Тайное общество

Дмитрий Дартт, 2020

Оказавшись в реанимации, герой повествования переносится в свое детство, получив шанс исправить ошибки и изменить судьбу. Но что-то пошло не так, и вместо этого он вовлекается в противостояние тайных обществ, ведущих непримиримую борьбу за древние знания, технологии и артефакты.

Глава VI

Суббота не заставила себя долго ждать и наступила на следующий день. А день выдался для последних чисел сентября необычайно теплым и солнечным. Видимо началось бабье лето. Я шел к Машкиному дому через центральную улицу, где было многолюдно. В выходные дни в городе по-особенному много людей толпилось на центральной улице, но больше всего люди толпились в районе базара и автостанции. Это связано с тем, что в выходные и праздничные дни почти все сельские жители откладывали в сторону все хлопоты по хозяйству и устремлялись в районный центр за покупками. Устраивали самый настоящий шопинг, хотя в то время такого термина никто еще не знал. Многие же наоборот, приезжали в город исключительно с коммерческой целью, то есть для того, чтобы реализовать в продажу излишки своего подсобного хозяйства. Некоторые умудрялись успешно совмещать коммерческую деятельность с последующим транжирством.

Около Машкиного дома я встретил странного-престранного персонажа. Это был мужчина неопределенного возраста с нестандартным внешним видом, особенно для первой половины 80-х годов. Тип криминальной наружности, гладко выбритый, но лохматый и не расчесанный. Черные как смоль волосы торчали в разные стороны из-под бейсболки, которая была явно меньшего размера, чем голова. Глаза с прищуром, крупный нос и массивная челюсть, придавали этому типу некую брутальность. Однако его вид был изрядно подпорчен засаленным, коричневым пиджаком, который, скорее всего, раньше был частью костюма. А из-под пиджака проглядывала синяя майка, ну или футболка с иностранной надписью на уровне груди. Надпись я не разобрал. В общем по современным меркам натуральный БОМЖ, хоть и гладко выбритый, но…. На его ногах были черные, начищенные до зеркального блеска, хромовые сапоги. Казалось, что если посмотреть в голенища, то можно увидеть свое отражение. Сапоги и бейсболка, больше всего привлекали к себе внимание в этом странном гражданине. И не сколько сапоги, а сколько, плохо сочетаемая с пиджаком, бейсболка, которая к тому же была одним из тех головных уборов, что не часто встречались на головах советских граждан, если, конечно, они не занимались спортом. Да и заграничное название этой кепки с большим козырьком и высокой тульей пришло в повседневный лексикон граждан с окончанием холодной войны, когда всякие американизмы и англицизмы, такие как, например, бизнес, шоппинг, менеджер и секьюрити, стали входить в моду.

Отходя от дома, он оглянулся и посмотрел, как мне показалось на окна второго этажа, как раз на те окна, где располагалась Машкина квартира. Затем, откуда-то из недр пиджака достал карманные часы, посмотрел в них и, хлопнув крышкой, деловито убрал обратно. Проходя мимо, он даже не взглянул на меня и полностью проигнорировал моё появление. Этот хмырь явно подходил на роль киношного героя криминального детектива Советского времени.

Я зашел за кусты и некоторое время наблюдал за этим хмырем, пока он не растворился среди людей на центральной улице.

Дом, в котором жила Машка, стоял немного в стороне от центра. Это было, обособленное двухэтажное здание, построенное в середине 19-го века, внутренним фасадом вплотную примыкающее к другому дому, который относился уже к другой улице и имел три этажа. Такие дома как сиамские близнецы, приросшие друг к другу спинами, были повсюду. Но этот имел более изысканную архитектуру, а по высоте с учетом массивной крыши и небольшой башенки со шпилем, был ненамного меньше пятиэтажной хрущёвки. Поговаривали, что раньше в этом доме жил богатый польский врач. И таких домов в городе было не мало, так как от Австро-Венгерской империи западной Украине осталось богатое архитектурное наследство.

В доме располагалось четыре квартиры. В одну из них вход был прямо с улицы, в остальные квартиры можно было попасть, через подъезд. Потолок в подъезде был наполовину стеклянным и через него можно было наблюдать за голубятней, которая размещалась на чердаке под крышей. А голубей было много. Очевидно, кто-то из жильцов увлекался их разведением.

