Тень и искры

Дженнифер Ли Арментроут, 2021

Будущее Серафены Мирель, рожденной в вуали Первозданных, обещанной Судьбами Девы, никогда ей не принадлежало. Еще до рождения ей было предназначено выполнить договор, в отчаянии заключенный ее предком ради спасения своего народа. Сера должна отказаться от собственной жизни и стать супругой Первозданного Смерти. Однако истинное предназначение Серы – самый охраняемый секрет во всей Ласании. Она не только тщательно оберегаемая Дева, но и убийца с единственной миссией, единственной целью – заставить Первозданного Смерти влюбиться, стать его слабостью, а потом… покончить с ним. Если она провалится, то обречет королевство на медленную смерть от Гнили. Сера всегда знала, кто она. Избранная. Супруга. Убийца. Оружие. Неуловимый призрак, искупавшийся в крови. Чудовище. Пока не встретила его. Пока неожиданные слова и поступки Первозданного Смерти не изгнали клубящуюся внутри ее тьму. Его соблазняющие прикосновения разожгли страсть, которую она никогда не позволяла себе испытывать и не могла позволить по отношению к нему. Но у Серы никогда не было выбора. Вся ее жизнь – выплата долга, ибо ее навсегда осенили Жизнь и Смерть.

Глава 9

Сквозь густые ветви вязов пробивались пятна солнечного света. Я шла по лесу к озеру. То, что я сделала с Нором, омрачало каждый мой шаг. Я не чувствовала ничего, только немного…

Что-то, что мне не нравилось.

Что-то, о чем я не хотела думать.

Я представила улыбку на лице Нейта, когда он увидел сестру, ждущую его в приюте на Утесах Печали. Улыбку, которая заразила радостью остальных. Я старалась вытеснить из воспоминаний вытаращенные, потрясенные глаза его отца. Думала, с какой радостью мальчишка бросился к сестре. По пути в приют я смотрела из окна экипажа, не мучая себя мыслями об отсутствии раскаяния. Во всяком случае, старалась.

Когда я проходила мимо пахнущих мускусом полевых цветов, густо разросшихся под вязами, мой желудок опять резко скрутило. «Что с тобой не так?» — повторяла я снова и снова. Ведь что-то не так, верно? Ладони взмокли. Я осторожно перебралась через упавшие ветки и острые камни, скрытые под листвой — скрытые так же, как и шлейф смерти, который я оставляю за собой.

«Нечто прекрасное и могущественное».

Я не чувствовала себя ни тем, ни другим.

После той ночи, когда я провалилась, за мной приходили двое смертных, узнавших, кто я, и пожелавших использовать в своих целях. Потом еще трое, включая Нора, нашли смерть на острие моего клинка. Они не были хорошими людьми. Но такими же недостойными, как и я. Убийцами. Насильниками. Рано или поздно их все равно настигла бы смерть. Пятеро умерли от моей руки по приказу мамы, и это не считая лордов Водинских островов. Четырнадцать. Я забрала четырнадцать жизней.

«Что с тобой не так?»

Я прерывисто выдохнула. Сюда, в самую чащу леса, солнечный свет почти не проникал, и здесь сохранялась прохлада, но моя кожа казалась такой же липкой, как дощатый пол в том кабинете. Липкой от пота и крови. Возникло искушение снять накидку и платье. Почему бы и нет. В этот лес никто не ходит. Все боятся Темных Вязов — даже сир Холланд. Но я не стала раздеваться, потому что гулять по лесу в нижнем белье или нагишом странно даже для меня…

Внезапный шорох в кустах заставил меня остановиться. Звук доносился сзади. Я развернулась, всматриваясь в деревья. В Темных Вязах бродят не только духи. Тут обитают медведи и огромные пещерные коты. И крысы, которые вырастают до страшных размеров, и дикие кабаны, и…

Из листвы вырвалось что-то. Я споткнулась и отшатнулась назад, к стволу вяза. За деревьями промелькнул красно-коричневый мех. Сердце оборвалось, на миг я не могла поверить в то, что вижу.

