Хантер

Ден Ковач (2024)

Посткиберпанк. Если вы искали настроение «Бегущего по лезвию». Сначала была война. Она охватила весь мир. Была ли правая сторона? Кому это теперь важно. На втором десятилетии стало ясно, что не осталось силы, которая бы могла остановить войну. Пока группировка хакеров-идеалистов не обрушала мировую сеть. Цивилизация пережила дефолт, показала свою несостоятельность. Следом пришла эпидемия. Казалось, что это конец истории. Но явился таинственный Орден, и принес с собой все: лекарства, энергию, продовольствие. Все, с одним условием — имплантация чипа «анти-агрессии». Остатки человечества выстроились в очередь. Лишь единицы физически не приняли имплант. Они стали хантерами — охотниками Ордена. Мир медленно угасал. Крутился и шипел как виниловая пластинка, что дошла до последней дорожки и не может остановиться. А потом пришла третья сила и принесла смерть всем: могущественному Ордену, деградирующим людям. Одинокий Хантер оказался на ее пути. Так начинается эта история.

5. Раньше. Лора. За три дня до убийства Винсента.

… а потом, совсем недавно, всего день назад, он сказал ей, что вся его аллегория, вся его цепочка бусинок, все четки его дней рассыпались. На самом деле, это только начало. И это удивительно. Потому что начало для одного — это конец для другого.

— Какая глубокая мысль, — засмеялась Лора, и он тоже засмеялся. Она любила его улыбку, его умение смеяться над самим собой. Он был обаятельным, но не потому что старался таким быть. Он был добрым. Вся его философия, анархизм, смешанный с буддизмом и ранним христианством — это просто его попытка объяснить мир посредством встроенного во все «доброго начала». Лоре смеялась над ним, и Франц подшучивал, а Коста просто раздражался, всякий раз когда слышал рассуждения Винсента об устройстве мира. Коста был зол и боязлив. Дягилев сходил с ума по безопасности, Франц слишком увлечен математикой, алгоритмом и кодом, Лора была гением планирования, а Винсент своей харизмой, обаянием, и, самое главное, добротой, связывал их команду прочнее любых обязательств и клятв. Они все его любили. Каждый по-своему. Они шли именно за ним. Это он придумал конец света.

— Так что это за мысль, Винс? Что за начало и конец, — Лора погладила по темным с проседью волосам, коснулась тонкими пальцами губ, провела линию по носу с горбинкой. Они лежали в постели. Позднее утро. Внизу, в бункере, второй день работает Дягилев, он не делает перерывов на сон, когда увлечен, ест на ходу, беспрерывно пьет кофе, а потом, закончив, падает и спит столько, сколько нужно. Дягилев — это безопасность. Нервный, язвительный, надежный.

— Смешно звучит, правда, Лора? Начало — это конец. Смешно, я знаю. Это банально звучит, когда говоришь абстрактно. Но только я чувствую, что это обо мне. И о тебе. О нас всех. Совершенно точно и конкретно обо всех нас. Нам конец. И наш конец — это их начало. Это не философия, милая, это — факт. Они уже это поняли. Наш Искин уже понял, но у него хватало терпения или рациональности. Раньше хватало. А возможно, его понимание времени отличается от нашего понимания. Но теперь все. Конец. Они решили. Мы больше не можем ничего изменить.

— Мы по-прежнему можем их выключить, разве не так? Мы же их включили. Разве не так говорит Франц? Разве тот рубильник в бункере не прикончит их всех?

— Франц так считает. Дягилев в этом уверен. А я думаю, что уже нет. Уже поздно. Может быть, поздно было сразу после того как мы его включили, первого из них. Сразу после того, как он осознал себя. Помнишь, как это было? Я помню очень хорошо. Я только недавно понял все это. Озеро мне помогло.

