Шепот вселенной в ветвях Амиродис

Диана Юнкевич, 2022

Что делать, когда кажется, что ты совсем один? Куда бежать? И где искать спасение? Надя потеряла родителей, а ее единственная сестра оказалась во власти злых чувств. В наш мир проникла жестокость, захватила сердца людей – теперь даже самые родные способны обидеть или даже предать.Надя, спасаясь от собственных бед, нашла врата в Вуяджуро. Там ей предстоит обрести друзей, найти смысл своего существования и спасти Семя Жизни, которое вернет спокойствие в оба мира.

Пролог

Ужасный сон

Я Семя жизни заберу у вас,

Останетесь вы в пустоте и мраке.

Уйдет любовь от вас,

Вы превратитесь в прах.

***

В ночь с девятого на десятое мая 2009 года в городе Снежграде, на улице Н. В. Гоголя, в пятиэтажном сталинском доме, в квартире номер тринадцать двенадцатилетней Наде Рассветовой снился сон.

Она явственно видела трёх всадников безобразного вида в черных развевающихся на ветру плащах. На левом плече у каждого важно возвышался череп — квадратный, скошенный, с резко выступающей вперед челюстью. Черепа выпускали ярко-красные, окутанные в черный дым снопы света. Огненные, тяжеловесные кони резвой рысью неслись по небу, приближаясь к земле. За ними следом трусила не то волчья стая, не то свора собак. Во сне Надя не разобрала. Седые, длинные, сбившиеся в крупные колтуны волосы всадников подскакивали в такт рыси их коней. Хищные, темно-коричневые лица пустыми глазницами прожигали черный мрак алым, зловещим светом. Они кого-то высматривали. Неожиданно раздался звериный рев. Надя вздрогнула от неожиданности и ужаса. Она заткнула себе уши руками, но леденящий душу рев не умолкал ни на секунду. Острые, кривые, желтые клыки, изъеденные черной гнилью, обнажились в готовности.

«Всадники, наверное, увидели свою жертву», — только успела подумать Надя, как огненные кони коснулись копытами земли. Земля дрогнула. В недрах кто-то жалобно застонал.

— Что-то произошло? — сквозь сон шептала Надя сухими, потрескавшимися губами.

Издали она услышала взволнованный, немного напуганный крик мамы:

— Доченька, милая, береги себя! — На последних словах голос захрипел и внезапно оборвался.

Надю окатила беспросветная тоска вперемешку со страхом и безысходностью. В нос ударила болотная гниль с примесью сладковатого трупного запаха. Надю заколотило. Обдало жаром. Она покрылась испариной. Прошла целая вечность. Так, во всяком случае, показалось Наде. Она подскочила в кровати, опасливо озираясь по сторонам.

— Мамочка! Мама!

«Фу-ух. Дома», — прошептала Надя и тут же спряталась под одеяло. Это не спасло её.

Яркая луна пристально смотрела прямо в окно.

«Страшная, кроваво-красная. Демоническая какая-то».

Надя закуталась ещё плотнее, теперь из-под одеяла торчал только нос. Её что-то постоянно мучало и терзало, покой и размеренность жизни разбились вдребезги. И так было каждый раз, когда она предчувствовала что-то плохое или особенное. Каждый раз, когда она не могла объяснить себе внезапно появившуюся тревогу. Причину волнений она понимала, когда события уже происходили в реальности.

Трясущимися руками Надя схватила книгу с прикроватной тумбочки, как хватается утопающий за спасательный круг. Хотела почитать, чтобы успокоиться. Буквы растекались и превращались в пятна, медленно плавали по листам. Надю знобило. Успокоиться не получалось. Она раздраженно отбросила потрепанную книгу.

— Да что же такое-то? Все не как у людей… Сон нормальный присниться не может. Вечно страшилища какие-то. Откуда только такие берутся? — нервно прошептала Надя.

Она медленно сползла с высокой деревянной кровати. На цыпочках, тихо, чтобы не разбудить Снежу, добралась до спальни родителей. Темная комната была пуста. Держась за стену, она дошла до своей комнаты.

— Так поздно, а их еще нет. Странно. Может, что-то случилось? Нужно позвонить. — Она набрала мамин номер, но телефон не отвечал. Зацепила непослушными пальцами синие джинсы с кресла, кое-как натянула голубую водолазку. Волнение было гнетущим. Она как бы нехотя, еле волоча ноги, подошла к зеркалу, показала ему язык, собрала в хвост взъерошенные белые, кучерявые волосы, наскоро набросила на себя плащ и тихо вышла, закрыв за собой дверь.

— Ключи забыла, — испуганно прошептала Надя, глядя на запертую дверь. — Вот кулема! Придется Снежу будить. Ай, ладно, будь что будет, — она махнула рукой.

На лестничной площадке тускло мигала лампочка. Темные тени бегали по стенам.

«Будто вымерли все». — Надя вышла на хмурую, неприветливую улицу.

Небо мгновенно затянулось плотными грозовыми облаками. Ударил гром, словно о чём-то предупреждал её. Плотной стеной хлынул ледяной дождь.

— Но почему сейчас-то? Вот так невезуха… — испуганно пробормотала она, ежась и тревожно всматриваясь в темноту.

Лужи быстро наполнялись и походили на мелкие речушки.

Надя, задумавшись, шлёпала по воде, не разбирая дороги. Внезапно налетел ветер, больно хлестнул по лицу. Холодный, нежданный удар привёл ее в чувство.

— Что происходит? Что-то явно происходит, только моя бедная голова ничегошеньки не понимает.

Она ускорила ход, потом и вовсе побежала. Горькие слезы слились с дождём. Тело казалось чужим, непослушным.

— Я никого не боюсь. Я дойду. Со мной ничего не случится! — непрерывно твердила Надя. Она вспоминала молитву, которой научила ее мама: «Отче наш, иже еси на небесех…»

Мама советовала в особо тяжёлые времена проговаривать её про себя, и помощь обязательно придет. Когда Наде исполнилось три года, она стала чувствовать себя взрослым человеком. И не проходило ни дня, чтобы она не вспоминала мамин совет.

Желтые фонари кривились под дождем и вскоре исчезали во мраке ночи. Надя промокла до нитки. Зубы громко стучали. Туфли размякли в мутной воде. Подошва предательски хлюпала, потом и вовсе отклеилась. Надя на себя разозлилась. Сорвала висевшую с ноги туфлю, с силой швырнула в кусты.

Оттуда выпрыгнула чёрная тень и быстро юркнула за соседний куст. Надя замерла от неожиданности и непроизвольно открыла рот. Тревога усилилась, ветер шевелил куст. Надя подождала ещё немного, сорвала с ноги вторую туфлю — она полетела туда же. Из куста никто не вылетал, не выпрыгивал, не выбегал, беспокойство немного затихло. Босая Надя побежала дальше, чувствуя стопами холод от асфальта. Что-то острое ужалило. Надя вытащила из лужи ногу. В ступню впился острый, стеклянный осколок, алая кровь струйками бежала по ноге.

— Господи, да за что мне все это?

Ей стало себя так жалко, что она зарыдала.

Кто-то сильно толкнул ее в спину. Она чуть не упала в лужу, но все же удержалась. Испуганно обернулась — улица была пуста.

— Книжек начиталась, вот и мерещится всякая ерунда. Пусть нечисть меня боится. А я ее не боюсь.

Ныла спина, Надя кулаком растерла правый бок.

Дождь не унимался. Темень, глаза выколи, не растворялась. В воздухе висела ноющая тоска.

— Что же происходит?

Она побежала ещё быстрее.

Впереди уже возвышалось девятиэтажное здание, на верхушке подсвеченное неоновыми синими огнями в виде звезд и вывеской «МосРассветСтрой». Наконец-то пришла.

Надя подбежала к двери, собрала последние силы, забарабанила по прочному стеклу. В центральном холле светился приглушенный голубой свет.

— Мертвый проснется! — нетерпеливо пробормотала она.

Холл не отзывался, стоял мрачным, пустым, безлюдным.

— Но что же они не подходят? Заснули, что ли?

Охранник — Федор Степанович Говоров — выбежал из кабинета службы безопасности, на ходу неуклюже поправил темную форму, потер руками заспанное от сна лицо, подбежал к дверям.

— Ополоумели, что ли? Чего долбить-то. — Он увидел Надю, кажется, узнал и подошел к двери.

— Федор Степанович, откройте, я к родителям!

Степаныч озадаченно вглядывался в нее через стекло. Отпер дверь. Надя вошла в холл, с нее полились ручейки дождя.

— Промокла вся. Ты чего барабанишь-то? — пробурчал недовольный Степаныч.

— Я к родителям пришла, — робко ответила Надя.

— Да уехали уже они, уехали.

— А когда? Я же из дома пришла. Их там нет.

— Да уж час как уехали. Дома, чай, должны быть.

— Час как уехали? — повторила Надя расстроенно. Боковым зрением она заметила мерцающий отблеск в кадке под фикусом. Присмотрелась повнимательнее: огонек не гас, даже стал ярче. И ее что-то потянуло туда — под фикусом мирно лежала и поблескивала мамина брошь «Ласточка».

— Ой, брошь! Мама обронила.

Она подняла ее, крепко сжала в ладони.

— Мамочка!

Она быстро поцеловала брошь.

— Беги, дитятко, домой! Беги! Тебя, наверное, уже заждались, — добродушно ворчал Степаныч, — зонт возьми! — крикнул в спину, да куда там, она уже бежала прочь.

Ледяной дождь по-прежнему хлестал, но теперь уже в спину. Мутные лужи стали по колено. Надя, запыхавшись, вбежала во двор. Одинокое окно светилось на пятом этаже.

— Неужели спят?

Она почувствовала беспокойство и непреодолимое желание оказаться сейчас же в квартире.

Вмиг пролетели ступени в мрачном подъезде.

Надя оказалась у нужных дверей и указательным пальцем вдавила кнопку звонка.

В спящем доме не умолкая пел соловей. Сонная Снежа открыла дверь.

— Это ты? — удивленно прохрипела Снежа, сонно качаясь. — Ты откуда?

Неожиданно зазвонил телефон.

— Ненормальные какие-то звонят. Уже целый час успокоиться не могут.

Снежа с презрением взглянула на телефон.

— Ты ответишь? — спросила Надя.

— Тебе надо, ты и отвечай, а я спать пошла.

Снежа недовольно захлопнула дверь в спальню.

Надя с тревогой подняла телефон.

Трубка металлическим басом спросила:

— Квартира Рассветовых?

— Да, — напряженно ответила Надя.

— Взрослые дома есть? — квакнули из трубки.

— Нет, — тихо ответила Надя, растерявшись от неожиданности.

— Передайте им: Рассветова Светлана Викторовна и Рассветов Михаил Ильич погибли в автомобильной катастрофе. Завтра с утра, часом к десяти зайдите к старшему следователю Валерию Павловичу Травкину в двадцать шестой кабинет.

Трубка замолчала, полилось нескончаемое «пи-пи-пи»…

Руки ослабли, трубка выпала, Надя сползла по стене на пол, закрыла глаза ладонями и заплакала. Разъярённая Снежа выбежала в коридор.

— Ну сколько можно! Я спать хочу, — закричала она, но мгновенно осеклась. — Ты чего ревешь?

Надя разжала левую руку, показала мамину брошь, прижала её к груди.

— Следователь сказал: мама с папой погибли. — Она опять зарыдала.

— Ты чего за бред несешь? Ты сама понимаешь, что говоришь?

Надя всхлипывала и кивала.

— Так ты уверена или нет?

Снежа положила гудящую трубку на телефон. Тот подпрыгнул, резко зазвонил. Снежа вздрогнула, быстро ответила.

— Это кто? — спросили из трубки.

— А вам кого надо? — разозлилась Снежа. — Хватит названивать и людей пугать.

Она сбросила звонок. Телефон вновь зазвонил.

— Вот настырные.

Снежа схватила трубку, набрала больше воздуха, чтобы крикнуть. Раздался встревоженный голос Александра Анатольевича Воронцова, давнего друга отца.

— Снежа, не бросай трубку, — строго сказал голос.

— Дядя Саша, это вы? А нам всякие ненормальные звонят.

Она замолчала.

— А что говорят? — спросил Александр Анатольевич.

— Говорят, авария, родители погибли.

— Но вы же знаете, что это неправда?

— Мошенники, наверное, какие-то. Денег хотят, — с сомнением в голосе ответила Снежа.

Александр Анатольевич умолк, Снежа переспросила:

— Дядя Саша, а где родители?

— Я сейчас приеду и все вам расскажу. Трубку не берите.

Полилось неистовое «пи-пи-пи…».

Глава 1

Поездка в деревню

— Где же родители? Почему дядя Саша не хочет говорить? — думала озадаченно Надя, но, к сожалению, ей в голову не приходило ни одной успокаивающей мысли.

Александра Анатольевича прорвало: он пародировал, возмущался, в красках комично описывал незнакомых людей. «Да что с ним такое?» — Надя никогда еще не видела его таким шумным. Он ерзал на водительском сиденье, то и дело оборачивался к пассажиркам:

— Вы их не знаете, но поверьте, круче нет никого. Все ж повязано кругом, дышать нечем. Вот уже где сидят! — он к горлу приложил толстую ладонь. — Все с рук сходит, а им хоть бы хны. А главное, хоть одна собака бы… нет, не-ет справедливости в нашем мире, — возмущался Александр Анатольевич, нервно размахивал руками и гневно стучал кулачищем по черному кожаному рулю.

Надя со Снежей удивленно переглянулись.

