обречены остаться тут навечно. Машину за ночь засосёт по самую крышу, мы не сможем выбраться и умрём здесь в одиночестве.

— Мы скорее умрём от голода. Продукты-то не вечные. К тому же, не надо лишней паники. Может, оно и к лучшему: мы ведь не знаем, что там за поворотом, а уже начинает темнеть. Нужно будет остановиться на ночь неизвестно где. А мы даже не знаем, где сами находимся.

— Ты сейчас пытаешь меня убедить, что всё в мире — это призыв для оптимизма?

— Я сейчас пытаюсь тебя убедить, что если ты не замолчишь, я выгоню тебя ночевать на улицу под дождь.

— Ты не сможешь выставить ребёнка.

— Уверен?

Повисла тишина.

— То есть, можно укладываться?

— Укладывайся, а я немного почитаю.

— Не, давай лучше музыку включим. Неохота бояться.

— Так не бойся и всё, — отрезала девушка, однако музыку включила и откинула своё сидение, — Всё, спать…

— Ника, а что бы ты сделала, если бы тебе сказали, что любое твоё желание могут исполнить?

— В смысле, чего бы я пожелала?

— Да.

— Не знаю. Сейчас или тогда?

— Тогда.

— Наверно, мне бы хотелось, чтобы люди перестали использовать друг друга и поняли наконец, что каждый имеет право на ошибку и изъян. Что все мы не идеальны, и только полный идиот будет искать чужие ошибки ради пестования себя самого. Ведь совсем сложно иногда остановиться и сказать: «извини, я виноват». Ты как думаешь?

— Ммм?

— Спи, спи, не буду мешать…

Как и ожидалось, утро встретила их солнечным светом и полностью высохшим верхним слоем грязи. Дождь, всю ночь стучавший по крыше машины и мешавший Нике спать, как оказалось, сыграл на руку, и теперь они могли спокойно выехать из вчерашней грязи и отправляться дальше. Но вот куда «дальше» встало перед ними нерешаемой задачей, поэтому они решили добраться до ближайшей полянки и там устроить завтрак…

— То есть, ты считаешь, что выходить к людям не стоит? — Бубен попытался оторвать вилкой кусок от ножки курицы, но не слишком преуспел, — Но мы одни не выживем, потому что рано или поздно придётся всё-таки пополнять запас продуктов. Да и не вечно же нам быть «на колёсах». Согласись, мы мобильны, но именно в этой мобильности и заключается наша слабость. Едва мы потеряем машину, и наши дни сочтены. Для существования нам нужно где-то укрыться и что-то съесть. А чтобы что-то съесть, нам надо это «что-то» поймать. А это без подручных материалов даже выглядит трудно.

— Ну, с курицей проблем не возникло, — возразила ему девушка, впиваясь зубами в крылышко, — Мы её легко поймали.

— Она была ручная, не боялась людей, просто играла, да и то мы её вдвоём десять минут по поляне гоняли, — поняв тщетность своих попыток, он решительно отложил вилку в сторону и последовал примеру Ники, — Что же будет, если мы решим поймать, например, дикую куропатку? Ты только представь, сколько будет проблем.

— Да… И что ты придумал?

— Нам нужно место, где жить. Желательно — в центре аномалии. И там должно быть хорошее крепкое строение, которое выдержит любую катастрофу. Но при этом там должен быть постоянный источник пищи. Идеально, чтобы это было мясо. То есть, это должен быть комбинат.

— Судя по всему, у тебя уже есть место на примете?

— Ну, эта курица явно жила в месте, где могла видеть людей. Но при этом домашней она совсем не выглядит. Мой вариант — птицеферма или комбинат.

— Предлагаешь пойти на разведку?

— Это самое лучшее решение.

— И, если мы найдём то, что нам подходит, что будем делать? Ведь надо не только создать, но и сохранить. А это намного сложнее.

— С учётом последних наших открытий, мы можем устроить аномальную зону где угодно. Но лучше всего её сделать там, где максимальное количество зомби, потому что тогда никто не сможет прийти и отнять у нас всё, что мы создадим. Зомби собираются стаями только там, где есть еда. Я думаю, что вокруг фермы их много…

Зомби вокруг фермы оказалось не просто много, а ОЧЕНЬ много, и их спас только гематит. Если бы сунулись к зданию без него, то живыми бы точно не вырвались. А так, едва они подходили на расстояние трёх шагов, как заражённые судорожно шарахались в разные стороны, стараясь покинуть помещение как можно быстрее, иногда для этого даже подминая под себя своих же сородичей. Ферма оказалась даже не фермой, а огромным комбинатом, где камеры для птиц соединялись желобами с контейнерами для корма, а автоматические поилки продолжали подавать воду даже сейчас. Здание было явно заброшено после эпидемии, но все двери были целы. В любом случае, главное они поняли: это место им подходит…

Ника подогнала машину ко входу и быстро выгрузила камни, выложив из них большой круг, в центр которого и должны были быть помещены вещи. Ей предстояло сделать ещё несколько поездок до озера и обратно и набрать гематита, чтобы уложить его в стены изнутри.

