Транквилизатор

Дмитрий Алексеевич Варламов

Россия, как она есть. Та, что далеко за МКАДом. Здесь свои законы и порядки, принципы и философия. Ее жители — провинциалы — не лишены чести и совести, но тесные рамки возможного и манящие перспективы желаемого толкают их на разные поступки. Начавшие свою взрослую жизнь подростки испытывают удачу на благосклонность, а себя на прочность, пытаясь найти новые ответы на старые вопросы в контексте времени и места. Каждый делает свой выбор. Каждый ощутит его последствия.

Барыга

За минувшую неделю ночные показатели температур опустились еще ниже, листва в округе окрасилась пурпуром и охрой, а в воздухе стоял ни с чем несравнимый запах костров и сушняка. Осень снимала пальто в прихожей, готовясь войти. Крикливые стаи ворон кружили по округе, сколачивая компанию для долгого и опасного перелёта. Сумерки всё раньше окутывали посёлок, тянувшийся одной длинной витиеватой улицей на высокий холм, под которым серебрились заливные озёра.

Шаламов, за неимением бани, направился в летний душ, оборудованный в сарае, бодрясь от вечерней прохлады сентября, в одних трениках с ведёрком горячей воды в руках и мочалкой наперевес. За дощатым забором в глаза ему бросилась худощавая фигура, что густо дымила папиросой, и Тимофей полюбопытствовал, кто это отирается у его двора. Это был Шевчук. Он, молча пожав протянутую руку и глубоко затянувшись, продолжал смотреть на остановку железно-дорожного полотна, что пролегало в ста метрах от них. К платформе как раз прибыла вечерняя электричка.

— Ты чего тут? — недоумённо поинтересовался Шаламов.

— Барыгу видишь? — не отводя глаз от поезда, спросил тот, выпустив струю молочного дыма.

Тимофей вгляделся в редкие фигурки пассажиров в широких окнах, но ничего не понял.

— Нет.

— И я нет, а он есть, — усмехнулся Станислав.

Электричка, издав протяжной гудок, тронулась в путь, а на перроне остался смуглый под «бокс» стриженный темноволосый восемнадцатилетний парень, Евгений Казакин по кличке Казак. Он, быстро спустившись по бетонным ступеням с гравийной насыпи, подскочил к компании.

— Ну что? Ты подмылся? — вместо приветствия со смехом уточнил он у Тимофея, пожимая руку. — Или только собрался?

— Как прошло? — перебил его вопросом Шевчук.

Казак растянулся в хитрой улыбке, блеснув золотой коронкой на резце зубов, что на его загорелом лице казались белоснежными.

— Клиент доволен, — ответил он. — Товар уехал, барыши остались, — и, переведя взгляд на Шаламова, предложил: — ну, что, младшо́й, пошли в бане тебя подмоем! Получше, чем в сарае в тазике плескаться.

Тот, соблазнившись, задумался.

— Давай пива возьмём, — потирая в предвкушении руки, вставил Станислав.

— Конечно, возьмём! — ответил Евгений. — Вот младшо́й и сгоняет, — кивнул он, ощерившись, на Тимофея и всучил ему купюру. — А мы баню пока растопим.

Сумерки охотно занялись в закоулках улицы. Закупив в сельском магазине алкоголя и снеков, Тимофей проник на задний двор большого дома в центре деревни. В хлеву справа, грузно переминаясь с ноги на ногу, не громко мычала корова. Душный запах навоза доносился оттуда. Слева асбестовая труба над кровлей попыхивала грязно-сизым дымом, а в закопчённом предбаннике характерно потрескивали дрова.

— Дёшево отдали, — сетовал Казакин, закрывая дверцу топки, в которую только что подкинул свежих поленьев. — В следующий раз дороже скинем.

— Ты прилавок что ли открывать собрался? — саркастично уточнил Шевчук.

— Дают — бери, а бьют — беги.

— Вот нам по голове и дадут.

— Ну, и сливайся! — громкоголосо урезонил Евгений, принимая протянутую ему полторашку хмеля. — И пива моего не пей!

— С чего это оно твоё? — возмутился Станислав, выхватив бутылку. — Вместе замутили, вместе и выпьем!

Казакин, нагло ухмыльнувшись, откинулся к бревенчатой стене на широкой лавке, крыльями раскинув по-молодецки сильные руки. Он был коренаст и в меру атлетичен, но его манеры выдавали в нём того ещё гопника.

— Вы вообще о чём? — спросил, наконец, Шаламов.

Те молча переглянулись.

— Всё те надо знать! — закичился Евгений.

— Да ладно, — ответил Шевчук. — Тимон — свой.