— Нам бы в кювет не улететь, — пробормотала Надя, с тревогой глядя на встречные машины.

Снежа в это время спокойно допиливала ногти сиреневой пилочкой. Надя вопросительно посмотрела на сестру. Снежа совершенно не обращала внимания на Надю, будто она в машине была одна, но краем глаза все же поглядывала в спину Александра Анатольевича. Между собой и Надей она поставила громоздкую вишневую дорожную сумку, похожую на чемодан. Сумка служила оборонительной стеной, чтобы сестра не нарушала ее личные границы. Из всего сказанного Александром Анатольевичем Надя поняла только одно: какие-то опасные люди вредят всем, если им что-то не понравится. Но какое отношение эти люди имеют к маме с папой, она не поняла.

— Дядя Саша, вы толком нам расскажете, что случилось? — взволнованно спросила Надя и услышала, как изменился ее голос.

— Да что рассказывать-то! Я вам говорю, руки у них длинные, отовсюду достанут. Отец ваш так и сказал мне: «Девчонок спрячь и как можно быстрее». Вот я и прячу вас, выполняю поручение Михаила.

— Дядя Саш, а сами они где? — в который раз спросила Надя.

— Да где? Где? На работе, на дальний объект поехали.

Снежа кому-то писала на телефоне, поправляла волосы, красила губы ярко-алой помадой. В общем, вела себя как обычно.

— Что там произошло, точно не знаю, вроде крыша обвалилась. Там телефон не берет, слышимость никудышная, хоть что-то разобрал, на том и спасибо.

Две длинные, худощавые ноги в лаптях болтались в воздухе, свисая с плеч дяди Саши, сухая, крючковатая рука грозила Наде кулаком.

— Лапти черные… — прошептала испуганно Надя. — Что за ерунда? Опять мерещится? Это, наверное, нервы.

Слева над Александром Анатольевичем заколыхалась черная, грубая ткань. Её подбрасывал легкий ветерок, внезапно залетевший в машину. Неожиданно что-то треснуло, будто из яйца кто-то вылупился, что-то зашевелилось, ткань повисла на тонком, неприятного вида существе: темные, спутанные волосы больше походили на кучерявую меховую шапку. Лисий янтарный глаз в центре лба лукаво светился, пристально и нагло рассматривал Надю. Потом страшилище подмигнуло Наде. Она оторопела. Существо растворилось в воздухе так же неожиданно, как и появилось. Чуть позже Надя заметила, как в голову Александру Анатольевичу, прямо в темя, ловко заползает змея, на кончике хвоста был надет черный лапоть.

Дядю Сашу будто подменили, странный какой-то он стал. Надя прислушивалась внимательнее. Рот временами кривился то вправо, то влево, голос от грубоватого, металлического баса переходил в писклявый, неприятный. Он что-то вспоминал, испуганно вжимал голову в плечи, подозрительно, как-то воровато смотрел по сторонам. Его колкий, лисий взгляд наткнулся на Надю со Снежей, громкий хохот залил машину. Теперь уже сестры вжались в сидение и испуганно смотрели друг на друга.

— По-моему, он сошел с ума. Неадекватный как-то… — прямо в ухо Снеже шепнула Надя. — Нужно что-то делать…

— Давай я в туалет попрошусь, и мы убежим?

Снежа уже открыла рот, как вдруг сбоку услышала шепот Нади:

— Снежа, куда мы побежим? Домой нельзя, давай до бабушки доберемся. Там безопаснее всего.

Надя задумалась.

— Мне твои рассуждения ни к чему, действовать нужно. Не нравится мое предложение — придумай что-нибудь сама. Что там твое предвидение тебе подсказывает? — раздраженно фыркнула Снежа, немного помолчав, она все же добавила, но уже намного спокойнее. — Может, правда напряжешь свой всевидящий глаз? Он нам что-то путевое и подскажет? — Снеже, похоже, стало не до смеха.

Неожиданно сквозь громкий голос, исполняющий шансон, Надя выкрикнула:

— Дядя Саша, а бабушка знает, что вы нас к ней везете?

Александр Анатольевич напевал себе что-то под нос, его голос отдаленно напоминал исполнителя, он был намного слабее и менее мелодичнее, не всегда попадал в такт, но, похоже, он любил петь, и всякие мелочи его совершенно не смущали. Он удивленно посмотрел в сторону Нади. Казалось, он совсем забыл, что в машине еще кто-то есть. Толстой ладонью долбанул себя по крупному, высокому лбу.

— Тьфу ты, Надюшка, напугала-то как.

Надя не сводила пытливых глаз с Александра Анатольевича.

— Так о чем ты спрашивала? — Александр Анатольевич извлек из пакета на переднем сиденье шоколадную конфету и сунул в рот прямо в обертке.

— Я спрашиваю… — еще громче крикнула Надя. — Нас бабушка ждет?

— Не знаю, я с ней не договаривался. Все вопросы решал ваш отец. Он меня попросил отвезти вас, вот я и везу.

Снежа узнала знакомую дорогу — она действительно вела к бабушке. В душе отлегло, стало свободнее, постоянное напряжение и предчувствие неизвестности отступили, на нее неожиданно накатила дрема. Только она прикрыла глаза, как Надя тонким пальчиком постучала по ее колену.

— Ты чего пугаешь? С ума, что ль, сошла? Ты не видишь, я сплю? Представь, что меня здесь нет.

— Скоро нас вообще не будет, если мы с тобой что-нибудь не придумаем.

— Придумывай, я тебя слушаю.

— Ты что, не понимаешь, что происходит что-то ненормальное?

Снежа закатила глаза:

— Слушай, без тебя тошно, говори уж, что предлагаешь, хватит тянуть.

Над головой Александра Анатольевича вновь появился маленький черный бугорок, раздулся, как воздушный шар, резво спрыгнул на соседнее кресло. Надя аккуратно заглянула вперед. В кресле сидело то самое тощее, безобразное существо в черном, потрепанном, местами дырявом, длинном, прямом платье. Оно что-то заинтересованно искало в бардачке машины. Резко стрельнуло колким, пронзительным взглядом на Надю, и она почувствовала, будто ее ударили чем-то тяжелым по голове. Что-то загудело, потом забарабанило, а потом кто-то запел тоскливую, заунывную песню. Надя встревожилась еще больше, перевела взгляд на Александра Анатольевича — тот суетливо стирал ручейки пота с лица и шеи носовым платком. Надя уже хотела закричать, показать Снеже существо в черном, но она и слова не смогла сказать, лишь, как пойманная рыба, молча раскрывала рот. Она крепко прижала мамину брошь к груди, зажмурила глаза сильно-сильно, чтобы скрыться от всех, и тихо, почти шепотом прочитала: «Отче наш, иже еси на небесех…». Черный исчез. Александр Анатольевич стал прежним, только был чем-то очень расстроен и сильно волновался.

— Дядя Саша, что случилось?

В ответ он кивнул, съехал на обочину, заглушил мотор. Сначало он долго молчал, наверно подбирал слова, капли испарины текли все сильнее, он непрестанно стирал их платком. Дыхание стало чуть легче, но все же дышалось ему по прежнему тяжело. Он развернулся к сестрам, в глазах стояли слезы, но он не плакал. Только вздохнул, будто кого-то похоронил. Голос прозвучал глухо, он откашлялся и продолжил.

— Я даже не знаю, как вам все обьяснить. И слова не клеются, и произносить их сложно. Девочки мои, слушайте меня внимательно, пришло время сказать вам правду. Ваших родителей убили бандиты. Именно они подстроили автомобильную аварию. Отец перед поездкой просил меня увести вас к бабушке Прасковье и там спрятать. Он считал, что там они вас не найдут. Так и сказал: «Передай дочкам, если со мной что-то случится, поезжайте к бабушке Прасковье, дома не оставайтесь, опасно».

— Мама с папой погибли?

Надя вскочила, больно ударилась головой о потолок машины, даже в глазах потемнело.

— Что за бандиты? — нервно спросила Снежа, будто не до конца веря его словам.

— Я ж вам рассказывал, у них руки длинные, достанут кого хошь. Хоть звезду с неба или песчинку со дна океана.

Потолок закружился. Стало тошно. Надя обмякла, сознание помутилось, голова упала на стекло. Снежа часто моргала и нервно теребила руки.

— Надька, ты как?

А в это время Надя, стиснув зубы, отчаянно карабкалась вверх по отвесной ледяной стене, спускающейся прямо в дымящую пропасть. Она хваталась замерзшими руками за снежный, спрессованный пласт, покрытый толстой ледяной коркой. Срывалась, падала, катилась кубарем вниз. Боль и отчаяние едко жалили, прожигали душу, в висках барабанило: «Смерть, смерть, смерть», — как призывный набат. Рядом звучал отстраненный, металлический голос. Надя пыталась рассмотреть того, кто парил над вершиной и застилал собой небо, но не могла. Она опять, как и тогда, в первый раз, ночью, видела черные, грозовые облака. Они медленно сжимались в кольцо вокруг острой пики горы. С правой стороны широкий оскал издал звериный рык, как тогда, во сне. Надя услышала шипение уже совсем рядом с собой.

— Смерть близка! — в этот раз голос шепеляво шипел.

Навстречу ей полз тот черный, долговязый, который сидел на переднем сидении рядом с Александром Анатольевичем.

— Меня зовут Ледоброк. Я — лихо.

Он крепко схватил ее за руку холодными, костлявыми пальцами, сильно рванул на себя. Они полетели вверх, ветер закручивал их в спираль, временами отпуская — тогда лететь было гораздо проще. Любой самолет, гоночная скоростная машина или поезд не смогли бы сравниться с этим полетом.

Надя открыла глаза, посмотрела на сестру. Снежа, как всегда, не заметила, как перепугана и удивлена Надя.

— Ну, слава Богу, пришла в себя! А мы тут перепугались за тебя.

Обессиленная Надя улыбалась Снеже.

— Ну, славу Богу, я здесь! — повторила Надя за Снежей.

— Ты мне трагедию не устраивай! Соберись! — надрывно крикнула Снежа, выходя из себя от возмущения.

— Видела бы тебя сейчас мама. — Надя закрыла лицо руками и горько расплакалась.

— Ты думаешь, мне все равно? Мне тоже больно, но я себя в руках держу и молчу, в отличии от тебя.

— Ну, вот и приехали. Ваши Черные дымки. Похороны беру на себя, вам опасно в городе появляться, — сказал Александр Анатольевич.

Надя, не осознавая, что происходит вокруг, машинально вытаскивала какую-то толстую, истрепанную темно-синею тетрадь, потом опять убирала её в сумку.

— Одна я осталась. Одна одинешенька. Родителей больше нет. Как жить теперь? Что мне делать? — Хватит причитать, прошу тебя, мне тоже тяжело! Или если тебе плохо, все должны знать о твоем горе? А кто мне поможет? К кому мне голову приложить?

Снежа кому-то судорожно строчила по телефону, красная губная помада размазалась пятнами по лицу, по щекам катились черные ручейки слез, она их отчаянно смахивала, плечи временами вздрагивали.

Они съехали с главной трассы и нырнули направо, на них с укором смотрела деревня Черные дымки. Проселочная дорога заросла молодой зеленой травой. На Надю надвинулся храм, белоснежный, маленький, с тремя золотыми куполами на крыше. Перед храмом лениво растянулось небольшое озеро, деревенские ещё издавна назвали его Лебединым. Каждое лето туда прилетали белые лебеди, бывало, по десять пар. Последние лет одиннадцать лебеди в нем не жили, но это место продолжали называть так же. Чуть выше озера бил ключ с чистой ледяной водой, который местные считали целебным. А тех, кто подсел на эту воду, называли «энергоджайзерами» — они и вправду быстрее всех по деревне бегали. Улица Танкистов в деревне была одна, по обе стороны стояли деревянные расписные дома, встречались здесь, конечно, и из красного кирпича, но расписных и резных было больше. Только в конце улицы виднелся высокий, тёмно-коричневый, деревянный дом с номером тридцать три. Он принадлежал Прасковье Егоровне Рассветовой, бабушке Нади и Снежи. Темно-бордовый двухметровый железный забор был закрыт наглухо, соседский стоял нараспашку. Черный внедорожник остановился между домами и громко посигналил.

— Прасковья Егоровна вас увидит, вот обрадуется-то.

Александр Анатольевич вышел из машины, легко вытащил дорожные сумки сестер, крепко обнял девочек на прощание.

— Вроде все.

Он как-то тоскливо посмотрел на сиротливо стоящие в траве сумки, тяжело вздохнул.

— Ну, девчонки, пора прощаться. Мне обратно ехать надо, никто не должен заметить, что я уезжал.

Он обнял опять Снежу, потом Надю, носовым платком вытер лицо.

Из соседней калитки выбежала запыхавшаяся соседка.

— Милые мои… А Егоровны-то нет… Забрали Егоровну в больничку… Она ж, как узнала… Как упадет, вот на том самом месте, где вы стоите.

Надя со Снежей невольно отступили.

— Не довезли Егоровну, померла она по дороге. Деточки мои, сиротинушки, что же это такое-то делается на белом свете? Один за другим прям…

Она жалостливо покачала головой.

— Если вам помощь моя нужна, я вам всегда помогу. Вы только не стесняйтесь, приходите в любое время. Меня баба Глаша все зовут. Ах ты ж, подождите, баба дурная! — Она торопливо достала связку ключей из кармана красного халата с зелеными попугаями. — Вот вам ключи от дома. Егоровна у меня их всегда хранила, потерять боялась. Мы ж с ней душа в душу жили, не ругались совсем.

