Игры Немезиды

Джеймс С. А. Кори, 2015

Десятки межзвездных порталов открыты и готовы к заселению. Искатели приключений со всех планет, станций и астероидов отправляются в путешествия на поиски лучшей жизни. Тем временем Солнечная система находится на грани краха: корабли колонистов исчезают без следа, мощные военные силы создают тайные объединения, атаки террористов держат в страхе внутренние планеты, последний образец протомолекулы похищен. Прошлое возвращается и взимает за это очень высокую плату. В то время, как в огне и крови устанавливается новый порядок дальнейшего существования, для капитана Джеймса Холдена и его экипажа начинается борьба за выживание и спасение того, что осталось от нашей Солнечной системы.

Глава 4. Амос

У него болело горло.

Амос сглотнул, надеясь протолкнуть комок внутрь, но стало только хуже. Словно он наглотался песка. Медотсек «Роси» три месяца назад точно по расписанию накачал его полным набором вакцин и профилактических антибактериальных средств. Так что болезни Амос в расчет не принимал — но вот, заболел. В горле будто застрял мяч для гольфа.

Вокруг, как муравьи в муравейнике, кишели местные и пассажиры космопорта Цереры. Голоса их сливались в неразборчивый гул, ненавязчивый, словно тишина. Амос с юмором подумал, что никому на Церере не понять его сравнения. Он и сам два десятка лет не видел муравьев, но мальчишкой не раз наблюдал, как они тащат к себе таракана или обчищают крысиный скелет. Воспоминания были живыми и яркими. Муравьи наравне с тараканами и крысами выучились жить в соседстве с людьми. Бетон городов заполонил половину земного шара, половина животных попала в списки исчезающих видов, но за муравьев никто не волновался. Спасибо, не беспокойтесь, с ними всё в порядке, крошки фастфуда ничуть не хуже дохлой лесной живности.

Приспосабливайся или умри.

Будь у Амоса философия, она бы в этом и состояла. Леса сменяются бетоном. Попадешься на дороге, в него и закатают. А вот если научишься жить в трещинах, тебе ничего не грозит.

Трещины есть везде.

Вокруг него кишел муравейник Цереры. Те, кто был на вершине пищевой цепочки, покупали закуски или билеты на челноки, а то и на дальние рейсы. Но и в здешних трещинах народ тоже обитал. Девчонка лет десяти, не старше, с грязными длинными волосами, в розовом спортивном костюме, из которого давно выросла, исподтишка разглядывала пассажиров. Поджидала, пока можно будет стянуть оставленный на минуту без присмотра багаж или ручной терминал. Поймав на себе взгляд Амоса, она метнулась к служебному люку в основании стены.

Хоть в трещине — но живет. Приспособилась, а не умерла.

Амос снова сглотнул, поморщился от боли. Услышав гудок ручного терминала, он поднял взгляд на табло расписания, занимавшего половину обзора в зале. Яркие желтые буквы на черном фоне — разборчивость здесь важнее красоты. Дальний рейс на Луну подтвержден, вылет через три часа. Амос постучал по экранчику терминала, сообщая автоматической системе, что будет на борту, и стал искать, как убить время.

У выхода оказался бар, так что долго искать не пришлось.

Не желая напиваться, Амос ограничивался пивом: пил медленно, методично и махал бармену с таким расчетом, чтобы новый стакан поспевал к окончанию предыдущего. Ему хотелось забыться и расслабиться, и он хорошо знал кратчайший способ.

Бар не баловал играми и развлечениями, поэтому Амос сосредоточился на стакане, бармене и следующей порции пива. Ком в горле рос с каждым глотком. Амос не обращал внимания. Остальные посетители вели себя тихо: уставились в ручные терминалы или перешептывались, собравшись небольшими компаниями. Все чего-то ждали, куда-то собирались. Этот порт был для них не целью, а только шагом на пути куда-то — прошел и забыл.

Лидия умерла.

Он двадцать лет думал о ней. Отчасти, конечно, из-за тату с ее лицом, набитого у него против сердца. Стоило, сняв рубашку, посмотреться в зеркало, чтобы вспомнить. И каждый раз, когда приходилось делать выбор, тихий голос спрашивал его, чего бы хотела Лидия. Получив сообщение от Эрика, он сообразил, что двадцать лет не виделся и не говорил с ней. Значит, она была двадцатью годами старше, чем тогда, когда он ушел. Сколько же всего? Ему помнилась седина в ее волосах, морщины у глаз и у губ. Старше его, пятнадцатилетнего.