— Так ты не сможешь определить аномалию даже с помощью компаса. А она могла бы привлечь к нам нежеланных гостей. Зомби хватит и этого слабого сигнала, потому что они чувствуют подобное намного лучше любых приборов, — объяснил Бубен подобное расположение гематита, — Но того, что есть у нас сейчас, будет мало. Нужно больше. Езжай туда и возьми…

До конца недели они сумели выгнать всех зомби из здания и вставить в стены столько гематита, чтобы спокойно передвигаться. Завод, оборудованный всем необходимым для проживания, без них бы начал загибаться, поэтому они со спокойной душой тратили последние капли энергии на то, чтобы помыться и привести в порядок несколько клеток. Единственная выжившая курица, которую удалось найти в подвале в старой коробке из-под бананов, была слишком маленькой и вялой для того, чтобы не только давать яйца, но и просто выжить, так что им пришлось взять её к себе в жилые комнаты и несколько дней следить за тем, как она себя ведёт. На третий день курочка окрепла, а на четвёртый выдала своё первое заинтересованное «ко-ко», увидев в руках у Бубна кусок белого хлеба. Пока она шла на поправку, они судорожно пытались найти способы её прокормить. О том, что куры жизненно необходимы, разговора даже не шло: это было непреложной истиной. Но вот то, что их придётся ещё и кормить, стало для таких неопытных разводчиков, как они, настоящим откровением. А меж тем, курица навернула несколько кругов по комнатам, заглянула под кровать и нашла для себя очень удобное место — на единственном на всём заводе целом стуле. Там она и снесла первое яйцо, которое они несколько минут передавали друг другу из рук в руки, рассматривая и свыкаясь с мыслью, что теперь у них появился реальный шанс выжить. Тогда-то Ника и озвучила то, что гложило ей всю неделю, несмотря на радость от вида новой «крепости»:

— Нам срочно нужен петух.

— А без него, что, яиц не будет?

— Яйца будут, а новые куры — нет.

— И где его взять?

— Надо поискать в лесу, наверняка тут был хоть один петух, когда случилась эпидемия.

— Если он тут и был, то его съели первым: он же каждое утро выдавал своё местоположение.

— Значит, нам нужно быстро найти другого. Иначе вся идея застопорится в самом начале.

— Да откуда я его сейчас возьму?

— Нам и не нужно ничего брать: зомби нам его найдут.

— В смысле?

— Сорви плакат со стены и возьми яйцо, пойдём попробуем договориться с «соседями» о доставке необходимых продуктов…

Зомби встретили их настороженно. Нет, они не бросились, только столпились кучкой у самого края леса и что-то бурчали друг другу.

— Смотри, они общаются, — прошептала Ника мальчику, — Разворачивай плакат, будем пробовать.

— Смотрите! — начала свою речь девушка, заметив, что заражённые оживились при виде еды, — Это сможет нас всех прокормить. Только нужно достать его, и мы все получим это, — она достала из кармана яйцо и продемонстрировала. Оживление стало сильнее, к ней потянулась пара рук, — Я буду давать вам это каждый день, если вы принесёте мне это, — и ткнула пальцем в плакат.

Потом девушка перед сном долго лежала и думала о том, почудилось ли ей, что один из заражённых смотрел на это действие вполне осмысленным взглядом, а под конец даже согласно кивнул…

Утром её разбудил встревоженный Бубен, который тряс девушку так сильно, будто хотел оторвать ей руку. Но все сомнения прошли, едва Ника поняла, ЧТО он говорил всё это время. Заражённый принёс на границу леса петуха. Живого. В коробке. И, видимо, он ждёт платы за свои труды, но ближе подойти не может. Сколько он там стоит, неизвестно, но самого мальчишку разбудил бешеный крик птицы, которая, непонятно зачем, оповестила всех, что за лесом встаёт солнце. Пока Ника одевалась, Бубен не прекращал говорить:

–…и мы сможем держать пять, нет, десять кур и будем даже зимой жить сыто и тепло! Представляешь…

— Спокойно, не впадай в такой экстаз. Нам нужно будет ещё чем-то накормить твои десять кур, чтобы сыто и тепло жить. Да и платить за петуха чем-то придётся. Курица уже снеслась?