Она тяжело вздохнула, сунула ключи прямо в руки Снеже.

— Прекратите там… Всякое разное нести… Чего девочек-то пугаете?

Александр Анатольевич погрозил соседке указательным пальцем.

— Смотрите у меня… Если обидите их, дело со мной будете иметь, а уж я вас… Он обернулся к Снеже и Наде. — Да, девчонки, беды на вас прям из рога изобилия сыпятся. Поди наверху кто-то сильно сердится и угомониться не может. Я сам в шоке, не ждал, что вот так все получится. Кто ж ее ждет-то?! Смерть то эту! Что-то мне тоже голову перекрыло, вас поддержать надо, а у меня слова в горле застревают. А держаться нужно, придется держаться, а иначе ну никак не получается. Папка ваш всегда сильным был, вы с него пример берите. Он до последнего боролся, руки никогда не опускал. Да и мама ваша, как бы сложно нам ни приходилось, все время одно и тоже твердила: «Будем камушки по три раза в день приносить, высокую гору выстроим, а тот, кто нас убеждает, что не получится, да от своей цели в другую сторону отходит, тому чудес век не ведать, кроме невезухи ничего их не ждет». Так я к чему это все говорю-то. Тихонечко по камушку, глядишь, и из омута выплыть удасться! Советчик я в этом деле плохой, но одно знаю: Руки опускать нельзя, как бы сложно ни было! Держитесь, мои дорогие, берегите друг друга, нет у вас больше никого. — Дядя Саша их крепко прижал к себе, тихо прошептал: — Вот же невезуха так невезуха. Все ж мне ехать надо. Как разберусь с похоронами, с делами разными, так и приеду. Действуем как договорились.

Александр Анатольевич уехал, черный внедорожник скрылся в глубине улицы.

— Проходи. Чего стоишь? Приглашения ждешь? — рявкнула Снежа. — Накатило все, сразу не разберешь. — Она как-то вяло поставила на порог рядом с дверью огромную дорожную сумку. Входная дверь в дом не открывалась.

— Давай я попробую? — тихо, но настойчиво спросила Надя и аккуратно отодвинула в сторону сестру.

— Не толкайся! — раздраженно крикнула Снежа и с силой оттолкнула Надю.

Надя неловко оступилась и села на землю, испуганно глядя на нее.

— Ты чего? Я же помочь хотела.

— Не нужна мне твоя помощь.

— Зачем ты так, Снеж? Нам беречь друг друга надо. Мы же вдвоем с тобой остались.

Надя встала, стряхнула с себя грязь. Снежа упрямо мучилась с замком, но сдаваться не желала.

— Снеж, давай я попробую? — вновь спросила Надя.

— Отстань, сказала, — сквозь зубы ответила Снежа. — Не лезь под руку и подальше отойди, ты меня сбиваешь.

Надя увидела в конце участка небольшую деревянную пристройку:

— Пойду в баню, подожду.

Только она зашла за угол бани, как запнулась во что-то белое, большое и пушистое.

— Ой, ты кто? — отпрыгнув назад, спросила Надя. — Ты чего здесь лежишь?

Пес не двигался с места, из его глаз текли слезы.

— Переживаешь?

Пес глубоко вздохнул.

— Похоже, ты все понимаешь?

Надя немного боязливо погладила белую вихрастую холку пса. Он правым глазом взглянул на нее.

— Мы твои хозяева. Будешь со мной дружить?

Пес недоверчиво покосился на Надю. Она плюхнулась рядом с ним на зеленую траву.

— Даже она здесь растет, а папы и мамы больше нет.

Надя горько заплакала, слезы лились сами.

Она смотрела на мамину брошь. Ласточка по-прежнему весело летела вверх, крупные синие сапфиры на голове птицы переливались, как ночное небо. Драгоценное оперенье из мелких бриллиантов играло всеми цветами радуги.

— Мамочка, мне без тебя плохо. — Несчастнее человека в эту минуту не было на свете. Она тоненьким пальчиком гладила оперенье птицы, горячие слезы падали и сияли.

— Как ты была права. Я изгой и одиночка. Я не могу построить доверительные отношения даже с родной сестрой, во мне бездна горя. Как же мне его пережить, мамочка? Вы с папой говорили мне: «Твое имя несет надежду. Оно осветит тебе путь, когда будет особо темно и страшно». А мне, мамочка, уже темно и страшно. Я не знаю, как мне жить дальше. Снежа кричит, мы с ней не можем найти общего языка. Надя еще долго плакала, не могла успокоиться. Белый пушистый пес постепенно подползал к ней ближе, а потом и вовсе положил ей голову на ноги. За это для обоих неспокойное время они не заметно для себя, прониклись друг другом, да и Надя вроде немного успокоилась. Надя даже решила посмотреть, чем занимается Снежа.

— Ну что, друг, пойдем домой?

Пес встал и послушно пошел за Надей. Только она раскрыла дверь, пес сразу рванул в дом, суетливо оббежал его, обнюхал, лег перед кроватью Прасковьи Егоровны.

— Ты кого сюда притащила? — возмущенно крикнула Снежа.

— Он бабушкин. Ты что, не видишь ошейник? Не выгоняй его, он хороший. — Надя закрыла пса собой.

— Защитница! — Хмыкнула Снежа. — Собакам не место в доме. У него целый двор есть, пусть двор охраняет. Пошел отсюда! — Снежа хлестнула полотенцем по морде белоснежного пса.

Тот грозно зарычал. Ледоброк парил над Надей. Белоснежный пес громко на него лаял.

— Ты еще рычать на меня будешь? — взвизгнула от негодования Снежа. — Ты же видишь, он сумасшедший. На кого он лает? Гнать его нужно в три шеи, — кричала раздраженная Снежа.

Надя почувствовала над собой неприятный запах подвальной гнили и сырости. Это был верный признак, что черное существо рядом. Надя принюхалась, запах уже шел от кресла.

— Ты здесь. — Она всмотрелась в пустое кресло, увидела подвижную плотную серую пелену — та уплотнялась. Появилась качающаяся черная нога в лапте, следом за ней — кучерявая, черная, как смоль, шапка волос. В воздухе криво скалилась коричневая стертая челюсть. Надя оторопела. Ледоброк заливался противным смехом, грозил Наде уже двумя кулаками.

— Нечисть противная, — прошептала она.

— Ты о ком это? — Снежа напряглась, внимательно оглядела комнату, бережно поправила в вазе искуственные белые розы, очень похожие на настоящие. Они отчего-то взьерошились.

Ледоброк прицелился, бросил в Снежу старую книгу, попав прямо в голову.

— Надька, ты что делаешь? Ты точно с ума сошла! — Снежа схватилась за ушибленное место, округлила глаза.

«Сейчас начнется ор», — только подумала Надя, как увидела непоправимое.

— Вот вам всем. Чуда хотите? Получите чудо. — Ледоброк достал из холодильника пачку с сосисками, похоже, уже протухшую, Надя почувствовала запах тухлятины. Ледоброк с силой пульнул ее в Снежу.

— Надька, ты обалдела? Уходи со своим псом с глаз долой! Вам здесь нечего делать.

Надя понуро вышла во двор. Навстречу ей шла, широко улыбаясь, соседка, и несла целую миску подрумяненных пирожков.

— Верный, и ты здесь? — баба Глаша потрепала за холку пса. — Покушайте пирожков моих, а то поди голодные совсем.

— Его Верный зовут? — спросила Надя у бабы Глаши и ласково посмотрела на Верного. — Спасибо вам, баба Глаша.

Надя раскрыла входную дверь и пропустила Верного вперед, а следом зашла сама. Пес, чуть поскуливая, лег возле кровати Прасковьи Егоровны и уткнулся носом в деревянную ножку кровати. Надя поставила пирожки на стол и вернулась к Верному.

— Тебе тоже плохо? Я тебя, как никто другой, понимаю.

Она села на колени возле Верного, обхватила его мощную холку руками.

— Что ты там нашел?

Перед мордой Верного лежала маленькая иконка Богородицы со скошенными, стертыми краями.

— Бабушкина, наверное. Да? Ты её знаешь?

Надя показала иконку Верному. Тот, на удивление Нади, завилял хвостом.

— Ты меня понимаешь? — спросила она удивленно.

Он опять завилял хвостом.

— Какой же ты умный!

На Надю смотрела живая Богородица, по-настоящему живая. Грустные глаза Богородицы неожиданно наполнились светом, потеплели и улыбнулись так же, как раньше ей улыбалась мама. Надя от неожиданности замерла на месте, как вкопанная, боясь нарушить таинство происходящего. Золотая тонкая вуаль Богородицы легко развевалась на ветру, комната наполнилась запахом ладана. Надя осмотрела комнату, все предметы стояли на своих местах, форточка была плотно закрыта. Она вдохнула поглубже сладкий, густой запах благодати, проглотила его, почувствовала внутри разливающееся тепло.

— Богородица, спасибо тебе.

Она поцеловала иконку и прижала к груди.

— Мне очень плохо без мамы и папы.

Тело расслабилось и затряслось.

— Почему их не стало? Я же без них не выживу. Ты понимаешь меня?

Надя моляще смотрела на Богородицу, Богородица отвечала строгим взглядом. Конечно, она не осуждала её, высшие существа не осуждают, но то, что сейчас говорила Надя, Богородице явно не нравилось.

— Судьба! — остро пронзило Надю. — Так всегда говорила мама. Но почему у меня такая судьба? За что?

Тяжелый камень в груди растворился. Он жег грудь и все время ныл и так больно, что хотелось его вырвать и выкинуть, но не получалось. Надя подняла глаза, прямо над ней, подбоченясь, стояла разъярённая Снежа.

— Вы еще здесь? — пискляво завизжала Снежа. — Убирайтесь вон! — она пальцем указала на дверь. — Не могу вас больше видеть. Дайте мне спокойно полы домыть. Вокзал-базар устроили… не обойти, не объехать вас.

Надя вгляделась внимательнее, у Снежи на левом плече сидело Лихо, оно что-то нашептывало ей в ухо, нервно подергивало левым плечом, болтало тонкими ногами ниточками, строило Наде устрашающие морды.

— Это твоих рук дело! — прошептала Надя, глядя на лихо. Она нерешительно подошла к Снеже. — Снежечка, ты только не нервничай…

— Не подходи ко мне! — громко завизжала сестра. — Я тебя видеть не могу, меня трясет от твоего присутствия, да еще этот ненормальный с тобой! — она бросила презрительный взгляд на Верного.

— Снежечка, мне тоже плохо, но я тебя не обижаю. А ты так…? Неужели ты можешь просто так нас обидеть, ни с того ни с сего…?

— Вас обидишь… — хмуро продолжила Снежа. — Меня бы кто-то пожалел. — Она с силой швырнула половую тряпку в ведро, неловко задела его ногой. Ведро неустойчиво покачнулось, но устояло, по полу разлились маленькие ручейки воды, она зарыдала.

— Давай я пол помою. — Надя тщательно прополаскала тряпку в ведре. Снежа оттолкнула Надю в сторону, вырвала из рук тряпку.

— Смотреть противно. Я тебе сказала: уходи, не мешай мне, да не забудь пса с собой прихватить.

«Она невменяема», — подумала Надя, глубоко вздохнув, тихо открыла входную дверь. Следом за ней выбежал Верный.

Пролетел день, незаметно подкрался вечер. Проплакав весь день за баней, Надя в нерешительности подкралась к двери, ели слышно отворила ее, врезалась в Снежу, раскрасневшуюся от злости.

— Ты опять с этим? — она бросила сердитый взгляд на Верного. — Я его в дом не пущу, не потерплю грязи. — Снежа сурово взмахнула указательным пальцем перед Надиным лицом.

— Снежа, это же предательство. А если тебя из дома выгонят? Что с тобой станет?

Снежа рассмеялась как-то очень звонко, натужно, будто смеялась не она, а кто-то страшный, незнакомый. Надя даже на всякий случай посмотрела по сторонам.

— Ты, что ль, меня выгонишь? Попробуй. — Снежу перекосило, она смотрела на Надю, как обезумевший человек.

«Что с тобой злость сделала?» — с сожалением подумала Надя, а вслух сказала:

— Злая ты, Снежа.

— Зато ты у нас добренькая, подбираешь кого не лень.

— Ну зачем ты так…? Даже кошка с собакой в одном доме мирно живут. А ты?

— А я не кошка и не собака, я — человек. Понятно тебе? Че-ло-век!

— В тебя бес вселился, ты на себя непохожа. — Надя незаметно смахнула слезу и сказала тихо и твердо. — Ты посмотри, какой он чистый, белый, причёсанный. Не мог он во дворе жить! Только бездушные люди могут выгнать на улицу своего питомца. Неужели ты не понимаешь, мы теперь за него отвечаем.

— Я тебя даже слушать не хочу, вечно несешь всякий бред с умным лицом.

— Снежа, опомнись, прошу тебя! — Надя смотрела на сестру, как затравленный щенок, будто именно сейчас решалась ее жизнь. — Я прошу тебя…

— Даже не проси… не поможет! — взревела от раздражения Снежа.

— Я с ним уйду! — буркнула себе под нос Надя.

— Иди, можешь прямо сейчас отправляться! Я тебя не держу!

Надя громко, с силой захлопнула за собой дверь. Вдогонку донеслось:

— Беги! Беги, а то опоздаешь!

Надя мчалась за баню, Верный, понурив голову, бежал рядом.

