Царство сумеречных роз

Даша Пар, 2023

В мире вампиров власть принадлежит кланам. Одиночки не выживают, они дичают и тогда за ними приходят охотники Конгрегации. Дарья была таким охотником, пока её не изменил вампир Ян, желающий с её помощью отомстить заклятому врагу Дардену.Став дампиром, Дари открывает для себя новый, удивительный мир, в котором не так-то просто отыскать своё место. Ввязавшись в опасное противостояние между двух вампиров, под прицелом Конгрегации и вампирского Шестиугольника, ей предстоит сделать выбор, кем она хочет быть, разгадать тайну своего происхождения и раскрыть преступление века, совершённое прямо в сердце Сумеречного царства. И при этом не сгинуть в паутине враждующих вампиров, чьи желания окажутся опаснее всего, с чем ей приходилось сталкиваться прежде.

Глава 5. Раскрывшийся цветок

Удача благоволит храбрым, так что побег прошёл благополучно. Драпала я, сверкая пятками, до ближайшего перекрёстка, а там поймала попутку и рванула на съёмную квартиру за вещами, про себя радуясь, что предусмотрительно арендовала на вокзале ячейку, куда положила сбережения и настоящий паспорт. В сущности, я могла сразу отправиться туда, а потом куда карта ляжет, однако была одна вещь, которую не смогла оставить на квартире. Рискуя всем, я отправилась туда.

Таксист беспрестанно пытался втянуть меня в разговор, а я всё поражалась как медленно течёт время этой ночью. Ещё три часа назад я любовалась видом заката из апартаментов Яна, два часа назад висела в подвале его дома, а с час назад наблюдала за убийством своей дубравы. И вот теперь еду в никуда, голодная, как стая волков, грязная и уставшая. Хорошо сообразила умыться перед выходом, и теперь мокрые волосы неприятно холодят кожу головы под капюшоном.

Расплатившись, я выбралась из машины и огляделась, отмечая тишину улицы, а потом нырнула в подъезд и поднялась на пятый этаж, про себя сетуя, что окна не выходят на подъездную дорогу. Я была в прострации и некотором отупении, так что не сразу сообразила об отсутствии ключей. Они вместе с телефоном и карточками остались в сумочке.

Я до победного трезвонила в дверь, пока её не открыл заспанный Иван. Мужчина сонно уставился на меня, не понимая, что требуется, и я отпихнула его с пути, заходя на кухню за ножом. При правильном умении комнату можно открыть и так.

Чем и занялась, пока дядька что-то бурчал позади. К нему присоединилась Клава, измазанная в сметане и крайне недовольная происходящим. Почувствовав силу, женщина заговорила:

— Что? Не понравилось обхождение? То-то ты вся какая-то покоцанная! А какая машина, какие цветы, какой мужчина! Любишь кататься, люби и…

Я резко развернулась и выставила против неё нож. Клава тотчас заткнулась и отшатнулась, испуганно глядя на меня.

— Молчи! — хрипло гаркнула на неё, а потом вернулась к своем делу, благо замок, наконец-то, поддался, и я шмыгнула внутрь.

Не закрывая дверь, наспех покидала вещи в спортивную сумку, и положила самое ценное, что у меня было. Медальон с портретами родителей. Его в детстве сделал Птолемей, чтобы я всегда помнила о своей утрате. Но мне важнее знать, что у меня были родители. И могла быть нормальная семья, если бы не вампиры.

Я даже не заметила, что застыла, глядя при ярком свете на их лица. На первоначальной фотографии папа, обнимая, смотрел на маму, а она грустно глядела в объектив старого фотоаппарата.

Лирика закончилась. Как и сборы. Как есть, я вышла из комнаты, и в тот же миг меня атаковали «любимые» соседи. Оба набросились с двух сторон, и Клава кричала:

— Держи дрянь! Получи! На!

Пьяный дух разбудил в них лихую удаль и азарт, а я была слишком уставшей, чтобы противостоять сразу обоим. Ваня как-то извернулся, беря меня в тиски, а потом приложил о стену, и я упала, погребённая под их ударами.

— Клава, стой! — муж отпихнул жену, когда из моего рта вырвалась кровавая слюна. — До смерти забьёшь же! За каким лешим нам это надо?!

— А что? Она первая напала! Ты посмотри на моё лицо! — зло выпалила та, потирая руку — он жёстко толкнул её в сторону, и она приложилась ею о выступ коридорной стенки. — Пусть платит!

