Невинная игрушка Дьявола

Диана Андерсон (2024)

— Ну что, невестушка, — шепчет он, оскаливаясь, — Раздевайся. У нас сегодня первая брачная ночь.Белое платье на мне — это всего лишь насмешка. Я давно ему никакая не невеста.Меня подарили чемпиону турнира по боям без в правил в тюрьме «Золотой пик». Я досталась ему в качестве трофея, а попала сюда, будучи похищенной страшными головорезами, врагами моей семьи. Чемпион — мой бывший жених. Гроза района, сын депутата, спортсмен, самый известный парень в городе по прозвищу Дьявол, которого по вине моих родственников посадили за убийство. «Месть дьявола будет жестокой», — сказали мне. И я чувствую, что не солгали.

Глава 2

Мира

Мне не дают сказать и слова. Снова на голове оказывается мешок, а затем все происходит словно в замедленной съемке. В плечо вонзается нечто острое. Это игла. С каким-то веществом, очевидно, наркотиком, потому что спустя мгновение тело немеет, а слова застревают в глотке. Я не могу кричать, не могу плакать, не могу двигаться. Только чувствовать изнутри, и это невыносимо.

Бросают в машину как тряпичную куклу. Мое тело податливо, поэтому на грязные прикосновения моего «водителя» реагировать не могу.

Мы едем долго. Не могу понять где мы находимся, потому что в непроглядной тьме ничего не вижу, а сколько времени проходит — понять не могу.

«Прямиком в ад» — эхом отдает в голове.

В ад.

Спустя вечность машина останавливается. Чувствую едкий запах горючего, слышу низкие, мужские голоса. Куда они меня привели? Дядя Ратмир, возможно, уже успел поднять всю округу на уши.

Они знают, кто я такая. Они говорили о каких-то личных счетах.

Похититель назвал его имя.

Этот человек разрушил мою жизнь, когда выстрелил в моего отца. Разбил мои мечты как хрустальную статуэтку.

— Вон туда ее брось, — прокуренный голос вырывает из забытья.

Признаться, мне еще очень долго кажется, словно я в долгом беспробудном сне. Ведь такого в жизни не бывает. Средь бела дня, в многолюдных местах, девушек не похищают.

Крепкие руки подхватывают меня, выводят из машины. Я чувствую запах пота и табака. Быстрый рывок, состояние невесомости и меня грубо швыряют на что-то шершавое.

— С этой… что? — мужской голос звучит прерывисто. — Дохлая что ли?

— Неугомонная, — хмыкает кто-то их мужчин. — Это… та самая.

Та самая? Господи, пусть это будет не обо мне.

— Ааа, — с явным пониманием того, о чем говорит его напарник, мужчина куда-то уходит.

Даже не видя, я чувствую, как он буравит взглядом мое тело. Наклоняется, резво дергая за мешок, из-за чего я мгновенно слепну. От света фонаря, направленным мне в лицо.

— Красивая сучка, — смакует он, присвистывая. — Жалко, что трахать нельзя.

Неприятного, маргинального типа мужчина садится напротив меня на корточки, осматривает с ног до головы. Оценивающе щурится, разглядывает, как товар на витрине. Худощавый, весь покрытый татуировками, и я пытаюсь понять — кто он такой? Почему он говорил обо мне?

И где те двое, что похитили меня после кладбища?

Я вижу еще нескольких девушек по ту сторону помещения. Это и не помещение вовсе, а догадка ко мне приходит не сразу. Стоит мужчинам покинуть место, закрыть на засов ржавые двери огромной фуры, как все становится на свои места.

Мы — товар. Живой товар, который перевозят, чтобы продать на органы или же, в дешевые бордели в качестве шлюх. Мое нутро ревет, кричит от беспомощности. Из глаз вытекают слезы, но тело все еще не слушается.

— Что с тобой?

Девочке, на вид, лет как и мне, не больше восемнадцати. Она вся грязная, в лохмотьях, нижняя губа ее рассечена, наверное, эти уроды ее избили. Глаза потерянные: девушка похожа на уличного котенка, который дрожит и прячется в плохую погоду в укромном углу подъезда многоквартирного дома.