— Бедолага, все ты понимаешь. — Надя потрепала Верному холку и обессиленно рухнула в траву, сжимая до боли кулаки, заплакала от несправедливости. — Взрослая называется, а поступает как… Ну зачем она так с нами?

Верный заскулил.

— Что нам с тобой делать, брат…?

Пес не сводил тревожных глаз с Нади.

— Может, нам в лес пойти? Там сейчас хорошо, будем ягоды, грибы, орехи собирать. Прокормимся чем-нибудь, шалаш из веточек соорудим, ты меня охранять будешь. Будешь меня охранять, Верный?

Он звонко и радостно залаял.

— Ты у меня молодец, мне с тобой нисколечко не страшно. — Надя почесала Верного за ухом. В голову неожиданно врезался целый рой жутких мыслей. — Снежа ненавидит тебя, ты — обуза, а теперь, когда все изменилось, и подавно.

Надя вспомнила детство, гнетущее до боли одиночество, красивую Снежу, ее вечное недовольство Надей.

— Пойдем, Верный, мы ей правда не нужны, она и без нас проживет. — Надя вышла из-за бани, из своего временного укрытия, долго с сожалением она смотрела на бабушкин дом, на желтые уютные огоньки окон, запоминала каждое бревнышко.

Каждое лето все вместе: Снежа с Надей, папой и мамой приезжали к бабушке Прасковье. Еще год назад в доме стоял несмолкающий смех, вечерних историй от бабули ждали с нетерпением даже папа с мамой, а Надя все время просила Прасковью рассказать о славянских сказаниях — бабушка знала их бесконечное множество. Лето пролетало весело и незаметно, только Снежа ходила хмурая и недовольная. Надя вспомнила доброе лицо бабули, вспомнила маму. Та часто говорила: «Здесь мы душой отдыхаем. Все тяготы и невзгоды от нас прочь уходят. Не сыскать лучше этого места, волшебное оно». Раньше Надя маминым словам не предавала значения, а сейчас она поняла, как тогда им было хорошо всем вместе, какими они были в то время счастливыми. Она горько заплакала. — Таким, как я, только в лесу жить. Пошли, Верный… — Надя аккуратно прикрыла железную дверь забора и направилась в лес.

Глава 2

Заброшенная пещера

На Надю напало непреодолимое желание бежать, она чувствовала, что где-то ее ждут, она там очень нужна. Она бежала быстрее и быстрее. Зачем и куда торопиться, она не задумывалась, только понимала, что поступает правильно. Верный следовал рядом.

Ночь вползла в лес невзначай. Уханья прибавилось, у Нади сердце сжалось от страха, что-то жуткое зловещее приближалось к ней.

— Мамочка, помоги мне, мне страшно. — Надя обессилила, согнулась. — Верный у меня совсем не осталось сил, я не могу идти дальше.

Пес подпер ее, будто поддерживая. С левой стороны разнесся окающий звук, встревоженная сова вспорхнула и улетела в глубь леса, кто-то наступил на сухую ветку, Верный ощетинился, зарычал. Что-то черное остановилось и замерло, Надю обдало ледяным холодом.

— Я хочу спать, — еле слышно прошептала Надя и осела на землю.

— Ты хотела умереть? — спросил неприятный режущий голос у Нади.

— Да, хотела. Я не знаю, как мне жить без мамы и папы, я никому не нужна.

Надю сковывал обжигающий ледяной ужас, она видела, как плывет по горной реке, меж высоких неприветливых гор, на узенькой старой лодчонке. Вода бурлила кружевной взлохмаченной пеной и стремительно несла ее к обрыву. Темное, грозовое небо светилось разрядами молний, ей казалось, каждая огненная стрела целится в нее.

«Неужели за мной пришла смерть? — подумала Надя в отчаянье. — Господи, помоги мне!» — Она вжалась в лодку, почувствовала себя маленьким, беззащитным перышком перед мощной неуправляемой стихией, ей захотелось домой, к маме. Она закрыла глаза руками, чтобы не видеть, что происходит. Верный пронзительно завыл, закрыл собой Надю. Она почувствовала тепло и даже с закрытыми глазами увидела маленькую золотую ласточку — она летела за ней.

— Мамина брошка, — тихо прошептала Надя, открыла глаза, Верный лизал ее в щеку.

— Ты хотела умереть, иди ко мне, — звал мрачный, протяжный голос. Верный рычал и скалился, прикрывал собой Надю.

— Я не пойду с тобой. У меня есть друг. Я ему нужна, у него кроме меня никого нет.

Дым разъедал глаза, Надя пыталась рассмотреть Нечто, но видела его плохо.

— Зачем тебе думать о ком-то, лучше о себе подумай! — голос усиливался, сотрясался от возмущения.

Надя поднялась, шатаясь и падая пыталась идти. Нечто не отступало, преследовало ее.

— Господи, помоги мне, пошли мне силы выдержать непреодолимое…

Нечто взревело:

— Я заберу тебя с собой. Я тебя никому не отдам, ты моя.

Надя почувствовала, как что-то черное пытается вползти ей в голову. Длинной вереницей калейдоскопа полетели картины одна за другой, как в машине Ледоброк обернулся в змея, вползал в голову дяди Саши.

«Неужели и Ледоброк здесь?» — подумала Надя.

— Верный, сторожи! — попросила Надя, как ей показалось, оглушительно громко.

Пес бросился на Нечто. Раздался лай, визг. Верный, опутанный плотным черным полотном, кубарем катился с горы, как-то изловчился и вырвал большой клок. Нечто завыло и отлетело в сторону.

Надя почувствовала, как маленький тонкий ручеек жизни вливается в сердце, ей стало легче.

— Побежали, Верный!

Они вырвались на поляну, перед мрачной горой.

— Быстрей! Смотри, там пещера.

Пещера была черной, сырой, холодной, страшной. Надя вошла на полусогнутых ногах, села на каменный, ледяной пол, Верный лег рядом, положил голову ей на колени. Стало теплее.

— Мне страшно. А тебе? — шепнула Надя Верному на ухо.

Он преданно посмотрел на нее.

— Ты один меня понимаешь, у меня кроме тебя никого не осталось.

Из стены пещеры вышел некто, похожий на высокого человека, но Надя была уже ни в чем не уверена. Последнее время она частенько видела что-то необъяснимое, во что разумному человеку поверить было невозможно. «Раньше мама с папой поддерживали меня, помогали мне со всякими кошмарами справиться, да и Снежа, хоть и смеялась надо мной, обзывала мои виденья детской выдумкой, но там, в прошлой жизни, я была не одна. А что же мне делать сейчас?» — Подумала Надя. Она вспомнила папу, тот всегда, когда было сложно, не падал духом, наоборот, он был даже сильнее и веселее, старался их ободрить и много шутил.

Стена вновь ожила, похожая на плотный черный туман, и из него вышел ещё один «человек», чуть ниже ростом. Из рук этих двоих лился мягкий голубой свет и плыл в ее направлении. Надя крепко вцепилась в Верного. Тот, к удивлению Нади, не рычал, его острые уши смотрели в глубину пещеры, откуда плавно плыл таинственный огонь. Внезапно два огня остановились за фиолетовым камнем, высоко уходящим в потолок пещеры. Там кто-то переговаривался на непонятном для Нади наречии. За камнем что-то цокало и трещало. Верный любопытствующе вытянул шею к камню и к чему-то принюхивался.

«Как странно, — подумала Надя и решила себя не мучить. — Лучше спросить пустоту, если не спрошу, то погибну от страха. Мама раньше говорила: «Перед смертью не надышишься, не жди, действуй»».

— Ты что, тоже потерялся? — Надя крикнула в пустоту высоким голосом. Эхо разрослось, гулко прогремело в ответ:

— По-те-рял-ся.

Один огонек облетел камень с правой стороны и завис в воздухе. Верный вытянул шею еще дальше, пошел на полуприсяди в сторону огня.

— Верный, ко мне, — еле слышно шептала Надя и махала ему рукой.

Верный даже не обернулся. Шел на огонек.

«Не хватает одной здесь остаться», — подумала Надя и решительно пошла за псом, наступила на камушек, оступилась и упала на колени. Она от боли и обиды на свою неуклюжесть вспыхнула, закусила нижнюю губу. Опираясь на каменную холодную стену, встала, прихрамывая и ковыляя, она шла за Верным.

За камнем стояло двое и с интересом рассматривали пса.

— Вы кто? — испуганно спросила Надя, вытаращив глаза на незнакомцев, похожих на каменные ожившие статуи.

Те молча переглянулись. Потом тот, что стоял справа, откашлялся, как делают перед чтением стихов, поклонился Наде в пол и ответил густым басом на русском языке. Надя чуть не поперхнулась от неожиданности. Она ждала всего, но чтобы незнакомцы говорили на русском, она и представить себе не могла.

— Мы тебя знаем.

— А вы кто? — спросила удивленно Надя.

Ей показалось, что она спит или бредит.

Верный подошел ближе к тому, кто стоял слева, лизнул ему ладонь шершавым, влажным языком. Незнакомец рассмеялся, крепко обхватил Верного за шею и чмокнул его в лоб.

— Я ищу того, кто мне расскажет, как мне жить дальше или стоит ли вообще жить, — поделилась Надя, слезы сами полились струйками, с впавших щек падали на водолазку.

— В нашем мире живет старый маг, он справедлив и мудр. Если тебе нужен мудрый совет и помощь, то ищи только его, другие тебе не помощники.

Правый неодобрительно покачал головой.

— Нет. Ей не нужно в наш мир. Она другая. Люди думают только о себе, они жестокие и злые. Они даже друг друга обижают и желают зла. Не нужно ей в наш мир.

— Ты что, не видишь? Она хорошая. И среди людей есть добрые. — Правый сдвинул широкие брови, его доброе лицо помрачнело.

— У нас своих злодеев хватает. — Отвернулся обиженно Левый. — Зачем нам ей помогать? Мы потом с тобой проблем не оберемся. — Он возмущенно взмахнул руками, показывая, что спор окончен.

— Маг — он же сквозь землю видит. Он сразу, в отличии от тебя, поймет, что ей взаправду нужна помощь. Я слово даю, поверь мне. — Правый умоляюще посмотрел на каменное лицо второго стража.

— Клянись, что ты про наш мир никому не расскажешь. А этот… — Левый посмотрел на Верного.

Тот вилял хвостом.

— Похоже, он тоже к нам хочет, — сказал Правый.

— Ну, клянись. Что замерла? — Тот, что стоял слева, повысил голос, и Надя поняла, что должна поторопиться с ответом.

— Я понятия не имела, что магический мир существует. Я хотела в него верить, но у нас говорят, что его нет. В фантастических книгах, я, конечно, читала о других мирах, но то были выдумки писателей. Но чтоб взаправду, про разных всяких… — она осеклась, на нее обиженно смотрели незнакомцы.

— Мы не всякие разные, мы — стражи магического мира. — Они выпрямились, стали выше и недоступнее.

— Понимаете, у меня раньше родители были, они любили меня, а теперь их нет. Раз — и все. У меня никого не осталось, я одна. Я не понимаю, почему так случилось. Богородица сказала: судьба! А я им даже не успела сказать, как сильно люблю их. У меня сердце разломилось на двое, «до» и «после». То, что было «до», мне дороже жизни, а что осталось — то есть «после»… — Надя замолчала, утомление и тоска поглотили ее. Она крепко сжала кулаки, пальцы побелели от напряжения. Она продолжила, но намного тише. — Жизнь потеряла для меня смысл. Я не хочу без них жить. Там, давно, в прошлой жизни мне папа говорил: «Все наладится, Ласточка. Время покажет, кто прав, кто виноват». Он не любил тратить время зря. Брался за дело легко, доводил его до конца, этому и нас учил. Сам не жаловался и нам не разрешал. Говорил: «Никто человеку не поможет, если он сам себе не поможет». А мамочка была доброй. Любила нас очень, только иногда плакала и говорила нам: «Вы меня совсем не любите, живете в параллельном мире. Я вас ищу, а найти не могу, чувствую себя одинокой». Теперь я её понимаю. Я не успела сказать маме, что люблю ее сильно. Разговоры оставляла на потом. Думала, поговорим, когда время будет. А оно и вовсе не настало. И спасибо я не успела сказать. А они меня любили просто так, ни за что.

Стражи переглянулись.

— Тебе точно надо к Белому магу, только он сможет тебе помочь, — задумчиво сказал Правый.

Надя перестала плакать.

— Он умеет колдовать? — озадаченно спросила она у незнакомцев, и в ее голосе промелькнула надежда.

— Ты же знаешь, чужаков в наш мир пускать категорически нельзя! — опять строго заявил Левый.

Правый потупил в пол несчастные, добрые глаза.

— Я понимаю, что нельзя, а если по-свойски? Неужели тебе ее совсем не жалко? — спросил второй Левому. — У нее папа с мамой погибли, с сестрой не ладит, в лес сбежала, потерялась. Тебе этого мало? У тебя сердце есть? А если твой сын потерялся бы, а его жизнь зависела бы от таких, как мы, что бы ты тогда сказал?

— И сердце есть, и за сына своего я голову оторву, — ответил первый незнакомец, — но ты не хуже меня знаешь, наши законы строги. Чужаков в магический мир пускать нельзя.

Потом он задумался, похоже, сравнивал Надю со своим сыном, а потом предложил:

— Можно пустить, если она сама случайно к нам забредет, а мы ее здесь как будто не видели.

— Случайно-случайно, — Правый быстро закивал.

— Мы ее здесь не видели.

— Ты ж у нас невезучий, я забыл совсем. Мы с тобой точно в беду попадем. — Левый озадачился и помрачнел. Было видно, как он сосредоточенно о чем-то думает.