— Свой, говоришь? — растянулся в улыбке тот, повернувшись к подростку. — Ну, снимай трусишки. Посмотрим, какой ты — свой.

И, оголив молочные в сравнении с тёмной спиной ягодицы, нырнул в парилку. Здесь, подкинув колодезной воды на камни, банщики расселись по лежанке.

— Чего ты там прибеднился? — ухмыльнувшись, спросил хозяин у подельника, севшего ниже.

— Мне и тут хорошо, — ответил Стас.

— Не шаришь ты! Привык в своем амбаре мерзнуть.

— Чем тебе моя баня не нравится?

— Полы у тебя холодные! — заявил Казакин. — А тут, — он указал на плинтуса, — вдоль заваленки землёй просыпали. С умом делали, не то, что у тебя!

— И кто же делал? — сыронизировал Шевчук. — Ты что ль?

— Ну, не я, — поправился тот, смочив от жара кончики торчащих ушей. — Дя́хан строил.

— Вот-вот, — кивнул Станислав. — Делали-то по уму, да не по-твоему́.

— Ты что ль плотник?

— А я и не отрицаю, дед нашу баню строил.

— Фигню ваш дед построил! — уверенно заявил Евгений. — Кто ж из шпал парилку делает? Креозотом дышите!

— Нет там никакого креозота! — вытянул Шевчук. — Два раза протопил нормально, все испарилось.

— Ага, — закичился тот, — испарилось… Эту баню, — горделиво махнул он рукой на тёмные стены, — строили, когда ещё помнили, как строить… по старинке, — значимо выделил парень.

— Ну-ну, — саркастично ощерился Станислав. — Типа, раньше и брёвна были крепче и мастера ловчее…

— А то ж нет?

— Чего ж тогда твои бравые предки бетон не лили?

Казакин завис на мгновение, а Шевчук ещё более расплылся в издевательской ухмылке.

— А потому что не надо было! — отрубил он, наконец. — Дерево — самый лучший материал, чистый, его и выбирали.

— Да ни черта они не выбирали, — раздражённо отвечал Станислав. — Что было под рукой, из того и строили. — Он, зачерпнув из кадки колодезной воды, плеснул на толстокожую бочину котла, от чего тот зашипел, как старый экспресс, насытив комнату горячим паром. — Понапридумывал себе… технологии древних русов. Что тогда, что сейчас, Женёк, лепят из того, что есть… Чем бедны, тем и родны.

Возникла пауза, воспользовавшись которой Шаламов снова спросил:

— К слову… о том, что есть… чего у вас там есть-то?

Евгений кичливо ухмыльнулся, смерив младшего хитрой миной.

— Планта́рь², короче, мы нашли, — начал он.

— Угу, — иронично кивнул Станислав, особенно выделив следующее слово, — «мы».

— Да ты! Ты! Ты нашёл! — поправился рассказчик.

— На сенокос с батей гоняли, — перебил его Шевчук, стирая влагу, набегавшую в глаза, — я его приметил. Походу, кто-то сажал в своё время, она семена кинула, но не ослабла.

— Мы её всё лето на железке³ шаби́ли⁴, — продолжил Евгений, — пару раз городских угостили, и гусь один взять захотел.

— Корабль⁵ загнали, — закончил Станислав.

— В тамбуре, пока собака⁶ стояла, — с гордостью добавил Казакин, — что бы не повязали. Это я придумал.

— Будет нужно, они тебя в этом тамбуре и скрутят, — заявил, усмехнувшись, Шевчук.

— Где?! — громкоголосо возразил Евгений. — Собака на расписании! Они её тормозить что ли будут?

— Да никого они тормозить не будут. Выйдут и на остановке примут.

— Хрен они мой за щеку примут! — даже привстал с лежанки Казакин. — Я тут всех в лицо знаю, левых срисую, палево скину. Докажи, что моё.

— Ты даже понять не успеешь. Они на это натасканные.

— Ну, и сливайся! Ссыкло! — отрезал Евгений и вышел из парилки.

Станислав, усмехнулся, подмигнув Тимофею, когда они остались вдвоём.

— Мы на вписке типу́ этому по синей писану́лись, что загоним, вот и замутили, — пояснил он откровенно. — Сказал — делай, но на поток это ставить нельзя. Дело даже не в палеве, — Шевчук брезгливо причмокнул, — па́зырная тема — барыжий движ. Одно дело угостить, и совсем другое — продавать. Не уважаю я это.

Вместе с паром в воздухе повисло молчание.

— Ну, так угощай, — улыбнулся Шаламов.

— Да, без проблем. Напомни, на обратном пути отсыплю.

— О! Вы чего там зашарились? — прокричал из-за двери Казакин. — Яйца друг другу мылите? Пойдем бухать, я у бати самогона слил! В бане пиво, что вода, толку никакого.

