Многочисленные Катерины

Джон Грин, 2006

Колин уверен, что способен обрести счастье лишь с девушкой по имени Катерина. Но… Катерина IV предпочла ему другого парня. Катерина X предложила быть друзьями. Катерина XVIII бросила его по электронной почте. А Катерина XIX просто разбила ему сердце. Чтобы пережить очередное расставание, Колин решает отправиться в небольшое путешествие вместе с лучшим другом. И заодно разработать формулу, которая сможет определить будущее любых отношений. Возможно, ему даже представится шанс испытать ее на практике и ответить на главный вопрос: подчиняется ли любовь математике?

Глава 2

Колин лежал и страдал до десяти вечера, пока в его комнату не ворвался без стука лохматый и довольно упитанный юноша, ливанец по происхождению. Колин повернул голову, прищурился и посмотрел на него.

— Что стряслось? — спросил Гассан, едва не срываясь на крик.

— Она меня бросила, — ответил Колин.

— Да, я уж слышал. Эй, зитцпинклер^[3], я бы тебя с радостью утешил, но содержимым моего мочевого пузыря сейчас можно пожар потушить!

Гассан промчался мимо Колина и распахнул дверь в туалет.

— Что ты ел, Одинец? Пахнет как… ФУУУ! БЛЕВОТИНА! БЛЕВОТИНА! ФУУУ!

Гассан кричал, а Колин равнодушно подумал: «А, да. Туалет. Забыл смыть».

— Прости, если промазал, — сказал Гассан, возвращаясь в комнату. Он сел на край кровати и легонько пнул Колина, лежащего на полу. — Мне пришлось зажимать нос обеими руками, так что палка-громыхалка болталась, как маятник.

Колин не засмеялся.

— О, вижу, тебе и правда фигово, потому что а) шутки про палку-громыхалку — лучшие в моем репертуаре и потому что б) как можно забыть смыть собственную блевотину?

— Хочется сдохнуть, — монотонно произнес Колин, уткнувшись в сливочного цвета ковер.

— О боже! — вздохнул Гассан.

— У меня была мечта: добиться чего-то в жизни и завоевать ее любовь. И посмотри, что получилось. Нет, ну правда, посмотри, — с надрывом сказал Колин.

— Да смотрю я, смотрю. И скажу тебе, кафир^[4], не нравится мне то, что я вижу. И то, что я чую носом, — тоже.

Гассан лег на кровать с таким видом, будто пытался оценить масштаб бедствия.

— Просто я… неудачник. Что, если на этом все и закончится? Что, если через десять лет я буду сидеть в офисе, возиться с цифрами и запоминать результаты бейсбольных матчей на спор? Что, если ее со мной не будет, а я ничего не добьюсь и останусь полным ничтожеством?

Гассан сел и положил руки на колени:

— Эй, друг, тебе нужно поверить в Аллаха. Мне никакая офиса не нужна, я и без нее счастлив, как свинья в дерьме.

Колин вздохнул. На самом деле Гассан не был таким уж набожным, но он часто пытался в шутку обратить Колина в свою веру.

— Ага. Поверить в Аллаха. Хорошая идея. А еще я бы с удовольствием поверил в то, что могу вылететь в открытый космос на спинах огромных пушистых пингвинов и кувыркаться с Катериной XIX в невесомости.

— Одинец, тебе больше всех, кого я знаю, нужно поверить в Аллаха.

— А тебе нужно учиться в колледже, — пробормотал Колин.

Гассан был старше Колина, но взял в школе «год отпуска». Потом он поступил в Университет Лойолы в Чикаго, но по причинам, известным только ему, не записался на осенний курс, и «год отпуска» мог превратиться в два.

— Слушай, друг, я тут точно ни при чем, — сказал Гассан с улыбкой. Это не мне сейчас так фигово, что я валяюсь на полу как бревно и не могу даже подняться, чтобы смыть собственную блевотину. И знаешь, почему я в шоколаде? Потому что со мной Аллах.

— Ты опять пытаешься обратить меня в свою веру, — недовольно простонал Колин.

Гассан вскочил с кровати, взгромоздился на Колина, прижал его руки к полу и душераздирающе завопил:

— Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет — пророк его! Повторяй за мной, зитцпинклер! Ла иллаха илла-лла!^[5]

Колин попытался сбросить его и засмеялся, Гассан расхохотался следом:

— Я пытаюсь уберечь твою жалкую задницу от прямого попадания в ад!

— Слезь с меня, а то я и правда туда попаду, — прохрипел Колин.

Гассан послушался и мгновенно принял серьезный вид:

— Так в чем проблема?

— Проблема в том, что она меня бросила. В том, что я один. Боже, я снова один… Более того, если ты не заметил, я полный, полный неудачник. Я — бывший. Бывший парень Катерины XIX. Бывший вундеркинд. Это раньше я был вундеркиндом. А теперь я ничтожество.

Как Колин уже бесчисленное количество раз объяснял Гассану, между словами «вундеркинд» и «гений» была огромная разница. Вундеркинды очень быстро усваивают то, что другим уже известно, а гении открывают то, что прежде никому не было известно. Вундеркинды запоминают, гении творят. Большинство вундеркиндов, вырастая, не становится гениями. И Колин был почти уверен, что входит в это злополучное большинство.

Гассан снова сел на кровать и почесал поросший щетинкой двойной подбородок:

— Так в чем проблема — в гениальности или в Катерине?

— Просто я ее очень люблю, — ответил Колин.

По правде говоря, для Колина эти проблемы были связаны. Самая главная проблема заключалась в том, что он — особенный, великолепный, гениальный — был… точнее, не был. Он не был значимым. Колин Одинец, знаменитый вундеркинд, не менее знаменитый ботаник и зитцпинклер, ветеран Катеринских побоищ, не был значим для Ее Величества Катерины XIX и для всего остального мира. Внезапно он перестал быть чьим-то «мальчиком» и подающим надежды вундеркиндом. А это — выражаясь сложными словами, как подобает вундеркинду, — было отстойно.

— Гениальность, — фыркнул Гассан, пропустивший мимо ушей признание друга в любви к Катерине, — это фигня. Ты просто хочешь быть знаменитым.

— Нет, неправда. Я хочу быть значимым, — возразил Колин.

— Вот. Как я и говорил, ты хочешь славы. Слава — это новая популярность. Новой топ-моделью Америки ты не станешь, зуб даю. Так что ты хочешь стать новым топ-гением Америки и теперь — не обижайся — ноешь, потому что до этого еще не дошло.

— Утешитель из тебя никудышный, — пробормотал Колин, уткнувшись в ковер.

— Вставай, — сказал Гассан, подошел к нему и протянул руку.

Колин ухватился за нее, подтянулся, а потом попытался снова лечь. Но Гассан вцепился в него мертвой хваткой:

— Кафир, у твоей сложной проблемы есть очень простое решение.

Примечания

3

Немецкое слово, означающее «хлюпик». Буквально: «мужчина, писающий сидя». Странный народ эти немцы — у них на все слово найдется.

4

Кафир — нехорошее арабское слово, означающее «немусульманин»; обычно переводится как «неверный».

5

Транслитерированное исламское утверждение веры, означающее «Нет Бога, кроме Аллаха».