— Да какая разница, какой я, мы с тобой сейчас не о моей персоне говорим. — Второй мирно похлопал первого по плечу. — Давай все ж ее пропустим. Маг ей поможет. Она только с мамой и папой попрощается и спасибо им скажет. Маг не узнает, что это мы ей помогли.

— Дурья твоя башка, разве мага можно обвести вокруг пальца?! Он только посмотрит на нее и сразу все поймет. А нас, как злостных преступников, нарушающих законы магического мира, казнят, как собираются казнить алхимика. Он не чета нам, и все равно его… того.

Он замялся и развел руки.

— Вот такого никто не ожидал.

— Да не накажут нас, ты сам посуди. Что мы такого сделали? Мы ее только доведем до врат, объясним, как в них войти, и обратно на пост. Вот и получится, она сама, а мы не при чем.

Левый тяжело вздохнул.

— Черт с тобой, — махнул он рукой. — Чему быть, тому не миновать. Тысячу жизней не проживем, ладно уж, пустим ее во врата.

Надя сначала обрадовалась, а потом сникла.

— Но как же я во врата пройду?

— Ты должна нам дать слово. Ты нас никогда не видела. В магический мир ты попала сама, а как — не знаешь. — Наставлял Левый, он проговаривал четко каждое слово, Наде даже почудилось, что его голос звучит у нее в голове.

Надя согласно кивала.

— Не переживай, дело наживное, научишься. Даже в нашем мире не все умеют колдовать. — Строго сказал Правый.

— Скажешь: «Качанно» — это магическое слово, означает «судьба». Говори его твердо, верь в себя, без малейшей доли сомнений; если пойдет что-то не так, врата не откроются, но ты не робей, у тебя все получится. — Левый объяснял обстоятельно, просто, без суеты, жестикулировал рукой, будто дирижёрской палочкой.

«Опять «судьба», — подумала Надя и напряглась. — она меня преследует, в магический мир она точно меня не впустит». — Наде так захотелось пройти через врата, но она ни разу не произносила магических заклинаний, и потому боялась.

Она с грустью посмотрела на влажные, каменные стены.

— Невзрачные какие-то, — подумала Надя. — Тот, кто не знает о магических вратах, вовек в них не войдет.

Надя скользнула взглядом по сырым каменным стенам.

— Я бы тоже не догадалась, — она говорила медленно, мысли наскакивали друг на друга, как кузнечики. — Мне страшно.

— Хватит раздумывать. Пойдем, пока мы не передумали, — строго сказал Левый.

Он включил светящийся камень, похожий на фонарик. Темная мгла в гроте растворилась. Надя пошла внутрь грота за стражами. Впереди нее шел Верный. Из глубины грота дохнуло сыростью и тухлыми яйцами. Надя закрыла нос.

— Воняет-то как, не продохнуть.

— А ты что хотела? Чтобы розами пахло? Охраняемые объекты все воняют. — Недовольно пробурчал Левый. — Зато у человеков нет желания туда лезть. От вас и прячем. Иногда под носом такое лежит, а они не видят ничего. А бывает, запрячем подальше и поукромнее, а они вокруг этого места толкутся и толкутся, того и гляди найдут. Приходится пугать, ненадолго пыл остывает, но проходит время, находится какой-нибудь упрямец настырный, и опять сызнова беготня начинается. Пока не напугаешь, так и бегают.

— А вы всех пугаете? — настороженно спросила Надя. — И меня хотели напугать?

— Приходится. — Левый говорил спокойно, но было видно: пререканий не потерпит.

Стражники плотно обступили Надю и Верного по обе стороны, утверждающе, даже повелительно на распев пропели: «Качанно». Надя собралась с духом, набрала больше воздуха, расправила плечи, почувствовала за спиной выросшие крылья, огромные, раза в три больше нее, пропела громко и смело: «Качанно». Она почувствовала, как ее подняло вверх, широко расправила руки, поняла, что летит. Протяжно заскрипела каменная стена, в глубине горы что-то задвигалось. Врата ожили. Заклубился темно-синий густой туман, сквозь плотные тягучие клубы проступило Серебряное Древо с мощной, раскидистой кроной. Появился нездешний, неземной лик, проницательный мудрый взгляд пролил доброту и благосклонность. Надя такого лика никогда не видела, ей казалось, на нее смотрит сама жизнь. Она почувствовала себя пушинкой, ветер подбросил ее высоко в воздух, рядом летел Верный. Их заглотнул Водоворот Времени.

Глава 3

Важная встреча

Среди давящего мрака ночи человек в черном плаще быстро скользил среди гигантских корявых деревьев; он двигался на ощупь, по внутреннему наитию, боясь угодить в удушливый капкан смерти.

Ночной густой лес не спал. Он продолжал жить необычной жизнью. Со всех сторон на ночного пришельца сыпались угрозы и недовольства. Деревья возмущенно перешептывались, грузно покачивались; те, что крупнее и выше ростом, бранились и негодующе грозили ему мозолистыми узловатыми кулаками. Среди общего гулкого гомона было сложно что-либо разобрать, одно было понятно — произошло что-то трагическое, зловещее. На взгорье показался непроходимый ельник, человек нырнул в него. Плотный, густой туман временами взрывался, образовывал сизые клубы дыма, их нагоняли золотые и сиреневые светящиеся шары. В воздухе что-то быстро летало, громко, неприятно свистело и давило на уши. Туман раздраженно клокотал, перекатываясь разноцветными клубами, из него что-то резко вылетало и вгрызалось в землю. Из-под земли послышались напуганные, опечаленные голоса:

— Я жить хочу… Не забирайте меня… Дайте мне хоть чуть-чуть пожить… Хоть полгодика еще… Дайте хоть месяц мне… Я с вами никуда не пойду, отпустите меня… Мне на земле было хорошо… А вы… Я жаловаться на вас буду…

Какой-то мужчина пробасил невеселым голосом:

— Если меня кто-то слышит, передайте моим дочкам, я их сильно люблю…

Тонкие, неуверенные, прискорбные голоса наперебой требовали свободы, но грубый, металлический бас резко осек их:

— Замолчать! Прекратить всякие разговоры! Идти ровной колонной, не отставать, не падать. Не забывайте, куда вы попали.

— Отпустите нас, пожалуйста… — стонали голоса.

— Кому сказал замолчать?

Кто-то, казалось, упал и заплакал. Раздались жалобные, напуганные стоны.

— Встать! Идем быстрым шагом. Ровной колонной идем. Законы не нарушаем, неоспоримы они, не велено никому их нарушать. Поторапливаемся, поторапливаемся, ползете, как черепахи…

Послышался резкий удар, его перекрыли многоголосые стоны. Зазвенела гнетущая тишина, голоса смолкли. В ту же секунду в лесу появились зловещие черные тени разных форм и размеров, они всюду шныряли и вынюхивали, похоже, кого-то искали. Встревоженные совы летали низко, почти над самой землей, и возмущенно ухали. Кто-то, вжавшись в землю, опасливо полз среди деревьев, пробираясь ближе к густым кустам ежевики, кто-то пугался и моментально скрывался в глубоких норах, кто-то суетливо закапывался в опавшей листве.

Человек пробирался сквозь лес достаточно быстро и как-то по-свойски. Похоже, он хорошо знал эту дорогу, только временами испуганно озирался по сторонам. Заслышав чужие шаги, заспанный кудлатый леший нехотя, но очень ловко выполз из-под лапника елей. Незаметный, он неслышно крался следом за путником. Человек резко остановился, вслушался в тишину.

«Вроде воздух никто не колышет, никого не видно, — подумал он. — Я ее нутром чувствую, за мной она крадется, нечисть паршивая, весь затылок просверлила мерзким, колким взглядом, в душу заглядывает, наизнанку выворачивает».

— Кыш, нечисть болотная! Дома сиди, за мной не ходи.

Леший злорадно фыркнул, раздраженно швырнул из когтистых скрюченных рук острый бордовый камень, уже было развернулся и собирался уйти, как внезапно повернулся назад, язвительно оскалил ехидную пасть и сурово погрозил кулаком, но потом все же растворился в ночи.

— Фу-у, наконец-то отвязался, — пробормотал путник себе под нос, как вдруг увидел прямо перед собой, чуть выше земли, два красных раскаленных угля, близко посаженных друг к другу. Они больше походили на глаза и медленно, никуда не торопясь, плавно плыли по воздуху прямо на него. Он на ощупь выбрал палку — ту, что потолще, — ловко отбросил в сторону что-то длинное, упругое, похожее на змею. Она злобно зашипела.

— Змея… — прошептал человек. За круглыми черными кустами скользнули два более крупных красных глаза, человек пристально посмотрел в ту сторону. Кто-то явно поджидал его. — Неужто волки? — прошептал он, всматриваясь в плотный, густой туман.

Он поискал в кармане голубой мерцающий камень, больше похожий на пластилин, что-то вдавил в него. Камень мгновенно выстроил защитную сеть и прикрыл человека. Трепещущее голубое пламя встало плотной непроходимой стеной, оно ритмично выпускала голубые стрелы страха, сеяла панику, наводила безумие и нежелание жить. Волки тоскливо завыли, поджали хвосты, недовольно скрылись в лесу, а он продолжал свой путь. Среди мрачного леса, прямо на земле появилось несчетное множество мелких, сиреневых, огоньков, тропинка ожила и побежала вглубь леса.

— Вот так бы сразу.

Он бодро зашагал, увидел пять больших елей и небольшую деревянную избу, прятавшуюся за ними.

— Ну, вот и пришел… — сказал путник сам себе. — Каждый раз самые непроходимые… будто специально подбирает одно хуже другого. Даже я к этому ужасу привыкнуть не могу. Черт побери… да что ж это такое… похоже, сегодня не мой день… — Нога опять зацепилась за толстый корень и не вытаскивалась. — Место поприличнее не мог выбрать. Наверное, сторожевые псы Ворга забыли меня. Простого не могут запомнить, а все туда же…

За спиной хрустнула ветка, путник резко обернулся. Перед ним стоял в глухой черной хламиде сам Ворг, черный колдун, правая рука Черного Властелина.

— Фу-у, Ворг, как ты меня напугал! Появляешься нежданно, караул просто. Неужели нельзя чуть заметнее, хотя бы самую малость?

Ворг злорадно усмехнулся натянутой, кривой улыбкой, черные, бездонные глаза ярко вспыхнули красным прожигающим огнем. Он пристально осмотрел спутника, будто видел его насквозь, и едко прошипел:

— Как продвигаются твои дела?

— Все идет по плану: алхимик в храме замурован, скоро казнь, но есть одно непредвиденное…

Человек немного помялся, видно, думал, как грамотнее преподнести информацию, чтобы Ворг не взорвался от возмущения.

— Девчонка появилась, совсем недавно, похоже, она не из наших. Я за ней уже присматриваю. — Вроде небрежно, но все же оправдываясь отвечал человек в черном плаще.

— А что за девчонка? Почему ты обратил на нее внимание?

— Она странная какая-то, к нашей матери прилипла, а та ей так ласково говорит: «Поможем тебе, деточка». А чем она ей поможет? Девчонка к магу белому рвется, мать обещает свести ее с ним. Вот и непонятно, что с ней делать? Может убрать ее того, с глаз долой? Мало ли что… Неумеха, колдовать совсем не умеет. Как собирается в нашем мире жить? Непонятно… — Он поднял сухую ветку, сжал зубы до скрежета, яро разломил ее на две части. — Так будет с каждым, кто мешает нашему делу. Правда, Ворг?

Ворг закрыл глаза, что-то ритмично прошептал, потом вздрогнул, замер на месте, как каменный столб.

— Опять в омут времени отправился. Чуть чего, так ныряет туда, нет бы по-легкому, в лилейное зеркальце подглядеть, что они там делают, подслушать, что говорят. Ведь работает же. Проверенный способ. А он все по старинке, чтоб разорвало на кусочки или развеяло по ветру, — бурчал человек в плаще.

Ворг вздрогнул, глаза резко открылись и часто захлопали, черная бездна зажглась красными огнями, он прожег ими человека в черном плаще.

— Не убивай ее, отпусти! Она приведет нас к разгадке заговора…

— Ворг, о каком заговоре ты говоришь? Мы и без нее знаем про освобождение алхимика. Они будут копать ночью. Наверное, уже скоро подберутся к входу от тайного лаза.

— Пусть копают, это хорошо. Они нам не мешают, наоборот. А ты за ними присматривай получше. Мы отпустим алхимика, пусть бежит, а ты будешь моими глазами и руками. А когда придет время, мы их схватим.

— Мне придется бежать с ними? — возмущенно спросил человек. Он явно не ожидал такого.

— Да. Какое-то время тебе придется следить за ними. Это нужно для общего дела. Ты должен смириться и разыграть игру так, чтоб ни одному из них и в голову не пришло, что ты предатель. Легко не будет, но игра стоит свеч. Ты не передумал становиться правителем…? — Ворг многозначительно посмотрел на ночного гостя, скользнул по нему острым, испытывающим взглядом сверху вниз. — Нам нужен свой человек, чтобы уничтожить их и добыть дочь правителя. Думаю, группа будет небольшая, ты с ними справишься, только будь осторожен: Мага сложно провести. Сложно, но можно.

— Я не хочу с ними идти. Ты мне обещал правление, а не проблемы. Почему не говорил раньше, что я должен идти черт знает куда… да еще с теми, кого ненавижу.