Тогда старше были почти все.

А теперь она умерла.

Наверное, женщина двадцатью годами старше той, которую он помнил, могла умереть своей смертью. Вероятно, она умерла в больнице или в своей теплой и удобной постели в окружении друзей. Может, у нее в ногах даже спала кошка. Амос надеялся, что всё так и было. Потому что если окажется, что нет — что кто-то стал причиной ее смерти, — Амос убьет всех, причастных к этому хоть косвенно. Он так и этак крутил в голове мысль о мести и ждал, не остановит ли его Лидия. Новый глоток пива обжег горло. А ведь он так надеялся, что не разболеется…

«Ты не заболел, — прозвучал у него в голове голос Лидии. — Ты грустишь. Горюешь. Этот ком в горле, пустота в груди… И то, что в желудке сосет, сколько бы ты ни заливал в него пива. Это горе».

— Хм, — вслух сказал Амос.

— Что-то нужно, приятель? — с профессиональным равнодушием поинтересовался бармен.

— Еще один. — Амос указал на свой полупустой стакан.

«Ты не умеешь справляться с горем», — произнес другой голос. На сей раз Холдена. Он был прав. Вот почему Амос доверял капитану. Если тот что-то говорил, значит, так и думал. Не приходилось разбираться, гадать, что он имеет в виду. Если капитан и напортачит, то с добрыми намерениями. Амос прежде не встречал таких людей.

Единственным сильным чувством, знакомым Амосу, сколько он себя помнил, был гнев. Он всегда легко появлялся, только и ждал повода. Горе очень легко превращалось в гнев. Это Амос понимал. Чуть поодаль от него сидел мужчина с грубым жестким лицом космача. Он уже час мучил один стакан пива. Каждый раз, как Амос заказывал следующий, мужчина косился на него со смесью досады и зависти. Завидовал бездонному кредитному счету. Как было бы просто: скажи ему что-нибудь громко и обидно, поставь его в положение, когда неловко отступать у всех на глазах. Бедняга волей-неволей попадется на крючок, и Амос волен будет выплеснуть свое горе ему на голову. Потасовка, наверное, помогла бы расслабиться.

«Этот парень Лидию не убивал», — сказал голос Холдена.

«Но кто-то другой мог убить, — мысленно ответил Амос, — и я должен это проверить».

— Надо выводить наличку, амиго, — обратился Амос к бармену, взмахнув ручным терминалом. И указал на астера. — Поставь этому парню два за мой счет.

Мужчина нахмурился, заподозрив оскорбление, но не нашел такового и сказал:

— Спасибо, брат.

— Не за что, германо. Спокойного рейса.

— Са-са, — отозвался астер, допивая пиво и принимаясь за следующий стакан, оплаченный Амосом. — Тебе того же, сабе дуи?

* * *

Амос скучал по койке «Роси».

Дальний транспорт назывался «Певчей пташкой», но от птицы в нем были только белые буквы на борту. Снаружи он выглядел гигантским мусорным бачком с конусом дюз на одном конце и крошечной кабиной управления на другом. Изнутри он выглядел так, как и должен выглядеть мусорный бачок, разделенный на двенадцать отсеков по пятьдесят человек на каждой палубе. Приватность обеспечивали только шторки на душевых кабинах, а в гальюны люди решались зайти, только когда рядом мелькала униформа кого-нибудь из корабельной команды.

«Ага, — подумал Амос, — тюремные правила».

Он выбрал себе койку — обычный амортизатор с маленьким ящиком внизу и крошечным игровым экраном на переборке напротив — как можно дальше от гальюна и столовой. И старался не заходить в людные места. В соседи ему попались семья из трех человек и с четвертой стороны — дряхлая старуха.

Бабка весь рейс глотала маленькие белые таблеточки, днями пялилась в потолок, а по ночам потела от бредовых сновидений. Амос ей представился. Она предложила ему таблетки. Он отказался. На том их общение и закончилось.

Семья была гораздо приятнее. Двое мужчин лет по тридцать и их семилетняя дочь. Мужчина по имени Рико работал инженером-строителем. Второй, Цзянь-го, вел дом и сидел с ребенком. Девочку звали Венди. Когда Амос занял койку, она взглянула на него недоверчиво, но Амос улыбнулся, пожал всем руки и купил девочке в автомате у столовой брикетик мороженого, после чего вел себя как следует. Он знал, как выглядят мужчины, слишком интересующиеся детьми, и не допускал, чтобы его приняли за такого.