После того, как встреченный мною, подозрительный тип растворился на центральной улице, я вышел из кустов и побежал к подъезду. Квартиру в этом доме получил Машкин дед еще в годы своей службы. До отставки он был высокопоставленным военным начальником, но какую именно он занимал должность, я не знал. А когда я позвонил в дверь, то был почему-то уверен на все сто процентов, что на пороге меня встретит именно Машкин дед, и никто другой.

Дверь открыла она, Маша. В тот момент я был в этом уверен, хоть и не помнил ее лица. Где-то в глубине сознания сохранился только расплывчатый ее образ и не более того. Если бы я, случайно встретил Машку где-то на улице, то скорее всего прошёл бы мимо. Я бы ни за что ее не узнал. Но сейчас я был уверен, что это она и с этой уверенностью пришло облегчение и понимание того, что худшее еще не случилось.

— Привет! — это все, что я смог выдавить из себя остолбенев от неожиданности.

— Привет! — улыбнулась она в ответ.

Оказалось, что они приехали еще вчера вечером, и все мои волнения, ровно, как и переживания, были напрасными. Мой дурацкий план с поездкой в их город обернулся бы полным провалом. Но, к счастью, этого не случилось и теперь нужно было придумывать новый план.

****

Странный тип, которого я встретил на подходе к Машкиному дому, не спеша дошел до гастронома, где купил буханку хлеба, две бутылки кефира и два небольших колечка ливерной колбасы.

А еще его взгляд упал на сложенных горкой общипанных, и от этого, казавшихся особенно тощими, кур. В народе, этих кур, продававшихся в гастрономах города, за их худой и синюшный вид, прозвали спортсменами. Куры-спортсмены были в продаже почти всегда, так как у настоящих хозяек, предпочитающих покупать птицу на рынке у частников, популярностью не пользовались.

Подумав немного, мужчина жестом показал, чтобы ему взвесили и завернули одну курицу-спортсменку. Вся покупка благополучно уместилась в авоське, ловко извлеченной из кармана брюк. Постояв немного и почесав указательным пальцем нос, видимо размышляя о том, все ли он купил, мужчина достал из внутреннего кармана пиджака десятирублёвую купюру и протянул ее продавщице.

После того как с продавцом был произведен полный расчет, а покупки аккуратно сложены в авоську, бомжеватый покупатель, приподняв бейсболку, галантно поклонился и вышел на улицу. Затем он проследовал, в расположенный недалеко от гастронома, сквер, что был разбит у памятника Ленину. Кстати, это был один из первых памятников вождю социалистической революции, сброшенных с постаментов еще осенью 1989 года, еще до того, как распался Советский Союз. Это происходило при огромном, по местным меркам, скоплении людей. Естественно, такое мероприятие не прошло без предварительной пламенной речи одного из предводителей районных националистов и, последующего мордобития, не согласных с новыми веяниями, обещающими уже в ближайшем будущем «великие» перемены. Видимо из-за этого инцидента с несогласными и дабы избежать ненужного кровопролития, танк Т-34 с постамента убирали ночью, в тайне, от общественности. В это же время, для ускорения наступления «великих» перемен, каждое воскресенье в городе устраивались националистические митинги, демонстрации и шествия. В лесах открылись бандеровские схроны, а на заборах все чаще стали появляться надписи, с националистическими призывами. Вскоре, в адрес русскоговорящего населения, от друзей, коллег по работе и просто случайных знакомых, когда в шутку, а когда и всерьез, стали нередко отпускаться недвусмысленные намеки о том, что настала пора избавляться от москалей. Где-нибудь на школьном дворе можно было запросто услышать детский насмешливый призыв, что-то вроде: «Хлопци, то москаль, быйты його!». В большинстве своем, всем этим насмешкам и уколам на национальной почве, обычно придавался безобидный статус или же как дань моде, дескать нынче очень модно подшучивать над москалями. А когда все же эти «великие» перемены наступили, то вдруг стали повсеместно закрываться фабрики, заводы и другие предприятия. Начались лихие и голодные 90-е, сыгравшие злую шутку с ярыми украинскими националистами, отправив их на заработки никуда ни будь, а прямо к москалям в Москву. Но пока, окруженный цветочными клумбами, Ленин стоял на своем месте, даже не подозревая о том, что завершение эпохи, созданного им общественно-политического строя, близится уже к концу.

Конец ознакомительного фрагмента.