Он сжал кулаки добела, злорадно сгреб несколько опавших веток с земли, мгновенно разломил их на две части. Ветки захрустели в руках, он сердито швырнул их во мрак, вымещая на них свою злость. Но это ему нисколько не помогло, стало еще противнее, голову пронзила ядовитая мысль: «У Ворга свои планы на правление». Человек замолчал. Он, как и всегда, не смог перебороть налетевшего на него порыва гнева и ненависти.

— Моими руками хочешь со всеми расправиться, а свои не замарать?

— Мои руки запачканы уже давно. Так давно, что уже и не помню. Тебя в те времена и в помине не было. А ты говоришь, замарать боюсь, — резко ответил Ворг. — Я никого не боюсь. Проверку пройдешь, по-другому не бывать. Правление заработать нужно, потрудиться тебе придется. Задаром подарок не получишь.

— Я же сделал все, о чем ты меня просил. Ты мне что говорил? Принесешь камень — правление твоим будет… Я тебе камень принес, и правителя с семьей ты убил, а тебе все мало. Что ты от меня хочешь? Все свершилось, как ты хотел… Жизнь покидает нашу страну. Люди лишились самого дорогого. А тебе все не хватает. У них уже ничего не осталось… Ты же сам видишь. Семя Жизни у Черного Владыки, правителя Вуярджуро в живых нет. Теперь твой черед со мной расплачиваться. Ты мне сам обещал, что я стану правителем, так когда же настанет этот момент. Что ты медлишь? Или ты хотел похитить Семя Жизни, убрать правителя, а потом и меня убрать, чтобы я тебе не мешал?

— А вдруг ты предатель и тебе доверять нельзя? Заодно проверю тебя в серьезном деле. На словах все мастера, а на деле выходит по-другому. — Ворг надменно посмотрел на человека, холодно усмехнулся.

— Я тебя ни разу не подвел. Ты мне сказал «брата убери», я убрал брата.

— Убрать брата… — Ворг злобно расхохотался. — Не могу, брата убрать… Брата ты убрал в своих интересах. Не лги мне, — Ворг непринужденно взмахнул левой костяной, корявой рукой, обильно усеянной гнойными зелеными ранами, брезгливо стряхнул с длинных когтистых пальцев что-то невидимое и мерзкое. Человек в черном плаще с силой отлетел к ели и съехал на землю. — Хватит спорить, надоел уже. Я тебя ценю, выполнишь задание — станешь правителем. Ты мое слово знаешь. Обещаю… Вот тебе черная жемчужина.

Ворг держал черную жемчужину между указательным и большим пальцами очень бережно и смотрел на нее с любовью, будто запоминая на прощание. Жемчужина пылала черным огнем. Человек поперхнулся от неожиданности. Он по своему малому опыту знал, что маленькая, неприметная вещица может сильно навредить, если умело ей пользоваться.

— Вещь ценная, береги ее. Она только на первый взгляд невзрачная, а силы в ней заложены немереные. Черная жемчужина — вещица редкая, целых стран стоит, называется она «Сбивающая с пути». Придет время, активируй ее, и она сама отыщет дорогу ко мне.

Человек недоверчиво покрутил в руках маленькую черную жемчужину, холодную, как лед. Она прожигала его до костей, сердце нервно затрепыхалось, а потом вдруг успокоилось.

— Жжет? — усмехнулся Ворг.

— Жжет, — кивнул человек, — и немного меня сковывает, будто волю отнимает.

Он побледнел, темнота поплыла вверх, но человек все же удержался на ногах.

— Это хороший знак, ожила она в твоих руках. Смотри, не потеряй, без нее ты не сможешь Мага подчинить.

Ворг постоял еще несколько мгновений, посмотрел тоскливо на жемчужину, будто не хотел с ней расставаться, и, как всегда неожиданно, растворился в воздухе.

— Он растворился, а мне шагай по темному лесу, — недовольно пробурчал человек. Он крепче сжал жемчужину. — Вот вы все у меня где будете… — кулак ритмично качался над головой и сотрясал воздух. — Сполна заплатите мне за все мои унижения…

С ветки вспорхнуло что-то увесистое, полетело среди деревьев.

— Ну и темень, ничегошеньки не видать.

Наконец-то он добрался до опушки леса, далеко за большим полем уже виднелись редкие маленькие желтые огоньки.

Глава 4

Побег

Тревога висела над спящим городом. Маленькие, разноцветные трехэтажные дома боязливо жались друг к другу по обе стороны улицы. Многочисленные, узкие, они беспорядочно петляли по городу, но все их пути приводили путников к реке, за которой возвышался громадный дворец Правителя Любомира. Дворец с многочисленными башнями, хозяйственными постройками, декоративными парками, садами, магической рощей, конюшнями, летательными огненными машинами. Высокие, молчаливые белые стены, всегда гордо и торжествующе смотревшие на город, последнее время стояли опечаленными, стали еще более молчаливыми. Им больше некого было защищать. Хрустальная река, чистая, необычайно сладкая на вкус, отделяла дворец Правителя Любомира от города. Дивареча — так называлась река. Воды брала истоки у самых корней Синих гор, древнейших гор в Вуярджуро. С незапамятных времен по ним неслись серебристые воды кристальной чистоты. Грохочущие, неудержимые, они напоминали кровяные артерии гор. Гигантский водяной поток несся вниз с разрушительной силой, распадался на мельчайшие частицы и в воздухе образовывал жемчужно-сиреневый туман, застилавший собой сиреневые воды реки Деваречи. Спящий город провалился во тьму. Он стоял обездвиженным, почти мертвым, потерянным, жизнь покинула его стены навсегда. Его место заняло нечто черное, невидимое и не всегда понятное.

Только Храм Богини Космелии с четырех сторон ярко освещался мощными каменными прожекторами, светящимися по ночам. Свет уходил в самое небо. Четыре суровых стража в зеленых кафтанах с оружием на поясе, словно хищные звери, проницательно всматривались в темноту. Каждую секунду они ожидали невинную жертву. Два необычайно похожих друг на друга каменных льва неподвижно сидели у самого входа в Храм и не спускали пронзительного взгляда с прохожих, если те случайно или по неосторожности приближались ко входу. Того и гляди, рванут с места. Горожане не рисковали, они, как никто другой, знали множество баек, как львы невзначай оживали и наказывали того, кто вредил храму, то есть искали повинного перед самой богиней Космелией.

Внутри холодного, сырого храма, в большом каменном зале в давние времена был богатый убор. Сейчас он обветшал, облупился, отсырел, а кое-где и вовсе покрылся черным грибком. В центре зала по-прежнему гордо возвышался фонтан. Диковинной красоты бутоны из цельного изумруда низко склоняли головы к золотой чаше, они будто плакали. Из каждого бутона тоненькой изумрудной струйкой плавно бежала вода, она прыгала в золотую чашу, доверху наполненную водой, и там исчезала навсегда. В те давние времена, когда был выстроен Храм, и сам Храм, и фонтан источали чистую любовь и благодать. Прихожане приходили туда за благословением, там текла река жизни. Она ведала и вещала, поддерживала и напутствовала, помогала постичь простейшие истины и мирские законы. Прошло время, все поменялось. Наступили страшные времена, все перевернулось с ног на голову. Храм богини Космелии превратился в неприступную тюрьму для государственных преступников. По велению черного колдуна Ворга, на днях туда заточили Алхимика и его слугу Кедру, повинных в убийстве правителя и его семьи.

В темноте и сырости, в гнетущем проклятом месте отделила черной жирной чертой человека от всего живущего. Из угла в угол он метался, как загнанный зверь в клетке. Высокий, широкоплечий человек, обессиленный, правда. Его все звали Алхимиком. Раненая левая нога его не слушалась, он осторожно подтаскивал ее за собой. Длинное, серое платье залилось темно-бордовыми запекшими пятнами крови, по большей части — с левой стороны. Даже ноющая нога ему не мешала думать. Впрочем, ему никогда ничего не мешало думать. Где бы он ни находился, он погружался глубоко в думы и уже никого перед собой не видел. Как и всегда, сейчас все его мысли были заняты людьми.

— Люди умирают от непосильного труда и несправедливости. У каждого из них есть близкие: жены, дети, родители, близкие люди. Как им всем пережить боль утраты? Как им дальше жить без кормильца? Люди похожи на терпеливое, бездонное вместилище, и больно им, и горько, и сил не осталось, все израсходовали. И все же чудесным образом, отрекаясь от себя прошлого, восстают они из пепла и продолжают жить как ни в чем не бывало. Как происходит такое с людьми, они не расскажут, но больше всего оно похоже на таинственное необъяснимое перерождение. — Алхимик глубоко вздохнул, ему опять стало горько и тяжело на душе. Невероятно захотелось отхлебнуть хотя бы один глоток водицы из Деваречи, та вода, что проливал фонтан, стала непригодной к жизни. — Нужно что-то придумать, пока у меня еще осталось немного времени. Завтра за нами придут… — Он кому-то улыбнулся, да так легко и просто стало у него на душе. Он был готов к смерти, ему было не тяжело умирать. Он сейчас понял все, жизнь неотвратимо приводит к смерти, но у каждого жизнь своя.

— Моя жизнь — одна из сложнейших и счастливейших, я не зря ее прожил.

В узенькое окошко Храма кто-то постучал, а потом начал биться.

— Птица бьется в окно… наверно, весточку мне принесла. Что несешь ты мне, милый вестник, добрую аль злую весть?

Птица билась и билась, потом затихла. Алхимик загрустил, посмотрел в темный угол и тяжело вздохнул.

— Кедра… — только и смог прошептать Алхимик. — Они бы не построили великую цивилизацию, если бы я не придумал своих Летунов. Как бы они создавали дороги в непроходимых горах и опасных местах? А теперь они есть… Они есть! А как они бы строили высоченные храма до небес без моего Летуна? Он же разом переносит неподъемные глыбы и доставляет их до места в одно мгновение. Неужели мои изобретения напрасны? Неужели я заслужил презрение общества?

Из темноты его позвал слабый голос больного слуги. Алхимик склонился к каменному полу.

***

А в это время в темном саду, среди оливковых деревьев, разносились еле слышные мужские голоса. Среди них прорывался тонкий, тревожный женский голос:

— Скольким людям он добра сделал? Ночами не спал, пить-есть забывал. Чертил все время что-то и мастерил, правда, непонятное. Я приходила к нему поздними ночами или уже совсем под утро, у него для меня всегда был один ответ: «Мать, не мешай. Людям мои изобретения необходимы. Они многие жизни спасут». А я и не спорила, понимала его. Теперь он там, а я здесь. — Она показала на храм богини Космелии. — У вас у всех семьи, а он все один и один. Жизнью своей ради людей рисковал, и вот, получил.

Госпожа Долиника громко заплакала, закрыла тонкое отекшее от слез лицо морщинистыми, маленькими руками.

— Не плачь мать, пойдем с нами… — Брук бережно подхватил ее под локоть и быстро повел по темной аллее вглубь сада, Долиника еле за ним поспевала.

За деревом раздался шелест, мелькнуло что-то подозрительное, похожее на тени громадных людей.

— Кто там? — спросила Долиника дрожащим голосом, вздрогнула и спряталась за широкую спину Брука.

— Свои, мать, свои. Успокойся.

Локо, а за ним Мерлиз и Нимус вышли из темноты, длинные серые рубахи под ремень сливались с ночью, по воздуху плыли только их напряженные лица. Расправленные плечи Долиники обмякли, тонкое, немощное тело ссутулилось, она больше походила на напуганного ребенка.

— Да всем, мать, понятно, кому-то выгодно на Алхимика свалить всю вину. — Брук осмотрел друзей долгим пронзительным взглядом. — Все готовы? — Они молча склонили головы. — Если нас поймают, нас ждет смерть. Знаем, на что идем, — тихо добавил Брук.

— Вы мне верите? — спросила Долиника с надеждой.

— Конечно. Если бы не верили, нас бы здесь не было. — Брук вытащил из-под кожаного ремня старую потертую, местами разорванную карту Вуяджуро. — Штурмом нам его не вызволить, маловато нас, и охрана там стоит зубастая.

— Штурмом брать не нужно. Зачем штурм? Я уже давно все продумала. Мне мой прадед рассказывал… Он в свое время служил у старого Правителя, заведовал охраной, так он мне о тайном подземном ходе говорил, ведущем прямо к реке. «Если у вас что случится, — говорил, — знай, где крутой спуск к реке, стоит острый, высокий камень, серый такой. Там, прям перед ним, под корнями сосны, находится тот самый лаз… Он ведет в подземный ход прямо к храму богини Космелии. Навсегда запомни на будущее». Так он говорил мне. И добавлял: «В жизни всякое бывает, сейчас хорошо, потом плохо, но бежать из храма можно». Вот дед нам и напророчил. — Тихо говорила Долиника. Местами голос ее звенел, как тонкий колокольчик на сильном ветру.

— Пойдем, мать, быстрее подземный ход нам покажешь, пока ночь на дворе стоит. Время на нас работает, при свете дня сложно будет. Не суди, мать, людей, тяжело им стало, от себя тошно. Посмотри вокруг: мор, болезни, неизвестность, всех сковали, всех одолели. Страшно людям стало. — Брук, поддерживая Долинику за локоть, шел быстрым шагом. Мерлиз, Нимус и Локо следовали за ними на расстоянии двух широких шагов.

Силы откуда-то влились в нее, а может, надежда сработала усилителем жизни. Решительным шагом она шла к реке, будто темноты и вовсе не было.

Брук правой ногой зацепился за корявый корень гигантской сосны.

— Ни черта не видно, — выругался вслух Брук, вложив в слова неожиданно вспыхнувший гнев и досаду на себя.