Волка кийу.

Это был самый крупный вид волков во всех королевствах. Я часто слышала в лесу, а порой и в замке, их вой, но вблизи видела лишь однажды — когда была маленькой. Белого волка.

Мои мышцы одеревенели. Я не смела издать ни звука, даже дышать глубоко. Волки кийу были известны своей свирепостью, они красивы так же, как и дики, и не особенно дружелюбны. Если подойти к ним слишком близко, можно жестоко поплатиться, и я молилась, чтобы он меня не увидел. Чтобы оказался не голоден. Я даже не могла дотянуться до клинка. Волка мне не убить. Крысу размером с дикого кабана? Запросто. Этих я могу бить и днем, и ночью.

Волк перескочил через покрытый мхом валун, из-под мощных лап полетела рыхлая земля и мелкие камешки. Он сделал несколько прыжков рядом с тем местом, где я стояла, похоже, не заметив меня. Я не шевелилась, когда он прыгнул опять. Волк споткнулся, и у меня перехватило дыхание. Его лапы подогнулись, и он с глухим стуком упал на бок.

И тут я увидела, почему он упал.

Мое сердце сжалось от этого зрелища. Из его груди, поднимающейся и опадающей в неровном дыхании, торчала стрела. Его мех не был красновато-коричневым. Это кровь. Много крови.

Волк попытался подняться, но повалился на землю. Я посмотрела в ту сторону, откуда он появился. Вэйфейр. Должно быть, зверь слишком близко подошел к краю леса, и его заметил кто-то из лучников, карауливших на внешних стенах. К печали, тяжело сжимающей грудь, добавился гнев. Зачем лучникам стрелять в волка, когда они находятся в полной безопасности? Даже если волк кого-то преследовал, я не видела необходимости его убивать. Они могли пустить стрелу в землю рядом со зверем или напугать его шумом. Незачем было стрелять в него.

Я перевела взгляд на волка. «Пожалуйста, пусть все будет хорошо. Пожалуйста, пусть все будет хорошо». Я повторяла эти слова, хотя знала, что ничего не хорошо. Тем не менее детская надежда жила во мне.

Волк прекратил попытки подняться, его дыхание становилось натужным и неровным. Я отошла от дерева и поморщилась, когда под ногой хрустнула ветка. Но волк почти не пошевелился или вовсе ничего не заметил. Он едва дышал.

Я подбиралась ближе. Наверняка на меня нашло временное помрачение рассудка. Волк ранен, но даже умирающее животное может броситься и нанести рану. А волк точно умирал. Белки глаз резко обозначились. Его карие глаза не следили за моими движениями. Грудь не шевелилась. Кийу застыл.

Это была тревожная неподвижность.

Так же не шевелилась грудь того человека, когда я срывала с него мешочек с монетами. Так же неподвижна грудь Одетты каждый раз, когда я ее навещаю.

Я подалась вперед, не сводя глаз со зверя. Из открытой пасти капала кровь. Мне на глаза навернулись слезы. Я давно не плакала. С той ночи, когда потерпела провал. Но я питала слабость к животным… ну, за исключением крыс. Животные не судят. Их не заботит, достойны ли они. Они не используют других и не причиняют им боль. Они просто живут и ожидают, что их либо оставят в покое, либо будут любить. Вот и все.

Я опустилась на колени перед волком, еще не осознав, что делаю, и протянула руку. Задержалась, не касаясь шерсти, и сделала прерывистый вдох. В голове зазвучали слова мамы, сказанные давным-давно. «Не делай так больше. Ты поняла? Никогда так больше не делай». Я огляделась и никого не увидела в темном лесу. Я была одна. В этом лесу я всегда одна.