— Накачали ее чем-то, — говорит кто-то вдали. — Не видишь, что ли?

Не получается даже издать писк. Тяжёлое дыхание — единственный мой ответ на их вопросы. Слезы не прекращают литься из глаз, в горло вонзаются иглы.

— Алик, — она говорит о том мужчине в татуировках. Так значит вот как его зовут. — Очень строгий, но, если слушаться, — тихо добавляет она. — То он тебя не тронет.

— Ха, — все та же девушка реагирует с сарказмом. — Что ты несешь… Она же и так в отключке, — слышится истерический смех. — А как придёт в себя, то, — запнувшись, девушка замолкает.

Уходит в себя, и наступает тишина. Раздается сигнал, машина трогается с места с оглушительным ревом на трассе. Теперь я чувствую, как внутри воняет перегаром, потом, чем-то кислым и затхлым. Здесь грязно. Узкий салон доверху заполнен какими-то мешками, то ли с ватой, то ли еще с чем-то. И в мелких проплешинах затесались мы.

Сколько времени эти девушки здесь? Откуда их везут? И куда? Спросить я не в силах, а они не говорят со мной больше. Даже та бедняжка, которая пыталась наладить со мной контакт.

Наверное, я незаметно для себя уснула, потому что, услышав шум и скрежет, моментально прихожу в себя и жмурюсь. Чувствую, как затекшее после вчерашнего, тело, начинает понемногу реагировать.

— Эту, — показывает Алик на хрупкую блондинку, — Туда. А тех, потом распределим.

Он распоряжается ими как вещами, а они смиренно следуют за другим головорезом. Что произошло, раз они так послушны?

— Помогите! — кричу я изо всех сил, когда ко мне возвращается способность кричать.

Хрупкая ладонь ложится мне на рот, шепот умоляет меня замолчать. Я хочу укусить ее пальцы, блокирующие доступ моим крикам, но отчего-то, повинуюсь. Возможно потому, что внутренний голос твердит мне об опасности. Скрип двери, позвякивание связки ключей и двери фуры закрываются.

Снова наступает беспросветная тьма.

— Не кричи, пожалуйста, — та девушка тихо плачет. — Они нас убьют.

— Мне нужно бежать, — выдаю хрипло, пытаясь размять связанные руки.

Они связаны только у меня.

— Нам всем нужно отсюда бежать, — и я смотрю умоляюще на оставшихся в вагоне, нескольких хрупких, беззащитных девушек. — Мы в опасности!

— Тссс, — бормочет та, что просила меня замолчать. — Мы пытались, — и она всхлипывает, закрывая себе уши ладонями, будто вспомнила о чем-то. — Они той девушке за побег….

Девочка жмурится, затыкает себе рот и начинает реветь. Я пытаюсь успокоить ее словами, но у самой дребезжит сердце от страха.

Неожиданно фура резко тормозит, да так, что мы с девушками ударяемся о стальную стену. Лютый страх окольцовывает конечности. Перед глазами снова плывет, я не успеваю прийти себя, как меня вытаскивают из машины.

— Живее, сучки! — фыркает Алик, сжимая мое предплечье. — Время — деньги.

— Отпусти меня, урод! — рычу я, и звонкая пощечина касается моего лица.

Больно так, что начинает пульсировать губа. В глазах двоится, злоба окутывает внутренности.

— Я этой шмаре сейчас глотку перережу, — фыркает какая-то неприятная женщина, что нависает надо мной. — А потом бомжам-некрофилам на растерзание кину.

В ее руках ржавый нож, который она намеревается приставить к моему горлу. Пусть. Лучше умереть так, чем оказаться «живым товаром».

— Завтра перережешь, — с сарказмом протягивает мужчина, еще сильнее сдавливая мое плечо. — Эта девчонка — тот самый спецзаказ.

И брови женщины ползут вверх.

Что? О чем он?

— Убьёшь ее, — ухмыляется он. — Если после завтрашнего боя она вообще останется в живых.