А потом её ручонки потянулись к моей сумке, пока Ваня держал меня у пола, чтобы не могла её остановить.

— Глянь — и взять-то нечего! — разочарованно протянула Клава, вывалив стопку вещей на пол. — О! А это может пригодиться. Дорогой, наверное, — добавила она, добравшись до серебряного медальона. Он не был ценным, но в пьяных глазах сиял прилично, чтобы позариться на цацку. — Твои родаки? Стремные-то какие, ты вся в них! Поганка бледная! Ну, ничего-ничего, мы тебя ещё научим, как себя вести в приличном обществе!

Она собиралась выковырять их из рамок, и в эту же секунду моё терпение лопнуло, как перезрелый фрукт. Настоящее торнадо пробудилось во мне с такой силой, что Иван, двухметровый пьяный грузчик, отлетел в сторону как мячик, а я набросилась на Клаву, повалив на пол.

Кровавая пелена застилала глаза, мне хотелось вырвать её глотку вместе с паскудными словами и затолкать язык до самых лёгких. Я желала вцепиться в шею Клава, не в силах остановиться. Откуда во мне взялось столько силы? Как я могла удерживать её на месте, даже не шелохнувшись от слабых ударов женщины и рук Ваньки, пытавшегося меня с неё стянуть? Клава вопила на одной ноте, а я, оскалившись, тянулась к её горлу.

Что-то остановило меня. Последняя трезвая мысль оборвала приступ, и я саму себя оттолкнула назад, в ужасе глядя на испуганных алкашей.

Надо уходить. И как можно скорее. Подхватив медальон и ключи от ячейки, я на карачках вывалилась на лестничную клетку, где показалась сварливая старуха с нижнего этажа. Бабка было завела свою карусель, но увидев меня, испуганно перекрестилась, уходя с прохода. А я побежала куда глаза глядят. Подальше. Как можно дальше отсюда!

Отворив входную дверь, я застыла. Перед домом стояла неприметная машина, к которой прислонился скучающий Олов. Он скрестил руки на груди и выжидательно уставился на меня. Кажется мой вид и его, поначалу, привёл в замешательство, так как мужчина не шелохнулся, пока я быстрым шагом пошла в сторону, готовясь перейти на бег. Но как убежать от такого вампира?

Он схватил меня за шкирку как котёнка и бросил на лавочку, наклоняясь следом и сдавливая моё горло.

— Ты поедешь со мной в сознании или без. Решать тебе.

— Я лучше сдохну здесь, чем вернусь! — прошипела в ответ, пытаясь царапать его огромную руку.

— Как хочешь.

* * *

Когда очнулась, поняла, что вокруг так темно, будто глаза выкололи, поэтому первым делом ощупала лицо. Стоило коснуться челюсти, как всё окрасилось в красный, — Олов чудом не выбил мне зубы. В целом, я была в порядке, но мир вокруг — нет.

Наощупь удалось определить, что он кончается стальными прутьями клетки и имеет бетонный пол с дыркой под сток в углу. Больше ничего. Абсолютная тишина сводила с ума, я даже не понимала, дышу ли я, или же это воздух так застыл, что не покидает моих лёгких.

Холод не сразу начал доводить меня до точки. Какое может быть понятие времени в абсолютной тьме?..

Я много думала, пока сидела прямо в центре этой клетки, — прутья слишком холодные, чтобы прислоняться к ним, как и пол. Складывается впечатление, что я где-то под землёй. Здесь стыло. Морозно. Бесконечно.

Поначалу считала, что это пытка, — наказание за нападение. Что Ян так издевается надо мной за то, что посмела бежать. Иногда даже казалось, что он наблюдает во тьме, что где-то там есть крошечный красный огонёк, нацеленный прямо на меня. В любой момент ему наскучит наблюдать, и он пойдёт в атаку.

Но ничего не происходило. И тогда пришли мысли похуже. Что если он задумал съесть меня живьём? Что если я в жертвенной клетке, первичном холодильнике для свежего мяса? Легко представить, как под потолком зажигаются ультрафиолетовые лампы, я жмурюсь, а потом вижу длинный ряд ножей и пил, и сверкающий металлический стол с желобом, как в морге, на котором меня будут медленно разделывать, чтобы я как можно дольше оставалась живой. Будут забирать кровь, осушая до последней капли.

Грег как-то сказал, что вампиры — мастера по сохранению человеческой жизни для своего насыщения. При этом они совершенно не заботятся о своих жертвах. Кровь превыше всего.