С колотящимся сердцем я схватила древко стрелы. Никто не узнает. Руки стали теплыми, как и в тот момент, когда сердце Нора стукнуло в последний раз, но теперь не стала игнорировать или прогонять это ощущение. Я приветствовала его. Звала.

— Прости, — прошептала я, выдергивая стрелу.

От раздавшегося при этом звука и запаха железа у меня все перевернулось внутри.

Волк никак не отреагировал, его кровь едва сочилась — верный признак, что сердце больше не билось. Я не стала мешкать ни мгновения.

Я сделала то же, что и в шесть лет, когда поняла, что Баттерс, наш старый амбарный кот, умер. Сделала то, что проделывала лишь пару раз с тех пор, как узнала о своих способностях.

Я погрузила руки в пропитанный кровью мех. В центре груди загудело, пьянящая волна затопила вены и распространилась по коже. Жар хлынул по рукам — словно я слишком близко подошла к открытому огню, — и скользнул между пальцев.

Я пожелала, чтобы волк жил.

Именно это я сделала с Баттерсом, взяв кота на руки. Это же делала еще несколько раз. Любая рана, забравшая жизнь, просто исчезала. Невероятно, но таков мой дар. Он позволял чувствовать недавнюю смерть — как это было с Андреа.

А еще возвращал мертвых к жизни, но не так, как это было с портнихой, — хвала за это Первозданным и богам.

Мое сердце ударило один раз, другой, третий. Внезапно грудь кийу поднялась под моей рукой. Я отшатнулась и села на землю.

Пульсирующий жар в руках угас, а волк поднялся на лапы, дико вращая глазами, пока не увидел меня. Я застыла, держа обе руки в воздухе. Зверь уставился на меня, прижав уши, а потом на нетвердых лапах шагнул ко мне.

«Пожалуйста, не откуси мне руку. Пожалуйста, не откуси мне руку». Рука нужна мне для очень многого — есть, одеваться, держать оружие…

Навострив уши, волк обнюхал ту руку, на которой не было его крови. Меня пронзил страх. О боги, если он ее откусит, мне некого винить, кроме…

Волк лизнул мою ладонь, развернулся и побежал прочь. Он быстро исчез в сгущающихся тенях между вязов. Я целую минуту не шевелилась.

— Не за что, — прошептала я и от облегчения осела на землю.

С участившимся сердцебиением я посмотрела на свои руки. Кровь на ладони казалась темной. Я как могла вытерла ее холодной травой.

Я никогда не применяла дар на животных, чью смерть не видела, и никогда — на смертных, хотя подошла близко к тому, чтобы сделать это с Одеттой. Если бы она умерла…

Я бы нарушила свои правила.

Я считала, что у всех живых существ есть душа. Но животные — это одно, а смертные — совершенно иное. Вернуть смертного — немыслимо. Вроде черты, которую нельзя пересекать, и это слишком большая власть — выбирать, вмешиваться или нет. И я не хотела такой власти и такого выбора.

Никто не знал, откуда у меня этот дар и зачем. Я еще до рождения была предназначена для смерти. Не было смысла в способности, которая связывала меня с Первозданным Жизни — Колисом. Неужели он узнал о сделке и наделил меня даром? Не это ли имела в виду Одетта, уверяя, будто, по словам Арей, меня осенили и жизнь, и смерть? Все же Колис — король богов. Должно быть, от него сложно что-то скрыть.

Я опять посмотрела на ладони. Когда мы с Эзрой вошли в амбар, я не знала, что Тавиус увязался за нами. Увидев, что я сделала, он выскочил и наткнулся на королеву, которая испугалась, что применение такого дара разгневает Первозданного Смерти.

Может, она была права.

Возможно, именно поэтому Первозданный Смерти решил, что ему больше не нужна супруга. Я же способна воровать у него души.