Рико получил освободившееся место на орбитальной верфи Буша.

— Много койос летят в колодец. Полно работы, пока все спешат заграбастать себе кольца. Новые колонии, новые миры.

— Спадет лихорадка, и поток засохнет, — сказал Амос.

Он лежал лицом вверх на койке, вполуха слушал трескотню Рико и поглядывал на включенный без звука экран.

Рико ладонью, по-астерски «пожал плечами» и кивнул на спящую дочь.

— Ради нее, сабе? Что потом, то потом. А пока отложу малость юаней. На школу или билет за Кольцо — пусть сама выбирает.

— Я услышал тебя. Что потом, то потом.

— Ого, там гальюн моют. Успею сполоснуться под душем.

— А что такое, приятель? — спросил Амос. — Куда спешить?

Рико покачал головой, словно его спросили, почему в космосе вакуум. Амос, честно говоря, сам знал ответ, но хотел услышать, что скажет Рико.

— Рэкетиры-дальнобойщики, койо. Расплата за дешевый билет. Паршиво быть бедным.

— Но команда-то беспредела не допустит, а? Начнись драчка, откроют газ и всех привяжут к койкам. Тишина и покой. — За душем не следят. Там нет камер. Если не заплатишь, когда начнут трясти, там и останешься. Лучше сходить, пока команда рядом.

— Да что ты? — разыгрывая удивление, протянул Амос. — Меня еще не трясли.

— Растрясут, хомбре. Присмотри пока за Цзянь-го и Венди, а?

— В оба глаза, брат.

* * *

Рико не ошибся. Улеглась первая суматоха, когда каждый находил себе койку, обнаруживал, что соседи ему не нравятся, и искал другую, — и все более или менее устроились. Астеры собрались на астерских палубах, внутряки разделили свои между Землей и Марсом. Амос оказался на астерской, но, кроме него, здесь чужаков не было.

Точно, тюремные правила.

На шестой день несколько крутых, обосновавшихся палубой выше, компанией спустились на лифте и причесали всех. На пятьдесят человек ушло немало времени. Амос, притворяясь спящим, следил за визитерами полуприкрытыми глазами. Афера была несложной. Один из громил подходил к пассажиру, объявлял, что нужно купить страховку, и проводил трансфер через дешевый одноразовый терминал. Вслух никто не угрожал. Платили все. Рэкет был тупым, но настолько простым, что работал.

Один из вымогателей, на вид не дотянувший и до четырнадцати, направился в сторону койки Амоса. Рико полез за своим терминалом, но тут Амос сел на койке и махнул ему подождать. Юному вымогателю он сказал:

— Мы здесь все в порядке. В нашем углу никто не платит.

Грабитель, онемев, уставился на него. Амос улыбался. Не то чтобы ему хотелось наглотаться газа и валяться связанным на койке, но, если придется, он переживет и это.

— Покойник, — сказал парень.

Он всеми силами старался выглядеть крутым, и Амос уважал его старания. Но его, бывало, пытались запугать люди куда страшнее тощего пацана-астера. Амос кивнул, словно обдумывая угрозу.

— Вот я раз ползал под реактором, и тут лопнула труба охладителя, — заговорил он.

— Чего? — недоуменно переспросил мальчишка.

Даже Рико с Цзянь-го уставились на соседа как на умалишенного. Амос заворочался, койка под ним, подстраиваясь, скрипнула шарнирами.

— Понимаешь, охладитель охрененно фонит. А на открытом воздухе испаряется. Если попадет на кожу, это не полезно, но пережить можно. Большей частью смывается. А вот дышать им не стоит. Если радиоактивные частицы набьются в легкие, куда от них денешься? Тебя вроде как выжигает изнутри.

Пацан оглянулся через плечо, не решаясь в одиночку разбираться с этим психом. Его приятели были еще заняты.

— Ну вот, значит, — продолжал Амос, подавшись вперед. — Надо было добраться до ремонтного люка, открыть аварийный шкаф и пристегнуть дыхательную маску, не надышавшись этой дрянью.

— Ну и чо? Всё равно…

— Я это к тому, что я тогда узнал о себе кое-что новое.

— Ну и?.. — Ситуация была настолько дикой, что парень волей-неволей заинтересовался.

— Я узнал, что, даже занятый тяжелой физической работой, могу не дышать почти две минуты.

— Ну и…

— А ты спроси себя, что я с тобой сделаю за две минуты, пока меня не вырубит газ. Бьюсь об заклад, немало.