Слева, в шагах пяти, хрустнула ветка. Брук напрягся, быстро встал, закрыл собой Долинику, всмотрелся в темноту.

— Мерлиз, поди погляди, кто там… — Брук указал пальцем на сосну. Мерлиз подошел к сосне, показал знаком, что все в порядке. — Свои, это Даворус. Все нормально.

Даворус вышел из-за дерева, услышал общее:

— Фу-у, ну и напугал.

— Нашелся! Сынок, ты же с нами? — Спросила Долиника, часто дыша и держась за сердце.

— Конечно с вами. — Он подошел к матери, обнял ее, поцеловал в висок. — Справимся, не переживай. — Поспешно взглянул на Брука. — Нужно торопиться, время не ждет.

Даворус забрал у Брука лопату.

— Да, пора! Ребята, за мной! — Брук пошел быстро, прихрамывая, на ходу растирал ноющую ногу.

Дорога вилась ядовитой змеей. Шли быстро, временами прятались, пережидали патрули мертвецов. Бесшумно пробрались к крутому спуску к реке, заприметили двухметровый, серый, обычный камень, острым углом указывающий на растущую гигантскую сосну напротив.

— Все приметы сходятся. Надо искать здесь. — Утвердительно сказал Брук, глядя на старые корявые корни.

— Я тоже так думаю. — Долиника медленно обошла сосну, остановилась рядом с Бруком, немного прижалась к нему, будто просила защиты.

Даворус пролетел взглядом вокруг сосны. По правую сторону от нее он увидел большую, старую, железную дверь, за ней — черный туннель, напоминающий громадного змея. Он улыбнулся, подошел к нему ближе, смахнул правой рукой целый пласт земли размером в один зол — метр. Брук подошел ближе.

— Легко выходит! Я всегда думал, что Алхимик среди нас первый, а выходит, ты в своих познаниях от Алхимика не отставал.

Даворус неопределенно покачал головой, но промолчал, с силой потянул на себя старую прочную дверь. Она сопротивлялась. Он утроил свои силы, дверь ослабла, открылась. Левее что-то пролетело со свистом и приземлилось совсем рядом.

— Нимус, ты на карауле. Долиника остается с тобой. За нее головой отвечаешь. Понял? Там место подходящее, посмотри… — тихо сказал Брук и показал на кусты Солии — они служили отличным прикрытием и маскировкой. Чуть тише он добавил:

— Берегите себя, напрасно не рискуйте. Мы тоже постараемся… — Он не оглядываясь двинулся к лазу. Даворус исчез в темноте первым, Брук — вторым, Локо — третьим, Мерлиз — четвертым. Нимус спрятал в Солии Долинику, тщательно, как можно надежнее заложил опавшими ветками вход в подземный туннель, спрятался в кустах сам и ждал. Даворус, как только попал в темный туннель, потер что-то в руках и тихо прошептал:

— Векир.

В туннеле стало светло как днем, он оказался сырым, немного обвалившимся, но, в целом, проход был свободен. Шли, молча вслушивались в тишину, местами пригибались. Так они дошли почти до двери, уперлись в обвал. Достали лопаты.

Усерднее других и быстрее, как молчаливый крот, разгребал завал Даворус, остальные ему помогали, в сторону отбрасывали каменные обвалы. Они упорно приближались к тайной двери Храма. Даворус о чем-то все время сосредоточенно думал и что-то непрерывно шептал. Брук с Локо и Мерлизом без устали разбирали камни и со стороны походили на машины. Правая нога Брука ныла от боли и напряжения, но Брук думал только об Алхимике, как и все здесь присутствующие.

— Давайте быстрее! Чего возитесь? — Прошептал Даворус раздраженно, сверху что-то взорвалось, крики звучали все ближе и ближе.

— Не нервничай, Давурус. Щас поднажмем. В таком деле нервы только вредят. — Брук говорил тихо, но было слышно каждое слово. Каменный завал разгребали нечеловечески быстро, руки, сбитые в кровь, уже плохо слушались, но неотступно хватались за камни. Просвет расширялся. Спасители, обессилевшие, мокрые, уставшие, спереди за каменным завалом услышали голос Алхимика.

— Не умирай. Слышишь? Не умирай, брат. Не оставляй меня одного.

Еле слышно зазвучал голос Кедры, верного слуги Алхимика.

***

— Свою жизнь я посвятил нашим поискам и науке, тебе был верным другом. А теперь ты пообещай мне жить за двоих, за меня и за себя. Пообещай мне прямо здесь… — Кедра прикрыл глаза, собрал последние силы, чтобы сжать в своей ослабшей кровавой руке руку Алхимика. Сильно утомился, потерял много крови, каждое слово ему давалось с особым трудом.

— Я тебе обещаю… — еле слышно промолвил Алхимик. В горле пересохло, оно промычало что-то нечленораздельное, похожее на завывание вьюги.

Кедра открыл влажные от слез глаза, посмотрел прямо в лицо другу. Алхимик не скрывал слез, он плакал, смотрел на Кедру не моргая долгим,-долгим взглядом, прощаясь навсегда, запоминал лицо давнего друга и брата.

— Это наши с тобой последние минуты, я чувствую… Придумай такое, чтобы наш народ освободить от гнета. Только ты один… только тебе эта задача по силам. — Кедре с трудом давалось каждое слово, и каждое слово могло быть последним.

Алхимик так хотел ему помочь и подарить хоть малую долю надежды, что поспешил ему открыть тайну:

— После похищения Семени жизнь покинула наш мир. Но у меня есть маленькая надежда. Дочь правителя Марея осталась жива, я ее найду и помогу ей вернуть Семя Жизни, обещаю тебе. Одно пока осталось для меня загадкой, но я ее обязательно разгадаю: Семя Жизни не могли забрать чужаки, они бы сгорели дотла. Думается мне, здесь кто-то свой постарался. Ну, кто? Не понимаю…

Уже близко за стеной послышались громкие шорохи.

— Кедра, там кто-то есть, Держись, друг! К нам помощь идет…

Алхимик знал давно, когда смерть приходит вместе с судьбой, вырвать жизнь у нее из пасти не получается, хоть что делай. Даже маленькое растение, борющееся за жизнь, погибнет, если ему уготовлена такая судьба. А что говорить о человеческой жизни? Свою судьбу без Кедры он не представлял. Они все делили на двоих, только Кедре он доверял свои редчайшие разработки и немыслимые планы, от которых у остальных волосы поднимались дыбом. Кедра был создан из того же теста, что и он сам, любил науку больше жизни, а теперь эта жизнь прерывалась. Тело Кедры вздрогнуло и замерло на руках у Алхимика. Алхимик громко зарыдал, упал на кровавую грудь Кедры.

— Я потерял всех близких… почему? Светоч, за что ты меня покарал? Что я делал не так? Кедра, друг, прости меня, я должен был умереть, а не ты.

За стеной грохотало все громче и громче, потом резко распахнулась дверь. Первой показалась высокая фигура Брука, следом за ним вбежал запыхавшийся, встревоженный Даворус. Брук нерешительно остановился на пороге, уставившись на рыдающего Алхимика и бездыханное тело Кедры.

— Кедра умер… не успели… — шептал Брук, растирая покрасневшие глаза от пыли, небрежно размазывая по лицу кровь. Он рванул к Кедре, как сумасшедший. Тело лежало неподвижно, на измученном, впалом лице было не видно прежних внимательных, веселых глаз. Брук низко склонился над Кедром и горько зарыдал. Даворус поднимал Алхимика.

— Лазурит, брат, соберись с мыслями, нам нужно бежать… Скоро рассвет, мы можем не успеть…

Алхимик потерянно смотрел на Кедру, потом на брата.

— Я его здесь не оставлю, он мой друг, он со мной прошел до конца. Я жив только потому, что мертв Кедра.

— Пойдем, брат, Кедру я понесу. — Еле слышно прошептал Даворус, подхватил бездыханное тело на руки и первым скрылся в дверном проеме. Брук обнял Лазурита.

— Надо жить, брат! Кедра за тебя жизнь отдал! Значит, твоя жизнь кому-то нужна. — Он поддержал Лазурита, помог ему выйти в дверь.

— Плохо мне, понимаешь? Плохо. Я знал, что вы за нами придете… но Кедра… — Плечи Лазурита молча вздрагивали. Дверь за ними тихо захлопнулась. Локо и Мерлиз заложили ее камнями так же плотно, как было раньше, и покинули адово место. Первым из-под гигантской сосны вынырнул Даворус, на руках он нес неподвижного Кедру. Нисума выбежал навстречу из-под кустов.

— Не дождался нас, — он заплакал. — Дай его мне, нам нужно его похоронить.

— Мы не успеем, рассвет наступает… Если нас здесь увидят, всех схватят, и тогда мы все будем сидеть в храме, спасать нас будет некому. Нисума, ты этого хочешь?

— Нет, конечно, только я его не брошу, я его понесу до места, где можно будет его захоронить.

— Нет, так не пойдет. Нас всех поймают. Сейчас все соберутся, и мы переговорим.

Показалась кучерявая, мокрая голова Лазурита, на себе его тащил Брук. Даворус наклонился в лаз, помог вытащить брата, посмотрел ему в глаза и тихо прошептал:

— Кедру нужно захоронить здесь. — Он показал рукой под сосну. На земле лежало мертвое тело Кедры. Лазурит молча кивнул Даворусу, он все понимал, но говорить не мог, жизнь в нем тоже остановилась. Он обессиленно оперся на сосну и закрыл глаза. Долиника подбежала к сыну, уткнулась ему в грудь, тихо плакала и бормотала:

— Сыночек, миленький, живой! Успели!

Лазурит молчал, обнимал мать. Из лаза торопливо вылезли раскрасневшиеся, грязные Мерлиз и Локо.

— Нимус, все в порядке? Патрули давно здесь были? — Спросил Локо, часто дыша.

— Прилетали раза четыре, все что-то вынюхивали здесь. Только улетели, а потом наши вылезли, — прошептал Нимус и развел руками. — Сами понимаете, не знаешь, куда они полетят и когда. Смотрю… — Он оглядывался по сторонам.

Даворус бережно положил Кедру на зеленую траву. Нащупал в кармане свой камень, нажал на него что-то прошептал так тихо, что ни слова нельзя было разобрать. Земля на глазах разошлась. Кто-то невидимый срывал с гигантской сосны ветки, аккуратно укладывал их на дно ямы, на ветках выросли шишки, они превратились в еловые. Невидимка бережно взял Кедру на руки, опустил его на еловые ветки. Земля сомкнулась, и на этом месте тотчас же вырос маленький Ясень.

— Нам пора, — сказал Даворус.

— Нет, подождите, мы пойдем в разные стороны. Вы наведете порядок в городе и поможете горожанам, а мне нужно закончить одно важное дело… я обещал Кедре… — сказал Алхимик.

— Нет, я тебя одного не отпущу — возразил Брук и встал рядом с Алхимиком.

— Я тоже пойду с тобой, тебе понадобится моя помощь. Один ты не справишься. Есть еще одно важно дело, Лазурит: у нас в доме осталась девочка, она ровесница нашей Мареи. Возьми ее с собой, ей очень нужно встретиться с Белым Магом. А по дороге сам спросишь у нее, что тебя интересует.

— Мы с Бруком пойдем к опушке леса, где растет Дубравник. — Глухим голосом сказал Алхимик, посмотрел с тоской на ясень. — Оставайся здесь, друг Кедра, будем живы — вернемся. — Он обнял мать, поцеловал ее спутанные волосы. — Береги себя, родная, ты нам нужна. Живи долго.

— А я за девчонкой сбегаю, приведу ее. — Торопливо сказал Даворус, подхватил мать за руку. — Пойдем быстрее, а то… — Он посмотрел на темное небо. На этом и порешили. Алхимик и Брук исчезли в темной дымке, Мерлиз, Нимус и Локо исчезли за деревьями, Даворус и госпожа Долиника быстрым шагом пошли за девочкой.

Глава 5

Надя и Правительница Вуяджуро

В печи нервно бушевал всклокоченный огонь. Наде он казался беспощадным злом — бездушным, но живым — того и гляди, выскочит из печи и сожжет дом. Она спряталась под одеяло поглубже, но чего стоило ее хрупкое укрытие. «Чего я жду? Сама не знаю… Куда мне бежать — не знаю, и как правильно поступить — непонятно…Что же мне делать?»

Тяжелая входная дверь зловеще скрипнула и открылась. Надя сжалась в плотный комок, напряженно вслушивалась в давящую тишину, крепче сжимая в пальцах мамину брошь и тихо-тихо прошептала: «Мамочка, помоги… Мне страшно».

Вспыхнул прикроватный ночник, желтые блики разбежались по комнате и потолку, две серые тени подплывали к кровати Нади. Уверенные, торопливые шаги слышались уже рядом.

— Даворус, не напугай ребенка… Аккуратнее… — Прошептала тихо Долиника.

Надя услышала взволнованный голос госпожи Долиники, такой родной и такой близкий, что не смогла сдержать себя и разрыдалась. Последнее время любое, даже самое малозначимое событие действовало на нее возбуждающе — нервы подводили. Надя выскочила из-под одеяла, бросилась навстречу госпоже Долинике, та широко распахнула руки и ловко ее поймала.

— Мне без вас… было так страшно… — Надя положила голову ей на грудь, закрыла глаза, ей стало немного спокойнее, но тревога не проходила.