Похоже, причин так много…

Я вспомнила, как после случая с Баттерсом сир Холланд усадил меня и объяснил, что я не сделала ничего плохого, вернув кота к жизни. Что бояться нечего. Он помог мне понять, почему я должна быть осторожна.

«То, что ты умеешь, — это дар, удивительный дар, часть тебя самой, — говорил он, опустившись на колени, чтобы наши глаза находились на одном уровне. — Но он может стать для тебя опасным, если люди узнают, что ты, вероятно, можешь вернуть их близких. Если ты будешь решать, кого возвращать к жизни, а кого — нет, это может прогневить богов и Первозданных. Это дар от короля богов, который нужно держать при себе и использовать только тогда, когда ты будешь готова стать тем, кем тебе предназначено быть. А до тех пор ты не Первозданная. Будешь действовать как они — и Первозданные решат, что ты одна из них».

Сир Холланд единственный назвал это даром.

И в его словах был смысл. В том, что он сказал про потенциальную угрозу. Люди пойдут на все, чтобы вернуть своих близких. Кто знает, сколько просителей приходят в Солнечные храмы, умоляя именно об этом? Но эти просьбы никогда не исполнялись.

Но то, что я должна использовать дар только когда буду готова стать тем, кем мне предназначено быть, вообще лишено смысла. Я решила, что он говорил о времени, когда я исполню свой долг. В общем, я ничего не знала.

Закрыв глаза, опустила руки на колени. Грудь затопило опьяняющее тепло. Я уже чувствовала его раньше, когда применяла дар. Хотя нечасто это делала. Всего пару раз: на бродячей собаке, сбитой экипажем, и раненом кролике. Но не на таких крупных животных, как волк кийу.

Тепло, хлынувшее в мою кровь, в этот раз было сильнее, и я решила, что это как-то связано с размерами волка. Ощущение, как от глотка виски, который расцветает теплом в груди, а потом стекает в живот. Напряжение в плечах и шее ослабло.

Странно знать, что всего за несколько часов я забрала одну жизнь и вернула другую.

Мои мысли перенеслись к тому младенцу. Если бы у меня была возможность, попыталась бы я применить дар? Нарушила бы свои правила?

Да.

Нарушила.

Я не знала, сколько тут просидела, на лес уже опустилась ночь. Из размышлений меня вырвал далекий заунывный вой призрака. По коже побежали мурашки. Я вгляделась в густые тени между деревьями. К счастью, звук раздался не со стороны озера. Я встала. Пока духи меня не трогают, они меня не волнуют. Я зашагала прочь, надеясь, что волк больше не подойдет к стене. Вероятность того, что в следующий раз окажусь поблизости, очень мала.

Углубляясь в лес, вытащила из волос шпильки и расплела косу, позволив тяжелым прядям упасть на плечи и спину. Наконец между стволами тонких вязов блеснула поверхность озера. Ночью чистая вода словно ловила звезды и отражала их свет.

Осторожно пробираясь через покрытые мхом булыжники, я миновала вязы и тихо вздохнула, когда трава под ногами сменилась глиной и передо мной раскинулось озеро.

Его питали ручьи, зарождающиеся где-то в Райских Пиках. Слева от меня, всего в дюжине футов, вода мощным потоком срывалась с утеса. Но дальше, где для меня было слишком глубоко, вода казалась совершенно неподвижной. Меня всегда завораживала мрачная мирная красота этого леса и озера. Я чувствовала себя дома здесь, слушая свист ветра между деревьев и плеск водопада.

Не могла этого объяснить. Я понимала, нелепо чувствовать себя как дома на берегу озера, но мне было здесь уютнее, чем в стенах Вэйфейр или на улицах Карсодонии.