Гостеприимный хозяин соорудил на лавке предбанника фуршет из переспелых огурцов, в которых семян больше, чем мякоти, а шкурка жёсткая, как каблук, и томатов, брызгавших ароматным соком при каждом укусе. Гвоздём шведского стола был душный самогон, оставлявший незабываемое амбре.

— Блин, — посетовал Стас, — опять этом сэм…

— Чего ты за мой сэм хочешь сказать? — с угрозой накатил Казакин.

— Ну, во-первых, не твой, а бати твоего, — вкрутил Шевчук, усаживаясь на скамью. — А, во-вторых, я с Бородой, отцом Ленкиным, задолбался его пороть. Вот тут уже стоит, — он ткнул себя в кадык.

— А ты как думал? — усмехнулся Евгений. — Хочешь бабе засадить, надо с тестем залудить.

Он, наполнив рюмки через край, без тоста и лишних церемоний скомандовал:

— Бухаем.

Спустя пол литра креплёного, когда парилка уже начала остывать от интереса банщиков, парни докатились до темы, которая рано или поздно возникает в каждой мужской компании.

— Короче, шкуру одну пёр намедни, — хвастливо начал Евгений. — Она мне в резинку, прикиньте, косточку от вишни закинула. «Люблю, — говорит, — когда что-нибудь выпирает».

— Фига она гейша, — хохотнул Шевчук.

— Ну, типа, как клин у плуга, — продолжал рассказчик. — Я так понял, влагалище форму члена принимает, и ты порожняком гоняешь. А если есть какая-нибудь загвоздка, она, типа, как целину пашет изнутри, и тёлка балдеет. Поняли что ль?

— Ну, — переглянулись парни, пошловато ухмыльнувшись.

— Чего «ну»? На зоне, мне сиделец один затёр, шарики под кожу загоняют.

— Под какую кожу? — уточнил Станислав, округлив захмелевшие глаза.

— Под телячью! — передернул тот. — Ты чего тупишь-то? Под верхнюю кожицу на члене. Рана заживает, и получается постоянная шишечка такая.

— Нафига такие танцы с бубном? — нахмурился Шевчук. — Есть же там… презики рельефные всякие.

— Это все не то! — отмахнулся Евгений. — Они беспонто́вые, да и не всегда под рукой, а хочется прям отжарить так отжарить! Что бы когти ломала!

— Вот ты — маньяк.

— И опасно, это, наверное, — вставил Шаламов.

— Если не по уму делать, — согласился Казак. — Окатыш должен быть идеально гладким. На лагерях они его за губой месяцами для этого гоняют. Ну, у них там времени полно, а я на станке полировал. ХБ-эшку вместо шкурки натянул и прогнал с десяток раз. Зацените.

С этими словами Евгений вынул из кармана спортивок маленький матерчатый мешочек, из которого явил гостям прозрачный яйцевидный камушек неизвестного происхождения.

— Ну, чего? Замутим?

Парни опасливо переглянулись.

— Сейчас что ли?

— А чего?

Хозяин опрокинул в рот рюмку, сжавшись комком жил, сдержал накатившую тошноту, втянув носом влажный воздух, и, уняв позывы, решился:

— Короче, давайте! — Он вскочил и, держась о стены, вышел из бани в стоявший рядом гараж, вернувшись через минуту со столовой ложкой, край рукояти которой был хорошенько заточен до хирургической остроты.

— У неё и форма овальная и ширина какая нужна, — пояснил Евгений. — Ну, что? — он окинул взглядом парней. — Стасян, поможешь?

— Я — синий, я не берусь, — тут же отказал тот, взявшись разливать по стопке.

— Значит, ты будешь бить, — заявил Казакин Тимофею и, смахнув одним движением полотенце с бёдер, вывалил своё достоинство на лавку.

— Может, ну, его нафиг, Женёк, — опешил Шаламов. — По синей кровь не остановить.

— А я по трезвой очкую, — признался тот. — Если под самую кожицу ударить, крови немного будет. Давай.

Он, нещадно оттянув свой прибор по скамье, как жвачку, указал мизинцем:

— Вот сюда бей. Только сразу насквозь! А я шарик загоню.

Шевчук плеснул самогоном на член товарища:

— Для дезинфекции, — с умным видом пояснил он, — и ложку окуни.

— Щиплется, блин! — зашипел Евгений.

— Тебе подуть что ли?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Плантарь — сленг. плантация

3

Железка — рег. сленг. железная дорога, в данном случае подразумевается, как место работы.

4

Шабить — сленг. курить

5

Корабль — сленг. спичечный коробок

6

Собака — сленг. электричка