Живописные картинки проносились в мозгу, забивая всё остальное. Я скрипела зубами, царапала пол и старалась выглядеть не напуганной. Получалось не очень.

* * *

Прошло немало времени, прежде чем я отбросила стыд и помочилась в дырку. Право слово, я уже находилась не в том состоянии, чтобы думать о приличиях. Мне страшно хотелось есть, а ещё больше пить. Я умирала от желания укутаться в тёплое одеяло. Мне было больно. Сильно ныли губы и раскалывался затылок, посылая красные вспышки.

Я засыпала и просыпалась. Потом кричала, беспорядочно махала руками, бегала по клетке, пока не ударилась о прутья и не упала, больно приложившись пятой точкой о ледяной пол.

У меня отсутствовали козыри, и жалкие попытки воззвать к разуму казались бессмысленными. Я здесь одна и начинаю подозревать, что Ян собирается уморить меня голодом. Сколько времени нужно человеку, чтобы так умереть? Три или четыре дня без воды? Неделя? Когда я сойду с ума?..

В конце концов, наступило благостное отупение. Тишина перестала давить, страх ушёл, я мурлыкала себе под нос какую-то странную мелодию из детского мультика. Мне было уже всё равно, кто я или что. Я не могла погрузиться в воспоминания, чтобы выйти отсюда через мысли. Просто застыла как в ледяном супе. От холода сводило кости, ныли суставы, и я чувствовала, как слезятся глаза.

В таком состоянии замирает само понятие чувства. Они ушли вместе с путаными мыслями, что будет дальше. Осталось только одно ощущение. Первобытное, рождённое во время зарождения жизни в материнском чреве. Голод. Всеобъемлющий, поглощающий, животный голод, от которого нельзя укрыться, нельзя забыться или отбросить его, пытаясь отыскать в себе точку покоя.

Он накрыл с головой, и я начала наяву грезить о еде. Сначала это были конкретные желания вроде мраморного стейка с сочащимся жиром и жареной картошкой, или же горячий суп с куриным мясом, тефтели под острым соусом, которые так вкусно готовили в кафетерии музея.

Потом мечты ушли, осталось лишь сосущее чувство под ложечкой. В стремлении насытиться я была готова переступить черту и укусить саму себя — поедать собственное тело, лишь бы голод ушёл. А за глоток воды я отдала бы душу. Нырнуть в ледяные родниковые воды, напиться, просто, чтобы быть живой!

Наверное, именно в тот момент, когда я дошла до края, за которым начинается тропа безумия, в мою пещеру грёз ворвался звук. Я ослепла от зажёгшегося освещения, а когда красные пятна сменились пляшущими зайчиками, то увидела перед собой узкую полосу света за пределами клетки, в центре которой стоял тёмно-синий бокал, над которым клубился пар. Не раздумывая ни секунды, я сразу ринулась вперёд, просунула руки через прутья, и забрала его.

Мгновение смазалось, жидкость коснулась губ, и я пригубила тёплый напиток.

Сначала показалось что это сладко-приторный рассол, но распробовав вкус, меня вывернуло наизнанку, и я в гневе запустила бокал в стену. Тотчас свет погас.

— Мог бы придумать издевательство и поизощрённее! — закричала в пустоту, прекрасно понимая, что меня услышат.

Эта мразь решила меня голодом уморить, а для пущей муки предложить кровь. Дьявольская игра. Прикусив губу, удержалась от новых бесполезных оскорблений. К чему воздух сотрясать — теперь, когда стало известно, что задумал Ян, можно уже не волноваться.

Однако, если бы так не крутило желудок, я бы расслабилась. Меня ожидает долгая дорога в один конец в полной темноте. Может, когда счёт пойдёт на часы, Ян навестит угасающий разум, чтобы поиздеваться напоследок.

* * *

Через несколько часов, а может минут, а может дней, я изменила своё решение. Чувствуя бетон под подушечками пальцев, быстро отыскала место, где пролила кровь. Сначала я облизнула ладонь, а потом, как настоящий зверь, опустилась вниз, и принялась слизывать её с пола, прекрасно понимая, что скоро меня стошнит ею. Любой, кто хоть раз доходил до конца, знает, что невозможно остановиться. И я не остановилась, хотя меня действительно потом вырвало.

Всё же, когда вновь зажегся свет, озаряя уже прозрачный бокал с красной жидкостью, я не мешкала и осушила его до дна.