— Так ночью ещё. А как петух закричал — всполошилась и начала кудахтать.

— Узнала. Бери яйцо, пошли менять.

— А может — просто отнимем?

— Как ты себе это представляешь?

— Ну, подойдём, он отойдёт подальше…

–…вместе с коробкой. Этот заражённый — не такой дурак, чтобы купиться на подобный развод. Он очень умный, раз смог понять не только предложение, но и выгоду от него. Бери яйцо и пошли…

Он стоял на самой кромке леса и смотрел на них своим осмысленным взглядом. И молчал. В принципе, слова были и не нужны. Девушка сделала шаг к лесу, заставив его попятиться, и отошла назад, оставив яйцо в траве. Он осмотрел товар едва ли не более тщательнее, чем они сами за две минуты до этого. Даже на свет проверил. Наконец, кивнул и в свою очередь отошёл назад.

Петух оказался жив. Более того: он жаждал мести, поэтому начал кудахтать и дёргаться, едва коробка оказалась в руках у Бубна. Не обошлось без травм: едва мальчик попытался взять коробку, просунув руку в дырку, как тут же закричал и принялся дуть на пальцы: клюв у нового жильца их «крепости» оказался острым…

Кур посадили в клетку: петух был буйный и принять то, что главные здесь они, отказывался наотрез. Так что за яйцом следующим утром, пришлось идти с палкой в руках, но и это не спасло: Бубен явился из клетки с раскорябанными до крови ногами и взглядом, полным обещания скорой мести. Однако, несмотря на все трудности, это дало свои плоды: курочка из гнезда не вышла, а петух никого в ней не подпустил. Значит, процесс пошёл…

Ровно 21 день, пока яйцо не превратилось в милого жёлтого цыплёнка, они прожили в аду: каждое утро приходилось встречаться с заражённым и как-то объяснять, почему опять с пустыми руками. А тот только молчал всё время, спокойной глядя на них, и оставалось только гадать: то ли всё понимает и смирился, то ли решил, что его дурят. Наконец, в тот день, когда курица снесла первое после высиживания яйцо, они отправились к краю леса, прихватив с собой не только яйцо, но и здоровенный шмат закопчённого мяса, найденный в одном из отделений подвала-холодильника…

Вообще, место оказалось достаточно неплохим. Хотя и было непонятно, что в этом виновато: раньше, до эпидемии, место наверняка было оживлённым, потому что такое предприятие требовало большого количества рабочих рук. Но, куда потом делись эти рабочие. Бубен, как оказалось, тоже озаботился этим вопросом.

— Все, кто выжил, были съедены. А кто заразился — сейчас в лесу. Только этим можно объяснить такое запустение при полном отсутствии грязи: рабочие покинули это место совсем недавно.

— Как думаешь — они вернутся?

— Вряд ли. Они забрали с собой всех кур, уехали на большом грузовике. И корма ни крошки. Энергия вся на нуле. После такого обычно не возвращаются. Да и заражённые тут бродили как у себя дома, значит — привыкли уже и никого не искали. Разве бывает такое, когда рядом люди?

— Ну, с нами они тоже вполне спокойно себя ведут…

— Потому что у каждого из нас минимум килограмм гематита в разных частях одежды закреплено.

— Может быть, ты и прав.

— Ты стала что-то слишком часто использовать эту фразу.

— «Может быть»?

— Да. Ты не уверена в себе?

— Я ни в чём не уверена. Мир вокруг рушится, и мне не удаётся найти себе в нём новое место. И вообще не совсем понятно: когда они съедят всё, что смогут, что дальше будут делать?

— Жить. Как мы жили. Вспомни, на первых этапах развития человечество тоже напоминало саранчу.

— Но, мы не возникли на руинах прошлой цивилизации…

— Мы не можем этого знать.

— Интересная теория. Но она совсем не объясняет наших проблем. Вторая курица снова начнёт нестись недель через шесть. А до этого придётся либо ещё раз посадить высиживать первую, либо снова попытаться договорить с зараженным о парочке новых кур.

— Думаешь, получится?