Мальчишка не ответил. Рико с Цзянь-го, кажется, затаили дыхание. Венди восторженно улыбалась Амосу.

— Проблемы? — подоспел наконец один из приятелей юного рэкетира.

— Ага, он…

— Никаких проблем, — вмешался Амос, — просто объяснял вашему помощничку, что этот угол за страховку не платит.

— Ты сказал?

— Ага, я сказал.

Старший гангстер оценивающе оглядел Амоса. Они были примерно одного роста, но Амос на добрых двадцать пять кило тяжелее. Чтобы это подчеркнуть, Амос встал с койки и повел плечами.

— Ты с какой команды? — осведомился гангстер, приняв его за конкурента.

— С «Росинанта», — ответил Амос.

— Впервые слышу.

— Может, и так, но тут главное — контекст, не?

— Ты попал, койо! — заявил громила.

Амос ответил на его вспышку пожатием ладони.

— Рано или поздно проверим.

— Рано или поздно, — согласился громила и, прихватив пацана, направился к своим.

Отбывая на лифте, они оставили младшего внизу. Юнец издалека открыто, не прячась, следил за Амосом.

Тот вздохнул и вытащил из рюкзака полотенце.

— Пойду приму душ.

— Рехнулся! — возразил Цзянь-го. — Никого из команды рядом нет. Там на тебя и навалятся.

— Точно, — кивнул Амос и перебросил полотенце через плечо.

— Так зачем?..

— Затем, — ответил Амос, — что терпеть не могу ждать.

Едва Амос, выставив напоказ полотенце, направился к гальюну, мальчишка забормотал в ручной терминал. Вызывал подмогу.

Гальюн представлял собой пять хлипких душевых стоек у одной переборки и пять туалетов с вакуумным спуском у другой. Раковины висели прямо напротив двери. Оставшееся пространство занимали скамейки — ждать очереди в душ или одеваться после него. Не лучшее место для рукопашной. Много твердых выступов, на которые можно напороться, и скамейки под ногами.

Амос кинул полотенце на раковину и прислонился к ней, скрестив руки на груди. Долго ждать не пришлось. Через пять минут после вызова юнец вошел в душевую вместе с пятью другими громилами.

— Всего шестеро? Я малость оскорблен.

— Малость? — отозвался старший. — Знаешь, здоровяки вроде тебя тоже не бессмертны.

— И то верно. Как будем разбираться? Я на вашей площадке и уважаю правила хозяев.

Вожак засмеялся.

— Да ты шутишь, парень! Почти покойник, а всё шутишь.

Обернувшись к младшему, он приказал.

— Твой кусок, койо.

Мальчишка выхватил из кармана заточку. В пассажирское отделение с оружием не допускались, но парень уже на корабле оторвал где-то полосу металла и придал ей должную остроту. Опять тюремные правила.

— Я отношусь к тебе с уважением, — заговорил Амос. — Я убил первого примерно в твоем возрасте. Вернее, первых, но речь не о том. Я принимаю тебя и твой нож всерьез.

— Хорошо.

— Ничего хорошего, — грустно возразил Амос.

Никто не успел и шевельнуться, как он шагнул к парню и дернул его за руку с ножом. Корабль шел на трети g, поэтому мальчишку сорвало с места и развернуло. Рука наткнулась на душевую стойку, а тело продолжало движение, и Амос не выпустил его запястья, пока рука не сложилась вокруг упора. Сухожилия порвались с тихим треском, словно по мокрой фанере ударили молотком. Нож из разжавшихся пальцев поплыл к полу, и тогда Амос выпустил руку.

Долгую секунду пятеро громил смотрели на нож у ног Амоса, а Амос — на них. Пустота под ложечкой исчезла. Ком в горле растаял.

— Кто следующий? — спросил он, шевеля пальцами и не замечая, что ухмыляется.

Они бросились все сразу. Амос принял их в объятия, как долгожданных любовников.

* * *

— Ты в порядке? — спросил Рико у Амоса, промокая ему ссадину на лбу спиртовым тампоном.

— В общем и целом.

— А они?

— Хуже, — признался Амос, — но только в общем. Когда очухаются, все уйдут на своих ногах.

— Мог бы за меня и не вступаться. Я бы заплатил.

— Не за тебя, — ответил Амос и, поймав недоуменный взгляд Рико, пояснил: — Это не за тебя. И еще, Рико, — деньги пойдут в фонд Венди, не то я и до тебя доберусь.