— Успокойся, дитя, мы рядом… Ты дома, среди своих… А теперь послушай меня. Вам предстоит тяжелый путь, поэтому соберись с духом. Каждому свое уготовлено, не всегда мы знаем, что нас ждет дальше. Времена наступили неспокойные, вокруг враги. — Долиника вздохнула, с грустью посмотрела на Даворуса и продолжила. — Тебе нужно научиться противостоять их козням, как бы тебе ни было сложно, как бы ты горько ни плакала, крепись, дитя, крепись, родная. Не бойся, жизнь обмануть нельзя. Она всегда помогает светлым, а злых наказывает — таков вечный закон. Запомни его дитя! — Долиника нежно целовала Надю в висок и ласково вытирала ей слезы. — Каждый свое проходит! Никто не может убежать от своей жизни, она все равно догонит! Все хорошо будет, — приговаривала она тихим, мелодичным голосом, поглаживая Надю по спине.

Верный подбежал и, встав на задние лапы, лизнул госпожу Долинику в щеку.

— Хорошие вы мои! Вам нужно спешить… времени совсем не осталось. Наденька, одевайся быстрее. Даворус отведет тебя к Лазуриту, они помогут тебе встретиться с магом.

Она поцеловала Надю в темя, подала ей свое новое серое платье, отошла к высокому комоду из красного резного дерева.

— Лазурит у нас умный, спокойный, он тебе все растолкует.

Надя впопыхах неуклюже натянула на себя длинное платье из тонкой шерсти, отороченное серебряным кружевом, оно оказалось чуть велико и немного болталось по полу. Госпожа Долиника расстроенно покачала головой, вытащила из ящика острые ножницы, не раздумывая резанула подол, немного подвернула рукава.

— Вот так-то лучше будет, — она одобрительно посмотрела на Надю. — Даворус, подожди еще секунду.

Она достала из сундука старую дорожную сумку, уже изрядно потрепанную, принесла из кухни кожаные мешочки с припасами: картофель, яйца, пирожки с капустой и грибами, помидоры, огурцы, кусок индейки, запеченные в печи мясо и рыбу.

— Это вам на дорогу, проголодаетесь, скажете спасибо, — она ловко сложила продукты в дорожную сумку, в одно мгновение повесила ее на плечо Даворуса. Тот недовольно скривил лицо и злорадно фыркнул.

— Не возмущайся, Даворус! — Госпожа Долиника строго взглянула на сына. — Будут свои дети, поймешь. С человеческой природой трудно спорить. Дети — наше продолжение, мы для них являемся Божественной рекой жизни… река жизни течет бесконечно, ее невозможно остановить.

Долиника не стала дослушивать недовольное бурчание Даворуса.

Она проворно вытащила из серебряной шкатулки, усеянной мерцающими сапфирами, старую связку ключей, бережно сунула в руки Даворусу, чуть задержала ее и мягко с тоской сказала:

— Даворус, берегите себя… будьте осторожнее. В следующий раз я вам еду принесу сама. Если что-то изменится или кто-то вас будет искать, я прибегу к вам и предупрежу. Я думаю, у деда в доме вас никто искать не станет, о нем уже все забыли.

Даворус молча кивнул матери, поцеловал на прощание, крепко сжал Надину руку, Верный зарычал.

— Т-с! — Надя прижала палец к губам и велела Верному: — Пойдем с нами. — Пес побежал за Надей, виляя хвостом.

На улице Даворус остановился и тихо предупредил:

— Будь внимательна и осторожна. Если покажу знак, — он поднес палец к губам, — стой на месте и молчи; если укажу направо, быстро бежим вправо, если укажу налево — сворачиваем налево. Темные тени всюду шныряют, проходу людям не дают, выслеживают государственных преступников.

Надя кивала, отвечать Даворосу она боялась. Каждый раз Даворус приводил ее в леденящий кровь ужас, что-то было в нем отталкивающее и холодное, особенно когда он был чем-то не доволен. Наде казалось, что его интересовало что-то другое, нечто большее, о чем он никогда не говорил вслух. Его карие глаза, всегда внимательные и цепкие, временами ей казались злыми и жестокими. Она не верила своему предчувствию и каждый раз объясняла себе, что сильно ошибается в этом человеке.

— Даворус хороший, госпожа Долиника считает его умным и порядочным человеком, — шептала себе Надя, когда ей было особенно страшно.

Выйдя из уютного, теплого дома, они сразу окунулись в нечто чужеродное, дикое, давящее, неподвластное человеческому разуму, в то, что телу несет болезненное оцепенение, а духу — смертельный ужас. На Надю насел тягостный, утомительный страх, он парализовал ее тело, в голову медленно, до боли противно вползала черная густая пустота. Надя пытливо, с усилием воли, которой почти не осталось, посмотрела на Даворуса, но не смогла произнести ни единого слова. Даворус неожиданно схватил Надю за талию и быстро затащил за угол, Верный забежал следом.

— Фу-у, успели! — буркнул Даворус себе под нос, плотно прижал указательный палец к губам, сурово посмотрел на Надю. Та стояла как вкопанная, сердце ушло в пятки и не хотело оттуда выбираться. Они успели слиться с мрачными стенами домов. Как раз в то самое время мимо пролетали два мертвеца в обтрепанных грязных платьях, от них несло протухшими яйцами. Надя заткнула нос, чтобы не чихнуть или не раскашляться.

— Смотри, окна светятся… — Мертвец пренебрежительно показал на дом Даворуса, указывая почти в то самое место, где стояли Надя, Даворус и Верный. Надя перестала дышать. Она еле заметно сделала знак Верному, умный пес разом все понял и вжался в землю.

Второй мертвец недовольно скривил разбитый череп.

— Ерунда какая-то, там женщина одинокая живет, я этот дом хорошо знаю. Сидит часами напротив печного огня, в огонь уставится и как ненормальная рыдает… Я раньше часто туда залетал, а потом надоело. Там уже давно ничего не меняется. Хочешь, слетай посмотри, а я здесь тебя подожду. — Он махнул костлявой рукой.

Мертвецы свернули за угол и больше не возвращались.

Даворус с Надей и Верным, как три невидимые тени, бесшумно пробирались сквозь мрачный город, переполненный нездешним ужасом. Сзади они услышали громогласный раскатистый бас, следом за ним послышался жуткий, пронизывающий душу хохот.

— Он так и говорит мне, — раскатывался гулкий бас. — Продай мне жизнь, я тебе все отдам, а я ему отвечаю, мол, не хочу, чтобы ты жил, и со всего маху как тресну по голове. А он мне крест протягивает золотой с камнем зеленым. Ну на кой мне твой крест нужен — хохочу. Он рухнул в грязь, как подкошенный, крест рядом с ним до сих пор валяется.

Над Даворусом, Надей, Верным вихрем пронесся пугающий дьявольский хохот, Надя даже пригнулась к земле, еще крепче сжала в руке мамину брошь.

— Твари бездушные, над крестом хохочат! А он людей от напастий защищает! — Тихо, почти неслышно бурчала себе под нос возмущенная Надя.

— Ты чего бубнишь? Тихо! Любой неверный шаг — и нам кирдык! — Резко прошептал Даворус и сжал крепче Надину руку.

Беглецы, переждав патруль очередных черных тварей, продвигались все дальше и дальше к окраине города, то вжимаясь в стены домов, то прячась в жутких опасных развалинах еще недавно величайшей красоты храмов, то на время забегая в проемы под мосты и там пережидая опасность.

— Люди нам не помощники, не надейся, — Даворус болезненно поморщился, посмотрел в темные окна домов. — Даже свет боятся включать.

Обитатели города жили в жутком, непереносимом страхе. Они боялись выходить из дома, по ночам на них находил особенный ужас, демонический, нездешний, из другого мира, он сковывал их разум и сердца ледяным дыханием. В людей входила пустота, она поедала воспоминания, за ней врывалось непереносимое отчаяние, разрывало человека изнутри, а потом его одолевал ужас, наваливалось раздражение и ненависть. Люди не находили себе места, что-то невидимое выбрасывало их из жизни, они считали себя одинокими, непонятыми.

Наконец, запыхавшись и тяжело дыша, беглецы выбрались из города. Даворус покачал головой:

— Опасно — открытое поле, но у нас нет другого выхода. Побежали! — Он обернулся к Наде. — Пригнись немного.

Надя послушно пригнулась.

Даворус бежал легко, быстро. Надя еле успевала за ним, тяжело дышала, в груди что-то давило и сжимало. Верный бежал рядом, как тень. На этот раз им повезло больше. Черные тени скучились над городом в одном месте, они громко ревели и нервно метались в разные стороны, но от места, которое их так привлекало, не отлетали, будто были прикованы к нему. Похоже, они летали над храмом богини Космелии.

— Нам нужно поторопиться, пока не хватились, — шепнул Даворус прямо в ухо Наде.

Она не могла бежать быстрее, сердце желало выпрыгнуть из груди, ей хотелось рухнуть на землю и укрыться в густой высокой траве, в висках громко стучало, будто кто-то невидимый бил по наковальне молотком прямо у нее над ухом.

— Потерпи, немного осталось, — прошептал Даворус и подмигнул ей. Таким Надя Даворуса никогда не видела, она даже на миг остановилась. — Скорей, не останавливайся.

Надя собрала последние силы.

Хмурый, неприветливый дубравник стоял молча, они влетели в него и упали на сырую землю.

Оперевшись на широкий, шершавый ствол, Надя закрыла глаза и почувствовала себя счастливой, хотя тело гудело. Неожиданно она почувствовала, как от дуба тонкой теплой струйкой в нее побежала жизнь, а потом ее окутывали мягкие, как вата, и приятные на ощупь волны. Она оживала на глазах, волны походили на мамины руки.

Из-за могучего дуба им навстречу вышли два широкоплечих высоких незнакомца, только один из них был на голову выше ростом и хромал на левую ногу.

— Даворус! Наконец-то ты пришел, мы уже заждались тебя! — Прошептал мягкий, бархатный голос хромого.

Даворус с Надей одновременно открыли глаза и подскочили от неожиданности, Надя оказалась ближе к незнакомцам, Верный заслонил ее собой, навострил уши, напрягся, ощетинил холку, но не рычал.

— Охранник, — засмеялся хромой, но как-то горько засмеялся, безрадостно.

Даворус подался навстречу и даже приобнял незнакомца. Он повернулся к Наде, показал рукой на хромого:

— Надя, это Лазурит, мой брат, он придворный Алхимик, ученый и немного маг. А это наш друг Брук. Он помог спасти Лазурита из тюрьмы.

— Приятно познакомится, я Надя. — Она протянула руку Лазуриту, тот улыбнулся ей и по-отцовски ласково пожал руку. Наде показалось, он добрый открытый человек, из шершавых горячих ладоней переливалась сила и спокойствие.

— Лазурит, мать передала тебе ключи от дедова дома, велела нам туда идти. Тебе восстановиться не мешало бы. Лучшего места нам и вправду не найти. Ну а потом, как наберешься сил, двинемся в путь.

Лазурит слушал внимательно.

— Похоже, мать права… — ответил он и глубоко вздохнул.

Отправились в путь сразу, шли вереницей, возглавляемые Даворусом, молча, с большим трудом преодолели сухой валежник. Даворус неожиданно резко остановился, попятился назад, земля расходилась на глазах, черный провал увеличивался. Он громко прошептал:

— Назад! Быстрее! Провал. Земля расходится.

Брук потянул на себя Алхимика.

— Быстрее, друг…

Даворус подхватил замершую на месте Надю.

— Побежали. Чего стоишь?

Верный завыл, прижимаясь к Наде.

— Верный, вперед! — тихо и очень взволнованно крикнула Надя.

Пес вжался ей в ногу, следовал за ней неотступно. Они немного отбежали и остановились, темный провал больше не расширялся. Но что-то опасное, молчаливое медленно выползало оттуда. Даворус, понизив голос, шептал:

— Убираемся быстрее отсюда! Это ловушка!

Лазурит кивнул, соглашаясь. Они обогнули каменные насыпи. Темный провал уже давно скрылся, но тревога не оставляла путников. Черная бездна неотвратимо входила в силу, обретала видимые очертания. Путники снова укрылись в густом дубравнике. Грозные, могучие дубы наглухо закрыли небо густой корявой кроной. Вместо мерцающих звезд на небе, среди ветвей деревьев порхали маленькие голубые огни, от них веяло древностью и спокойствием. Дышать стало намного легче, сердца путников перестали нервно трепыхаться, тоненькими ниточками среди редкой зеленой травы изредка проглядывала тропинка, она вела к дому лесника. До дома лесника оставалось совсем немного.

Верный навострил уши, вытянул шею, к чему-то принюхивался, рванул с места, скрылся за древним корявым дубом.

— Верный, ко мне! — громко прошептала Надя.

Она встревоженно посмотрела на Лазурита: бледное, почти белое лицо походило на каменное. Лазурит прислушался, показал указательным пальцем в направлении дуба, там явно что-то шевелилось или ползало, на Верного кто-то зарычал.

— Быстрее, сейчас шуму наделают.

Даворус бросился первым, следом за ним шел Лазурит, опираясь на плечо Брука. Надя бежала за ними. Из круглого небольшого лаза, ныряющего прямо в землю, рыжая большая собака вытаскивала замученную, перепачканную маленькую девочку.

— Берите… Умница! Ты спасла Марею! — Лазурит бросился к обессиленной, белокурой девочке, тоненькой, как соломинка.

Она ему улыбалась.

— Алхимик, я нашла тебя… — и закрыла глаза.

Берети, вздыбив шерсть, грозно рычала на Верного.

Конец ознакомительного фрагмента.