Яркий лунный свет заливал озеро и усеивающие берег глыбы известняка. Высыпав шпильки на камень, я вытащила из сапога клинок и положила рядом. Потом быстро сняла перепачканное кровью платье, и оно упало на землю. Избавилась от нижней рубашки и нижнего белья, стянула сапоги. Интересно, могу ли я незаметно пробраться в свои комнаты в одной лишь нижней рубашке? При мысли, чтобы снова надеть это липкое платье, провонявшее гарью «Белой лошади», я наморщила нос. Но вряд ли удастся избежать внимания королевских гвардейцев, стоящих на входах, особенно после того, что сегодня произошло. Король с королевой наверняка узнают о моем скандальном возвращении. Я слегка улыбнулась, представив ужас на лице мамы.

Одно это стоило того, чтобы рискнуть.

Мои длинные волосы коснулись талии и упали на грудь, когда я положила нижнюю рубашку рядом со шпильками и кинжалом. Мне давно требовалось подрезать волосы. Больно распутывать пряди, стоит только подуть ветру.

Убрав с лица волосы, пошла к воде. Я точно знала, где среди камней находятся земляные ступеньки, и предвкушение наполнило меня пьянящим трепетом.

В лунном свете я отыскала ступеньки. Первое соприкосновение с холодной водой всегда действовало как шок, встряхивая тело. Однажды в особенно жаркий день я повела себя как полная идиотка, какой частенько бываю, и просто прыгнула в озеро. Я тогда чуть не утонула, когда свело легкие и все тело.

Больше так не поступлю.

Прикусив губу, я медленно пробиралась по плоскому дну блестящего водоема. Вода мерно плескала по моим икрам и расходилась от меня маленькими волнами ряби, которые уносило слабое течение. У меня перехватило дыхание, когда вода достигла бедер, а потом еще раз — когда поцеловала более деликатную кожу. Медленно переведя дух, я продолжала идти, пока тело с каждым шагом привыкало к температуре. К тому времени, когда вода защекотала соски моих грудей, напряжение начало покидать мышцы.

Набрав побольше воздуха, я нырнула. Холодная вода омыла разгоряченное лицо и подняла пряди волос. Крепко зажмурившись, потерла руки, а потом лицо и наконец выскочила на поверхность. Опять окунулась и задержалась подольше, чтобы вода смыла неприятный запах и пот. Вынырнула, только когда легкие начали гореть. Убрав прилипшие к щекам волосы, я осторожно побрела дальше.

Здесь вода доходила мне чуть выше пояса, но словно из ниоткуда попадались ямы, которые казались бездонными, так что я шла осторожно. Я не боялась воды, но плавать не умела и не знала, какой глубины озеро на середине или вблизи водопада. Мне очень хотелось это исследовать, но стоило отойти лишь на десять футов — и вода поднималась выше моей головы.

Я со вздохом запрокинула голову и позволила глазам закрыться. Может, из-за плеска воды или уединенности озера, но здесь во мне всегда воцарялась блаженная пустота. Я не думала ни о том, что сделала, ни о маме. Не думала о Гнили и сколько еще голодных появится из-за нее. Не думала, что у меня был шанс ее остановить, но я провалилась. Не думала о человеке, с чьей жизнью я сегодня покончила, и о тех, что были до него. О том, что случилось с сестрой и братом Казин и Андреа Джоанис. Не строила предположений, что будет, когда Тавиус взойдет на престол. Не вспоминала о проклятом боге с серебряными глазами и холодной кожей, от прикосновения к которой становилось тепло в груди.

Я просто существовала в холодной воде: ни здесь, ни там, нигде, и это казалось… избавлением. Свободой. Убаюканная и, наверное, чуть-чуть зачарованная, я внезапно ощутила странное покалывание.

Я резко открыла глаза. По коже побежали мурашки. Я погрузилась в воду по плечи и потянулась к кинжалу, но пальцы коснулись голой кожи.

Проклятье.

Я оставила его на камне, и это было очень неудачно, потому что я поняла, что это за ощущение. Вполне узнаваемое, даже если это трудно объяснить. У меня участился пульс.

Я не одна.

За мной наблюдали.