Наверное, так начался мой путь. Наверное, иначе ничего не вышло бы, и мой организм не стал бы принимать навязанное. Возможно, если бы не жестокая диета, я бы никогда не вышла из кокона человечности. Кто знает, во что я бы превратилась, если бы не Ян. Может со мной до конца дней всё было бы хорошо, и я спокойно прожила бы человеческий век. А может внутри сидела взведённая пружина и я изначально была обречена? Теперь не узнать.

Кровавая диета прижилась. Не сразу, но постепенно организм привык к крови, и пятый стакан я пила как детский сок, прекрасно понимая, как это ненормально. Но прекратить не могла, настолько меня завораживал вкус крови.

* * *

После очередного кровяного ужина, когда я досуха осушила бокал, языком слизав остатки со стенок, зажегся верхний свет, высветляя кафельную плитку на стенах, пустые банки и склянки на полках, какие-то штыри в потолке и полу, а также самого Яна в твидовом костюме, скрестившего руки на груди и прислонившегося к стенке.

Крайне задумчивый, он с таким интересом разглядывает меня, что я спешно проверяю свой рот, убеждаясь в отсутствии вампирских клыков. Так, я всё ещё человек. Никаких изменений. Уставившись в ответ, выжидательно изгибаю правую бровь, принимая аналогичную позу.

Молчание затягивалось, а улыбка вампира — ширилась.

— Да ладно! — не выдерживаю я. — Какого чёрта, Ян?! Вампиром нельзя стать, только родиться. Тебе ли не знать!

Отлипнув от стены, он приближается к клетке на расстоянии вытянутой руки, вглядываясь в моё лицо так, что я жалею об отсутствии зеркала. Что он там так рассматривает?

— Вот именно, прелесть моя. Знаешь, когда ты с таким наслаждением пила мою кровь, я решил: «Особенность организма. Бывает». Но когда я распробовал твою кровь… Это было как взрыв. Слишком знакомо. А потом ты сбросила чары и всё сразу стало ясно, — он шире улыбается, показывая ровный ряд зубов с приспущенными клыками. — Настоящий дампир. Невероятная редкость. И в ком! Охотнице? Удивительно! — в его голосе прорезались ехидные нотки. — Нужно было убедиться, и вот мы здесь.

— Ты морил меня голодом, чтобы убедиться? — спрашиваю ледяным тоном, мысленно разделывая вампира на мелкие кусочки.

— У меня не было инструкции, так что сымпровизировал, — отмахивается Ян, прохаживаясь вокруг клетки. — Пока ты очищалась, я задавался вопросом, как такое возможно. Дампиры так редки, потому что вампирши не рожают от людей, а человеческие женщины практически всегда умирают во время беременности. Плюс сам союз сомнителен для обоих видов. И как охотникам удалось сохранить тебя в секрете? — он остановился, пристально зыркнув в мою сторону, а потом разом расслабился. — Ответ оказался проще некуда. Птолемей. Вернее, его наставник, непримиримый Валериан. Бррр, — Ян театрально вздрагивает. — Один из последних настоящих охотников. Он был одержим идеей создания идеального охотника. Как знать, может ты должна была им стать.

— Валериан умер двадцать лет назад, — спокойно ответила я.

— Верно. А Птолемей, эта прыткая крыса, очень умён. Кто знает, что он с тобой делал все эти годы? Интересно, почему он решил избавиться от тебя? Неужели не придумал, как вскрыть свою подопечную, чтобы добраться до дампира? — Ян качает головой, потирая руки. — Но план вышел отличным. Всех врагов одним махом. Знаешь, Арду планировал представить главе Конгрегации, достопочтенному Севастьяну, доказательства связи Птолемея с соррентийским кланом. А тут удачно подвернулся я. Убить Арду, подставить меня, и от тебя заодно избавиться. Многоходовочка, — Ян удовлетворительно щёлкнул клыками. — Но я оказался ему не по зубам.

Разумеется, его слова — полная чушь. Птолемей тот ещё засранец, но не убийца и не предатель. Однако Ян прав. Нельзя стать вампиром, им можно только родиться.

— Я не вампир, Ян, — мягко сказала ему, когда он приблизился к клетке. — Человек может какое-то время питаться кровью ради выживания.

— Но ты здорова! — с вдохновением в голосе заявляет он, жадно меня разглядывая. — Твоя кожа светится. После двух недель в заточении ты сияешь как солнышко! Твоё тело перестало выделять пот, сальные железы — кожное сало. Когда ты в последний раз испражнялась? Заметила, как редко стала дышать? Моргать? О чём твои мысли в перерывах между кормлением?