— А почему нет? — хмыкнула девушка, — В прошлый раз же получилось…

Вечером они никуда не пошли: Ника вдруг ни с того ни с чего начала кашлять и буквально за несколько часов оказалась настолько слабой, что не смогла встать. Бубен сидел рядом с ней всю ночь, но легче не стало. А утром оказалось, что за ночь первая курица снесла яйцо, но сели высиживать его вторая, которая сама была чуть больше этого самого яйца. Однако, отнять яйцо не получилось и мальчик решил оставить всё как есть. Он немного побродил по территории внутри забора, сгрёб грязь и мусор в одну кучу, помахал рукой нескольким заражённым, которые заинтересованно заглянули через дыру в заборе (отчего они постарались как можно быстрее убраться подальше), помыл пустые клетки и спустился в подвал, откуда они до этого взяли кусок мяса. Ника до сих пор ни разу не спускалась сюда сама. И причина была вполне рациональной: она не могла поручиться за свой желудок. Потому что за слоем прозрачной плёнки лежали рядами освежёванные человеческие тела…

Бубен работал тут всё время, пока Ника снова не встала на ноги, за это время (что удивительно) вторая курица выросла до взрослого размера и теперь сидела на целых шести яйцах. Заражённый за обещанными яйцами не явился ни разу, что было вполне объяснимо: он прождал впустую почти три недели. Возможно, у него появились более важные дела. Но это было не важно: важны стали только человеческие тела, полностью лишённые кожи. Больше всего мальчика интересовало: заражённые это или здоровые. А, если и те и другие, то чем они отличаются?

За три недели он нашёл только один ответ: у здоровых сзади на шее был маленький след, будто от укуса. Возможно, это ошибка и маленький комок непонятного вещества — просто чтобы отличать тела здоровых от заражённых? Значит, он есть только у зомби, или наоборот? Столько ответов и ни одного вопроса! Это уже начинало бесить! И ещё Ника, только поднявшись с постели, сразу же начала рваться к своему заражённому. И не то чтобы Бубен ревновал. Совсем нет. Просто он считал, что заражённые — уже не люди, и так полагаться на них — просто глупо. К тому же, это стало уже похоже на поклонение и восхищение. При том, что они не перекинулись и парой слов. Возможно, он просто и не умеет говорить. И завтра она снова будет с самого утра проситься пойти, поговорить, объяснить… Как же бесит! Ведь рядом с ней живой, настоящий человек, а она бежит к какому-то мертвецу. Все они мертвецы. С того самого момента, как заразились. И ревность тут совсем ни при чём. Просто у Ники есть иммунитет к этой болезни. На самом деле эта болезнь не убивает — она не даёт умереть…

— Как ты себя чувствуешь?

— Я не знаю. Какие-то странные ощущения. Я чувствую себя совершенно здоровой, но при этом невероятно слабой. Будто мне сказали, что я могу летать, но не дали крыльев. Ноги ходят, но они как будто совсем не мои.

— Это временно, ты просто не до конца оправилась от болезни.

— Мне так плохо.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Ты можешь рассказать мне что-нибудь интересное?

— О чём?

— О чём угодно. Я устала от это мира, устала постоянно быть настороже, быть готовой обороняться, бежать, стрелять и снова обороняться. Я не создана для этого мира.

— Мы все не созданы для него.

— Так ты расскажешь мне что-нибудь?

— Да.

— Точно?

— Обязательно. А сейчас — спи…

— Мне страшно.

— Чего ты боишься?

— Всего. Я будто снова становлюсь маленькой и слабой. А ещё у меня болит голова.

— Сильно?

— Да. Виски как будто разрывают на части.

— А вот я сейчас тебя поглажу и сразу станет легче.

— Точно?

— Да…

— Почему ты не даёшь мне просто туда сходить?

— Ты ещё не до конца восстановилась. Мы не можем так рисковать.

— Чего ты боишься?

— Я боюсь, что ты опять заболеешь, или, хуже того, подцепишь что-нибудь.

— Раньше тебя это не пугало. Мы даже в озеро забрались. И ничего подобного не случилось. Я уверена, что всё будет хорошо.

— К сожалению, в данном случае одной уверенности мало…

Её речь с каждым днём становилась всё проще, исчезли сложные обороты, голос начал медленно терять краски, движения замедлились. Всё, что раньше указывало на наличие разумной жизни, исчезло. Реакция зрачков была настолько замедлена, что при поднесении фонарика, приходилось ждать больше десяти минут, пока глаз начнёт изменяться. Руки почти потеряли чувствительность, но куры начали слушать беспрекословно, будто понимая её молчание по-своему…

Дни слились в один сплошной поток. И, если Ника ещё хоть как-то соблюдала режим, потому что вынуждена была следить за курами, то Бубен начисто игнорировал все законы жизни. Он мог запереться в бывшем кабинете директора и подолгу изучать те дневники работников, которые там обнаружил. Там описывались первые дни эпидемии. В тот момент здесь было полторы сотни работников, но они не встретили никого. Последняя запись дневника директора рассказывала о том, что он собирается сходить к лесу, чтобы посмотреть как обстоят дела в городе. Тот пригорок позволял подойти очень близко и остаться незамеченным.