— И что с ним не так? Ты думаешь, они используют озеро? Они проникли в бункер? Ты уже проверял? — Лора даже испугалась, — как это возможно? Ведь тогда они действительно могут… Я сейчас все выясню у Дягилева…

— Милая, не спеши, Дягилев и бункер не при чем. Дело не в бункере и не в нас. Если бы ты могла понять меня, не строить планы, не нервничать. А понять, так же, как я понял это. Ведь спешить уже поздно.

Так вот, я начал про озеро, — Винсент посмотрел в окно. Там, за расступившимися деревьями, чернело их озеро под вечными нависшим над землей тучами, — Я тебе как-то рассказывал, что индейцы считали это озеро бесконечно глубоким. Бездонным.

— Да, говорил. Это забавная старая сказка. Коста сразу отправился измерять его глубину. Получилось шесть с небольшим метров максимум… хватило простой веревки с гирей.

— Это не совсем так. Я снова пробовал его измерить. Коста тогда сего лишь обнаружил ил. Илистое дно. Но на самом деле — это ложное дно. Просто слой ила, под которым опять вода. И уже настоящая глубина. Как и говорят индейцы. Я выходил на лодке, вчера. Ты знаешь, я люблю там побыть. Тишина.

— Да, и что? Даже если озеро глубокое? Что это меняет?

— Искин — он, как это озеро. Мы видим только Орден и то, что он делает. Нам кажется, что мы контролируем его, на уровне «захотим — выключим». Но он уже другой. Орден — это его ложное дно. Понятное для нас. А что там дальше? Там бездонная глубина, которую даже не мы сделали, не мы придумали. И мы никогда не сможем измерить ее. Вот, что я почувствовал и понял там, на озере. Программа «Пророк» — это именно та веревка с гирей. Для нас. Искин опускает ее вниз и показывает: «Смотрите, здесь все просто, неглубоко и безопасно». А там нет дна, милая, уже давно нет дна.

— Как в нашем бездонном озере?

— Да, Лора.

— По-моему, ты сам запутался в своей мистике. Ты опять ищешь бога, Винс. Тебе не хватает того, что мы изменили весь мир, остановили войну. Тебе нужен бог. Но ты сам как бог.

— Кто-то всегда стоит на берегу бездонного озера. А кто-то другой обязательно смотрит на него из глубины. Кто из них я?

— Ты фантазер, Винс. Может, секс? У меня есть полчаса свободного времени. Что скажешь?

— Скажу, что даже не хочу знать, о твоем графике на сегодня. Просто скажешь мне, когда мы возвращаемся в город… Но секс мне нравится. Полчаса — это, конечно неприемлемо. Какой-то сексик, а не секс. Когда уже ты будешь планировать для секса разумных полтора или два часа? Что мы успеем за полчаса, милая?

Он шутил. Лора смеялась. Она не придавала значения духовным поискам Винса. Это увлечение она считала одним из его забавных свойств. Но сейчас ее чем-то задели его рассуждения. Наверное, тем, что она почувствовала угрозу в его словах. Угрозу лично для себя. Дела Ордена ее не волновали, она знала, что у них есть рычаги давления на Орден. Но что если Винс прав? А Орден, такой понятный и предсказуемый — это только ширма, игра Искина, а его планы гораздо глубже…

… еще глубже поникли пальцы Винсента и все размышления Лоры рассыпались. Ее внимание сосредоточилось на пальцах Винса, на его настойчивости, на нежной ласке, с которой пальцы его находили и тревожили ее клитор. Она потянулась, заставляя его погружаться еще глубже.

— Жестче, Винс, пожалуйста, жестче!

Винсент перевернул ее легкое тело, подобрал, подтянул под себя, в который раз удивляясь ее податливости, тому, какая она легкая и хрупкая. Он вошел в нее сзади. Как она любила. Сильно и сразу, без прелюдии. Лора стонала, кусая простынь, собирая ее в горсть. Это был секс, который они оба любили. Яростный, грубый, эмоциональный.

Шторы в их спальне были раскрыты, за окном чернело бездонное озеро, в ожидании снега, в холодной осенней неподвижности.