— Я человек, — упрямо отвечаю ему, демонстративно задышав полной грудью.

Невыносимо остро захотелось, чтобы погас верхний свет. Ещё больше, чтобы он ушёл. Потому что то, как он смотрел на меня… В его глазах пропала звериная искра. Он видел меня, а не ходячий мешок с кровью. Его интерес обжигал. Его любопытство — подавляло волю. Ян искренне верил в свои слова, и я страшилась того, насколько он прав.

— Дари, я могу прекратить это, — неожиданно предлагает он, подходя ко входу в клетку. — Хочешь? Не уверен, что получится. Не знаю, сможешь ли ты выжить. Но можно попробовать остановить процесс. Я накормлю тебя человеческой едой. Может это поможет. А может трансформация зашла слишком далеко и ничего поделать уже нельзя.

— Ты предлагаешь мне выбор? — спрашиваю удивлённо, вставая напротив него. — После всего?

Ян ни секунды не мешкал с ответом, говоря так, будто я стала достойна выхода из смертельной ловушки:

— Ты дампир. Даже если не закончишь превращение, это в твоей ДНК. Я больше не желаю твоей смерти. По правде сказать, никогда и не желал. Даже когда узнал, что ты охотница.

— Забавно, учитывая всё, что между нами было, — с заминкой говорю в ответ. — И что теперь?

— Не знаю. Решать тебе, — будто в доказательство, он выуживает ключ из кармана пиджака и открывает клетку. — Ты можешь выйти отсюда или остаться и принять свою настоящую сущность. Стать высшим существом. Узнать каково это — быть вампиром.

Он посторонился, и я, вздохнув полной грудью, выхожу наружу.

Кружится голова. Пьянит чувство грядущего освобождения. Я могу уйти. Мне не придётся делать то, чего не хочется. Я просто растворюсь в людской толпе. После случившегося с дубравой, Конгрегация будет считать меня мёртвой и не станет искать.

Я так вдохновилась представшей картинкой, что на ватных ногах направилась к выходу из комнаты, когда меня догнал дурманящий аромат. Терпкий, сладкий, как медовый нектар. Дразнящий, как пузырьки шампанского в холодном бокале. Тонко застонав, я оборачиваюсь, чтобы понять, что меня так притягивает, обещая незабываемое наслаждение, и вижу, что Ян, закатав рукав, вскрыл вены на правой руке, и теперь кровь стекает по белой коже, падая на пол.

Он вновь улыбается. Боже, я уже ненавижу его всепонимающую заботливую улыбку! Ян точно знает, что я чувствую. В его глазах царит предвкушение.

— Так нечестно, — шепчу я, заворожённая видом крови.

В ушах зашумело и я несмело шагаю назад, теряя желание уйти. Сопротивление смело волной, и через миг я уже стою подле вампира, протягивающего мне руку.

— Я не обещал играть честно, — отвечает он, когда я впиваюсь в его запястье и принимаюсь слизывать кровь как ребёнок, лакающий материнское молоко.

Свободной рукой он касается моих волосы, нежно прижимая к себе, говоря:

— Это будет самое удивительное путешествие, Дари. Мы совершим его вместе.

* * *

Говоря о путешествии, Ян умолчал, что сначала я погружусь в бесконечный кошмар, из которого нельзя выплыть. После вампирской крови, трансформация начала набирать обороты, и теперь меня мучил иной голод. Более зверский, ненасытный, злобный.

Меня перенесли из клетки в небольшую комнату и привязали к больничной койке. Теперь новая кровь поступала прямо в вену, чередуя человеческую и вампирскую. Последняя приносила облегчение, после которого мука усиливалась. Меня ломало изнутри. Кости будто плавились в печке, и вскоре внешний холод остался в прошлом — жар сгораемой человечности оказался горячее жерла вулкана.

Не будь я привязана, то металась бы по полу и обязательно переломала бы все кости, настолько сильной была боль превращения. Периодически я впадала в какой-то кататонический ступор, от которого казалось, что время не линейно, оно тягучее как помадка во рту. Сладкая, но вязнет на зубах.

В навалившемся бреду начались галлюцинации, от которых хотелось выть. Я лишилась кожного покрова, потеряла волосы и зубы с ногтями, да и саму душу бросила к ногам Яна, который ухаживал за мной как за собственным дитя. Пожалуй, только его присутствие позволяло мне оставаться в рассудке. Он менял постельное бельё, мыл моё тело, расчёсывал волосы, подолгу сидел у постели, напевая колыбельную и рассказывая детские сказки. Держал за руку, успокаивал и обещал, что скоро всё закончится.