Ещё в дневнике описывали первые этапы заражения у людей, которые были замечены в контакте с агрессивными больными. Говорить об этом девушке он не стал. Вот уже третью неделю у неё наблюдались характерные симптомы…

Осень встретили довольно сытно: убили одну курицу и сварили на печке, которую привезли с собой в машине, наваристый бульон. Ника ела с видимым удовольствием, а мальчику кусок в горло не лез: всё ещё не был понятно, как жить дальше без электричества, когда на пороге зима, а возможности согреться дровами или бензином нет. Он всё своё время посвящал этой проблеме: прочитал всё руководство из директорского кабинета, проверил склад на наличие дополнительных запасов бензина, даже заглянул в подвал, надеясь найти там котёл. Но ничего подобного не обнаружил…

Дело шло к зиме, стало заметно холоднее, на ночь приходилось включать старый обогреватель. С наступлением первых заморозков было решено взять кур к себе, иначе к весне не было бы возможности выжить дальше. А куры, будто что-то чувствуя, бешено неслись и вылуплялись по три штуки каждую неделю. Петух, раньше настороженно наблюдавший за единственным жёлтым комочком, теперь гордо шествовал в целом облаке облепивших его цыплят. В целом дело развивалось довольно неплохо: Бубен за прошедшие с момента заселения два месяца накосил травы и набрал червей, которые теперь радостно копошились в огромным чане в подвале. В этот же чан сваливались и бытовые отходы, потому что другого места на территории под это просто не нашлось. Состояние Ники то стабилизировалось, то резко ухудшалось, что приводило мальчика в бешенство. Она уже не просилась сходить к своему заражённому, только иногда грустно вздыхала, застыв перед окном…

Первые заморозки встретили обогревателем и безуспешными попытками снова запустить бензиновый двигатель: топливо давно кончилось, а велосипедного движка рядом не оказалось. Бубен только матерился сквозь зубы и укрывал Нику ещё одним слоем ткани. Она перестала вставать, хотя руками двигала вполне свободно. Теперь её не получалось заставить говорить даже угрозами, а всякие попытки накормить она отвергала. Это было непохоже на привычно весёлую Нику настолько, что у мальчика каждый раз что-то замирало внутри, когда она поворачивалась в сторону окна. Каждый её взгляд молил отпустить её туда, хотя ноги уже не слушались.

И однажды она решила всё-таки выйти на улицу…

Он выскочил в тот самый момент, когда она открыла ворота. И с облегчением вздохнул, когда понял, что там никого нет. Тишина и пустота. Ника в последнее время была тихой, иногда за день вообще не произносила ни звука, только куталась в ткань и тоскливо смотрела в окно. Казалось, что это окно по каплям высасывало из неё жизнь. А ещё она начала судорожно кашлять. Крови не было, но всё равно, слыша этот кашель и чувствуя хриплое дыхание, он чувствовал безмерное чувство вины: не смог, не удержал, не сберёг. А ведь мог вовремя заметить, что не всё так гладко и спокойной, что она замёрзла, что села на холодное, что отдала ему свой ужин. Может, тогда он бы смог заметить и остановить болезнь, которая сейчас медленно выедала её изнутри. А она — если бы она обратилась, что бы он делал? Выгнал бы, опасаясь за свою жизнь или держал бы рядом, тратя еду, и тешась надеждами о возможности излечения? Её, которая столько всего сделала ради человека, который ничем не может ей помочь, даже с теми полными записей тетрадями. Если подумать, то именно она всё это время поддерживала порядок и старалась по максимуму защитить его от тяжёлого и угнетающего труда.

Теперь же она замерла перед открытыми воротами, будто высматривая там кого-то. Лицо её ничего не выражало.

— Ника, что ты делаешь? — воскликнул мальчик, кидаясь к ней, но не успел.

Девушка сделала стремительный шаг вперёд, рывком освободилась от целого кома ткани, в который была закутана, и начала освобождать карманы. Щёлкали застёжки, гематит, тускло светясь, падал на землю. А потом падать стало нечему. Она обернулась и улыбка появилась на лицо, стремительно заливающемся румянцем.

— Мне хорошо. Теперь мне хорошо.

— Что? О чём ты говоришь? Там же холодно! Оденься!

Но она его уже не слушала. Она подняла руку вверх, показывая пальцем в небо, и удивительно чётко произнесла:

— Спасение там.

И вышла за ворота…