Как в таком монстре может помещаться столько нежности? Почему он так заботится обо мне, будто я самое драгоценное, что у него есть? Слова могут обмануть, но глаза — никогда. В полусумраке палаты они сияли как свежая зелень на лугу, переливаясь сотнями оттенков трогательности, ласки и любви.

— Потерпи, малышка. Кошмар не будет длиться вечно.

Я чувствую себя ящерицей, сбрасывающей кожу. Бабочкой, вылупляющейся из кокона. Птенцом, вылезающим из скорлупы. Даже ягнёнком, выскальзывающим из материнского нутра. Разом всеми. И никем из них, ведь то, через что я проходила, — уникально. И чересчур страшно.

— Я так больше не могу, — прошептала я в минуту затишья.

Последний этап дался нелегко, казалось, что глаза вытекли из глазниц, а вместо них вставили горящие угли. Боль ушла, и теперь я видела всё таким чётким, насыщенным и ярким, что не могла сосредоточиться ни на чём, кроме танца пылинок в сумрачном свете. Цветная слепота. Присутствие Яна ощущалось как грозовое облачко, горный массив или дикая волна, запертая в чашке.

Он занимался любимым делом — расчёсывал мои волосы, перебирая каждую прядку. Старые давно повыпадали. Новые росли чересчур быстро.

— Осталось недолго, Дари, — он целует меня в макушку, а потом уходит, и мой мир взрывается.

* * *

Возможно, я была наивна. Возможно, моё доверие перешло границы, и я приняла Яна таким, какой он есть. Даже после того, что он сделал с моей дубравой и со мной. Вероятно, болезненная трансформация повредила мои мозги, раз я привязалась к вампиру и искренне радовалась его приходу. Что поделать, боль меняет людей. Иногда кардинально.

Превращение закончилось. Я поняла это сразу, будто тумблер в голове повернулся. Минуту назад я всё ещё воспринимала себя человеком, а потом раз, и всё человечье исчезло, уступив место вампиру. И дело не в том, что я как-то иначе стала мыслить. Или чувствовать, или желать. Во мне не проснулась ненависть или презрение к людям. Нет. Всё проще.

Я с лёгкостью рву путы, вставая с постели. Моё тело наполнилось одновременно лёгкостью и силой. Тысячи запахов обрушились на мой нос, и я даже задохнулась на секунду, прежде чем освоила этот навык и отбросила всё лишнее. В комнате над мойкой висело зеркало, и я смотрю на себя, поражаясь произошедшим изменениям.

Больше никакой бледной поганки. Волосы превратились в чистое золото, а глаза — в бирюзовый океан. Кожа насытилась кровью, сверкая как фарфоровая посуда. Я вся — настоящая куколка. Исчезли сигаретные ожоги, пропали синяки, ссадины и застарелые шрамы. В слепой надежде я задираю больничный халат, поворачиваясь спиной. Невероятно, но татуировка Коперника осталась и даже приобрела какую-то кровавую чёткость. Навеки ваша, основатель Конгрегации.

Потянувшись ближе к зеркалу, увидела выступы над деснами выше клыков. Нажав на них, испуганно отпрянула, — клыки удлинились, а потом ушли назад. Я не была голодной. Наоборот, во мне плескалось столько крови, что казалось, ещё секунду и я попросту полечу, так много силы скопилось в костях!

Не удержавшись, принялась танцевать по комнате, двигаясь с невозможной скоростью. Неудивительно, что часть мебели вскоре оказалась сломанной, — координация страдала совсем как у жеребёнка, впервые вставшего на ноги.

За этим занятием меня и застал Ян. Он довольно смеётся, глядя с каким восторгом я осваиваюсь в новом теле. Поразительная лёгкость, отсутствие привычной тяжести, какой-то ноющей боли, что сопровождала всю мою юность и только крепла с годами, — всё это приводит в восторг! Я будто всю жизнь была больна, а теперь разом выздоровела.

Заметив, что за мной наблюдают, я останавливаюсь как вкопанная, а потом перемещаюсь в пространстве, оказываясь в шаге от вампира, играясь с новыми возможностями. Ян даже не шелохнулся. Он протягивает мне руки, перехватывая за локти, а потом целует в обе щёки, говоря:

— Добро пожаловать в семью, Дари.

Если бы я только знала, что за этим последует.